Танские новеллы

ЛИ ГУН-ЦЗО ИСТОРИЯ СЕ СЯО-Э[58]

Сяо-э из семьи Се, родом из Юйчжана, была дочерью странствующего торговца.

Когда ей исполнилось восемь лет, мать ее умерла. Девочку выдали замуж за Дуань Цзюй-чжэна, благородного юношу из Лияна. Это был надменный, но справедливый человек, водивший дружбу со смельчаками и искателями приключений.

Отец Сяо-э, скопив большие богатства, скрывал свое настоящее имя под прозвищем «Купец»; нагрузив джонку товарами, он часто занимался контрабандой со своим зятем Дуань Цзюй-чжэном.

Когда Сяо-э исполнилось четырнадцать лет и она впервые собиралась сделать прическу взрослой женщины, разбойники убили ее отца и мужа и похитили все деньги и товары, находившиеся в джонке.

Братья Дуань Цзюй-чжэна, племянники Се, слуги — несколько десятков человек — все были утоплены в реке. Сяо-э со сломанной ногой и раной в груди унесло течением реки, ее спасли люди с какой-то джонки, и через ночь Сяо-э пришла в себя.

Поправившись, она стала бродить по разным местам, прося подаяния, пока не попала в уезд Шанъюань. Здесь ее приютила монахиня Цин У из храма Мяогэ.

Вскоре после того, как погиб отец Сяо-э, ей приснилось, что он явился ей и сказал:

— Убивший меня — «обезьяна в повозке, трава, растущая восточнее ворот».[59]

Через несколько дней во сне ей явился ее муж, сказавший:

— Убивший меня — «идет меж колосьев, муж на один день».

Сяо-э не могла сама разгадать, в чем тут смысл, и часто писала эти слова, умоляя сведущих людей помочь ей; но прошло несколько лет, а разгадки она так и не могла найти.

Весною восьмого года правления «Юаньхэ»[60], покинув свою службу в Цзянси, я[61] ехал в джонке на восток; пристав к берегу в Цзянье, я зашел в буддийский монастырь Вагуань. Был там один монах, некий Ци У, человек мудрый и ученый, большой мой приятель. Он рассказал мне:

— Есть тут одна вдова, зовут ее Сяо-э; каждый раз, как приходит в монастырь, она показывает мне загадку в двенадцать слов, которую никто не может разгадать.

Я попросил его написать загадку на листке бумаги и стал сосредоточенно думать, чертя в воздухе комбинации из этих иероглифов; гости Ци У еще не успели соскучиться, как я разгадал смысл этой загадки.

Мальчику-послушнику было приказано срочно привести Сяо-э. Когда та пришла, я стал ее расспрашивать. Она долго плакала и. наконец, сказала:

— Мой отец и мой муж были убиты разбойниками. Как-то раз, после их гибели, отец явился мне во сне и сказал: «Убивший меня — «обезьяна в повозке, трава, растущая восточнее ворот»». В другой раз явился мне муж, сказавший: «Убивший меня — «идет меж колосьев, муж на один день»». С тех пор прошло уже несколько лет, но никто не сумел понять эти слова.

Тогда я ответил ей:

— Если так, то я подробно объясню тебе, в чем дело. Твоего отца убил некто по имени Шэнь Лань, мужа твоего убил тот, кого зовут Шэнь Чунь.

Напишем одним иероглифом слова «обезьяна в повозке», откинем верхнюю и нижнюю черты у знака «повозка», получится знак «Шэнь»[62]. Знаку «Шэнь» соответствует «обезьяна», поэтому и было сказано «обезьяна в повозке». Теперь под знаком «трава» напишем знак «ворота», а в «воротах» поставим знак «восток», получится знак «Лань».

Далее: «идет меж колосьев» — это ведь все равно, что «проходит через поле», но ведь если через знак «поле» провести черту, то будет тот же знак «Шэнь». Теперь, что же значит «муж на один день»? А вот, напишем знак «мужчина», поставим сверху «единицу», а снизу «солнце», — вот и получится знак «Чунь». Твоего отца убил Шэнь Лань, а мужа убил Шэнь Чунь; это совершенно ясно.

Со слезами благодарности Сяо-э несколько раз поклонилась мне, записала на своей одежде имена Шэнь Лань и Шэнь Чунь и поклялась найти и убить этих двух разбойников, чтобы отомстить за смерть отца и мужа. Потом спросила мое имя, фамилию, чин и должность и удалилась, плача.

С этих пор Сяо-э, переодетая в мужское платье, нанималась в работники к мелким бродячим торговцам. Через год с лишним, попав как-то в округ Синьян, она увидела на бамбуковых дверях клочок бумаги с надписью: «Требуются работники». Сяо-э пошла наниматься, спросила, кто хозяин, оказалось Шэнь Лань. Шэнь Лань привел ее к себе в дом; сердце Сяо-э было полно гнева, но вид у нее был кроткий и послушный, и она полюбилась всем домашним Шэнь Ланя. Золото и драгоценности, попадавшие в дом Шэнь Ланя, проходили всегда через руки Сяо-э. Больше двух лет прошло, но никто не узнал, что она женщина. Вещи семьи Се — золото, драгоценности, вышивки, одежды, утварь, украденные когда-то Шэнь Ланем, сохранились в его доме, и Сяо-э, дотрагиваясь до старых своих вещей, всякий раз не могла удержать слез об ушедших временах.

У Шэнь Ланя был брат Шэнь Чунь. В это время Шэнь Чунь жил на берегу бухты Душу, к северу от Великой реки[63], и часто встречался с братом. Иногда они уезжали вместе на целый месяц и, возвратившись, привозили о собой много награбленного добра. Шэнь Лань в этих случаях всегда оставлял Сяо-э вместе со своей женой заведывать хозяйством и домом и дарил ей вино, мясо и одежду.

Как-то раз Шэнь Чунь принес Шэнь Ланю карпа и вино. Сяо-э, вздыхая, сказала про себя: «Скрытый смысл, разгаданный господином Ли, совпадает с тем, что было сказано мне во сне, значит небо открыло глаза господину Ли, и желанье мое сбудется».

Вечером все сообщники Шэнь Ланя и Шэнь Чуня собрались выпить. Когда они разошлись, мертвецки пьяный Шэнь Чунь улегся во внутренних покоях, а Шэнь Лань валялся под открытым небом во дворе. Сяо-э заперла Шэнь Чуня в доме, сняла с его пояса меч и отрубила Шэнь Ланю голову, а затем стала звать соседей; когда те прибежали, то нашли Шэнь Чуня пленником в доме, а Шэнь Ланя мертвым во дворе. Награбленное ими имущество стоимостью своей достигало миллиона. У Шэнь Ланя и Шэнь Чуня с самого начала было несколько десятков сообщников. Сяо-э потихоньку записала их имена; всех их поймали и казнили. В то время правителем Синьяна был Чжан Гун, человек энергичный и решительный; он доложил о случившемся высшему начальству в благоприятном для Сяо-э тоне, благодаря чему она избежала смертной казни[64]. Произошло это летом двенадцатого года «Юаньхэ».

Отомстив убийцам отца и мужа, Сяо-э вернулась в родные места. Все местные богатые семьи наперебой хотели породниться с ней, но она дала клятву не выходить больше замуж; срезала волосы, надела грубое платье и отправилась искать прозрения истины на горе Нютоу у настоятельницы монастыря Цзян. С охотой и усердием она выполняла все: молотила под инеем, собирала хворост под ливнем, сил своих не щадила в работе и в четвертую луну тринадцатого года[65] произнесла все монашеские обеты в монастыре Кайюань в Сычжоу, сохранив и в монашестве имя Сяо-э, чтобы не забыть о том, что с ней было в миру.

Летом того же года я возвращался в Чанъань. Проезжая через Сыбинь, заехал в храм Шаньи, чтобы посетить настоятельницу Лин.

Там было несколько десятков только что принявших обеты монахинь; с обритыми головами, в новых плащах, суровые, спокойно-задумчивые, стояли они рядами по обеим сторонам настоятельницы.

Одна из них спросила у настоятельницы Лин:

— Этот господин не тот ли судья из рода Ли в Хунчжоу — двадцать третий по счету?

— Да, он самый! — ответила настоятельница.

— Он дал мне возможность отомстить убийцам моей семьи, смыть нанесенную ей кровную обиду; все это милостью господина судьи, — сказала монахиня, поглядела на меня и заплакала.

Не узнав ее, я спросил, что она хочет этим сказать. Она ответила:

— Меня зовут Сяо-э, недавно я была вдовой-нищенкой. Вы разгадали имена двух разбойников, Шэнь Ланя и Шэнь Чуня; неужели не помните?

— Вначале не припомнил вас, а вот теперь узнаю, — ответил я.

Плача, Сяо-э рассказала мне подробно, как она отомстила Шэнь Ланю и Шэнь Чуню, убийцам ее отца и мужа, исполнила свою волю и решила до конца своих дней жить в лишениях и страданиях. Затем она прибавила:

— Настанет день, когда вы получите воздаяние за вашу милость.

Разве понапрасну все это было! Да! Ведь я смог разгадать имена двух разбойников, Сяо-э сумела отомстить убийцам отца и мужа. Путь святой истины ясен, можно его постичь.

Сяо-э была пряма, искренна, умна и чиста, наставляла заблуждающихся и сумела сдержать свою клятву. Став буддийской монахиней, она не носила шелков, не ела ничего острого и жирного, не говорила никогда того, что не отвечало бы правилам образцового поведения и законам буддийской веры.

Через несколько дней я получил предписание вернуться в Нютоу. Я переправился на лодке через реку Хуай, поспешил на юг и больше уже не встречался с Сяо-э.

По поводу этого благородный муж сказал бы: «Не изменить своей клятве, отомстить убийцам отца и мужа, — вот пример верности. Служить в людях как мужчина, но не показать, что женщина, — вот пример целомудренности. С начала до конца, во всем быть верной и чистой — так ведут себя только образцовые женщины. Вот, скажем, Сяо-э, ее примера достаточно, чтобы наставить тех, кто идет не по истинному пути и мутит Поднебесную; достаточно и для того, чтобы служить образцом супружеской ценности и дочерней почтительности».

История, которую я подробно рассказал, выдуманные загадки, встреча мертвых с живой, — все это дано для нравоучения.

Знать о хорошем поступке и не увековечить его, это значит пойти против основных положений «Чуньцю»[66]; поэтому-то я и записал эту историю, чтобы воздать должное Сяо-э.