Танские новеллы

ЦЗЯН ФАН ИСТОРИЯ ХО СЯО-ЮИ[151]

В годы правления «Дали»[152] некто Ли И из Лунси двадцати лет уже сдал экзамены на степень цзиньши.

На следующий год все выдающиеся своим талантом люди были вызваны управлением государственных чинов на столичные экзамены.

Летом, в шестую луну, Ли И прибыл в Чанъань и поселился в квартале Синьчанли.

Юноша происходил из благородной и известной семьи, еще в ранней юности отличался талантливостью, и литературные произведения его считались непревзойденными по изяществу стиля и красоте выражений. Рано достигнув известности и привыкнув ко всеобщему поклонению, он был очень самонадеян и мечтал найти себе красавицу-подругу; в течение долгого времени искал повсюду какую-нибудь известную гетеру, но безуспешно.

В Чанъане жила сваха Бао-одиннадцатая. Когда-то в молодости она была служанкой в доме императорского зятя Се, но прошло уже больше десяти лет с тех пор, как один состоятельный человек выкупил ее и женился на ней. Льстивая, мастерица на сладкие речи, она пролезала во все, даже самые знатные, семьи, моментально находила способ познакомиться с любым человеком и всеми считалась знатоком своего дела. Бао получала от Ли И поручения и щедрые подарки и очень хотела угодить ему.

Прошло несколько месяцев. Ли И как-то сидел в южной беседке у себя дома; часа в четыре дня он услыхал настойчивый стук в ворота; оказалось, что пришла Бао-одиннадцатая.

Ли И вышел ей навстречу и спросил:

— Чем объяснить ваш неожиданный приход, госпожа Бао?

Та, смеясь, ответила:

— Видно, вы все во сне грезите о красавице, а я вот на деле нашла. Есть одна бессмертная, изгнанная на землю, ищет она не богатства, а любви изящного, талантливого человека. А уж по красоте своей достойная пара вам, сударь.

Услышав это, Ли пришел в восторг. Взяв Бао за руку, кланяясь и горячо благодаря ее, Ли сказал:

— Пока жив, буду вашим рабом, да и жизни для вас не пожалею.

Затем спросил имя девушки и адрес ее.

Бао рассказала:

— Это младшая дочь князя Хо, зовут ее Сяо-юй. Князь ее очень любил. Мать ее, Цзин-чи, была любимой наложницей князя. Как только князь умер, его сыновья отказались признать девушку из-за низкого ее происхождения. Выделили ей часть имущества и предложили поселиться в другом месте, приняв фамилию Чжэн, чтобы никто не узнал, что она дочь князя. Такого изящества и прелести в жизни я не видела, а тонкостью чувств и скромностью поведения она превосходит любую другую девушку; она искусна в музыке, стихах и каллиграфии.

Вчера как раз просили меня найти достойного молодого человека подходящей внешности и характера. Я назвала вас. Оказалось, что им тоже знакомо ваше имя, и они были очень обрадованы.

Живут они в переулке Гусы по улице Шэн-е, ворота их дома в самом начале переулка. Мы вчера уже договорились. Завтра в полдень приходите в переулок, там вы найдете служанку Гуй-цзы, и все будет в порядке.

Как только Бао ушла, Ли И начал готовиться к свиданию. Он послал слугу Цю Хуна к своему двоюродному брату — советнику в Цзинчжао — одолжить черного жеребца и золотую уздечку. С вечера Ли И почистил одежду и оделся во все самое лучшее. От радости он всю ночь не ложился спать. С трудом дождавшись рассвета, умылся, надел шапку и стал рассматривать себя в зеркало, боясь, что еще не все в должном порядке. Все утро он бродил взад и вперед и кое-как дотянул до полудня. В полдень приказал подать лошадь и понесся во весь опор на улицу Шэн-е. Достиг условленного места и действительно увидел там поджидавшую его служанку; та подошла к нему и спросила:

— Не вы ли господин Ли И?

Ли И спешился, велел проводить его в дом и настойчиво начал стучать в запертые ворота. Видит — Бао вышла из дому и, смеясь, спросила:

— Что это за молодой человек так рвется войти сюда?

Смеясь вошли они в средние ворота; во дворе росли четыре вишневых дерева; на северо-западной стороне двора висела клетка с попугаем; увидев вошедшего юношу, попугай крикнул:

— Чужой пришел, скорей опустите занавеску!

Ли И, будучи человеком деликатным, и так чувствовал себя неловко; услышав же слова птицы, он до такой степени смутился, что не решался войти в дом.

Вслед за Бао по ступеням спустилась Цзин-чи, которая вышла навстречу юноше, пригласила его в дом и там усадила.

Лет ей было, вероятно, за сорок. Скромная, тихая, с сохранившимися еще следами былой красоты, она была очень привлекательна.

— Я давно уже слыхала о вашей исключительной талантливости, — обратилась она с улыбкой к Ли И, — а теперь, видя вашу прекрасную внешность и изящные манеры, понимаю, что это была не пустая слава. У меня есть дочь, хотя она и плохо образована, но внешность ее не уродлива, и она могла бы оказаться подходящей вам парой. Я часто слышала от госпожи Бао о вашем желании и готова сегодня же приказать дочери служить вам с плетушкой и метелкой[153].

Ли И начал благодарить ее:

— Я, такой безобразный, глупый, не стою и взгляда вашей дочери; но если удостоюсь чести быть ее избранником, то в жизни и после смерти буду чувствовать себя осчастливленным. Цзин-чи приказала падать вино и закуски и велела Сяо-юй выйти к ним. Ли И встретил девушку поклоном. Ему показалось, что с ее приходом комната стала раем.

Они посмотрели друг на друга; блеск ее глаз просто ослеплял. Познакомились. Девушка села рядом с матерью; та обратилась к ней:

— Ты любишь декламировать:

Это стихи господина Ли И. Целыми днями ты напеваешь их, мечтая о нем, так взгляни на него самого сейчас, это, пожалуй, лучше!

Смущенно склонив голову, Сяо-юй слегка улыбнулась и тихо ответила:

— Есть поговорка: «Видеть в лицо лучше, чем знать понаслышке!». Разве может талантливый муж иметь непредставительную внешность?

Тут юноша несколько раз подряд поклонился ей:

— Вы, барышня, любите талант, а я поклоняюсь красоте.

сказал он экспромтом.

Мать и дочь, переглянувшись, засмеялись.

Когда вино обошло присутствующих несколько раз, Ли И поднялся и попросил девушку что-нибудь спеть. Сначала она не соглашалась, но мать настояла. Голос у девушки был чистый и звонкий, пела она с большим чувством.

Когда кончилось угощение, было уже темно. Бао провела Ли И отдохнуть в западный сад. Здесь был уединенный дом с очень красивыми занавесями и портьерами. Бао приказала служанкам Гуй-цзы и Хуань-ша снять с Ли И туфли и развязать ему пояс. Вскоре вошла Сяо-юй; говорила она нежным голосом, держалась мягко и кротко. Снимая свои одежды из тончайшего шелка, она смущалась, и смущение ее было очаровательным.

Опустив полог, они легли на одной подушке и слились в любовной радости. Ли И казалось, что встречи на горе У[154] и у реки Ло[155], пожалуй, уступят их встрече.

Среди ночи Сяо-юй вдруг заплакала. Глядя на Ли И, она сказала:

— Я ведь простая певичка и сама знаю, что вам не пара. Сегодня я доверила свою красоту и любовь вашей доброте и мудрости. Но боюсь, что настанет день, когда красота увянет, а ваша милость и нежность ко мне исчезнут; и буду я тогда, как вьющееся растение без опоры, как веер, выброшенный осенью[156]. В самый счастливый момент моей жизни незаметно подкралась печаль.

Слушая ее, Ли И не мог удержаться от растроганного вздоха; притянув ее голову к себе на плечо, он сказал с нежностью:

— Сегодня сбылась мечта всей моей жизни. Клянусь, что я не расстанусь с тобой. Пусть разрежут на куски мое тело и растолкут в порошок мои кости! Как ты, жена моя, могла произнести такие олова! Прошу тебя, дай мне кусок белого шелка, и я напишу клятву.

Сяо-юй отерла слезы и приказала служанке по имени Ин-тао поднять полог, зажечь свечу и подать Ли И кисть и тушечницу. Сяо-юй все свободное время играла на струнных инструментах и очень любила стихи и каллиграфию. Все ее ящички, кисти, тушечницы принадлежали когда-то князю Хо. Из вышитого мешочка она вынула кусок белого шелка длиной в три чи и подала его Ли И. Талантливый юноша только коснулся кисти, и клятва была готова; он призывал в свидетели горы и реки, клялся луной и солнцем. Каждая фраза глубоко трогала своей нежностью и убедительностью. Кончив писать, Ли И велел Сяо-юй спрятать клятву в ящичек с драгоценностями.

С этих пор Ли И и Сяо-юй нежно любили друг друга, как зимородки, что парами летают в облаках. Два года прожили они, не расставаясь ни днем, ни ночью. Весною следующего года, когда опубликовали результаты столичных экзаменов, Ли И оказался первым в списке и получил назначение на должность архивариуса в уездном управлении уезда Чжэнсянь.

В четвертой луне, собираясь отправиться на место своего назначения, Ли устроил прощальное пиршество в Дунло. Множество его родни из Чанъаня приехало на этот прощальный пир.

В это время конец весны, со всей его красотой, переходил уже в прелесть раннего лета. После того, как гости разошлись, сердца Ли И и Сяо-юй наполнились печалью.

— За ваше положение, талантливость и репутацию, — сказала Сяо-юй, — люди очень уважают вас, и наверняка много будет таких, которые захотят связать себя с вами брачными узами. К тому же у вас в доме есть почтенные родители, но в комнате вашей нет еще жены, избранной ими для вас. Когда вы уедете отсюда, то, конечно, вступите в выгодный брак, и клятва о верности станет пустыми словами; но у меня есть маленькая просьба, которую хотелось бы вам изложить. Я навсегда отдала себя вам, но не знаю, захотите ли вы выслушать меня.

В тревоге и изумлении Ли И спросил ее:

— Чем я провинился перед тобою, что ты говоришь мне такие вещи? Скажи мне, чего ты хочешь, и я обязательно уважу твою просьбу.

Сяо-юй ответила:

— Мне теперь восемнадцать лет, вам же исполнилось двадцать два; до тридцати лет вам жениться не поздно, остается, значит, еще восемь лет. Любовь всей моей жизни хочу я вложить в эти восемь лет. А потом ведь тоже не опоздаете сделать хороший выбор в знатном доме, чтобы все было как между Цинь и Цзинь. Я же тогда отрешусь от всех мирских забот, остригу волосы, облекусь в монашеские одежды, — прежние мои желания ведь будут удовлетворены.

Смущенный и растроганный Ли И невольно заплакал:

— Когда я клялся ясным солнцем в жизни и после смерти быть верным тебе и дожить вместе с тобой до старости, то мне казалось, что этого еще слишком мало. Как же посмею я думать о других женщинах? Настоятельно прошу тебя: не сомневайся во мне и живи, как моя жена, спокойно ожидая меня. В восьмую луну я обязательно приеду в Хуачжоу и отправлю за тобой посланца; встреча наша будет не за горами.

Через несколько дней Ли И отправился на восток. Дней десять спустя после прибытия на место он попросил отпуск, чтобы посетить своих родителей в Восточной столице[157]. Не успел он еще доехать до дому, а уже мать решила женить его на двоюродной сестре из рода Лу и даже уговорилась с семьей девушки. Мать Ли И была женщина строгая и решительная, юноша не осмеливался противоречить ей, и ему оставалось только вежливо поблагодарить ее. Сразу же был назначен срок свадьбы.

Семейство Лу тоже было знатным и, выдавая дочь замуж, потребовало по договору миллион; меньше чем за эту сумму не соглашалось ее отдать. Семья Ли И давно уже обеднела, нужно было занять деньги, и юноша, обращаясь к родным и знакомым, пересек даже реки Цзян и Хуай; на все это ушло время с осени до весны. Ли И нарушил данную им клятву и сильно опаздывал с возвращением к Сяо-юй. Он ничего не давал ей о себе знать, надеясь, что она перестанет ждать его. Родных и друзей своих просил ничего ей не сообщать о нем.

Видя, что Ли И медлит с возвращением, Сяо-юй всячески пыталась хоть что-нибудь узнать о нем. Каждый день до нее доходили всякие пустые и противоречивые слухи. Сяо-юй обращалась к гадалкам, посещала шаманок, тревога ее и печаль все росли. Так прошло больше года. Она чахла от тоски в своей одинокой комнате и, наконец, тяжело заболела. Хотя писем от Ли И не было, но Сяо-юй все еще не теряла надежды. Она одаривала родных и знакомых, чтобы получить какие-нибудь новости о Ли И; на это уходило много средств, и Сяо-юй часто приходилось посылать своих служанок продавать потихоньку одежду и безделушки; чаще всего они ходили в лавку Хоу Цзин-сяня подле Западного рынка.

Как-то раз Сяо-юй велела служанке Хуань-ша отнести Цзин-сяню головную шпильку из пурпурной яшмы. По дороге служанка встретила старого придворного ювелира, который, увидев у нее в руках шпильку, узнал свою работу и сказал:

— Эта шпилька сделана мною. Младшая дочь князя Хо когда-то, собираясь делать высокую прическу, заказала мне шпильку и заплатила за нее десять тысяч монет. Я помню свою работу. А ты кто такая и откуда взяла эту шпильку?

Хуань-ша ответила:

— Моя молодая госпожа и есть дочь князя Хо. Семья разорилась, а госпожа моя подарила свою честь человеку, который уехал в Восточную столицу и не шлет о себе никаких вестей. Прошло уже два года; от огорчения и тревоги она заболела. Теперь вот приказала мне продать шпильку, чтобы можно было одарить людей, у которых она старается получить известия о нем.

Заплакав от жалости, ювелир сказал:

— Какие же они были знатные, а теперь потеряли все, вот до чего дошли! Я уже стар и, видя такую превратность судьбы, не могу совладать с печалью.

Старик привел служанку к дочери императора и рассказал той все. Растроганная рассказом Янь-сянь долго вздыхала и дала служанке за шпильку сто двадцать тысяч.

В это время Лу, невеста Ли И, была в Чанъане, а Ли И, собрав, наконец, нужные ему средства, вернулся к своей службе в Чжэнсянь. В месяц жертвоприношений[158] он снова попросил отпуск, чтобы побывать в Чанъане по своим брачным делам.

Тайно поселился он в тихом, уединенном месте, чтобы люди не знали о его приезде.

У Ли И был троюродный брат Цуй Цзю-мин, человек по природе очень добрый. Прежде он часто бывал вместе с Ли И у Сяо-юй, пил с ними, смеялся, беседовал. Каждый раз, когда он узнавал что-нибудь о Ли И, то сообщал об этом Сяо-юй. Сяо-юй часто посылала Цуй Цзю-мину дрова и одежду, и тот был очень благодарен ей. Теперь, когда Ли И приехал в Чанъань, Цуй Цзю-мин все рассказал о нем Сяо-юй. Она воскликнула в отчаянии:

— Может ли такое случиться на свете!

Сяо-юй просила своих родных и знакомых обязательно уговорить Ли И, чтобы он пришел к ней. Но Ли И, помня, что он опоздал к сроку и нарушил клятву, и зная, что Сяо-юй безнадежно заболела от горя, стыдился своей жестокости и ни за что не соглашался пойти к ней. Он рано уходил из дому и поздно возвращался, чтобы избежать ее посланцев.

Сяо-юй днем и ночью лила слезы, забывала есть и спать, мечтала лишь о том, чтобы повидать его еще хоть раз, но не знала, как это сделать. Тоска ее и гнев росли с каждым днем; вскоре она уже не могла подняться с постели.

В это время в Чанъане постепенно стали узнавать обо всей этой истории. Чувствительные сердца были растроганы преданностью Сяо-юй, люди с благородным сердцем возмущались низостью Ли И.

Наступила третья луна, и часто устраивались веселые прогулки. Ли И вместе с пятью-шестью приятелями направился в храм Высокого почитания полюбоваться на цветение пионов. Они прогуливались вдоль восточной галереи, импровизировали стихи. С ними был близкий друг Ли И, некий Вэй Ся-цин из Цзинчжао. Обращаясь к Ли И, он сказал:

— Погода сегодня чудесная, деревья и травы в роскошном убранстве. Жаль мне Хо Сяо-юй, которая горюет в своих одиноких покоях! Вы действительно жестокий человек, если смогли ее так бросить. Благородный муж так не поступает. Надо бы вам призадуматься над этим!

В то время как Вэй Ся-цин уговаривал Ли И, к ним приблизился мужчина, по виду отважный герой, прислушивавшийся к их разговору. Он был одет в изящную, но скромную одежду и держал под мышкой лук; лицом он был красив, как бессмертный дух. За ним следовал слуга — мальчик-иноземец. Внезапно незнакомец сложил руки для приветствия[159] и обратился к Ли И:

— Не вы ли господин Ли И — десятый в роду? Я сам из Шаньдуна и прихожусь вам дальним родственником по женской линии. Хоть и нет у меня литературных талантов, но я всегда наслаждаюсь чужой мудростью. Давно преклоняюсь перед вашей славой и все мечтал повидать вас. И вот сегодня произошла счастливая встреча, я удостоился повидать вас. Жалкое мое жилище неподалеку отсюда, есть там музыка, чтобы усладить ваш слух, восемь-девять красивых девушек, десяток хороших коней, — все, что изволите пожелать. Очень хотел бы, чтобы вы удостоили меня посещением.

Приятели Ли И слышали это предложение и нашли его превосходным. Следуя за незнакомцем, они быстро проехали несколько улиц и достигли улицы Шэн-е. Так как поблизости был дом Сяо-юй, то Ли И не хотел проезжать мимо него и под каким-то предлогом уже повернул было голову коня. Но незнакомец сказал:

— До скромного жилья моего совсем рукой подать. Можно ли допустить, чтобы вы бросили нас?

Он схватил коня Ли И за поводья и насильно повел; вскоре они приехали к дому Сяо-юй. Совершенно смущенный и расстроенный Ли И старался повернуть коня назад. Но незнакомец сейчас же приказал нескольким слугам втащить Ли И в дом. Когда его втолкнули в главные ворота, незнакомец распорядился запереть их и закричал:

— Ли И прибыл!

Раздались радостные возгласы, которые были слышны даже с улицы.

А накануне вечером Сяо-юй приснилось, что какой-то мужчина привел к ней Ли И, усадил его на цыновку и велел Сяо-юй снять с него туфли. Проснувшись, она рассказала об этом сне матери, а затем сама разъяснила значение сна: «Туфли» — это «согласие»[160]. Муж и жена снова свидятся. «Снять» — значит «расстаться», то есть встретимся и расстанемся, и это уже навеки. Из этого следует, что мы скоро должны встретиться, а после встречи я умру.

На рассвете Сяо-юй попросила мать дать ей одеться. Мать, решив, что долгая болезнь затуманила мозг Сяо-юй, не придала этому значения. Сяо-юй упорно настаивала, и тогда мать стала одевать ее и только кончила, как вдруг, действительно, прибыл Ли И.

Сяо-юй все время была так слаба, что нуждалась в помощи, если лежа ей нужно было повернуться на другой бок. Но услыхав неожиданно о прибытии Ли И, она сама поспешно поднялась, поправила одежду и выбежала, словно одержимая.

Встретившись лицом к лицу с Ли И, она сдержала гнев и молча устремила на него пристальный взгляд. Похудевшая, хрупкая, прелестная, она, казалось, не могла вынести этой встречи и по временам закрывала лицо рукавом, но все же глядела на Ли И. Все, кто были при этом, так растрогались, что начали тяжело вздыхать.

Вскоре принесли вино и несколько десятков блюд с закусками. Все удивленно поглядели и спросили, откуда это и зачем; оказалось, что это доставил незнакомец. Тогда вино и угощение расставили и уселись вокруг. Повернувшись к Ли И, Сяо-юй долго смотрела на него, затем подняла чарку с вином и, отпив, сказала:

— У меня, женщины, — такая несчастная судьба. У вас, мужчины, — такая неверная душа. В расцвете молодости и красоты я умираю с ненавистью в сердце. Мать моя еще жива, но я не могу служить ей. Вышивки мои и струнные инструменты отныне будут вечно отдыхать. С глубокой болью иду я к желтым истокам[161]. Всему этому вы причиной, Ли И! Сегодня нам придется расстаться навсегда! После смерти своей я сделаюсь злым духом и не дам вашим женам и наложницам ни минуты покоя!

Левой рукой она схватила его за плечо, бросила чарку на землю, вскрикнула несколько раз голосом полным скорбной муки и умерла. Мать подняла ее тело и положила его в объятия Ли И, приказав ему окликнуть[162] ее, но Сяо-юй не ожила.

Ли И носил по ней траур, днем и ночью лил о ней слезы в глубокой скорби. Вечером, накануне дня ее похорон к Ли И внезапно явилась Сяо-юй, очаровательно красивая, совсем как при жизни. На ней была гранатового цвета юбка, платье пурпурного цвета и красная с зеленым накидка. Касаясь полога, она играла своим расшитым поясом; взглянув на Ли И, сказала ему:

— То, что вы удостоили меня проводами в последний путь, означает, что у вас осталось еще чувство ко мне, и я смогу не горевать в царстве мертвых. Умолкла и исчезла.

На следующий день ее похоронили. Ли И сидел на ее могиле и долго плакал, потом вернулся к себе.

Прошло немного больше месяца, и он женился на Лу, но печаль по Сяо-юй не давала ему возможности радоваться.

Летом, в пятую луну, он с женой вернулся в Чжэнсянь. Через десять дней после приезда Ли И спал в одной комнате с Лу и вдруг услышал за пологом какой-то шорох. Встревожившись, Ли И выглянул и увидел мужчину лет двадцати, красивой и изящной внешности, который, спрятавшись за пологом, манил к себе Лу. Ли И поспешно вскочил и несколько раз осмотрел все вокруг, но мужчина этот моментально исчез.

С этих пор Ли И, затаив в душе подозрение, ревновал жену по малейшему поводу; жизнь мужа и жены стала совершенно невыносимой. Родственники начали увещевать Ли И, и он постепенно успокоился.

Прошло еще дней десять. Однажды, когда Ли И пришел домой, Лу, сидя на диване, играла на цине; внезапно он увидел, что на колени к Лу упала брошенная кем-то из-за дверей золотая коробочка для украшений, размером в один с чем-то чи; на вставленном в середину кусочке тонкого шелка были изображены два сплетенных сердца. Открыв коробочку, Ли И увидал там два любовных семени[163], одного кузнечика и немного любовного зелья[164].

Ли И завопил от ярости, как разъяренный тигр, и стал бить жену, требуя, чтобы она призналась ему во всем. Но Лу ничего не могла понять.

С этих пор Ли И стал очень жестоко обращаться с ней, часто бил ее, мучил и терзал, так что в конце концов она обратилась в суд и оставила Ли И.

Ли И после ухода Лу некоторое время делил ложе со своими служанками и наложницами, но все больше и больше ревновал их; одну из них он из ревности даже убил.

Побывав как-то в Гуачлине, Ли И сошелся с известной певицей по имени Ин-одиннадцатая, очаровательной наружности, и очень был увлечен ею. Не раз, сидя с Ин, Ли И рассказывал ей:

— Я как-то в одном городе сошелся с некой певицей, но она совершила преступление передо мною, и я по закону убил ее.

Он часто рассказывал это Ин, чтобы запугать ее и заставить сохранить верность ему.

Уходя из дому, он заставлял Ин ложиться в постель, набрасывал на нее всякий домашний хлам, обходил все углы дома, заклеивал все окна, двери и щели бумагой, на которую ставил свою печать. Вернувшись, обязательно все тщательно осматривал и, лишь убедившись, что ничего не тронуто, освобождал Ин.

Он носил с собой очень острый меч и, показывая его своим служанкам, говорил:

— Это сделано из синьчжоуского железа специально, чтобы рубить головы преступникам!

Словом, Ли И смотрел на женщин со все более возрастающей ревностью и недоверием. Три раза был женат, и со всеми женами обращался, как с первой.