Светская дурь

Общество Фэллоуфилд, Манчестер

– Наверное, я бы смог убедить ее, если бы постарался, если бы шаг за шагом пересказал ей все события предыдущих восемнадцати часов. Может быть, да, а может, и нет, кто знает. Короче, я решил этого не делать. Она пришла к выводу, что я – уличный мальчик по вызову, ненормальный фантазер, который хочет быть рок-звездой, и я подумал: к черту, зачем пытаться убедить ее? Я ведь все равно ненавижу Томми Хансена, по-моему, он придурок и жертва. Это даже написано у меня на голове. Так почему бы не отдохнуть денек от этого ублюдка?

Поэтому я просто спросил, можно ли мне немного посидеть рядом с ней на крыльце, ведь я провел на ногах много часов, она подвинулась, я сел рядом с ней на грязные плитки. Я обнаружил, что у меня в заднем кармане по-прежнему есть смятая пачка «Мальборо-лайтс» в мягкой упаковке, а на улице тебе всегда рады, если у тебя есть пачка сигарет.

Так что мы курили и болтали, я спрашиваю ее, откуда она, как ее занесло так далеко от дома, что она, видимо, шотландка, а потом говорю, как люблю эти их горы и что однажды собираюсь на них взобраться, и она отвечает, что думает точно так же. Она утверждает, что хотела бы помыться в одном из маленьких озер наверху, мне эта мысль кажется кошмарной, и к тому же я не думаю, что у них в горах есть озера.

Короче, через некоторое время она начинает рассказывать мне о своей жизни, как ее отчим пришел к ней в комнату, как много лет она считала, что это ее ошибка, потому что мама никогда ее не защищала, и мы болтаем… И я думаю, знаете… и тайно… глубоко внутри… У меня созревает решение.

Пробыв с Джесси час или около того, да, кстати, ее зовут Джесси, я решил спасти ее. Вот именно, я ее спасу. И потом она смогла бы спасти меня.

Богоявление, так и знайте. Тебе на него насрать, когда оно приходит. Оно хлопает тебя по плечу и говорит: «Привет, смена, власть переменилась, выступаем немедленно! Встать у коек!»

Я думаю, на самом деле все началось еще с Джеммы накануне. В смысле, это может звучать жалко, но я поверил этой девке, а она меня так кинула. Я говорил ей, что у меня нет друзей и я не могу найти их, и вдруг бац! Я просыпаюсь с фотоаппаратом у лица, и она полностью подтверждает мои чертовы выводы. Затем, на следующее утро, я наталкиваюсь на Джесси.

Я закапывался в дерьмо все глубже и глубже, купался в жалости к себе, ненавидел всех, никому не доверял, пришел к угнетающему выводу, что в моем чертовом мире нет ничего настоящего, и вдруг встречаю девчонку, которая такая настоящая, что страшно делается. Девчонка, у которой ничего нет. Ни-че-го. Абсолютно ни хрена. И все же, и все же, хоть она просто кожа да кости, мне абсолютно ясно, что в ней больше реальности, чем во всем остальном, что происходило в моей жизни, вместе взятом и помноженном на десять. Настоящая? Эта девчонка настолько настоящая, что у нее есть штык. Более того, штык, который она, по всей видимости, готова пустить в ход.

Ну и разве это не реально?

В общем, я сижу, гляжу, как она курит мои сигареты, и слушаю ее, а мысль о новой миссии моей жизни уже прокралась мне в голову полностью сформированная. Я спасу эту девчонку. Я изменю ее жизнь до неузнаваемости.

Что я могу сказать? Может быть, вы думаете, что я жалок. Может, так и есть. Может быть, мы видим только то, что хотим видеть, и отшвыриваем остальное. Может, мы все носим с собой пьедесталы и озираемся в поисках кого-нибудь, кого можно на них поставить. Может, после того как Джемма спрессовала меня, я хотел увидеть потерянную девчонку, которую смогу полюбить и которая полюбит меня. Может, единственным моим желанием было найти человека, которому можно поверить.

Да, я думаю, именно в этом все и дело. Доверие. Именно оно впервые поставило меня на путь, на котором я стою сейчас и намереваюсь стоять до самого его конца. Эта девчонка не знала, кто я такой. Она не знала, и ей было все равно. Меня это поразило. Назовите меня пресытившимся хнычущим маленьким придурком, если хотите, но не могу передать, насколько мне полегчало от этого.

Более того, она была красивая. Да, я вижу, вы все думаете, что в этом-то все и дело. В Томми вдруг взыграл романтизм на почве страданий, и он захотел ее трахнуть.

Нет, все не так. Дело вовсе не в этом. Я просто говорю, что она красивая. Потому что это правда. Несмотря на то что она была грязная и бледная, и кожа у нее была не в лучшем виде, по ее скулам и обвисшей груди было ясно, что она ужасно исхудала, и, несмотря на все это и не только это, она была красивая. Большие, огромные темные глаза, тонкие черты лица, прелестные маленькие ножки, поджатые под пальто. И… нет, я не знаю, мать вашу. Я знаю только, что, сидя на крыльце и разговаривая с ней, я думал, что она красивая. И я не забуду ее огромные темные глаза на бледном лице до самой смерти.