Темное безумие

Глава 16

ЛЖЕСВИДЕТЕЛЬСТВО

ЛОНДОН

В районе здания суда в центре Нью-Касла между рядами красных дубов примостилась одна одинокая сосна. Я сижу на ступеньках здания суда и смотрю, как ее тонкие ветки трепещут на легком ветру.

Оно не принадлежит этому месту. Не знаю, как это дерево попало сюда, как оно выросло посреди городской инфраструктуры, но, скорее всего, скоро его срубят. Заменят другим красным дубом или березой, чтобы идеально выровнять улицу.

Но сейчас она здесь.

Раньше я часто смотрела на сосны из окна дома. Рядом росли высокие, плотно стоящие тонкие сосны, которые скрипели и качались во время бури. И я наблюдала, просто смотрела в густую темноту — как сосны покачивались взад и вперед, словно танцуя под какую-то мелодию. Как будто они успокаивали себя посреди всего насилия.

Это зрелище должно было приносить успокоение. Оно не должно было пугать.

Но после спокойствия, начинается буря. Ваш страх больше, когда угроза неминуема, когда она совсем рядом — ожидание воплощения худших страхов парализует больше, чем само событие.

И от бури не укрыться.

Я беру стаканчик с кофе, портфель и иду в здание суда, где жду, когда меня вызовут. Я чувствую тепло костюма, нагревшегося на солнце, и вздрагиваю, войдя в комнату с кондиционером. Допив, я выбрасываю стаканчик, когда судебный пристав называет мое имя.

Я чувствую его взгляд, когда вхожу в зал суда. Я смотрю строго вперед, следуя за приставом к трибуне. Он открывает для меня ворота, и я коротко киваю, прежде чем встать рядом с судьей.

— Поднимите вашу правую руку.

Произнеся клятву, я сажусь за трибуну. Я проделывала одно и то же действие столько раз, что обычно действую на автомате. По шаблону. Но на этот раз все по-другому. Я как никогда раньше чувствую осуждение, исходящее от стороны обвинения. Я пристрастна, связана с обвиняемым нитью, которую нужно разорвать.

Свет становится ярче. Звуки слишком громкие. Воздух слишком густой.

— Здравствуйте, доктор Нобл.

Адвокат защиты закрывает вид на Грейсона до того, как я подаюсь соблазну посмотреть на него.

— Как ваши дела? — спрашивает он.

— Все в порядке, спасибо.

— Прекрасно. Рад слышать. — После краткого изложения моих профессиональных достижений он спрашивает. — Можете ли вы сказать нам, как долго вы проводили оценку мистера Салливана?

Юрист молод и привлекателен. Я замечаю, как присяжные наклоняются вперед, внимательно к нему прислушиваясь. Его свежее лицо и забавные манеры — долгожданное отвлечение от тяжести этого испытания.

— Почти три месяца, — отвечаю я.

— Этого времени достаточно, чтобы поставить диагноз пациенту?

— Да. Как правило, я могу предоставить пациентам полный диагноз и план лечения в течение двух недель.

— Тогда почему мистеру Салливану потребовался более длительный период оценки?

Я выпрямляю спину.

— В середине первоначальной оценки я заметила признаки серьезной мании, которые, по моему мнению, нуждались в более тщательной оценке.

Я выхожу за рамки сценария. Мистер Янг с любопытством смотрит на меня, затем идет к столу защиты и берет папку с моим заключением.

— Каков официальный диагноз мистера Салливана? — спрашивает он.

— Мистер Салливан страдает от антисоциального расстройства личности. Он показывает высший уровень болезни, что классифицирует его как опасную личность. Он болен садистской симфорофилией, что означает, что он получает сексуальное удовлетворение от постановки и просмотра жестоких катастроф. Как садист Салливан получает удовольствие от страданий других, а его душевное заболевание делает его высококвалифицированным манипулятором.

Адвокат моргает, смотрит на прокурора, как будто ожидает возражения. На этот раз во время дачи мной показаний с этой стороны зала возражений не будет.

Мистер Янг начинает снова, пытаясь нащупать нить нашей первоначальной переписки.

— Доктор Нобл, разве вы не заявляли устно, что мистер Салливан — образцовый сокамерник. Что, несмотря на его расстройство, он не представлял угрозы для кого-либо в тюрьме, поскольку в ней отсутствует хаос, который служит триггером для его заболевания?

Я улыбаюсь. У него хорошая память, он вспоминает то, что я рассказала ему о разговоре с генеральным прокурором.

— Да, все верно. Так я и сказал обвинению. Но это было до того, как я сделала окончательное заключение. Как я уже сказала, мистер Салливан — опытный манипулятор, и поэтому требуется больше времени, чтобы поставить ему правильный диагноз и определить уровень опасности, которую он представляет.

Адвокат пролистывает оценку, которую я изменила накануне вечером. Он был настолько уверен в моих показаниях, что даже не попросил копию заключения перед судом.

— План лечения, который вы изначально считали наиболее подходящим для мистера Салливана, заключался в том, чтобы лечить его медикаментозно под вашим контролем, проводить продолжительные сеансы терапии и постепенно интегрировать его в общество, где он может стать продуктивным членом исправительного заведения. — Он смотрит на меня с угрозой в глазах. — Вы все еще считаете, что это лечение может помочь мистеру Салливану?

— Позвольте сказать это как можно проще, — говорю я. — Жертвы мистера Салливана, как он считал, были виновны в совершении преступлений. Преступлений, которые, по его мнению, заслуживали самого строгого правосудия. Вам кажется хорошей идеей вводить его в общество преступников, мистер Янг?

Шок на лице юриста усиливается от коллективной волны согласных шепотков, которая прокатывается по комнате.

— Порядок, — требует судья.

В этот момент я смотрю в глаза Грейсону. На его лице нет злобы, только намек на ухмылку. Пронизывающий взгляд впивается в меня.

Я распрямляю плечи.

— Кроме того, я обнаружила, что мистер Салливан страдает нехарактерным бредовым расстройством, связанным с его психопатией. Он считает, что между ним и жертвами выстраивается крепкая связь, после чего он зацикливается на них, его сознание создает альтернативную реальность. Другими словами, тактика манипуляции, которую он применяет к жертвам, воздействует на его сознание, в результате чего он верит в собственную ложь. Это дает ему возможность наказывать, калечить и убивать без вины и угрызений совести. — Я делаю вдох, прежде чем продолжить. Я ДОЛЖНА продолжить. — Любой, с кем вступает в контакт Грейсон Салливан, рискует стать частью его фантазий и тем самым получить физический или моральный вред. Он один из самых опасных людей, с которыми мне приходилось контактировать, и я чувствую, что не могу продолжать его лечение. Я не считаю, что в случае мистера Салливана возможна реабилитация.

В зале воцаряется тишина, и мистер Янг откашливается.

— Спасибо, доктор Нобл. Больше ничего, ваша честь.

После напряженного момента судья смотрит на генерального прокурора.

— Вы хотите провести перекрестный допрос, мистер Шэфер?

Адвокат привстает.

— Нет, ваша честь. Обвинению нечего добавить.

— Пожалуйста, проводите доктора Нобл с трибуны, — просит судья судебного пристава. — Суд объявляет часовой перерыв, после чего мы выслушаем заключительные аргументы.

Я вздрагиваю от суматохи, поднявшейся в комнате, когда люди встают. Я не могу поверить, что все закончилось и хватаюсь за край трибуны, чтобы помочь себе подняться. На дрожащих ногах я прохожу мимо Грейсона, меня одолевает невыносимое, болезненное желание посмотреть ему в глаза. Веревка, связывающая меня с ним, натягивается.

Когда я поддаюсь желанию, и наши глаза встречаются, слова не нужны. Я все вижу по его лицу, осознание того, что я сделала. Я солгала по присягой, в открытом суде поставив пациенту неправильный диагноз. Теперь никто не услышит и не поверит его словам про меня.

Таким образом, я саботировала не только свою карьеру, но и малейший имеющийся у него шанс.

Я только что приговорила Грейсона к смерти.

И мой секрет умрет вместе с ним.