В первый разъезд мы выехали уменьшенным составом. Алесания отец оставил для организационной работы в лагере. Это было больше похоже на то, как будто его оставили на перевоспитание. В итоге мы выехали «детским» составом: Иксуня, Консанс, Сигурн, Самата, Сигура, дочери сударя Агрумения Иссина и Ранина, а также двое стражников. Стражников звали Ирах и Струня. Отец прилюдно заметил, что их главная задача — притащить обратно мою задницу в целости и не давать мне прыгать в пасть разным чудовищам. Шутку оценили даже присутствовавшие при сборах кочевники.
Серен и Визго провожали нас с такими испуганными лицами, что даже мне стало тоскливо. Чтобы подбодрить их, я поднял вверх палец. Они неуверенно помахали в ответ.
Генерал Дорти ага Симеони оказался длинноусым весёлым шутником. Он поставил нам такую задачу, про которую ещё месяц назад я бы подумал, что это путешествие на край света. Мы должны были пройти двести вёрст на восток, потом столько же на юг и только потом повернуть обратно на запад и на север. Видя, как мы загрустили, дядька решил нас подбодрить:
— Веселее, мальчики и девочки. Двести вёрст можно проехать за одни сутки. За два дня дойдёте до крайней точки, день залечить разбитую жопу, и ещё два дня до дома. Жду вас через шесть дней. Вперёд, вам есть, что делать.
За первый выезд мы не нашли никого, кроме одного совершенно дикого племени кочевников. Мы не могли понять ни одного их слова, они не могли понять нас. Их инструменты вызвали у нас тяжёлую грусть — ножи из кости, топоры из камня. Много женщин, мало мужчин. Отпустили их без всякого вреда. Они не смогли бы стать угрозой при всём их желании.
По возвращении отдохнуть не получилось, так как Серен принёс восхитительную новость. Он подсмотрел, как соседние благородные играют в игру типа шашек, но не шашки. В шашках все фигуры одинаковые, а тут фигуры отличались. Были короли, главнокомандующие, офицеры и кавалерия. Даже гуляй-город был. И солдаты, конечно. Игру называли «шахматы».
Серен узнал правила, и мы попробовали играть в игру. Игра оказалась намного более длительной и затягивающей. К вечеру первого дня я вспомнил нашу старую детскую забаву и предложил:
— А почему бы нам не нарисовать карты и не сделать шахматный вариант «Наступления драконов»?
В детстве мы играли шашками в штурм замка на самодельной рисованной карте. Там были рвы, мостки и прочие узости. Со временем мы переделали эту идею в набор карт, надо было пройти карты до конца, кто первым выигрывал все карты и доходил до конца — считалось, что он побеждал владыку драконов. Вместо драконов использовалось несколько «дамок» с набором обычных шашек, на каждой карте набор был разный. Играли вдвоём, за драконов играл соперник. Нам эта забава быстро надоела, так как шашки были одинаковые, а мы всё время забывали, кто сколько карт прошёл. Здесь же вариантов было намного больше…
Серен идею горячо одобрил. Я поручил ему нарисовать карты, пока мы будем в следующем выезде. Затея закончилась тем, что пришёл папочка и настучал нам по ушам, мне за то, что не отдыхаю после отбоя, а Серену за то, что котёл не мыт.
Второй выезд был намного результативнее, мы подстрелили одну косулю и десять кроликов. На этот раз мы взяли с собой переводчика от кочевников, который трясся всю дорогу от страха. Но из противников мы не встретили никого, так что его страхи оказались напрасными.
Проверив карты, нарисованные Сереном для игры в драконов, я обнаружил, что в ряде случаев офицеры и кавалерия даже теоретически не смогут пройти из конца в конец карты. Слишком узкие проходы. Пришлось перерисовывать.
Попробовав игру, мы сразу поняли, что забываем правила для каждой карты. Пришлось написать небольшую книжечку — сборник правил и количества фигур для каждой отдельной карты.
Третья разведка была наиболее результативной. Мы значительно улучшили охотничьи умения и настреляли кучу дичи, что позволило почти не притрагиваться к запасам продовольствия. Ещё отец всё-таки послал с нами Алесания и даже назначил его главой отряда. При возвращении мы столкнулись с таким же разведывательным разъездом кочевников. Они погнались за ними, мы не приняли боя и ушли. Стоило ежедневно тренироваться с детства, чтобы в боевом столкновении просто удрать! Понятно, что у нашего «детского патруля» был приказ не ввязываться ни в какие схватки, и Алесаний выполнил его. Но те, кто гнались за нами, проигрывали нам в боевых качествах, на мой взгляд, втрое, хотя их и было вдвое больше.
Впрочем, маленький момент для гордости был. Ушли мы от них довольно легко. Всё-таки наши кони намного лучше. И крупнее, и быстрее.
Через день после встречи с разведкой кочевников нас догнала жрица богини Васты. Я как раз заканчивал жарить кроликов, когда из темноты показался крупный вороной конь и женский голос требовательным тоном спросил, являемся ли мы воинами Государя империи Иделия. На нашем языке спросил, не на языке кочевников. Братья и сёстры, валявшиеся кто где седло под голову глаза в звёзды, подскочили и схватили оружие. Никто не слышал, как подъехала эта дама, а уж слух и внимание у нас у всех последнее время на уровне психического заболевания, треснувшую ветку за версту слышим. Даже Така, устав после целого дня бега, не почувствовала чужака. Мало того, она ещё и хвостом вильнула, как своей.
Я выронил кроликов в костёр и вежливо ответил, что да, мы служим Государю. При этом я почти успел достать меч.
— Это очень хорошо. Я давно вас искала. У меня есть важные сведения для вашего командующего, — с огромного коня спрыгнула совсем маленькая девушка. Одета она была очень своеобразно: босиком, поверх рваного и грязного платья яркая красная жилетка, на голове чудная белая треугольная шапочка с треугольными же отворотами. Начнись дождь, за эти отвороты столько воды натечёт…
Я вытащил кроликов из углей, отряхнул и попытался сказать как можно более милым тоном:
— В таком случае вы очень вовремя. Добро пожаловать к столу.
Братья, сёстры и стражники подтянулись к огоньку и недобро уставились на пришелицу. Та как ни в чём ни бывало уселась на бревно у костра и протянула руку. Я раздал всем по мытому листу лопуха вместо салфетки и по тушке, кому кролика, кому птицы (родня сегодня погорячилась и набила дичи намного больше, чем нам было нужно).
— Мясо без трав вызовет плохое пищеварение, — заявила девушка, дуя на тушку кролика.
— Можешь съесть вместе с лопухом, — предложил Консанс.
— Не стоит держать руки на мечах. Я жрица богини Васты. Вы вряд ли про неё слышали, поэтому рассказываю подробно. Моя госпожа — богиня чистоты, целомудрия и защиты семейного очага. Ещё она покровительница женщин и женского здоровья. Нас с детства учат лечить людей, в первую очередь женщин. Иногда мы можем даже исцелять, но эти способности пропадают, если мы займёмся любовью как при зачатии детей. Поэтому нам запрещена любовь и зачатие. Так что парни, если кто задумал прелюбодеяние, то обломитесь. До недавнего времени ни один из самых злых кочевников самых злых племён не посмел бы тронуть жрицу Васты, так как его порвали бы собственные женщины. Мы были желанными гостями в любом племени и в любом стойбище. Жриц не убивали и не насиловали даже во время самых ожесточённых войн между кланами.
— Что-то изменилось? — подсказал Консанс.
— Этот злодей, новый верховный вождь… Он пришёл к власти за счёт поддержки жрецов Чернобога, которые поклоняются мучительству и жестокости. Они убивают просто для того, чтобы убивать. Их бог любит убийства, особенно когда убивают для забавы, убивают слабого просто потому, что могут. Под давлением жрецов Чернобога наши святилища и учебные центры были уничтожены. Возможно, я единственная уцелевшая жрица. Поэтому я хочу просить защиты у вашего Государя. Та система, то государство, которое возникает у кочевников — это антикультура, она должна быть уничтожена как для блага ваших людей, так и для блага всех людей Поля.
— Ты знаешь слово «антикультура» на нашем языке? Даже я его впервые услышал только от тебя, — удивился я.
— Я ещё много каких слов знаю, которые вашей примитивной цивилизации не известны. Например, «феодализм», «борьбы торговцев за корпоративную власть», «допустимый уровень коррупции»…
— Есть только один Бог. Это Бог из огня, как он явил нам себя, — прервал жрицу Алесаний.
— Ничуть не спорю. Это верховный бог. Но до того, как он явил нам себя, люди называли разные типовые явления именами и привязывали их к образу того или иного бога. Забудете имена этих богов — разучитесь понимать и суть явлений. И потом, почему ты считаешь, что верховный Бог не мог назначить слуг, ответственных за определённое направление, например, за женское здоровье? Вот такую слугу Бога мы и зовём госпожой Вастой. Ваши люди, кстати, пошли по этому же пути, только вместо точных древних имён теперь молятся о том или ином деле разным богоугодным праведникам.
— Бог един и нет никаких других богов, — уже не так уверенно сказал Алесаний.
— Я говорила о слугах, а не о том, что Васта равна верховному богу. Вот из-за этого тупого непонимания ваших церковников мы и жили на пространствах Дикого Поля, а ваша цивилизация деградировала до того, что вы даже со вшами разучились бороться. Вы вон сейчас все во вшах и руки изъедены чесоткой. Одно из моих дел — наладить чистоту в вашем войске, пока вы от чумы и отравлений не перемёрли.
— Мы прекрасно умеем бороться со вшами. Сходить в баню, попариться, прогладить одежду утюжками — и не будет никаких паразитов. В походе просто не до бани…
— С паразитами можно не только баней бороться, — усмехнулась жрица.
Что-то она слишком гладко говорит. Скорее всего, она лазутчица кочевников.
— Есть ещё одно дело. Мне нужен будет господин, кто-то из вас.
— Чего? Ты вроде говорила, что тебе запрещена связь с мужчинами?
— Поэтому мне нужен господин, а не мужчина.
— И ты думаешь, что кто-то из парней удержится, если у тебя всё при себе так, что выпирает настолько, что невозможно не заметить? — Алесаний несколько грубовато озвучил очевидную проблему, но её невозможно было не озвучить. Девушка действительно была очень красивой и всё было при ней в превосходной степени. Даже характерные для кочевников глаза дужкой вверх её не портили, а вносили свою долю очарования.
— Именно поэтому мне и нужен господин. А удовлетворять мужское желание я умею тысячью разных способов, не беременея при этом.
— Это как? Я знаю только один способ, — удивился Алесаний.
— Как будто родители не подкладывают вам с детства девчонок, которые умеют удовлетворять, не беременея, чтобы ваше драгоценное семя благородных не создавало полукровок, — хихикнула жрица.
— Ты очень много про нас знаешь, — наконец-то насторожился Алесаний.
— Про вас и ещё про пять разных цивилизаций, про которые вы даже не слышали. И подробности жизни, и языки, и способы подкупа, и уязвимые точки в политической организации. Меня хорошо учили с детства, и не только лечить женщин. Пять языков свободно и ещё три болтовни.
— Скажи мне твое имя, продажная женщина, дочь свиньи, — сказал Алесаний на языке северного королевства, еле выговаривая гортанные звуки северного народа.
— Сам свинопас. Моё благородное имя Вастарабыня шесть миллионов двести пятая, — гордо ответила жрица на том же языке.
Алесаний кивнул:
— Мы будем звать тебя Вастараба. Сколько тебе лет?
— Семнадцать. Я не закончила обучение, а так бы ещё три языка знала.
— Бери в господина Полисания. Он у нас тоже умник, любит колодцы налаживать. Пуся, сегодня она спит с тобой, и завтра дальше двадцати шагов её не отпускай, — решил Алесаний.
Жрица встала и поклонилась мне:
— Приветствую тебя, мой новый господин. Пожалуйста, защищай меня и позаботься обо мне. Обязуюсь быть верной до тех пор, пока ваш главный не решит освободить меня от этой клятвы, если решит.
Проклятие, я чуть не описался от такого поворота.
После ужина братья, сёстры и стражники разбрелись кто куда, не забывая косить глазом на пришелицу. Вастараба расседлала своё чудовище, растёрла его травой и подсела ко мне:
— А ты правда любишь колодцы устраивать?
— Да. В старой книжке прочитал, что большая часть войска на любой войне гибнет не от оружия противника, а от болезней, в основном от плохой воды. Мы когда в лагерь приехали, так колодцы никудышные были, неглубокие, а многие вообще из реки пили. В туалет ходили кто куда, стоки от этого в колодцы стекали. Мы немного эту ситуацию исправили.
— Ты любишь книги читать? Редкое занятие для благородных.
— А я и не совсем благородный. У всех моих родных есть способности, а у меня нет.
— Тяжёлое у тебя детство, наверное, было. Кстати, если речную воду долго кипятить, то можно и речную пить, — заметила жрица.
— Так они не кипятят. В лучшем случае самогоном разбавляют.
— Хороший способ выморить войско, — кивнула жрица.
Я указал на место рядом с собой и выделил девушке немного сена, собранного до наступления темноты:
— Ложись рядом, отдыхай. Нам завтра долго ехать.
— Ага. Обязательно. Только сначала мне нужно изучить молодого господина и получить немного твоей мужской силы.
Я испугался:
— Чего?
— Не бойся. Раздевайся. Совсем.
Первым делом Вастараба простучала всё моё тело, помассировала какие-то органы в животе и явно осталась довольна собой. Затем скомандовала перевернуться на живот и начала простукивать позвоночник. В некоторых местах она на него нажимала очень сильно. Потом она начала оттягивать мои плечи назад. Иногда было больно, но после этого почему-то стало намного легче, как будто тяжкий груз свалился с плеч.
— Как же у вас много окаменевших зажимов! Больше не горбись, иначе энергия из позвоночника до головы не доходит, — выдохнула наконец жрица и скомандовала лечь на спину. После чего принялась обрабатывать мой мужской орган самым ласковым и нежным образом. Я попытался отвести её руку:
— У меня есть девушка для таких утех.
— Пожалуйста, дай мне мужскую силу. Девушки здесь нет, а я есть, и мне это надо. Тебе будет приятно, а я впитаю твою силу и завтра использую её для исцелений. Завтра надо будет произвести большое впечатление на начальство…
— А что, из нас выходит мужская сила?
— Конечно, из мужчин мужская, из женщин женская. В нормальном варианте при любви мужчина и женщина обмениваются силами. Женщина получает активную мужскую и потом поэтому долго не может заснуть. Это даёт женщине силы двигаться и быть активной в следующие дни. Мужчина получает женскую расслабляющую силу и поэтому становится спокойным, в следующие дни не мучается разрывающими противоречивыми желаниями. И засыпает после любви. Мы учим женщин, что не стоит обижаться на мужчин, если они засыпают сразу после случки. Это потому, что они получили женскую силу. Ты извини, сейчас женскую силу я тебе не дам, она мне нужна назавтра. Зато после исцелений получишь вдвое больше.
— А что, это большая сила?
— Очень большая. Без неё исцелить можно разве что порез на пальце, а с ней можно исцелить большие трещины в кишечнике или даже восстановить печень, или другой орган. Иногда Богиня даёт свою силу, если помолиться, но очень редко и только очень важным людям. Но с силой Богини можно восстановить почти умершего человека.
— Ведьма ты, а не жрица.
— Это не магия, это знание. Просто заметили со временем, что это работает. Поэтому очень жалко, если это знание пропадёт. Буду просить у вашего Государя разрешения создать школу целительниц…
— Наши церковники тебе не дадут.
— А я с ними спорить не буду. Иногда Богиня приходит и исцеляет тогда, когда молились вашему Богу-из-Огня. На небесах куда больше взаимопонимания, чем у людей. Так что буду учить ваших целительниц молиться вашему Богу.
Когда из меня полилось семя, Вастараба не смогла сдержаться, глаза у неё закатились, она тяжело задышала и начала двигать тазом взад — вперёд. Та ещё горячая штучка. Через несколько минут она отдышалась и сказала:
— А ты силён. Я поглотила столько силы, что смогу даже рак лечить.
— А что такое рак?
— Тебе лучше не знать.
На следующий день мы до лагеря не доехали. Немного заблудились, обходя глубокий овраг, нам не хватило нескольких часов. Васараба опять гладила меня до изливания семени. Сказала, что энергия переполняет её и что если завтра мы не доедем до лагеря, то мне придётся гладить её, иначе она заболеет. Но мы доехали.
При въезде в лагерь Вастараба сказала, что должна ехать на полкорпуса сзади меня, что для кочевников это кое-что значит. Я согласился, но сказал стражникам следовать за нами. Если она вздумает улизнуть, то будет, кому остановить.
Первым делом мы проехали в укрепление кочевников, оно же наша фамильная база. Отец послал гонца к Государю и главнокомандующему, попросил приёма. Мы пока наскоро перекусили.
Было забавно смотреть, как кочевники отреагировали на прибытие жрицы. Мужчины улыбались и кланялись. Женщины, увидев её, бежали следом и спрашивали, когда она сможет их принять. Большинство женщин, всех стариков и детей уже давно отправили за реку, в горелую деревню, здесь остались только те, которые обеспечивали хозяйство или готовились сражаться. И все они бежали за жрицей к нашему дому!
Даже вождь кочевников пришёл посмотреть на причину шума, а когда увидел жрицу, то разулыбался и принялся кланяться и благодарить за то, что она посетила их лагерь. Потом вождь Артаксал отозвал меня в сторонку и отдельно поблагодарил за то, что я взял жрицу и стал её господином, сказал, что это очень тяжёлая и почётная работа. Меня эта благодарность изумила.
Вастараба наклонялась с коня к каждой женщине, ласково гладила и говорила, что вернётся очень скоро, сразу после доклада начальству. Похоже, она не врала, когда говорила про авторитет жриц Васты.
Вскоре прибыл гонец из ставки, сказал, что всё начальство собирается и нас требуют к Государю.
В ставке Алесаний кратко доложил о маршруте патрулирования, о стычке с разъездом противника и о встрече с дамой, именующей себя жрицей Васты. Никто про жриц ничего не знал, поэтому дальше пришлось докладывать мне. Я кратко рассказал о культе богини, о том, что жрица считает богиню слугой Бога. Сказал, что жрицы могут не только лечить, но и исцелять, и что у кочевников они пользуются очень большим почтением, что мы наблюдали лично в нашем лагере.
Начальник разведки спросил у жрицы, что она знает о войсках противника. И тут Вастарабу прорвало. Она рассказала не только об истории уничтожения её культа, но и о политическом устройстве нарождающегося государства кочевников, о его слабостях и точках нестойкости к подкупу. Потом описала наступающее войско так, будто была его главнокомандующим — силы, порядок движения колонн, способности к строительству переправ и изготовлению военных машин. Начальник разведки только успевал записывать.
Когда Вастараба замолчала, Государь посмотрел на неё долгим пронзающим взглядом и сказал:
— А ведь у тебя есть способности.
— Да, господин. Я могу видеть человека насквозь, могу видеть все его болезни. Других девочек в жрицы Вастарабы не принимают. Ещё я могу плеваться ядом.
— Немедленно опусти голову! Ядовитым положено говорить с начальством, опустив голову! — рявкнул отец, а стража Государя молниеносно закрыла его большими щитами.
— Простите, я не знала, — сказала жрица, опуская голову.
— Благодарю вас, барон. Думаю, это излишне. Если бы она хотела, она уже давно убила бы нас, — медленно проговорил Государь. Потом выждал паузу и добавил:
— В нашем мире люди с твоими способностями считались бы благородными. По всем правилам я должен предоставить тебе землю и людей для кормления и принять в число благородных людей государства. Правда, при этом у тебя появилась бы обязанность выйти замуж и родить благородных детей. Естественно, после того, как ты присягнёшь мне на верность. Тебя такое привлекает?
— Если я займусь любовью, то потеряю способность к целительству. Такое возможно, но только через десять — двадцать лет. А до тех пор я хотела бы остаться в прежнем качестве, лечить людей и готовить новых целителей. Прошу у Вас разрешения открыть школу целителей и собирать для неё подходящих девочек. Как правило, просвечивающее зрение имеют все девочки, способные вырабатывать яд.
— Просвечивающее зрение? А почему мы про него не слышали? — удивился Государь.
— Да. Такие люди видят органы насквозь. А почему они об этом не говорят? Возможно, потому, что считают, что все остальные видят так же. Или потому, что по правилам должны всегда ходить с опущенной головой. У некоторых такие способности появляются только после того, как их попросят заглянуть внутрь человека.
— Будет интересно проверить твои способности на главнокомандующем. Чем он болеет? — спросил Государь, показывая на генерала Дрога ага Раголини.
— С вашего позволения, я бы сначала исцелила вас. У вас очень больная печень, почти не работает поджелудочная и смещены позвонки, из-за чего у вас должны быть сильные боли в спине и сильнейшие неприятные ощущения в животе после потребления мяса. Если не исцелить, вам осталось три — четыре года. И не стоит принимать лекарства на основе ртути, которыми вас кормят. Они не дают ничего полезного, но зато являются сильнейшей отравой. Ваш лекарь не хотел вас отравить, он просто не понимает, что происходит.
— Это похоже на правду. Но сначала всё-таки поработай с главнокомандующим, — попросил Государь.
Вастараба повернулась к генералу.
— Долгий геморрой перешёл в рак кишки, плюс ещё верхнее воспаление лёгких. Вы всё время кашляете и кровь из заднего прохода?
— Она права, — неохотно признал генерал и откашлялся.
— Почему вы мне не говорили? — возмутился Государь.
— Не считал возможным беспокоить ваше величество каким-то геморроем, а про рак я не знал. А кашель… думал, это просто кашель. Приходит и уходит.
— Можешь исцелить? — спросил Государь, показывая на главнокомандующего.
— Только воспаление лёгких. Рак — это уже от Бога. Его время закончится через год.
— Исцели хотя бы воспаление, мне нужен генерал, способный держаться в седле…
Вастараба потребовала от генерала обнажить грудь, а затем начала сильно бить по груди кулачками. Настолько сильно, что бедный дед не мог дышать, а из уголка рта потекла слюна. Охрана было дёрнулась на помощь командующему, но Государь остановил их взмахом руки. Через минуту экзекуции жрица удовлетворилась результатом и предупредила:
— Ближайшие двое суток ему лучше лежать. Он будет много откашливать, с кровью, но потом всё пройдёт. Ещё я хотела бы поговорить про борьбу с паразитами и про чистоту в лагере. Это уменьшит потери в армии от болезней в десять раз.
— Будем надеяться, что так и будет. Трое суток из лагеря не пытайся выезжать. Про школу целительниц подумаем. Про чистоту поговори с командующим, когда он сможет вставать. А пока расскажи мне, как много людей со способностями среди кочевников?
— Как у ваших благородных? Очень мало, почти нет. Существуют некоторые люди с выдающимися качествами — очень сильные или способные очень точно стрелять из лука, но это обычная для людей изменчивость. Кто-то больше, кто-то ниже. Даже девочек со сквозным зрением как у меня очень тяжело найти, единицами считают.
— Ладно, благодарю вас за разведку и такую ценную находку. И оденьте её как можно лучше, — эти слова Государя относились уже к нашему отцу.
Отец поклонился, мы вслед за ним.
Государь кивнул и отпустил нас мановением руки.
Вастараба устала настолько, что шаталась на ходу. Из шатра её пришлось почти выносить. На коня она тоже не смогла забраться, и братья её погрузили ко мне на седло, по-дамски. Не ожидал, что она потеряет столько сил от одного исцеления. Ва приникла ко мне и обняла, якобы чтобы не упасть. Та ещё актриса.
Но стоило нам приехать «домой», стоило жрице увидеть очередь страждущих, как она тут же ожила и заявила, что будет консультировать, не сходя с коня. Опираясь на меня, Вастараба смотрела на подходящих людей и с ходу называла диагноз. Некоторым она просто говорила, что с ними происходит, некоторым называла диагноз и советовала лечение, а в тяжёлых случаях говорила приходить на осмотр и лечение назавтра.
Добрый час мне пришлось торчать в седле и работать креслом для этой трудоголички. Но что вызывало уважение, так это её стремление помочь всем, кому только можно. Только поговорив с последним человеком в очереди, жрица позволила себе сползти с седла и быть отнесённой в дом. Еду ей пришлось носить в постель. Мне пришлось. Кажется, я начинаю понимать, почему вождь назвал работу господина жрицы тяжёлой.
Вастараба потребовала, чтобы на ночь нас устроили спать вместе. Старшие поулыбались, но выделили нам закуток за шторкой. Не успел я устроиться на ночь, как Вастараба заявила, что теперь её необходимо довести до оргазма, до такого состояния, чтобы она полностью пропотела, иначе переполняющая её женская энергия разорвёт сознание пополам. И уснула. Я попытался отнестись к словам «разорвёт пополам» серьёзно и начал гладить девушку, но легче было разбудить чувства в деревянном полене. Мне спать хотелось ничуть не меньше, и я с облечением уснул. Ближе к рассвету Вастараба вспомнила, что дело не сделано, и принялась терзать меня за мужской орган. Я спросонья забыл, что теперь у меня есть походная отрада, решил, что мы ещё в выезде и что это напали волки. Чуть не прирезал бедную. Когда недоразумение разрешилась, таки пришлось её гладить и целовать в разные части тела. Как же её било от любовного исступления! И ещё она не могла жить, не держа мой мужской орган плотной хваткой. Но после этого дела я действительно отключился. Вастараба тоже отключилась, не снимая руки с любимой игрушки. Не скрою, засыпать, держа в объятиях девушку, которой можно доверить оставлять руку на ночь на мужском органе, было приятно. Моя Аруня не была такой горячей, она честно выполняла всё, что положено, но чувствовалось, что больше всего ей хочется поскорее уйти.
После тяжёлой разведки нам дали поспать подольше. Не успели мы закончить завтрак, как перед домом нарисовался главнокомандующий. Он больше не кашлял и горел желанием обсудить со жрицей мероприятия по снижению количества заболеваний. Оказывается, мы теряли по двадцать — сорок человек в день только от отравлений. Пришлось доедать завтрак, уступив свое место за столом командующему и его порученцу — секретарю. Для освобождения второго места согнали Сигуру.
Между делом жрица потребовала себе отдельный дом или шатёр для медицинских целей, а также много спирта или вина для обработки ран. Генерал обсудил эту проблему с отцом, решили поставить шатёр у нас во дворе, из отцовских запасов. Спирт генерал обещал прислать.
Пока Вастараба рассказывала командующему, как кипятить воду и какие травы и припасы надо заготовить для борьбы с насекомыми и наиболее частыми болезнями, я вышел подышать воздухом.
Лучше бы не выходил. От нашего порога тянулась длиннющая очередь, было такое ощущение, что в неё выстроились все кочевники. Они стояли тихо, терпеливо и, похоже, очень давно. Мне захотелось сказать им что-нибудь ободряющее, и я сказал, что сейчас поставим для жрицы отдельный шатёр. По очереди понеслось: «Шатёр ставят, знать скоро принимать будет». Проклятие! Пришлось самому идти и выполнять обещание. Братья, которым тоже хотелось улизнуть из поля зрения начальства, охотно вызвались помогать мне в этом деле. Не успели мы закончить, как появилась жрица и потребовала себе стол для операций, а также много кипячёной воды. Пришлось городить ей стол из неприкосновенного запаса досок. Воду ей пообещали обеспечить кочевники.
Только после этих трудов появилась возможность найти местечко покомфортнее и, прислонясь к брёвнам дома, дать отдых телу. Рядом устроились все братья и сёстры. Пришли дети вассалов, уселись рядом. Никто ничего не говорил, все наслаждались ощущением утихания сладкой ломоты в мышцах. Ломота, ставшая такой привычной за время разведки, постепенно уходила…
— Если кто заговорит о военных планах — прибью, — пообещал Алесаний.
— Точно! Правильно! Да! — откликнулись все присутствующие.
Через некоторое время Алесаний сам нарушил молчание:
— Пуся, как думаешь, она реально целитель или лазутчик кочевников?
— Если она и лазутчик, то для усиления нашей армии она уже сделала больше, чем весь возможный урон, который она могла бы нанести. Мне показалось, она действительно любит лечить людей. Любых.
— И кочевников?
— И кочевников. Они ей ближе, чем мы.
— Что-то у меня такое ощущение, что она ещё принесёт нам беспокойств. Что она там говорила про положение войск кочевников? Далеко они? Ты был ближе к карте.
— Уже недалеко. Думаю, сейчас командование начнёт из кавалерии благородных формировать отряды для нападений на походные колонны. Они идут без доспехов, щиты на повозках, обозы, кавалерия разных видов и пехота вперемешку. Если удачно напасть, можно нанести большой урон, не потеряв никого из своих. Нас не возьмут, а вот Консанса и тебя с отцом попросят.
— А я думаю, наоборот, нам скажут завтра выступать к южным бродам. Южные броды надо прикрыть, там кочевники смогут переправиться без всяких мостов, — не согласился старший брат.
— Так от южных бродов сколько идти! Там целая страна раньше была! — не удержался Консанс.
— Вот именно. С остатками жилья и дорог, — не сдавался Алесаний.
Мы ещё немного потрепались, додумывая за начальство разные гениальные идеи. Сидеть в теньке ясным тёплым днём и нести всякую чушь было так хорошо…
Отдых прервал мальчишка, которого жрица послала позвать меня. Пришлось подниматься, превозмогая боль в мышцах. Родня и дети вассалов дружно посмеялись надо мной в духе «любишь обнимать девку на ночь, люби и сани возить». Им бы только поржать…
В шатре на столе обнаружилась совершенно голая тётенька, которой Ва засунула руку в женский орган чуть не по локоть. Увидев такую картину, я попытался улизнуть, но меня остановил жёсткий приказ жрицы:
— Проходи и раздевайся!
Не успел я приблизиться, как она схватила меня за мужской орган и умоляюще произнесла:
— Полисаний, господин, эта женщина мучается кровотечениями уже полгода после родов. Я её почти исцелила, но мне нужно хоть немного мужской энергии. Дашь мне её?
Произнося эту фразу, Ва просяще заглядывала мне в глаза снизу вверх. Не дожидаясь разрешения, она уже вовсю гладила меня свободной рукой.
Мышцы болели, без одежды я чувствовал себя неловко, и ничего не получалось. Я обнял девушку. Её губы были так близко… Мне вдруг невероятно сильно захотелось поцеловать их. Я коснулся её губ и вдруг почувствовал, что меня охватывает сильнейшее желание.
— Да, то, что нужно! — прошептала Вастараба и ответила на поцелуй. Целоваться она была мастерица. Её губы были такими мягкими, такими нежными! Я обнял её и по-хозяйски крепко ухватил за груди. И вдруг мы слились. Я чувствовал, как энергия текла от меня к девушке, преломлялась через неё, становясь из силы жизнью, и через руку перетекала больной женщине.
— Да! Да! Я закрыла все разрывы! Господин, ты великолепен! — шептала Ва. От её губ и от её шёпота я кончил на месте. Только после этого я вспомнил, что Ва может плеваться ядом и что коснись она меня трубочкой под языком, я уже был бы трупом. Вастараба взвизгнула от восторга, сделала ещё несколько движений в утробе, а потом вытащила руку из женщины и потребовала полить ей на руки. Пришлось поливать.
Мне было неудобно стоять раздетым перед голой женщиной. Я украдкой посмотрел на неё и увидел, что она улыбается. Она что-то сказала на языке кочевников. Я не смог перевести и посмотрел на Ва. Та перевела:
— Она говорит, что быть господином жрицы — тяжёлая работа. И ещё что мы очень красиво смотримся рядом друг с другом.
Я так и не понял, издевается она или говорит серьёзно.
Ва привалилась к столбу, державшему шатёр, и отключилась. Женщина оделась и собралась уходить.
— А ну стоять! Куда собралась без заключительного слова? — не открывая глаз, неожиданно рявкнула Ва, да так, что даже я испугался.
Женщина испугалась ещё больше моего. Ва продолжила:
— Кровотечения начнутся снова, если ты не начнёшь себя уважать. Твой муж говорит, что ты дрянь и лентяйка, всё забываешь и ничего не делаешь вовремя. Ты ему веришь и всё зло обращаешь против себя, поэтому одни части твоего тела начинают воевать против других частей. Поэтому разрывы после родов и не закрываются. Им просто не хватает сил, которые уходят на эту ненужную войну. Так вот, твой муж врёт.
— Как можно не уважать мужчину? — испуганно прошептала женщина.
— Уважай. Но затаптывать себя не позволяй. Создатель создал всех людей для того, чтобы они были счастливыми. Извиняйся, признавай вину, даже когда не виновата, но при этом ты должна чувствовать себя восхитительной дееспособной женщиной, которой следует гордиться тем, что она может быть созидающей, заботливой и держащей весь дом. Кто у вас большую часть работы делает, мужчина, что ли? Ты делаешь. И готовишь, и стираешь, и за скотиной ухаживаешь. Значит, ты основа жизни, и гордись этим. Голова высоко поднята, настроение жизнерадостное. Кстати, господин, к тебе это тоже относится. Опять ходишь сгорбившись. Как бы тебя в детстве ни унижали братья и родня, гордись тем, что можешь быть созидающим и заботливым. Голову носи высоко поднятой. А то я замучаюсь тебе горб на шее распрямлять.
— Тяжело быть господином жрицы, — повторила женщина с хорошо заметным юмором в голосе и выскользнула из шатра. На этот раз я смог разобрать слова.
— Зови следующего, — не открывая глаз, попросила жрица.
Я позвал. В шатёр скользнул невысокий мужичок с замотанной рукой.
— А ничего, что ты по пояс голая?
— Я подумаю об этом вечером, когда после отдыха появятся силы думать, — не открывая глаз, пообещала Ва.
— Почему ты не используешь других мужчин, чтобы получить мужскую силу? Тут много энтузиастов найдётся.
— Не сомневаюсь. Но, во-первых, мне не пропустить через себя столько силы. Я должна к твоему количеству мужской силы присоединить такое же количество женской силы, чтобы получилась сила жизни. Но у женской силы есть такое свойство: когда она встречается с мужской, её становится больше, и она переполняет меня. Чтобы она перешла частично к тебе и в другое качество, нужен оргазм. Много оргазмов. Во-вторых, мой организм настраивается только на одного мужчину. Господин может быть только один. Чувствовал сейчас, как мы слились? Ты наверняка чувствовал и меня, и женщину.
— Да.
— А я чувствовала, как твоё сердце бьётся, будто моё, и все твои ощущения от жизни. После длительного перерыва я могу настроиться на другого господина, но это больно и долго. Так что ты и только ты.
— Я ещё нужен? Мне уйти?
Ва кинула взгляд на мужика:
— Если не жаждешь научиться сшивать рваные раны, можешь идти.
Не успел я отойти, как из шатра донеслись вопли сильной боли и ласковый, уговаривающий голос Вастарабы. Нет, не хочу я быть целителем…
На обед жрица не явилась, несмотря на то, что за ней посылали. Отец вслух высказал недовольство таким неуважением и поручил мне отнести Ва миску с похлёбкой.
Когда я зашёл в шатёр, Ва как раз начинала бинтовать глубокую рану на ноге одному парню. Жрица обрадовалась:
— О, ты очень вовремя! Подержи бинт вот здесь… нет, не так. Надо вот так…
Следующие полчаса меня учили обрабатывать бальзамами и бинтовать глубокие раны. Когда я смог вклиниться в непрерывный поток срочных указаний, похлёбка давно остыла.
Вастараба пообещала поесть и позвала следующую пациентку. Я выгнал пациентку и сказал, что пока жрица не поест, никого не пущу.
— Да, господин, — неожиданно кротко отозвалась Ва и за три глотка проглотила похлёбку через край миски. А ведь там были куски мяса!
Наши люди ценят тех, кто умеет есть много и быстро. Среди селян считается, что это признак хорошего работника. Среди благородных считается, что деловой воин не будет терять время на долгое рассусоливание. Но такого быстрого поглощения пиши я не видел никогда!
— Господин настоящий, заботливый, — услышал я переговоры кочевников. Они даже не обиделись?
— Следующий! — скомандовала Ва.
Следующей была Сигура. Отец устроил детям маленькую тренировку, и по неосторожности деревянный меч довольно глубоко пробил ей икру. Я и не представлял, что деревяшка может пробить кожу так глубоко. Сигуру принёс отец, прямо на руках. Ва с первого взгляда оценила ситуацию:
— Будет больно. Полик, тащи кипяченую воду и спирт.
Обращение явно относилось ко мне. Я уже медсестра?
Ва промыла рану и начала вытаскивать мельчайшие кусочки дерева. А я обычным зрением их даже не заметил бы… Да, полезно иметь проникающее зрение.
Рана кровила, пришлось промывать и накладывать временный бальзам несколько раз. Сигура стонала и иногда вопила.
Провозились довольно долго. А потом Ва начала зашивать рану обычной иголкой, только в спирту подержала её немного. Когда мы закончили, Вастараба решила меня похвалить:
— Благодарю, господин. Без тебя мне было бы намного сложнее.
Отец посмотрел на меня и просиял:
— Пуся! Да это же здорово! Поскольку ты в остальных делах бесполезен, научись у девки всему, что она знает о лечении ран. Будешь помогать ей каждый день, прямо сейчас и начинай. Потом на поле боя будешь ценнейшим человеком!
Я чуть не остыл на месте. Вот не мечтал в крови возиться!
Вастараба обрадовалась:
— Господин, это такая хорошая новость! И исцелять вместе сможем!
Ага, и раба получила, и дойную скотину. Ещё бы ей не радоваться. Но вслух пришлось согласиться:
— Да, отец. Только доспех сниму. А женские болезни мне тоже изучать?
Отец задумался.
— Изучай, голова не треснет.
Хождение в броне стало уже привычкой, а броня — второй кожей. Кочевники были ещё далеко, но после волков и чудовищ Дикого Поля снимать доспехи не хотелось никому. Только шлемы и поножи не надевали.
За следующие четыре часа жрица вылила на меня столько информации, сколько я получил, наверное, за всю предыдущую жизнь.
У этого человека кожа жёлтая потому, что у него одна железа не работает, а у этого глаза расширены и реакции судорожные, поскольку другая. Люди приходили к ней с порезами и опрелостями, а она их начинала ремонтировать. Кому-то массировала внутренние органы, а потом смотрела удовлетворённым взглядом и говорила, что всё начало работать. Некоторых ругала за неправильный образ мышления, из-за которого не работают некоторые железы. Некоторым запрещала спиртное из-за проблем с печенью, некоторым назначала диету.
А кто промывал опрелости и наносил бальзамы на порезы? Разумеется, новый раб госпожи жрицы. Но если честно, то мне начинало становиться интересно. Человек устроен очень сложно, но если знать, как починить…
Через четыре часа я заметил, что Ва начинает шататься и путаться в словах.
— Всё, заканчивай. Ты больше не можешь работать.
— Ну, господин, мы только половину очереди обработали! Можно ещё немного? — принялась умолять Ва самым умильным образом.
— Нет.
— Слушаюсь, господин, — неожиданно быстро согласилась жрица.
Я вышел к людям, чтобы сообщить им, что остальных примем завтра, но они и так всё слышали.
Убравшись, Ва заявила:
— Это хорошо, что мы закончили пораньше. Будет время проверить ваших ядовитых благородных на сквозное зрение.
— Это называется «пораньше»? Ты уже вскоре ничего не смогла бы видеть. И вообще, мы идём на ужин.
— Ужин — это хорошо.
Пока собирались стражники и отец читал молитву, Ва ухитрилась уснуть на моём плече. Не проснулась, даже когда я начал есть. Поев, я растолкал жрицу и принялся запихивать в неё еду ложкой. Эта зараза даже глаза не открыла. Мои братья и сёстры наслаждались каждой секундой этого представления, даже перемотанная Сигура в юбке (до этого она ходила в лосинах). И где ей только юбку нашли? Серен, который подавал еду, тоже веселился изо всех сил.
Вождь кочевников зачем-то зашёл к отцу после ужина и углядел всю эту картину маслом в лучшем виде. Все уже поели, слуги убирали стол, а я всё засовывал в Вастарабу ложку за ложкой. Ва глотала, не открывая глаз.
Когда Ва соизволила проснуться и заявила, что она готова идти тестировать благородных, вождь улучил момент и сделал мне знак поговорить. Убедившись, что жрица вышла и нас не слышит, вождь с широкой улыбкой спросил:
— Знаешь, зачем жрицам нужен господин?
— Для защиты от мужиков. Для выдаивания мужской энергии для исцелений.
— Да, конечно. Но в первую очередь господин нужен жрицам для защиты от переутомления. Они не могут остановиться, без господина они будут пытаться вылечить даже тех, кого невозможно или нет смысла лечить. Так что привыкай её останавливать. Чтобы она не пыталась исцелять тех, кто получил смертельную рану, и чтобы не перерабатывала. Ты хороший господин, ты ей помогаешь. Обычно господа жриц — ленивые скоты, ходят с плёточкой и подношения собирают. Но у нас всё равно их очень уважают.
— Благодарю вас…
Слова вождя ошеломили меня. Так вот какого господина просила себе жрица! Уточнить его обязанности она, разумеется, не подумала. Впрочем, с чего бы это? Она выросла в мире, где все знали, для чего жрицам нужен господин.
Первых ядовитых женщин долго искать не пришлось. Две из трёх ядовитых дочерей наших вассалов жили рядом. Ва поставила рядом меня и ещё одного парня — слугу, заставила раздеться до пояса и потребовала у гадюк ответить на вопрос, у кого из нас сердце странное.
Младшая не поняла вопроса, зато старшая чётко указала на парня и сказала, что у него обратный клапан не до конца закрывается. Младшая удивилась:
— Ты что, его насквозь видишь?
Старшая удивилась не меньше:
— А ты что, не видишь?
Следующим была моя очередь удивляться:
— А что не так с сердцем парня?
— Ничего страшного. Просто он будет немного слабее ровесников, — ответила жрица.
А ведь правду сказала, парнишка с детства был слабеньким и вечно ныл. Поэтому его на кухню и приставили, из милости.
За вечер Ва проверила двадцать одну даму и нашла ещё пять девушек с пронзающим зрением. Довольная, она вознамерилась назавтра просить отца послать к главнокомандующему или Государю просьбу о встрече. А пока заявила:
— Пошли собирать опарышей мясных мух!
Вот к опарышам я был не готов.
— Зачем?
— Как зачем? Впереди битвы. А это значит, что у людей будут ранения. А вокруг раны появляется омертвевшая ткань, из-за которой начинается заражение. Выпускаешь на них опарышей — и они все омертвевшие ткани съедают! Остаётся чистое мясо, которое хорошо заживает.
Ага. Я должен был догадаться.
— Никуда ты больше не пойдёшь. Спать пора. Отец сердиться будет. Завтра соберём.
— Завтра так завтра…
Войдя в наш «дом» с нарами в два этажа, Вастараба тут же полезла в драку:
— Так, а почему сапоги не снимаем? А ну быстро сапоги скинули! Все!
— Уйди, сил нет, лениво. И вдруг враги нападут? — пробормотал сквозь сон Консанс.
— А мне потом вас от опрелостей и грибков лечить? Сапоги долой!
Отец решил возмутиться и зарычал из своей берлоги в углу:
— Ты чего это раскомандовалась?
Вастараба посмотрела на него, как бык на волчонка:
— Господин моего господина, если вы прикажете мне умереть, я умру на месте. Но в том, что касается здоровья, командую я. Если не будете снимать сапоги на ночь и просушивать ткани, начнётся очень много нехорошего. Летом опрелости и грибки, зимой гниение подмороженных тканей. Так что лучше снимайте.
Отец неожиданно согласился:
— Мне мой дед тоже говорил, что на ночь надо обувь снимать и все носки и портянки просушивать. Она дело говорит, скидавайте обувку, лентяи.
Народ принялся стаскивать сапоги. Ва потянула носом и безошибочно вышла на стражника с потемневшими тканями на подошве:
— Болит? С тех пор, как весной по холодной водичке побегал?
— Да… Сапоги текли, на посту стоял. Болит сильно, на пятках хожу. А с чего это вдруг? Мороза уже не было.
— Эта болезнь развивается даже без мороза, при небольшой прохладе, если обувь сырая. Завтра ко мне на приём. Без очереди. Мазь дам, мазать будешь. Иначе можешь ног лишиться.
— Ох, ни хрена себе, — удивился Алесаний.
В эту ночь Ва заявила, что у неё скопилось слишком много женской энергии, поэтому меня гладить не будем, а её надо довести до любовного исступления, а лучше два раза. Пришлось работать.
Поутру оказалось, что я был прав в предсказаниях будущего. Пришёл посланец от графа ага Аркнейн, сказал, что его отряду поручено выйти для осуществления набегов на кочевников. Ещё меня с жрицей требовали к Государю. Похоже, до начальство дошли слухи о том, что мы нашли девушек со сквозным зрением.
Вастараба надела платье, подаренное отцом, и преобразилась. Была дикарка — кочевница, стала благородная дама. Платье помогали надевать мы с Визго. Визго был очень удивлён тем, что жрица совершенно спокойно разделась при нас до нижнего белья, пока мы готовили платье. Ему такое дома не очень показывали… Я мрачно сказал, что это моя самая маленькая проблема.
Единственное, что жрица отказалась надевать до ставки, это обувь. Пришлось мне выделенные для неё сапоги нести в руках.
По пути я спросил, почему она так не любит ходить в обуви. Ответ был, как всегда, выносящим мозг:
— Потому, что Создатель сделал нам очень хорошие ноги. Смотри, если не зажиматься, а расслаблять ножки, то они мягко облегают почти любое препятствие. Пять мягких рычагов распределяют нагрузку по всей поверхности, а при отрыве стопы пальчики выстреливают запасённую силу.
Я опустил взгляд и обнаружил, что Ва совершенно безболезненно встала на очень острый камень. Её нога и правда обтекла камень, как мокрая тряпка.
— Так можно ходить даже по очень острым камням и не повреждаться. Люди повреждаются только потому, что зажимаются и делают ногу твёрдой. Вот на юге я бы не дала вам ходить без обуви. Там есть такие мухи, которые откладывают в помёт животных личинки, которые вырастают в червей, и если эти черви попадают на ноги, то пробивают кожу и свивают себе гнездо в голове. Человек умирает от сильной боли в голове. А здесь можно получать удовольствие и гладить ногами мягкую землю. И ходить намного быстрее, чем вы в сапогах.
— Здесь навоза уже больше, чем земли.
— Смотри под ноги. К тому же навоз в ближайшие дни уберут, главнокомандующий обещал распорядиться. И ещё. Когда мы наедине, обращайся ко мне не «Вастараба», а «двести пятая».
— Долго. «Ва» короче.
— Тогда «Ва двести пятая».
— Чего это тебе под номером больше понравилось жить?
— Во-первых, так меня в лечебке звали. С детства. Во-вторых, это должно напоминать нам, что мы не более, чем маленький кусочек Богини. У нас нет имени и судьбы, мы — это наша работа. Мы не более, чем номер.
— А по-моему, тебе просто мозги промыли.
Ва удивилась:
— Не слышала про такую операцию. А чем промывают мозги? Это какое-то тайное лечение?
— Нет, это в переносном смысле.
— Обманул, проказник.
Сапоги на упрямку удалось натянуть только перед входом в шатёр ставки. Охрана ставки получила искреннее удовольствие, глядя на то, как Ва стояла, подняв ногу, как лошадь на перековке, а я натягивал на неё сапог. Охранники ещё и подшучивали, заразы, говорили, что я забыл гвозди в подкову забить.
Надо сказать, что красные сапоги, расшитые бисером, ей очень шли к белому платью. Форменную маску — повязку со змеями, положенную для всех ядовитых существ при встрече с начальством, ей тоже сделали красного цвета, змеи золотые. Получилось просто восхитительно.
Мы доложились по всем правилам адъютанту Государя. Вскоре нас пригласили.
— Полисаний ага Долиган и жрица Вастараба. По вашему приказанию прибыли, — поклонился я Государю.
Двести пятая послушно наклонила голову и не поднимала.
— А одетая она намного лучше смотрится, — не преминул отметить Государь.
— Благодарю Вас, — прошептала Ва.
— Я позвал вас потому, что нам прислал вызов на переговоры командующий войском вторжения кочевников. Оказалось, что в войске нет их лидера, как там его… Мурсия ни Никитита. Войско ведёт генерал Ихо Хутабб. Что ты про него знаешь, жрица?
— Самый умный и достойный человек среди всех генералов. Он не любит поклонников культа Чернобога и в его войсках нет их представителей. Войска ему верят и охотно идут за ним.
Государь помрачнел. Постучав рукой по ручке походного трона, он принял решение:
— В любом случае я согласился на переговоры. На встречу поедет главнокомандующий. Нюанс в том, что генерал Хутабб требует на встречу тебя, жрица. А значит, должен будет поехать и твой господин.
— И что ему от меня надо? — не смогла сдержать удивления Ва. Потом спохватилась: — Простите, господин. Когда выезжать?
— Мы берём на встречу тысячу рыцарей. Генерал сказал, что мы можем взять с собой столько войск для безопасности, сколько считаем нужным. Возьмём тысячу благородных с самыми сильными способностями. Такое количество сразу не соберёшь. Так что послезавтра, ранним утром. Рыцари останутся на отдалении, а к месту встречи пройдёте только вы трое. Командующий и вы двое. Вы без оружия. Тебе нужна повозка?
— Нет, господин. Предпочитаю коня.
— Быстрого коня дать?
— Есть.
— У тебя ещё что-то на уме.
— Да, господин. Я проверила ядовитых девушек и нашла пять с разной степенью сквозного зрения. Прошу разрешения обучить их и моего господина, чтобы девушки потом работали в лечебнице хотя бы как определители степени тяжести ран. Кто не хочет, пусть хирургом не работает, но пусть хотя бы говорят обычным лекарям, что делать. Это поднимет успешность лечения в разы.
— А девушки захотят? Они из благородных, обучены сражаться, — усомнился Государь.
— Это надо их спрашивать. Но я сейчас о другом. Мне нужно разрешения вскрывать тела умерших от разных болезней, чтобы показывать, что не так в теле. И просто для изучения тела.
— Образ человеческий — образ Божий, кромсать его — не дело, — сразу среагировал стоящий рядом святой отец — исповедник Государя.
— Был образ Божий, пока был живой. А когда из-за отравления человек сгнивает изнутри, никакого там образа не остаётся. Вы теряете в некоторые дни по сорок человек, наверняка среди них найдётся один, которого не жалко. Или умерший кочевник, который вообще другой религии. И мы не портим образ человека, я только поднимаю кожу, показываю, что внутри, а потом мы зашьём как было. Зато это спасёт много жизней потом, — уговаривала Ва.
— Даже кочевники — люди и образ Божий, хотя и грешники, — не сдавался святой отец.
— Кочевников можешь вскрывать, — разрешил Государь, — У нас лекарей учат на макетах костей и органов из дерева. Но тут их делать некому и некогда. Так что учи. А девушек я попрошу учиться. Только зачем ты решила учить парня — твоего господина?
— У него нет явных способностей благородного, поэтому ему отец приказал изучать лекарское дело.
Государь покачал головой:
— Нет способностей? Это не он убил четырёх чудовищ и построил лесопилку? Видел я черепа этих чудовищ в Долигане. Даже смотреть страшно. Похоже на то, что ваш отец чего-то не видит. Но в целом это мудро. Одобряю. Послезавтра на восходе светила здесь.
Вот так. Начальство всё видит зорким глазом, оказывается.
Мы откланялись.
По пути домой увидели отвратительную сцену. Поперёк дороги лежал вдрызг пьяный, один из благородных, в доспехах и с оружием. Услышав наше приближение, он поднялся и обвёл всё вокруг мутным взглядом. Чуть в стороне из шатра вышла группа из одного благородного господина и нескольких стражников. Они готовились к походу, рассматривали оружие и вполголоса что-то обсуждали. Пьяница посмотрел на меня и заревел:
— Эй, недомерок, ты позорище благородного сословия! Я вызываю тебя на бой!
— Меня нельзя вызывать, я ещё маленький. Шестнадцати нет. Немедленный трибунал и казнь по приказу Государя, — спокойно ответил я.
Стражники засмеялись.
Тогда пьяница перевёл взгляд на соседнюю группу и заревел уже им:
— Эй, вы, мужичьё! Вам смешно? Вы решили, что благородный человек — это вам потеха? А ну давайте сюда вашего хозяина! Сейчас я ему голову в плечи вобью, будет знать, как воспитывать своих мужиков!
— Если хочешь закончить свои дни бесславно, забитый, как пьяная скотина, то иди сюда и умрёшь. Но лучше иди домой и проспись, сейчас ты ничего не понимаешь, тобой спирт управляет, — с достоинством ответил ему благородный господин, начальник стражников.
Из соседних палаток и шатров выглядывали другие благородные господа. Некоторые тоже попробовали увещевать пьяницу.
Пьяница заревел и бросился на благородного господина. Тот вытащил оружие, сделал несколько шагов ему навстречу… и споткнулся! Пьяница с удовольствием воспользовался моментом и опустил кулак на голову упавшего соперника. Тот попытался откатиться в сторону, но не успел, и его голова раскололась на десяток кусков.
— Во как я могу! С одного удара — и в лепёшку! — довольно похвалился собой пьяница, достал бутыль, отхлебнул и отключился.
Стражники погибшего благородного связали пропойцу верёвками и понесли в ставку. Сразу несколько благородных пошли с ними свидетелями.
— Вот так. А то нам воевать было не с кем, сами себя уничтожаем, — горько произнёс я.
— Спирт — ужасное дело. В некоторых культурах он запрещён. Но люди там для того, чтобы обойти запрет, стали потреблять ещё более мощные опьяняющие вещества. Вообще разум теряют, — сказала Ва. На всё у неё есть ответ.
В доме все носились и орали друг на друга. Срочные сборы на боевой выход были ожидаемыми, но застали врасплох. Новость о том, что мы с Ва идём с главнокомандующим, отца не впечатлила. Идёте — так идите. Запас продуктов не забудьте взять. Генерал за вами, наверное, присмотрит.
Двести пятую такой ответ более, чем устроил. Она вильнула хвостом и отправилась обрабатывать вторую часть кочевников. За нами увязалась Сигура. Сказала, что лучше будет сидеть рядом и помогать хоть чем-нибудь, чем лежать в одиночестве в доме и страдать от боли в ноге.
На этот день Ва отложила самых тяжёлых больных и больных с хроническими болезнями. Одному дяденьке пришлось ломать неправильно сросшуюся ногу. Угадайте, кто изготавливал для этого приспособление из лома и пяти досок с лубками? Правильно, мы с Визго. Всё остальное время я резал, наносил бальзам, бинтовал и слушал теорию. Ва переставала учить меня только для того, чтобы отругать больных за то, что они сами себя убивают неправильным мышлением.
Сигура сидела в сторонке, ей поручили резать бинты и точить ножи. Несколько раз она перехватывала мой взгляд, при этом каждый раз закатывала глаза и качала головой. Ей было меня откровенно жалко. Ва ничего не замечала и продолжала грузить мои несчастные мозги теорией.
В этот день мы пропустили всех больных до того, как Ва начала качаться. Я воспользовался этим временем для того, чтобы спросить, почему жрица так много внимания уделяет тому, что люди думают сами о себе. Двести пятая задумалась надолго. Потом спросила:
— Как думаешь, чего люди боятся больше всего?
— Голода?
— Только в голодные времена.
— Смерти?
— Не совсем. Позорной смерти. Точнее, позорного исчезновения. А если ещё точнее, то тут очень замороченная последовательность страхов и мотивов поведения. Каждый человек стремится к высокой оценке стаей, к главенству в стае. При этом все знают, что они несовершенны и потому не достойны главенства. И все чувствуют, что это стремление к главенству при знании о несовершенстве — это глубокий порок, который надо скрывать, и все боятся, что другие увидят этот порок. И вот этот страх за то, что другие увидят страх за несовершенство, и убивает.
Для того, чтобы замаскировать этот порок, люди принимают самые разные защитные позы. Кто-то ходит сгорбившись, типа отстаньте от меня, на меня и так внешние тяжести давят. Получите горб и боль в позвоночнике. Кто-то наоборот, смотрит вызывающе, типа: «Только скажите мне что-нибудь о несовершенстве, всех порублю в капусту». Соответственно, такие люди ввязываются в лишние драки и действуют в семье очень деспотично. Третьи отказываются принимать этот мир, живут в выдуманном мире, у таких людей живот получает приказ не переваривать этот мир — и перестаёт переваривать пищу. Получите разного рода расстройства и язвы. Это, кстати, твой случай. Ты когда в выдуманный мир уходишь, отдаёшь животу приказ прекратить переваривание. Четвёртые заедают неприятности едой, становятся жирными и сердце портится, вместе со всем остальными органами. Пятые все волнения принимают на сердце, посылая на него все сигналы от неправильности. Но неправильным сердце становится, перестаёт биться нормально, начинает дёргаться некстати, а потом совсем отказывает. Шестые держатся заискивающе, типа: «Я такой, как все, я свойский, ребята». У этих чувство вечной неуверенности в себе и подавленности приводит к обидчивости и внутреннему отравлению желчью.
У женщин все эти проблемы ещё сложнее воспринимаются. Если муж будет постоянно давить женщину, то женщина может воспринять это как сигнал о том, что она неправильная, будет наказывать сама себя настолько, что у неё система защиты от болезней начнёт здоровые ткани тела есть.
— У нас вчера такая женщина была?
— Нет, это был лёгкий вариант. Это я ей для общего развития мозги вставила. У тяжёлых вариантов язвы по всему телу. Но это самый верхний уровень проблем. Самые большие проблемы начинаются, когда недобрые отношения идут в семью. А они всегда идут. Если отец ведёт себя недобро, некстати наказывает детей и жену, то мальчики вырастают дёргаными, болезненно самолюбивыми и пытаются побить всех остальных детей. Девочки вырастают безрадостными, склонными к ненависти к себе самой, вот у таких как раз организм защиты и начинает здоровые ткани есть. Но чаще они просто хандрят и ничего не делают по дому, даже детей вовремя не накормят. Мужья их за это бьют, а они ещё больше погружаются в отчаяние и апатию. Дети в таких семьях вырастают нелюбопытными, жизнерадостности там в помине не бывает, поэтому они быстро спиваются. Так что зло, если люди его не останавливают, убивает за четыре — пять поколений полностью.
— Ты говоришь, как святой отец Бога-из-Огня, что надо жить любовью и прощением.
— Ага. Только они просто болтают, а я знаю, как именно зло убивает и как любовь оживляет. Если в роду появляется кто-то, кто принимает обет быть беззлобным, то у него дети становятся жизнерадостными и любопытными. Если эти дети принимают папины правила, то их дети становятся очень зажиточными мастерами своего дела. Ещё два — три поколения, и в таком роде появляется ребёнок со сверхспособностями. Ты знал, что у каждого вашего рода благородных в прошлом был предок, который старался быть Божьим угодником?
— У нас об этом не говорят. Я не знала, — сказала Сигура, — Так что, получается, что любовь — это очень даже физическое явление?
— Это духовное явление, которое переходит на физический уровень. Как, впрочем, любое духовное явление. Но и это тоже ещё достаточно поверхностный уровень. Есть глубже. Для целительства необходимо смотреть на то, как человек принуждает своё тело к делу. Хи-хи. Тело к делу… Дело к телу… Да! Какие забавные слова на вашем языке! Ладно, суть проблемы в том, что в детском и подростковом возрасте почти все люди отключают способности думать на самых высших уровнях тонких чувств. Помните, какими сильными были чувства и страхи в детстве? А сейчас они в разы слабее. Но это не значит, что те, первые чувства ослабли. Никуда они не делись. Просто во время высокой температуры, или из-за обид, или просто для экономии сил ради срочной деятельности люди отключают самые высокие, самые тонкие чувства. А потом не могут их включить и не могут из-за этого чувствовать полную радость, радость от чистой правды или искреннее сочувствие, или сорадование. Короче, главные радости жизни становятся недоступны. А жить-то надо! Чем заменить главные радости? Подсластителями! И люди на уровне мотивации жизни начинают стремится к мелким удовольствиям, как правило, животного происхождения, или живут азартом. Но тоже самое происходит и на уровне самопринуждения.
Как принудить к работе ленивое тело, когда болят все мышцы и двигаться не хочется? Пригрозить ему памятью о какой-то прошлой боли. А как заглушить разные неприятные ощущения, возникающие при работе? Прокручивать в себе какие-нибудь приятные чувства, которые при этом выбиваются из какого-нибудь не очень подходящего для этого органа. Что будет с государством, в котором все недовольства заглушаются с помощью чтецов сказок? Таких, которые громко читают сказки на работе и в общественных местах?
— Разрушится государство? — предположил я.
— Хм… Я думала, ты скажешь: «Чтецы перетрудятся и потеряют голос». Вот наше дело и заключается в основном в том, чтобы найти, какой именно орган человек сделал таким «чтецом сказок».
— А как его найти?
— Да очень просто. У человека все чувства в образе движения отражаются. Представь, какими чувствами тебе пришлось бы организовать тело, чтобы двигаться, как человек перед тобой. И там всё сразу станет ясно. Точнее, у каждого человека сотни этих противоречий и внутренних противостояний, от уровня мотивации жизни и до уровня самопринуждения. Сразу их не снять никогда. Но понять, какой орган будет болеть первым, можно.
— А как обратно высшие, самые сильные чувства включить?
— Снять воспоминание о боли или обиде, которые заглушили этот уровень мышления.
— Это как это?
— Обиду простить и отпустить, боль вспомнить и перевести в разряд осознанного опыта. Но если честно, я только начала эту тему изучать. Нам только общие основы успели рассказать. А потом пришли эти уроды и убили всех сестёр… Я успела изучить только как самые простые поражения снимать. Кстати о суровых отцах. У кого тут глаза полуопущенные всегда?
Сигура заметно испугалась. Она действительно всегда ходила так, будто проснулась только наполовину, подняла веки до середины и так и уснула дальше. Вастараба не собиралась отпускать такую близкую жертву:
— Что там отец с вами делал, что ты навсегда отключила все мечты о счастье в пользу усиления логических уровней?
— Трахал каждый раз как напьётся, хотел сына с определёнными способностями. А в остальное время гонял плетью по всему замку. Впрочем, он не только нас с сестрой гонял. Всем доставалось, даже маме.
Ва издала торжествующий вопль:
— Ага! Вот классический пример, который приводит к расстройству системы борьбы с болезнями. Уверена, ты хотела бы забыть всё былое. А секретик в том, что надо заставить себя вспомнить всё, что можешь вспомнить, причём три раза. Тогда ужас превратится просто в память. Но этого мало. К этому необходимо добавить ещё кое-что. Необходимо сказать себе, что Богиня… отставить. Что Бог любит тебя и хотел бы тебе самого лучшего, чтобы ты всегда жила в любви и заботе, но для этого нужно, чтобы ты сама дарила окружающим только любовь и заботу. А пока это не так, живём среди ужасных жертв ужасных жертв и дарим окружающим ужас и раздражение. Необходимо сказать себе, что обижавшие тебя люди не могли быть иными, и перестать держать обиду и месть по отношению к ним. И идти вперёд, к счастью.
Сигура на несколько секунд ушла в себя, затем вынырнула и заметила:
— Больно это. Знаешь, вторая часть про Бога мне больше понравилась. Ты ещё можешь про Бога говорить?
— Это к святым отцам. Я не говорю. Я исцеляю. Поскольку тело болит из-за того, что люди неправильно им управляют из-за неправильных чувств, я могу что-то сказать про настройку правильных чувств. Но говорить про Бога — это к святым отцам.
У меня уже давно зрела идея, которую я никак не мог сформулировать. Она торчала из головы, как гвоздь из заплечного мешка, но я никак не мог её поймать. Наконец мне это удалось:
— Стоп! Ва… Двести пятая. У меня вот какой вопрос. У нас в учении Бога-из-огня самым сложным моментом для понимания является требование полного беззлобия. Там Бог требует настолько бескрайнего беззлобия, чтобы даже когда тебя ударили по правой щеке, надо подставить левую. Никто не может объяснить это требование. А если послушать тебя, то получается, что тот, кто не откажется полностью от мести и от гордости… тот будет постепенно набирать боли и поражения систем самопринуждения, вплоть до полного разрушения своей жизни и жизни семьи. А кто будет прощать и отпускать боли и обиды, у того здоровье будет улучшаться и способность чувствовать глубокие тонкие чувства будет увеличиваться. То есть это понимание… это умение делать из обозлённого животного разумного человека?
Ва задумалась. Потом очень забавным жестом задумчиво поднесла пальчик к губам:
— Не знаю. Наверное, об этом можно подумать и так. Мужчины так любят думать о разных отвлечённых проблемах типа устройства Вселенной. А мне больше интересно как людей лечить.
— Ничего себе отвлечённая идея! Да у нас абсолютное большинство благородных понятия не имеют, зачем нужна эта религия, видят в ней лишь способ принуждать к порядку селян. А это, оказывается, то, что превращает рода людей в живые рода…
— Может быть. Опарышей пойдём собирать?
— Зачем вам опарыши? — удивилась Сигура.
— Лучше не спрашивай, — посоветовал я сестрёнке по закону. А двести пятой сказал:
— Какие опарыши? Нам послезавтра в далёкое путешествие. Выспаться надо и все вещи подготовить. В том числе и лекарства.
— А что, ожидается драка? Я слышала про переговоры, — удивилась жрица.
Ой, детство голубое!
— Мы на войне! Одно другого не исключает. Вдруг засада или командующие после переговоров решать мышцы размять, натравить охрану друг на друга, ради интереса, кто сильнее.
— Тогда мне три дня надо собираться… Столько трав надо высушить! Столько цинка растереть!
— Какого цинка?
— Металл такой. Командующий обещал доставить. Из него мазь надо сделать. Правда, у нас масла нужного нет, так что будем делать присыпку.
Весь следующий день мы с Сигурой пилили и растирали цинк в порошок. Двести пятая паковала травы и бинты. И когда она только успела эти травы собрать и насушить?
Ближе к вечеру выяснилось, что Ва травы не собирала. Травы ей приносили наши кочевники, она с них, оказывается, вместо оплаты травы требовала. Вот проныра!
Когда отряд отца ушёл, в доме стало пусто. Я улучил момент и пересказал друзьям сцену с пьяницей.
— Во удивил! Да у нас мужики как напьются, каждый раз такие сцены, — буркнул Серен.
— Ну, как-то нелогично убивать своих, когда чужие войска на подходе, — не сдавался я.
— А когда человек пьян, им не разум управляет. У меня батя как примет, может съесть всё, что на всю семью приготовлено, или по десять раз одно и то же повторять, и не помнит, что говорил, — сказал Визго.
— А если не разум, то что тогда человеком управляет? — задался я вопросом.
— Привычки, как привык, то и делает, — предположил Серен.
— Не, не привычки. Некоторые мужики как примут, начинают на всех бросаться, в обычное время так себя не ведут, — не согласился Визго.
— Так что, получается, в человеке есть второй разум, который может управлять, когда отключён основной? И состоит он из привычек и такого поведения, которое было бы у человека, будь он животным? — сделал я вывод.
— Ага. И иногда точно наоборот этот второй разум управляет. У нас вот этой зимой семья Иргунов угорела, угли на ночь оставили при закрытой трубе. Так все просто шатались по избе, пока соседи не набежали, а старший сын решил в подполе спрятаться. Все выжили, старшой угорел. Скажи, Серен, ты тоже видел, — припомнил Визго. Серен подтвердил.
— То есть второй разум не разумен, а делает то, что больше похоже на полезное на выживание. В нашем случае с пьяницей он решил, что главное — это победить противника. А противниками казались все вокруг. Так, что ли? — сделал я второй вывод.
— Ты что-то перед боевым выходом прямо ума палата, — поддразнил Серен.
— Без отца и братьев страшно идти. А там засада может быть, якобы встреча двух главнокомандующих. А что на самом деле ждёт — кто знает. Главнокомандующий — хороший приз.
— Слух, ну а как девка-то? Кочевница? Сладко с ней спать? — не удержался Визго от любопытства.
— Она меня доит, но заниматься с ней любовью по-взрослому нельзя. Целительские силы потеряет. Задоила она меня уже, не знаю, куда от неё деваться. А так… обнять на ночь, конечно, приятно. Но стерва она, хуже наших благородных. Никакой радости и сочувствия, одна работа на уме.
— Кто бы меня задоил, — помечтал Визго.
— Ничего хорошего.
Друзья засмеялись.
— Когда хоть раз в «Драконов» поиграем? — напомнил Серен.
— Похоже, когда война закончится, — предположил я.