Квартира Саманты, Ислингтон

– Не нужно надевать презерватив, Питер. Я не против. Я хочу разделить с тобой все. Ты это знаешь. Даже твою участь.

– Не говори глупости, Сэмми.

На ней было белье, которое он купил ей в самом начале. Его первый подарок Сейчас это казалось Питеру таким далеким прошлым.

– Что глупого в том, чтобы не бояться умереть вместе с кем-то?

– Это глупо, если это абсолютно не обязательно. К тому же это просто мера предосторожности. Прошло уже почти шесть недель, у Роберта Нанна по-прежнему чистые анализы, и у меня тоже. Мои шансы увеличиваются с каждым днем. Знаешь, врач сказала, что у нее есть все основания надеяться на то, что скоро я буду совсем чистым.

– Я не могу знать, что говорит врач, учитывая, что меня не допускают к разговорам с ней.

– Да ладно тебе, Сэм. Ты же знаешь, что я никак не могу объяснить Анджеле, почему я считаю, что моя ассистентка должна присутствовать при очень личных медицинских разговорах.

– Можешь. Очень даже можешь.

– Может, объяснишь, каким образом?

Саманта встала на колени на кровати, как всегда роскошная, с гладкой кожей, молодыми гордыми грудями, и все же Питер чувствовал, что его желание улетучивается с каждым ее словом.

– Ты мог бы сказать ей, что любишь меня, а я люблю тебя, и что мы занимаемся любовью при каждой возможности, и если ты когда-нибудь и любил ее, в чем я сомневаюсь, она лишилась любого права на эту любовь и вообще на место в твоей жизни, не сумев удовлетворить тебя и сохранить твою любовь.

Питер перевел дыхание и посмотрел Саманте в глаза, как он надеялся, с отеческой привязанностью, смешанной с легкой романтической мукой. Он ждал этого момента много недель, ждал возможности потихоньку сообщить ей неизбежное. Жаль, что она почти обнажена сейчас.

– Сэмми, пожалуйста… Мы должны поговорить.

– А разве мы не разговариваем?

– Мы должны поговорить… Ну, нужно смотреть на вещи практично. Наша связь…

– Связь? Вот как ты это называешь?

– Ну… я полагаю…

– Так вот что у нас с тобой? Связь?

– Ну да, конечно… любовная связь. Прекрасное любовное приключение. Но все это продолжается всего несколько месяцев, и ты очень, очень молода. Мы не должны слишком торопиться, правда?

– Ты не возражал против спешки в первый раз в своем кабинете! Ты практически силой сорвал с меня трусики.

Насколько Питер помнил, они их сорвали вместе, но он знал, что лучше насчет этого не спорить. Саманта держалась намного агрессивнее, чем он ожидал.

– Я знаю, что сделал это, Сэмми, но это было самое прекрасное и страстное приключение…

– Значит, тогда торопиться с сексом нормально, так?

– Ну, это было, это было… это то, что произошло, так? Это было замечательно.

– Хорошо, ладно. Тогда куда же нам не нужно торопиться?

– Ну… Я думаю, я хочу сказать, что…

– Что не нужно торопиться и превращать это во что-то большее, чем удобный для тебя секс? Именно в этом направлении не нужно торопиться, Питер?

Он не ожидал, что этот разговор будет легким. В этом он не ошибся.

– Сэмми! Пожалуйста. Ты не даешь мне закончить…

– Хорошо, ладно, продолжай. Не торопить. Мы ведь не хотим никуда торопиться, правда?

– Послушай, Саманта, ты все абсолютно неправильно понимаешь. Конечно, я не рассматриваю наши отношения как удобный секс. Господи, какое уж тут удобство? И я испытываю к тебе привязанность, о чем тебе прекрасно известно. Очень, очень сильную привязанность.

– Привязанность? Какое слабое слово.

– Что малого в привязанности? Я привязан к своим детям, к своим родителям.

– К своей жене?

– Разумеется, Сэмми. Разве бы ты меня уважала, будь это не так?

– Как это все связано с уважением? Я тебя люблю.

– Это тебе кажется, Сэмми, и это прекрасно, но ты молода, у тебя очень много любви и…

– Значит, ты меня не любишь?

– Конечно я люблю тебя, разумеется. Но любовь, ну, любовь – это такое разностороннее понятие. Наша любовь… наша любовь, ну, очень новая и…

– Питер, куда, по-твоему, движется эта наша с тобой «связь»?

– Ну, я… Сэмми, ты находишься в мире политики так же, как и я. Ты знаешь, что не всегда можно иметь все, что хочется.

– Как ты думаешь, куда она движется?

– Я пытаюсь объяснить…

– Ты думаешь, она движется в никуда?

Питер знал, что должен действовать аккуратно. Выйти из игры будет нелегко. Если он хочет освободиться, потребуется много времени и огромный такт. Он не врал, говоря, что привязан к Саманте. Это правда, и ему было больно смотреть, насколько она оскорблена.

– Конечно, она не движется в никуда, Саманта. Я тебя люблю, я тебе это говорил… но у нас важное дело, и мы не можем позволить себе свести все на нет глупым скандалом. Я выигрываю сейчас, Сэм. Мы оба выигрываем, ты и я. В смысле, мы реально выигрываем.

– Ты хочешь сказать, что твоя карьера продвигается отлично.

– Это несправедливо! Я хочу сказать, нас обоих волнует этот вопрос. Мировоззрение нации меняется. Даже Кабинет дрогнул. Я не говорю, что премьер вдруг сделает оборот на сто восемьдесят градусов и начнет поддерживать полную легализацию, но они, по крайней мере, начали об этом говорить. Они уже не знают, что и думать. Мы сняли с людей шоры. Ты и я, мы вместе.

Взгляд Саманты был далеко. Что-то менялось внутри нее. Это случилось в одно мгновение, одно внезапное, опустошающее, разоблачительное мгновение. Саманта поняла, что Питер Педжет ставит карьеру выше нее, благодаря простому и внезапному инстинкту, который чуть раньше помог Анджеле Педжет догадаться об интрижке мужа.

Он никогда не уйдет от жены. Конечно, она должна была понять это с самого начала. Какая же она дура.

– Значит, привязанность? – пробормотала она.

– Ну пожалуйста, Саманта. Это абсолютно нормальное слово. Оно означает любовь. Я люблю тебя.

Привязанность к тебе. Люди, которые любят, не говорят друг другу «привязан».

– Неправда. Говорят! Или в моем случае говорят. Слушай, беру это слово назад, я…

– Он сказал именно «привязан».

– Кто это сказал?

– «Я очень, очень привязан к тебе», – сказал он. Мы были в постели тогда, прямо как сейчас с тобой. Забавно, да?

– Кто? Кто сказал, что привязан к тебе?

– Мужчина, о котором я тебе рассказывала, в Кембридже, преподаватель политологии и современной истории, ну, ты помнишь.

– Да, помню. У тебя с ним была короткая связь.

– Так, значит, вот что происходит сейчас между нами? Короткая связь?

– Нет! Ради всего святого, Саманта. С чего ты начала цепляться к каждому моему слову? Не нужно ничего искажать. Ты просто сказала…

– Не важно, что я сказала. Я его любила.

– Ты мне говорила, что спала с ним два раза.

– Значит, секс – это для тебя основное? Неужели это единственный показатель глубины отношений? Сколько раз это было? Я полюбила его до того, как позволила ему взобраться на меня, так же как я полюбила тебя до того, как это случилось у нас!

– «Позволила ему взобраться на меня»? «До того как это случилось у нас»? Если уж говорить о выборе слов, я мог бы спросить, неужели именно так ты описываешь нашу сексуальную жизнь? Словно для тебя это обязанность.

– А разве это не так?

– Что?

– Питер, попробуй хоть минутку подумать о ком-нибудь, кроме себя самого. Представь себе, каково мне приходится. Наконец я встретила мужчину, которого могу полюбить. Мужчину, на которого могу равняться, которого я боготворю, который может учить меня, быть моим наставником. И он постоянно пытается меня облапать и засунуть в меня, словно озабоченный школьник.

Питер был в шоке. Он полагал, что контролирует ход разговора. Это было нелегко, но, по крайней мере, он чувствовал себя у руля. Также он полагал, что понимает чувства Саманты лучше, чем она понимает его. Сейчас он не был в этом уверен.

– Сэмми, ты намекаешь на меня? Ты говоришь о нас?

– Конечно. А скольких мужчин, по твоему мнению, я в последнее время обожествляла? Сотни? Я люблю тебя. Ты это знаешь. Я ни хера не «привязана» к тебе. Я тебя люблю.

Саманта очень редко ругалась.

– Но при чем тогда сравнения с озабоченными школьниками? Ты говорила, что тебе нравится наш секс. Ты говорила, что я понимаю женское тело.

– Ты что, не улавливаешь игру, когда тебе что-то говорят? А я думала, ты политик.

– Игру?

– Да, игру – для твоего удовольствия.

– Удовольствия!!

– Я не люблю секс, Питер, и никогда не любила. С экстази получше, но вообще я его не люблю. Мужчины просто жалкие озабоченные существа. Жалкие. Мой отец не был жалким.

– А при чем тут твой чертов отец?

– По словам моего терапевта, очень даже при чем.

– Твоего терапевта!

– Да, моего терапевта. Он говорит, что я люблю собственного отца. Он говорит, что ты – просто замещающая его фигура.

– Ты рассказала своему врачу о нас!

– Не волнуйся о своей драгоценной карьере. Он не станет ничего разглашать. Профессиональная тайна.

Питер сидел голый на кровати, пытаясь осознать внезапный и полный развал его счастливого любовного гнездышка. Он прекрасно знал, что, если не провернуть все по-умному, последствия этого разговора для его жизни и его карьеры могут быть очень серьезными. Саманта вовсе не нормальная, уверенная в себе девушка, как ему представлялось. Она эмоционально неустойчивая. Опасная женщина. Он заподозрил это еще до своего несчастного случая, когда она упомянула о том, что сжигала стихи в определенное время дня. Теперь он знал наверняка. Она эмоционально неустойчивая особа, и ему придется избавляться от нее с невероятной деликатностью, или она превратится в так называемую «убийцу кроликов». Именно Гленн Клоуз в фильме «Роковое влечение» впервые вселила страх перед Богом в сердца мужчин-изменников, и, если Саманта действительно все это время притворялась в постели, возможно, она была достаточно сумасшедшей, чтобы прикончить длинноухого бедолагу.

– А как же оргазмы? – спросил Питер, и, несмотря на охвативший его страх, в этом вопросе слышалась нотка ущемленного мужского достоинства. – Ты говорила, что я доставляю тебе незабываемые оргазмы.

– Фальшивые.

– Фальшивые!

– Все до единого.

– Но… Почему?

– Я уже говорила. Чтобы доставить тебе удовольствие. Ты именно это хотел услышать, поэтому я говорила тебе это. Секс – это цена, которую я плачу за все остальное, что связывает нас с тобой.

Он не мог припомнить другого разговора, где правила игры менялись бы с такой скоростью. Питер был просто в шоке.

– Ну… ну, я не знаю, что сказать. Полагаю, мне он больше не понадобится. – Он снял презерватив, который и так уже сползал и едва ли представлял собой вдохновляющее зрелище.

Неожиданно выражение лица Саманты изменилось. Тяжелый, почти злобный взгляд, который не покидал ее лицо с самого начала разговора, исчез. В одно мгновение по ее щекам покатились слезы.

– О, Питер, пожалуйста… Я не хотела этого говорить! Правда не хотела. Я просто пыталась обидеть тебя, вот и все. Я люблю тебя, Питер, и очень люблю заниматься с тобой любовью. Возьми меня сейчас же, пожалуйста, ну же, я хочу, я правда хочу этого.

Отпрянувшая от него в начале разговора, теперь Саманта упала на Питера, обняв его и прижавшись всем телом.

– Ты лгала? Лгала насчет оргазмов? – спрашивал Питер через непрекращающиеся страстные поцелуи, которыми она покрывала его губы.

– Да, да! Я с тобой кончаю, словно в первый раз! Это как фейерверк, как бомба! Я лгала. У меня от тебя все просто тает. Я тебе покажу.

Это было слишком для Питера. Он сдался почти немедленно. Она была такая крепкая, молодая, очень и очень сексуальная, и, если она и притворялась в своей страсти, она была очень хорошей актрисой… Но постойте, она ведь связана с политикой.

Уже потом Питер вспомнил, что не надел презерватив, и на него накатила тошнота. Предположим, что он болен и заразил ее, тогда их связь обязательно всплывет наружу… С другой стороны, если у него СПИД, какая ему будет разница? Питер подавил поднимающийся страх так же, как делал это очень часто последние несколько недель. С ним все будет в порядке.

Он не болен.

Он справится с Самантой.

Он нежно избавится от нее, одновременно сохранив ее преданность, и продолжит свою восхитительную карьеру. Кто знает? Возможно, они даже будут изредка поддерживать сексуальную сторону своих отношений. Это было бы мило.

Саманта тоже была в задумчивости.

– Этот университетский профессор, – тихо и задумчиво сказала она. – Ну, про которого я тебе рассказывала. В результате ему пришлось уйти из университета в местный техникум. Но знаешь, он меня не любил, а в наши дни пожилым предателям мужчинам нельзя безнаказанно играть с чувствами молодых девушек.

Загрузка...