Суккубы

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

«Я не могу, — слова как будто повисли в темноте. — Ты особенная».

Мелани проснулась, нахмурившись. Косой солнечный свет падал ей на глаза из щели в занавесках.

«Я хочу, но не могу. Ты слишком особенная».

Она проснулась, чувствуя себя очень глупо. Потребовалось всего мгновение, чтобы вспомнить вчерашнее смущение.

«Зак, должно быть, думает, что я шлюха».

Она не могла поверить, насколько активной она была. Она была инициатором всего — она практически затащила его в постель. Сначала было здорово. В прошлом Мелани целовалась со многими парнями, но сейчас всё было по-другому. Казалось, они часами лежали на кровати, просто целуясь и прикасаясь друг к другу.

— Ты такая красивая, — продолжал шептать он.

Потом всё развалилось так же быстро, как и началось.

Она никогда раньше не проходила весь путь. У неё было много шансов, просто она никогда не хотела этого. Но с Заком… Через какое-то время их ласки вымотали её. Она чувствовала, как просачивается её собственная влага, и его собственное возбуждение было очевидным каждый раз, когда она проводила рукой по его промежности. Набухшие в ней ощущения заставляли её чувствовать себя туго натянутой проволокой. Ещё несколько поворотов, и она сломается. Она сняла с него футболку и провела руками по его мышцам, его сильной спине и груди, его животу. Она не боялась, она была готова. Она сняла свой собственный топ. Её груди были горячими. Затем она расстегнула джинсы, начала стягивать их и…

Зак встал. Он снова надел футболку.

— Зак, что случилось?

Он уставился на неё. Он выглядел обиженным.

— Я не могу, — сказал он.

— Почему?

— Ты особенная.

Замешательство Мелани вспыхнуло. Он не мог выбрать худшего момента. Она была обнажена до пояса, а джинсы были наполовину спущены, а теперь он не хочет?

— Хочу, но не могу. Ты слишком особенная.

Она снова натянула одежду.

— Прости, Мелани, — сказал он, когда она выбегала из маленького подвала.

Он поднялся по ступенькам следом за ней.

— Ты не понимаешь!

— Я понимаю, очень хорошо!

Она чуть не плакала, когда убежала в лес.

«Особенная. Ты слишком особенная».

Разве Вендлин и Рена не говорили, что она особенная?

Теперь она лежала в постели, солнце светило ей в глаза. Что она скажет, когда в следующий раз увидит Зака? И что бы он сказал?

«Особенная, — слова продолжали кусать её. — Ты слишком особенная».

Она потрогала крошечный каменный кулон на шее.

— Что во мне такого особенного? — пробормотала она себе под нос.

На её глазах образовались слёзы.

Психиатрическая больница записывала на видео все предварительные собеседования при поступлении. Это был протокол. Доктор Гарольд нажал кнопку воспроизведения и откинулся на спинку кресла. Тогда Эрик Тарп выглядел совсем иначе. Он выглядел страшно. Длинные волосы. Борода. Худощавое, но мускулистое телосложение, отточенное тяжёлой работой.

Да, конечно. Копать могилы было очень тяжело.

На видеоплёнке вокруг него была какая-то аура, присутствие, которое истощилось за пять лет бездействия и высушенной пищи в психиатрической больнице. Эрик Тарп ждал у стола для интервью. Время от времени он смотрел на скрытую видеокамеру и улыбался. Напротив него сел доктор Грин.

— Доброе утро, Эрик. Это твоё имя, верно? Эрик?

— Меня зовут бригореккан, — медленно ответил Эрик Тарп.

Его голос звучал разъедающим, неземным.

— Хорошо. Ты так хочешь, чтобы я тебя называл?

— Можете звать меня Эрик. Они называют меня бригореккан.

— Кто они?

Эрик смотрел с каменным лицом сквозь длинные пряди волос.

— Что случилось с твоим голосом, Эрик?

— Доктор сказал, что у меня осталась только одна голосовая связка, — он неопределённо улыбнулся. — Им всегда было трудно контролировать меня. Сказали, что это из-за того, что я употреблял наркотики.

— Какие наркотики, Эрик?

— Мет, «ангельскую пыль». Пыль, в основном. Кокаин иногда.

— И они не могли контролировать тебя, потому что ты употреблял наркотики?

— Так они говорили. Других людей они могли легко контролировать. Хотя иногда я выходил из-под контроля. Они думали, что я собираюсь дать им отпор. Тогда они меня наказывали.

— Как?

— Иногда меня связывали, жгли.

— Они жгли тебя? Как?

— Они бросали металлический прут в огонь, а потом на меня, — Эрик встал и поднял свою чёрную футболку.

На его животе виднелись несколько длинных шрамов.

«Самоистязание», — заключил доктор Гарольд.

Он был уверен, что доктор Грин пришёл к такому же выводу.

Эрик снова сел.

— Но я мог бы справиться с этим. Иногда они заставляли меня смотреться в зеркало. И они всегда заставляли меня смотреть хастиг.

— Что?

— Ритуалы. Смотреть на это было хуже пытки.

— Почему ты просто не ушёл?

— Не мог. Чем ближе вы к ним, тем больше у них власти над вами.

— Понятно, — сказал доктор Грин. — Но давай отступим на минутку, ладно? Мы говорили о твоём голосе. Что именно они сделали?

— О, да. Они воткнули мне в горло шило.

— В наказание за неподчинение?

— Ага.

— Эрик, в ночь, когда тебя арестовали, ты сказал полиции, что грабители воткнули тебе в горло шило.

— Я врал.

— Почему?

— Я был напуган. Я не знал, что происходит. Но теперь я знаю, так что я могу сказать правду, и это не будет иметь значения.

— Почему это не будет иметь значения?

Эрик рассмеялся.

— Потому что я сейчас в психиатрической больнице. Им всё равно, что я говорю, потому что они знают, что мне никто не поверит. Это из-за них меня сюда посадили.

— Эрик, полиция поймала тебя, когда ты закапывал тела в поле у ​​сто пятьдесят четвёртого шоссе. Ты это отрицаешь?

— Нет, — сказал Эрик Тарп. — Это была моя работа. После хаслов я должен был похоронить тела. Они решили, что меня слишком трудно контролировать, поэтому после последнего хастига они сказали копам, где я буду. Всё это было подставой.

— Хорошо, Эрик. Расскажи подробнее о телах. Некоторые из них были детьми, младенцами. Почему ты убил их? Для хаслов?

— Нет, нет, я никого из них не убивал, я просто закапывал их, и, да, я похищал некоторых людей, конечно, но я никогда никого не убивал.

— Ты похищал людей?

— Я похищал людей для них, это тоже была моя работа. Автостопщики, беглецы и тому подобные люди, люди, которые не были местными.

— А как же дети, Эрик? Ты также похищал младенцев?

— Нет.

— Тогда кто?

— Никто. Это не были похищения.

— Тогда…

— Я больше не хочу говорить о детях.

Доктор Грин кивнул.

— Хорошо, Эрик. Расскажи мне о…

— Я больше не хочу ни о чём говорить.

Эрик Тарп положил голову на стол и заплакал.

Доктор Гарольд вытащил кассету. Теперь он точно знал, что имел в виду доктор Грин. Эрик Тарп не проявлял никаких признаков смешивания историй, ссылок или даже лжи. Большинство клинических психиатров могли распознать ложь за считанные минуты, оценивая выражение лица с помощью структуры вопросов. Только патологический склад ума мог подавить такие модуляции, а Эрик Тарп явно не был патологическим.

Затем были стенограммы санкционированного судом наркологического анализа, процесса, в ходе которого все сознательные психические барьеры были сняты с помощью гипнотических препаратов. «Т» — означает Тарп. «Г» — означает Грин.

Лёгкая доза препарата под названием скополамин поддерживала бессознательное состояние без снижения бóльшей части активности мозговых волн. Ещё тяжелее было лгать под наркологическим анализом.

Г: Сколько людей ты убил, Эрик?

Т: Нисколько.

Г: Почему ты хоронил тела?

Т: Бладкин.

Г: Эрик, ты был частью сатанинского культа?

Т: Дотор.

Г: Что?

Т: Дотер фо Дотер.

Г: Эрик, расскажи мне о культе.

Т: Хасл. Кровь. Бладкин. Дотер фо Дотер. Я бригореккан. Я раб. Мы все рекканы лица в зеркале.

Г: Что ты видел в зеркале, Эрик?

Т: Ад.

Г: Ты видел ад?

Т: Её.

Г: Кого?

(Пациент начинает биться в конвульсиях. Волны А хаотичны.)

T: Они делают нас рабами для неё. Я реккан. У меня нет души.

Г: Что случилось с твоей душой, Эрик?

Т: Они отдали её ей. Они насилуют нас.

(Волны А всё ещё прыгают. Частота сердечных сокращений 121.)

T: Они насилуют нас и делают из нас рекканов. Для неё.

Г: Эрик, кто она?

Т: Дотор.

Г: Эрик, что такое Дотор?

Т: Дотер фо Дотер. Ли-и-и-и-и… Ли-и-и-и-и… Ли-и-и-и-и…

(Глаза больного открыты, выражено слезотечение. Частота сердечных сокращений 148.)

T: Я бригореккан, я копатель. Скироры рубят, коккеры варят. Мы хаслпегны. Мы работаем для них. А они едят, трахаются и убивают — для неё.

Г: Кто она, Эрик?

Т: Ли-и-и-и-и-и… Ли-и-и-и-и-и-и… Ар-р-р-р-р-р-да-а-а-а-а-а…

(Пациент кричит. Волны А прекращаются до уровня REM, частота сердечных сокращений неуклонно падает, наркоанализ приостанавливается, поскольку пациент больше не отвечает.)

Две недели спустя они предприняли попытку гипносинтеза: гипнотические голосовые команды в сочетании с колеблющимися дозами амобарбитала натрия, которые сохраняли доступ к подсознанию пациента, не вызывая сильных вегетативных реакций. Идея заключалась в том, чтобы опросить пациента в первой или второй стадии сна, которые не являются стадиями глубокого сновидения.

Т: Они практиковали свои ритуалы.

Г: Какие ритуалы, Эрик?

Т: Они поклонялись этому… существу.

Г: Да?

Т: Этому… демону.

Г: Расскажи мне о демоне, Эрик.

Т: Они заставили меня смотреть, нас всех заставляли смотреть.

(Голос больного упорядоченный, монотонный. Частота сердечных сокращений 67.)

Г: Что они заставляли тебя смотреть, Эрик?

Т: Они резали людей заживо. Они ненавидят всех чужаков.

Г: Почему они ненавидят чужаков, Эрик?

Т: Они ненавидят всех вне бладкина, особенно мужчин.

Г: Из-за демона? Они ненавидят мужчин из-за демона?

Т: Она живёт ненавистью.

Г: Кто живёт ненавистью, Эрик? Демон?

Т: Им нравится причинять боль, потому что ей нравится боль.

Г: Кому, Эрик? Культу? Демону?

Т: Им нравится отрезать мужчинам члены.

(Интервьюер делает паузу.)

Г: Что?

Т: Они едят людей после того, как перестанут их мучить. Они отрезают им головы и заставляют нас готовить эти головы. На фексах приносили в жертву детей. Всё это было частью подготовки.

Г: Подготовки к чему, Эрик?

T: Фуллухт Лок.

Г: Что это, Эрик? Я не знаю, что это такое.

Т: Они любят трахаться. Они любят трахаться, убивать и мучить людей. В этом их сила — в сексе. Это в их глазах. Их глаза подобны зеркалу. Они заставляют тебя смотреть им в глаза, пока они тебя насилуют. Нас много раз заставляли трахать трупы, потому что это их возбуждало.

(Интервьюер делает паузу. Пациент дрожит, потеет.)

Г: Расскажи мне о Фуллухт Локе, Эрик?

Т: Я хоронил тела, когда фекс заканчивался. Это была моя работа. В мои обязанности также входило похищать людей для хаслов.

Г: Кто такие хаслы, Эрик?

Т: Они варили головы.

Г: Что?

Т: Девушек они просто приносили в жертву. Они сковывали их цепями, оставляя их для важных хастигов.

Г: Кто такие хастиги, Эрик?

T: Они делали худшее дерьмо парням. Парни были их развлечением. Они ненавидят мужчин, потому что она ненавидит мужчин.

Г: Эрик, я хочу, чтобы ты рассказал мне о терминах, которые ты используешь. Расскажи мне о Фуллухте, вихане, хасле. Что означают эти слова?

Т: В сексе их сила. Вот как они поклоняются ей.

Г: Демону, ты имеешь в виду? Как зовут демона?

Т: Много хаслов, которых я похитил пьяными или голосующими на дороге. Девушки мне доставались в основном автостопом.

Г: Эрик, давай немного отступим, хорошо?

Т: Я похищал этих парней обычно под дулом пистолета. Иногда мне приходилось их просто вырубать. Мунуки забирали их оттуда.

Г: Кто такие мунуки, Эрик? Являются ли мунуки членами секты?

Т: Они насиловали этих парней, а иногда и убивали их, пока насиловали, им это очень нравилось. Вифмунук это одобряла, она делала это постоянно.

Г: Является ли вифмунук лидером культа?

Т: Был парень, рекканы связали его, а потом они отрезали парню член просто так, а потом скироры содрали с него кожу прямо на плите, и я клянусь Богом, этот бедняга был ещё жив, когда они бросили его в огонь. Они проделывали всякую ужасную хрень, такие вещи, в которые вы не поверите, например, иногда скироры разрезали парней, пока мунуки насиловали их, и много раз виффорд садилась на лицо парня, чтобы он не мог видеть, что происходит, в то время как другие мунуки по очереди насиловали его, а потом просто так, они отрезали ему член, он даже не знал, что это произойдёт, и он брызжет кровью повсюду, бегает вокруг с криками, а потом они бросали парня прямо в огонь, и я вам кое-что скажу, парню нужно время, чтобы умереть в яме с огнём, я видел, как они прыгали там, крича навзрыд, пока не чернели, и много раз они пытались выползти, а мунуки просто смеялись над этим и приказывали коккерам толкать их обратно, это то ещё зрелище, я вам скажу. Я видел, как какой-то бедняга испепелялся заживо в яме и кричал, и кричал, а пойманные девушки в загонах смотрели на это и тоже кричали. Было столько криков, парень кричал и визжал, а мунуки смеялись, это было так ужасно, что вы не могли бы себе представить, это было так плохо, что иногда просто хотелось умереть…

Г: Как часто это случалось, Эрик?

Т: Обычно пару раз в год они устраивали большой хастиг, но каждый хастиг был как бы подготовкой к Фуллухт Локу.

Г: Расскажи мне больше о Фуллухт Локе, Эрик?

Т: И иногда они наказывали нас, рекканов, я имею в виду, если мы не приносили достаточно хаслов, или они наказывали нас просто потому, что им это нравилось. Помню, как-то раз я должен был привести хасла, но не смог его найти, поэтому вифмунук заставила всех мунуков изнасиловать меня, а в другой раз они приказывали нам трахнуть один из трупов до того, как тех приготовят…

Г: Расскажи мне больше о демоне, Эрик?

Т: Все виды ужасного дерьма, вещи, о которых вы никогда не слышали, о которых вы никогда не могли себе и подумать, — они делали это целую вечность, для неё. Вот как они поклоняются ей.

Г: Демону, ты имеешь в виду? Как они поклоняются демону?

Т: И я не могу вам сказать, сколько раз я спускался туда, где они отрезали голову какому-нибудь парню и пускали кровь в четтл. Четтл — это большой котёл, в котором они готовили, и много раз они сидели на каком-нибудь парне и забивали ему гвозди в голову или втыкали спицы в уши…

Г: Эрик, Эрик…

Т: Да, док, самое отвратительное дерьмо, которое только можно себе представить, и всё это было для них большим развлечением, например, вытащить кишки какого-нибудь парня, пока он ещё жив, или повесить какую-нибудь девушку вверх ногами, отрезать ей голову и обескровить её в кастрюлю для хастига и всякое другое дерьмо, да, док, вот на что были похожи сны…

Г: Сны, Эрик? Это были сны?

Т: Нет, нет, я имею в виду, что они были похожи на сны, они казались снами, но через некоторое время понимаешь, что это вовсе не сны. Знаешь, что они настоящие.

(Пациент внезапно замолкает. Частота сердечных сокращений 72. Гипносинтез приостановлен, так как пациент больше не отвечает.)

«Сны, — подумал доктор Гарольд. — Демоны».

Суд не санкционировал дальнейший гипносинтез или наркоанализ. Они были удовлетворены тем, что Тарп был просто биполярным шизофреником, разыгрывающим иллюзию сна. Дело было закрыто. Но это не устранило противоречий. Неудивительно, что Грин никогда не был удовлетворён. Эрик Тарп явно страдал галлюцинозным бредом, однако его реакционная способность, результаты психологических тестов и визуальной оценки не указывали на бредовое поведение. Это были не те вещи, которые человек мог подделать. Он положил стенограммы и полез обратно в сумку, извлекая блокноты. Единственным развлечением Тарпа в отделении было рисование. Сразу же доктор Гарольд заметил рудиментарные, но подробные художественные навыки. Рисунки были захватывающими; их были сотни. Многие странные слова из монологов Тарпа были написаны между сценами. Хасл. Мунуки. Реккан. Эскиз очереди обнажённых женщин, разрезающих мужчину, был подчёркнут: вихан. Ещё больше женщин смотрели на полную луну с раскинутыми руками: доэфолмон. На многих эскизах были изображены оргии, обнажённые женщины, прорисованные до мельчайших деталей, поверх мужчин с пустыми лицами. Под ними читалось: сексспел, и на многих рисунках в стороне стояли второстепенные фигуры с такими же пустыми лицами. Тем не менее, одно лицо на каждом было, очевидно, художественным воплощением Тарпа самого себя: бледное, с широко открытыми глазами, пристально смотрящее. А вот и этюд на всю страницу: он нарисовал себя с лопатой в какой-то дремучей лесной лощине. Бригореккан — гласил он. Пациенты, особенно шизофреники и галлюцинотики, часто создавали собственные словари для своих личных деменций. Часто встречалось слово Фуллухт Лок, а ещё чаще: лилок.

Всё это было с сексуальным подтекстом. Безумие Тарпа, должно быть, было побочным продуктом грубых сексуальных страхов. Он не ненавидел женщин, как светские женоненавистники, он их боялся. Мужским фигурам на эскизах были присвоены грубые черты лица. Но женщины были другими. Их тела были прорисованы до мельчайших эротических деталей, но чего-то им всем не хватало.

Лиц.

Ни у одной из женщин не было лица, и это был ещё один явный признак бредовой сексуальной фобии.

«Он не может, — понял доктор Гарольд. — Он не может нарисовать их лица, потому что боится».

Доктор Гарольд перевернул случайную страницу. Он сделал паузу.

Вот было лицо.

«Боже», — подумал он.

Его ясность ошеломила его. Он смотрел на рисунок женщины на всю страницу. Луна светила сквозь заросли ежевики и полосы деревьев; женщина стояла в лощине. Доктор Гарольд вздрогнул. Набросок был больше, чем набросок — это была дихотомия, сочетание крайностей. Отвращение столкнулось с эротической красотой. Извращённое столкнулось с благоговейным.

«Что происходило в голове Тарпа, когда он писал это?»

Доктор Гарольд в своё время повидал немало произведений искусства пациентов. Искусство было катарсисом, а катарсис сумасшедшего логически отражал безумное искусство. Но это…

Доктор Гарольд никогда не видел ничего подобного. Это было ужасно… и прекрасно. Красноречиво и душераздирающе. Он никогда не видел произведения искусства столь чистого и в то же время столь непристойного.

Женщина умоляюще стояла. Её руки были расставлены, словно приглашая в объятия, но пальцы были чрезвычайно длинными, а ногти торчали, как гладкие тонкие когти. Длинные ноги сведены вместе, образуя идеальную фигуру в виде песочных часов. Груди были нарисованы так тщательно, что на странице они казались трёхмерными. Они были высокими, крупными, с большими тёмными кругами вместо сосков. Так же был нарисован и лобок: блестящая пушистая солома на фоне чистой белой кожи. Волосы женщины превратились в большую тёмную гриву. Двойные крошечные утолщения, казалось, торчали изо лба, почти как…

«Как рога», — понял доктор Гарольд.

И лицо…

Лицо было не чем иным, как двумя щелевидными глазами над чёрной открытой пастью, полной игольчатых зубов.