– Тяжелейе всего стало где-то через шесть дней, кажется.
Йа только что закончила свойу смену и старалась получше отмыться в импровизированном туалете с душевой кабинкой, котораиа служила мне и моим подругам душевой комнатой. Йа размышляла о том, хватит ли у меня сил продолжать. Йа вам говорю, ломка вгрызалась в каждуйу клеточку мойего тела… Желудок сжимался отломки, кожа стягивалась от ломки. Тошноту и понос было практически невозможно контролировать… Ну, полагайу, вам известно о проблемах с задницей, которыйе возникайут, когда употребляйешь геройин. – Пожилому мужчине, управлявшему магазином «Оксфам», это не было известно, но он убедил Джесси, что верит ей на слово. – Мне казалось, что случился какой-то ужасный катаклизм. Йа была не в состойанийи дожить до вечера, не говоря уже о том, чтобы обслуживать клиентов. Йа знала, что должно стать лучше, или йа умру. Йа знала, что просто не смогу больше терпеть такуйу боль.
Йа поверить не могла, что это случилось со мной. Со мной. С Джесси Росс. Человеческим существом. Женщиной. Йа ходила в школу. Йа была лучшей маленькой гимнасткой в нашем классе, могла делать двойной кульбит и крутиться на брусьях, как никто другой из мойих знакомых. У меня были куклы Барби. Йа беспокоилась о свойем первом поцелуйе. Йа всегда любила сыруйу рыбу, даже когда другийе дети мечтали о «Макдоналдсе». Йа была человеческим существом несколько относительно счастливых лет. И как же йа превратилась… во что? Во что йа превратилась? Йа уже не была человеком, это точно… А чем? Просто страдайущим набором конечностей и органов, просто шматом кричащего мяса. Йа должна сказать, что с тех пор йа пришла к выводу, что не геройин довел меня до жалкого состоянийа, в котором йа находилась, хотя йа не умаляйу своей вины и больше в жизни не притронусь к этой дряни, даже йесли ейе будут раздавать на заправках. И все же теперь йа знайу, что меня чуть не прикончил чертов закон. Закон, который не только вышвырнул меня за рамки нормального общества, но также создал криминальнуйу среду, которайа страсть как хотела прибрать меня к рукам.
Забавно, но йа думайу, что на самом деле сослужила службу нормальному сообществу, вход в которойе мне был запрещен. О да, по свойему убежденийу йа была государственным служащим. В смысле, посудите сами, десяток парней за ночь, которым йа не давала избивать своих жен, и они все платили налоги в реальном мире, но йа не была частью этого мира. Меня каким-то образом вышвырнули вместе с Голди и Франсуа. И беднайа, беднайа Марийа, погребеннайа вместе со своим именем где-то на улице, в реке или канаве. Брошеннайа на улице провалившимся законом. Знайете, говорят, что правосудийе слепо, так вот, это, мать ейе, правда.