Танские новеллы

БО СИН-ЦЗЯНЬ ПОВЕСТЬ О КРАСАВИЦЕ ЛИ[128]

Красавица Ли, родом из Цзяньго, была гетерой в городе Чанъань. Образцовое поведение и необычайное ее благородство достойны всяческой похвалы, поэтому-то я, государственный надзиратель и летописец Бо Син-цзянь, записал ее историю.

В годы правления «Тяньбао»[129] жил некий правитель области Чанчжоу — князь Жун-ян; фамильное имя его я скрою, не стану указывать. Современники чрезвычайно уважали его; был он богат, в доме у него было очень много челяди.

В то время, когда он познал волю неба[130], у него уже был сын в возрасте, когда начинают носить шапку совершеннолетия[131], — одаренный сочинитель изысканных стихов, не имеющий равных себе среди поэтов, глубоко почитаемый современниками. Отец любил и высоко ценил его.

— Вот, — говаривал он, — тысячеверстный скакун моего дома[132].

Когда пришло время сдачи экзаменов на степень сюцая[133], юноша собрался ехать. Отец щедро наделил его всем, что было лучшего из одежды, драгоценностей, лошадей и упряжки, отсчитал денег для расходов на столичных учителей и обратился к нему со следующей речью:

— Я уверен, что с твоим талантом ты в первой же битве выйдешь победителем. Тут тебе приготовлено на два года все, что только может понадобиться; распоряжайся по своему усмотрению.

Юноша тоже был уверен в себе и видел себя занявшим первое место так же ясно, как на ладони.

Он выехал из Пилина и через месяц с лишним прибыл в Чанъань, где и поселился на улице Бучжэнли.

Как-то, возвращаюсь из поездки на восточный рынок, он въехал в город через восточные ворота увеселительного квартала Пинкан, намереваясь посетить приятеля в юго-западной части города. Доехав до улицы Минкэцюй, он увидел дом; ворота и двор были не очень широкие, но само здание было величественное и уединенное. У приоткрытой двери, опираясь на молоденькую служанку, стояла девушка необычайной красоты; подобной, пожалуй, никогда в мире не бывало. Внезапно увидев ее, юноша невольно придержал коня, все не мог наглядеться и не решался ехать дальше.

Он нарочно уронил плеть на землю и стал поджидать своего слугу, чтобы приказать ему подать ее, а сам, тем временем, беспрерывно поглядывал на красавицу. Она же отвечала ему пристальным взглядом, казалось разделяя охватившую его страсть.

В конце концов, так и не осмелившись заговорить, он уехал.

С этой минуты юноша чувствовал себя так, словно потерял что-то. Он потихоньку пригласил к себе приятеля, хорошо знавшего увеселительные места в Чанъане, чтобы порасспросить его.

Приятель сказал ему:

— Это дом жадной и коварной женщины — госпожи Ли.

— Красавица-то доступна? — спросил юноша.

Друг ответил:

— Госпожа Ли очень богата. Те, с которыми она прежде была в связи, в большинстве случаев были из именитых и влиятельных семейств; она очень много от них получила. Не потратив несколько сотен тысяч монет, не сможете завладеть девушкой.

— Беспокоит меня только, что может ничего не выйти, — сказал юноша, — а там, хоть бы и миллион — разве пожалею?

На другой день он надел лучшие одежды и, взяв с собой всех своих слуг, отправился к красавице. Постучал в дверь; тотчас же появился мальчик-слуга и открыл ему.

— Чей это дом? — спросил юноша.

Мальчик, не ответив, убежал в дом, крича: «Здесь господин, что вчера уронил плеть!»

— Ты на минутку задержи его, — обрадовавшись, сказала красавица, — я только приведу себя в порядок, переоденусь и сразу же выйду.

Юноша, услыхав это, пришел в восторг. Вскоре его провели во внутренние покои; там он увидел старуху с седыми волосами, это была мать красавицы.

Юноша низко поклонился и, подойдя к ней, сказал:

— Слышал я, что здесь есть свободное помещение, хотел нанять его, чтобы поселиться тут. Верно ли это?

— Боюсь, что наше ничтожное и жалкое помещение не достойно того, чтобы в нем жил такой почтенный человек; как посмею сказать, что это то, что вам нужно? — ответила старуха.

Она все же пригласила юношу в гостиную; комната эта оказалась очень красивой. Усевшись напротив гостя, старуха продолжала:

— Есть у меня дочь, молодая девушка, таланты ее ничтожны, но она любит принимать гостей; хотелось бы представить ее вам.

И тут же приказала красавице выйти. Блестящие глаза, белоснежные руки, походка — само очарование.

Юноша в смущении вскочил с места, не смея поднять на нее глаз. Закончив приветствия, он произнес несколько обычных фраз, а сам думал о том, что таких поразительных красавиц глазам его еще не доводилось видеть.

Снова уселись; она заварила чай, налила вино; посуда была безукоризненно чистая. Сидели долго, наступили сумерки, прозвучало четыре удара барабана. Старуха спросила; далеко ли его жилище.

— За воротами Яньпин, в нескольких ли, — солгал ей юноша. Он надеялся, что его станут удерживать из-за дальнего пути, якобы предстоявшего ему.

— Уже пробили в барабан[134]. Вам нужно поскорее возвращаться, чтобы не нарушить запрета, — сказала старуха.

— Мне так приятно с вами, что не заметил, как прошел день и наступил вечер, — ответил ей юноша. — Дорога предстоит дальняя, а в городе у меня нет родни. Как же быть?

— Если не посетуете на нашу убогость, оставайтесь у нас! Что же дурного в том, чтобы переночевать? — сказала красавица.

Юноша несколько раз взглянул на старуху.

— Да, да, — поддакивала та.

Тогда юноша позвал своего слугу и, взяв у него свой шелковый кошель, хотел дать денег на приготовление ужина. Красавица с улыбкой остановила его:

— Так не принято между гостем и хозяевами. Пусть расходы сегодняшнего вечера лягут на наш жалкий дом; вас же прошу снизойти к грубой пище. Что до всего остального, то подождем другого раза.

Он отказывался решительным образом, но она настояла на своем. Вскоре все перешли в Западный зал. Занавесы, цыновки, портьеры, диваны радовали глаз своей красотой; туалетные ящички, покрывала, подушки — все было роскошно и изысканно. Зажгли свечи, внесли угощение, все было отменно вкусно. После ужина старуха поднялась. Беседа юноши с красавицей как раз в это время стала оживленной; они шутили, смеялись, чувствовали себя совсем свободно.

— Когда я вчера случайно проезжал мимо вашего дома, — сказал юноша, — вышло так, что вы стояли в дверях и ваш образ глубоко запал в мое сердце. Всю ночь я провел в мыслях о вас и сегодня с утра эта мысль меня не оставляла.

Красавица в ответ сказала:

— То же было и с моим сердцем.

— Сегодня я пришел, — продолжал юноша, — не просто для того, чтобы найти помещение; я надеялся удовлетворить желание всей моей жизни. Но все еще не знаю, какова будет ваша воля.

Еще не успел он кончить, как подошла старуха и спросила, о чем идет речь; он рассказал ей. Старуха с улыбкой ответила:

— Отношения между мужчиной и женщиной самое важное, что есть на свете. Если их чувства взаимны, то даже воля родителей не сможет обуздать их. Но ведь дочь моя настоящая деревенщина, стоит ли она того, чтобы служить вам, сударь, у вашей подушки и цыновки[135]?

Юноша подбежал к ней, поклонился и стал благодарить:

— Хотел бы считать себя тем, кто будет кормить вас до конца ваших дней.

Старуха согласилась смотреть на него, как на зятя. Они снова выпили и разошлись.

На следующее утро юноша перевез весь свой багаж и поселился в доме Ли. С этих пор юноша стал чуждаться людей своего круга и больше уже не виделся со своими друзьями. Он ежедневно встречался с актерами, певицами, стал театральным завсегдатаем и частым посетителем пирушек. Кошелек его окончательно опустел; тогда он продал экипаж и лошадей, а затем и своих слуг. Прошел год с небольшим, и все его имущество, слуги, кони исчезли. Старуха начала презрительно относиться к нему; чувство же красавицы все возрастало.

Как-то раз красавица сказала юноше:

— Мы с вами знаем друг друга уже год, а все еще нет у нас потомства. Мне часто приходилось слышать, что дух Бамбуковой рощи отзывается на просьбы немедленно, как эхо; хочу отправиться к нему, чтобы принести жертву и умолить его. Как вы посмотрите на это?

Юноша не знал ее замысла и очень обрадовался. Он заложил свою одежду в лавке и таким образом смог заготовить мясо жертвенных животных и сладкое вино; вместе с красавицей они посетили храм и совершили моление. Провели две ночи и повернули обратно; подгоняя своего осла, юноша ехал сзади. Когда они стали подъезжать к северным воротам, красавица обратилась к юноше:

— Если свернуть на восток отсюда, в переулочке дом моей тетки; хотелось бы отдохнуть, да и увидеть ее. Вы позволите?

Юноша согласился. Не проехал он и ста шагов, как действительно показались большие ворота; он заглянул в щелку и увидел большое здание. Служанка, ехавшая позади повозки, остановила его:

— Приехали.

Юноша спешился; в этот момент вышел какой-то человек и спросил:

— Кто тут?

— Красавица Ли, — ответил юноша.

Тот ушел в дом с докладом; тотчас же вышла женщина, лет ей можно было дать сорок с чем-то; поздоровавшись с юношей, она спросила его:

— А племянница моя приехала?

Красавица спустилась с повозки; женщина, приветствуя ее, спросила:

— Почему же так давно не вспоминала обо мне?

Поглядев друг на друга, они обе рассмеялись. Красавица представила юношу; тот поклонился ее тетке. Познакомились, затем прошли в сад у западной арки входа. Там на холме был павильон, вокруг — густые заросли бамбука, пруд и беседка создавали впечатление удаленности от мира.

— Это собственный дом тетушки? — обратился юноша к красавице.

Та улыбнулась и не ответила, перевела разговор на другую тему. Вскоре подали чай и редкостные фрукты. Не успели поесть, как примчался какой-то человек; осадив взмыленного иноходца, он сказал:

— Старая госпожа внезапно опасно заболела, лежит без сознания. Немедленно возвращайтесь домой!

Красавица обратилась к тетке:

— Сердце мое в тревоге. Я поеду верхом вперед, а потом пришлю лошадь обратно, и вы приедете с моим господином. Юноша настаивал на том, чтобы сопровождать ее, но тетка и служанка в один голос начали уговаривать его остаться и даже загородили ему дорогу:

— Старуха, наверное, уже умерла; вы должны остаться и обсудить со мной как устроить похороны, чтобы помочь в беде. К чему вам торопиться уезжать вместе с ней?

Так и задержали его. Они стали вместе обсуждать, что потребуется для похорон и жертвоприношений.

Вечерело, а лошадь все не возвращалась.

— Почему это не шлют лошадь? — сказала тетка. — Вы бы, сударь, поспешили вперед, чтобы разузнать, а я приеду вслед за вами.

Юноша тотчас же отправился. Он доехал до старого их дома; ворота оказались наглухо запертыми и запечатанными. Очень удивившись, юноша обратился с расспросами к соседу. Тот ответил:

— Собственно говоря, это помещение госпожа Ли снимала в аренду; договор уже кончился, вот хозяин и забрал помещение обратно. Старуха же выехала отсюда еще две ночи назад.

— Куда же она переехала? — спросил юноша.

— Не сказала куда, — ответил сосед.

Юноша собирался тотчас же отправиться в Сюаньян, чтобы порасспросить тетку, но уже совсем стемнело, и это помешало ему выполнить свое намерение. Тогда он снял с себя платье и обменял его на еду; поел, снял на ночь постель в ночлежном доме и улегся спать. Ярость его была так велика, что до самого утра так и не смог сомкнуть глаз. Только забрезжил рассвет, как он оседлал своего осла и уехал. Приехав на место, начал стучать в ворота; прошло немного времени, никто не отозвался. Несколько раз кричал он изо всех сил, наконец, вышел какой-то слуга. Юноша поспешил спросить его:

— Госпожа такая-то дома?

— Нет, — ответил тот, — у нас нет такой.

— Да ведь еще вчера вечером была здесь, почему же вы скрываете ее? — возмутился юноша. Затем он спросил:

— Чей это дом?

Слуга ответил:

— Это дом сановника Цуй. Вчера какой-то господин нанял это помещение, он говорил, что ожидают прибытия родственника издалека. Не было еще сумерек, когда все уехали.

Юноша в смятении просто потерял голову; тут только он понял, что он обманут. Совершенно убитый, он вернулся в свое старое жилище на улице Бучжэнли.

Хозяин помещения пожалел его и принес ему поесть. Юноша был слишком огорчен, чтобы есть; он три дня не принимал пищи и очень тяжело заболел; дней через десять ему стало совсем плохо. Хозяин боялся, что он уже не поднимется, и перевез его в похоронное бюро.

Прошло некоторое время. Люди из этого похоронного бюро пожалели юношу и стали вскладчину кормить его. Постепенно ему стало немного лучше, так что он начал вставать, опираясь на палку. С тех пор его ежедневно посылали в похоронные процессии, заставляя носить траурный балдахин; того, что он зарабатывал, ему как раз хватало на жизнь.

Прошло несколько месяцев, юноша совсем окреп. Всякий раз, слыша похоронные песнопения, он скорбел о том, что не он сам умер, разражался рыданиями и долго не мог остановиться. Всякий раз по возвращении с похорон он подражал песнопениям. Юноща был очень талантлив; в скором времени он стал искусен во всех напевах, и равного ему не находилось во всей столице Чанъань.

Хозяин этого похоронного бюро издавна вел борьбу за первенство с другим хозяином бюро в восточной части города. В том бюро носилки и дроги были редкой красоты, но зато с похоронными песнопениями дело обстояло плохо. Однако хозяин Восточного бюро, зная, насколько искусен юноша в песнопениях, дал ему двадцать тысяч и таким образом закрепил за собой. Старые друзья и клиенты хозяина этого бюро, увидев способности юноши, потихоньку научили его новым мелодиям и всячески поощряли его. В этих тайных занятиях прошло несколько декад.

Как-то в препирательстве обоих владельцев бюро один из них заявил:

— Давайте устроим выставку похоронных принадлежностей на улице Тяньмынь, чтобы сравнить, у кого лучше, у кого хуже. Потерпевший поражение платит штраф в пятьдесят тысяч, чтобы покрыть расходы на угощение. Что вы на это скажете?

Оба владельца сговорились, тотчас же составили договор, заверили его печатями для гарантии и затем устроили выставку. На эту необычную выставку сошлись и мужчины, и женщины, толпа достигала нескольких десятков тысяч человек. Надзиратель квартала доложил об этом начальнику городской стражи, начальник городской стражи довел до сведения градоправителя столицы. Горожане сбежались со всех сторон, в домах почти не оставалось людей. Смотр начался утром и продолжался до полудня. Западное похоронное бюро потерпело поражение и по дрогам, и по носилкам, и по принадлежностям похоронных обрядов. Вид у владельца был очень смущенный. Тогда он установил помост на южном углу. Вперед вышел длиннобородый старик, держа в руках колокольчик, несколько человек шли следом. Старик поднялся на помост, расправил бороду, поднял брови, сложил руки на груди, поклонился и запел «Песнь о белом коне»[136]. Уверенный в своей победе, он оглядывался по сторонам, как будто бы вокруг не было достойных. Все дружно хвалили его, и сам он считал, что он единственный в своем роде и никто его превзойти не может. Немного спустя владелец Восточного бюро установил помост на северном углу. Появился молодой человек в черной шапке, слева и справа от него было еще по пять-шесть человек, которые несли опахала. Это был наш юноша.

Оправив одежду и спокойно поглядев по сторонам, он начал петь высоким гортанным голосом; пел он исключительно хорошо. Это были стансы «Роса на стеблях»[137]; чем выше поднимался его голос, тем он становился чище; эхо звучало в рощах; еще не кончилась песня, а слушатели стали покашливать, еле сдерживая слезы.

Владелец Западного бюро, осмеянный толпой, был еще больше сконфужен; он потихоньку выложил свой проигрыш и незаметно скрылся. А толпа вокруг стояла как завороженная, ничего не замечая.

Незадолго до этого был оглашен императорский указ, по которому начальникам пограничных областей предписывалось раз в год прибывать ко двору; называлось это «представлять доклады». И вот в это время как раз и получилось так, что отец юноши находился в столице. Вместе с другими сановниками одного с ним ранга он переоделся и тайком отправился поглядеть на это зрелище. С ним был старый слуга — зять кормилицы юноши. Увидев манеры юноши и услыхав его пение, он хотел было признать его, но не осмелился и заплакал горькими слезами.

Отец юноши изумился и стал расспрашивать слугу; тот объяснил:

— Внешность певца очень напоминает вашего погибшего сына.

Отец возразил:

— Моего сына убили разбойники из-за большого богатства. Как же он может оказаться здесь?

Сказав это, он тоже заплакал. Когда он отправился домой, слуга подбежал к тем, кто был с юношей, и стал расспрашивать:

— Кто этот, что пел? Может ли быть что-нибудь чудесней!

— Сын такого-то...

Слуга спросил, как его зовут, но оказалось, что юноша принял чужое имя.

Слуга в сильном волнении поспешил протолкаться через толпу и разыскать юношу. А тот, увидев слугу, изменился в лице и сделал крутой поворот, собираясь скрыться; но слуга, схватив его за рукав, сказал:

— Не вы ли господин N?

Тут они обнялись и заплакали; затем слуга повел его к отцу.

Они вместе пришли в помещение, где остановился отец юноши. Тот набросился на юношу с упреками:

— Ты опозорил наш дом своим поведением. Да как ты посмел снова показаться мне на глаза?

Тут он вывел юношу из дома, дошел с ним до места, что к западу от реки Цюйцзян и к востоку от Абрикосового сада, сорвал с него одежду и нанес ему несколько сотен ударов плетью. Не вынеся боли, юноша свалился замертво; отец оставил его и ушел.

Один из тех, кто обучал песнопениям юношу, приказал человеку, с которым юноша сдружился, потихоньку проследить за ним, и вот теперь тот вернулся и сообщил об этом всем товарищам; все были очень огорчены. Двоим было приказано взять тростниковую цыновку и прикрыть труп юноши. Но когда они пришли на место происшествия, оказалось, что в нем еще теплится жизнь. Его подняли; прошло довольно много времени, дыхание юноши постепенно становилось заметным. Тогда они на цыновке снесли его к себе домой, стали поить через бамбуковую трубочку. Прошла ночь, и он очнулся.

Миновал целый месяц, но он не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Раны гноились и начали скверно пахнуть. Товарищи измучились с ним. Однажды вечером они бросили его на дороге. Прохожие, жалея его, часто кидали ему остатки пищи, так что ему хватало наполнить желудок.

Прошло десять декад, и он начал вставать на ноги с помощью палки. В лохмотьях, залатанных в сотне мест, неся ломаную тыквенную чашку, он стал обходить окрестности, занимаясь выпрашиванием пищи. Зима уже сменила осень; по ночам юноша забирался в мусорные ямы, а днем бродил по рынкам и лавкам.

Однажды утром шел сильный снег. Юноша, подгоняемый холодом и голодом, вышел, несмотря на снег, и жалобно молил о подаянии; слышавшие и видевшие его не могли не растрогаться. Но снег как раз в то время шел очень сильный, и почти все двери жилых домов были закрыты.

Юноша дошел до восточных ворот квартала Аньи и прошел вдоль кирпичной стены семь-восемь домов к северу; там были ворота, где оказалась приоткрыта одна лишь левая створка. Это был дом красавицы. Юноша не знал этого и продолжал жалобно стонать:

— Замерз я и голоден очень.

Крик его раздирал душу, слушать было нестерпимо.

Красавица, услышав его из-за своих дверей, сказала служанке:

— Наверняка это он. Я узнаю его голос, — и поспешно выбежала. Увидела юношу, худого, покрытого струпьями, почти совсем лишившегося человеческого облика.

В сильном волнении красавица обратилась к нему с вопросом:

— Вы ли это, сударь?

Юноша был подавлен и потрясен до такой степени, что не сумел произнести ни слова и только кивнул головой. Красавица подошла к нему, обняла за шею и, прикрыв своим вышитым рукавом, ввела в западный флигель. Теряя от волнения и горя голос, она прошептала:

— Это я виновата в том, что вы дошли до такого состояния.

Сказала и лишилась чувств. Тут прибежала встревоженная старуха и спросила:

— Кто это?

— Господин N, — ответила красавица, придя в себя.

— Надо выгнать его. Зачем привела сюда? — закричала старуха. Красавица, строго взглянув на нее, возразила:

— Нельзя. Это юноша из порядочного дома. Когда-то он ездил в богатом экипаже, носил золотые украшения. Придя же в наш дом, он очень быстро лишился всего. Мы с вами придумали коварный план, бросили и выгнали его, это уж бесчеловечно. Довести его до того, что он потерял волю, — это недостойно небом установленных отношений между людьми. Отношения отца и сына — от неба. А мы привели к тому, что чувства эти исчезли, что отец до полусмерти избил сына, и вот сын вследствие этого пришел в такое ужасное состояние. Все люди в Поднебесной империи знают, что я была причиной этому. У юноши при дворе полно родни, и если когда-нибудь кто-нибудь из них, власть имущий, разузнает все подробности этой истории, то нам придется плохо. К тому же мы обманывали небо, дурачили людей, и духи будут к нам неблагосклонны; не будем же сами навлекать несчастье на себя!

Вы исполняете роль моей матери[138] вот уже двадцать лет. Если подсчитать, так на меня вы истратили не менее тысячи золотых. Вам сейчас шестьдесят с лишним лет; я хочу отдать вам то, что ушло на мою еду и одежду за эти двадцать лет, и этим выкупить себя; тогда мы с этим господином поселимся отдельно от вас. Мы будем жить недалеко от вас, сможем видеться утром и вечером. Таково мое намерение.

Увидев, что волю красавицы не сломить, старуха вынуждена была согласиться. После расчетов со старухой у красавицы осталось сто золотых. Она сняла помещение домов через пять к северу; вымыла юношу, переменила ему одежду, стала давать ему рисовый отвар и поить кислым молоком, чтобы поправить его здоровье. Только дней через десять она позволила ему начать есть другую пищу. Шапка, туфли, носки — все, что она давала надевать ему, было редчайшего качества. Не прошло и нескольких месяцев, как раны на теле постепенно стали заживать, а к концу года здоровье его совершенно восстановилось.

Как-то раз красавица обратилась к нему:

— Теперь вы уже окрепли и вполне воспрянули духом. Я же все это время думала про себя, насколько сохранились у вас прежние знания?

Юноша, подумав, ответил:

— Пожалуй не более двух-трех десятых того, что знал.

Красавица приказала подать экипаж и выехала на прогулку. Юноша сопровождал ее верхом. Доехав до книжных лавок у боковых ворот к югу от рынка, она предложила юноше выбрать и накупить книг на сто золотых. Погрузив книги в экипаж, они вернулись домой. Затем она заставила юношу отогнать от себя все заботы, чтобы сосредоточиться на занятиях.

Ежедневно до глубокой ночи он занимался с необычайным усердием и прилежанием, красавица же постоянно сидела против него и ложилась спать, только когда начинал брезжить рассвет. Замечая его усталость, она заставляла его отрываться от книг и писать стихи. Через два года он достиг больших успехов. Из всей китайской литературы не было такого, чего бы он не знал. И вот однажды он сказал красавице:

— Пожалуй, теперь можно было бы выставить мое имя в списках экзаменующихся.

— Нет еще, — возразила она, — прошу вас приложить все старания и усердие, чтобы одержать полную победу.

Прошел еще один год и красавица сказала:

— Теперь можете сдавать экзамен.

Он с первого же экзамена получил степень сюцая, слава его потрясла весь экзаменационный двор. Люди значительно старше его, читая его сочинение, не могли не выразить ему своего уважения и восхищения, старались быть подстать ему, но не могли добиться этого. Красавица же сказала ему:

— Это еще не все; теперь вы добились ученой степени и, само собой разумеется, можете рассчитывать получить место при дворе, приобрести славу во всей Поднебесной империи. Но ваше поведение в прошлом было недостойным, не то, что у других ученых. Вам нужно отточить и закалить оружие, чтобы одержать настоящую победу. Тогда только сможете вступить в борьбу со знаменитыми учеными и завоевать первенство среди всех.

С этих пор юноша стал еще усерднее трудиться, слава о нем все больше распространялась. Через год как раз проводились государственные экзамены на высшую степень, и по высочайшему приказу созывались достойнейшие со всех концов страны. Юноша явился на эти экзамены и написал сочинение на тему «Говори с государем прямо, увещевай его настоятельно!». Имя его оказалось первым в списке сдавших экзамены. Он получил должность военного советника в городе Чэнду. Высшие вельможи двора стали искать дружбы с ним.

Когда он собрался ехать к месту службы, красавица сказала ему:

— Теперь вы заняли подобающее вам положение, и я больше не хочу обременять вас собой. Остаток своих лет я намерена посвятить моей матери. Вы же должны вступить в брак с девушкой из знатной семьи, которая достойна того, чтобы приносить жертвы вашим предкам. Не грязните себя неравным браком. Старайтесь думать о себе; отныне я ухожу.

— Если ты бросишь меня, — со слезами сказал юноша, — я покончу с собой.

Красавица упорствовала в своем отказе сопровождать его. Юноша настойчиво просил и слезно умолял. Наконец, она сказала:

— Я провожу вас через реку. Когда мы достигнем Цзяньмэня, вы должны будете позволить мне вернуться.

Юноша согласился. Через месяц с лишним они доехали до Цзянь-мэня. Не успели они еще расстаться, как пришло известие о том, что из Чанчжоу выехал отец юноши, назначенный на должность градоначальника Чэнду и надзирателя округа Цзяннань.

Через двенадцать дней в Цзяньмэнь проездом к месту новой службы прибыл отец. Юноша тотчас послал ему свою визитную карточку и сам явился к нему на постоялый двор. Отец не решался было признать его, но увидев на визитной карточке фамильное имя своих предков и их ранги, был совершенно потрясен. Приказав сыну приблизиться, он обнял его и заплакал. Долго он не мог придти в себя и, наконец, произнес:

— Мы с тобой отец и сын, как прежде!

Затем он стал расспрашивать юношу о том, что с ним произошло, и тот рассказал ему все от начала до конца. Отец был удивлен и спросил, где же находится эта замечательная красавица. Юноша ответил:

— Она проводила меня до этого места, и я должен разрешить ей вернуться домой.

— Нельзя, — возразил отец.

На рассвете он приказал подать упряжку и послал юношу вперед в Чэнду, а красавицу задержал в Цзяньмэне; здесь был построен специальный дом, где ее поселили. Тут же были приглашены свахи, чтобы устроить счастье двух семей. Для встречи невесты было приготовлено все, что требуется при шести брачных церемониях. Свадьба была сыграна по образцу того, как бывало в старину между княжескими домами Цинь и Цзинь[139]. После совершения обрядов красавица на долгие годы скрылась от света. Она прекрасно выполняла обязанности жены, строго и правильно управляла семьей и была высоко ценима близкими.

Несколько лет спустя свекор и свекровь умерли. Она тщательнейшим образом соблюдала траур. На их могилах она вырастила линчжи[140], по три грозди на одном стебле. Об этом было доложено императору. Несколько десятков белых ласточек вили гнезда под их крышей. Император был поражен всем этим и повысил ее мужа в чине. Когда кончился период траура, его стали назначать на важные посты; на протяжении десяти лет он был правителем нескольких областей. Красавице же был пожалован титул знатной дамы из Цзяньго. У них было четверо сыновей, все стали видными сановниками. Тот, кто чином был ниже остальных, и то был, кажется, правителем Тайюаня. Все братья женились на девушках из знатных домов; и по мужской, и по женской линии все были имениты, таких и в столице не сыщешь.

Вот видите, была ведь когда-то гетерой, а стала женой, да еще какого образцового поведения! Даже самые образцовые женщины прежних времен и те не могли бы сравниться с ней! Как можно удержаться от восхищения!

Мой дед (по отцу) некогда был правителем Цзинчжоу, затем переведен был в Податное управление и был надзирателем водных и сухопутных перевозок. На всех этих трех должностях он служил вместе с героем этого рассказа, поэтому знал эту историю со всеми подробностями.

В середине годов правления «Чжэньюань»[141] я в беседе с Гун-цзо[142], родом из Лунси, коснулся женщин образцового поведения и рассказал ему эту историю о знатной даме из Цзяньго — красавице Ли.

Гун-цзо, слушая в упоении, хлопал в ладоши; он-то и заставил меня написать это повествование.

И вот, напитав кисть тушью, я набросал все это. Писал в году под циклическими знаками «И» и «Хай»[143], осенью в восьмую луну, Бо Син-цзянь из Тайюаня.