Темное безумие

Глава 19

ВЫЗОВ

ГРЕЙСОН

Тридцать два шага до служебного лифта. На плане этажа это расстояние кажется коротким и легким. В реальной жизни — с заложником, кричащими медсестрами и копами, целящимися в твою голову — каждый шаг кажется милей.

— Ни один из нас не выберется живым, — говорит Лондон. — Они выстрелят в меня, чтобы достать тебя, Грейсон. Ты дважды осужденный серийный убийца. Ты не покинешь эту больницу.

Я вдыхаю ее аромат. Сладкая нотка сирени подпитывает храбрость и заставляет адреналин вырабатываться быстрее, тем самым прогоняя туман успокоительного.

— Они не выстрелят в известного врача. Власти не хотят, чтобы их засудили.

Она глухо смеется.

— Значит, ты меня использовал. Это был план. Почему-то ты решил, что, если приведешь меня сюда, это даст тебе наилучшую возможность для побега.

Я притягиваю ее ближе, и мы отступаем еще на шаг.

— Оставим этот разговор на потом.

— Салливан. — Детектив Фостер направляет пистолет вверх. — Я кладу оружие. — Он поднимает одну руку и наклоняется, чтобы опустить оружие на пол. Затем он приказывает другому офицеру сделать то же самое. — Давай закончим все здесь. Если ты освободишь доктора Нобл, мы все забудем о произошедшем. Тебя не станут привлекать к большей уголовной ответственности.

Я ухмыляюсь.

— Это не очень хороший аргумент, детектив.

Он хмурится, когда понимает, на что я намекаю.

— Но ты же не хочешь навредить своему доктору? Она единственная, кто был на твоей стороне.

Я делаю еще два шага к лифту.

— Опять же, не лучший аргумент. Она бросила меня на растерзание волкам. Или ты пропустил ее очаровательную речь в суде?

— Салливан, не… не двигайся… — предупреждает он.

Я слышу, что он повысил голос: он понимает, что проиграл этот раунд. Я тяну Лондон к стене, используя ее, чтобы защитить правый бок, следя за офицерами слева от нас и двигаясь к дверям лифта.

— Нажми на кнопку, — говорю я ей. Она подчиняется, и, когда двери открываются, я затаскиваю ее внутрь. — Увидимся внизу, — говорю я Фостеру перед тем, как двери закрываются.

Я нажимаю кнопку «Вестибюль» и отсчитываю секунды. На счет «десять» я нажимаю кнопку «Стоп». Кабина резко останавливается.

— Что ты делаешь?

— Доверься мне, — говорю я, и ох, это прекрасное выражение чистой ненависти на лице Лондон горячит мою кровь. Когда она в ярости, от нее захватывает дух.

— Мы не команда, — говорит она. — На суде я сказала, что ты бредишь. Боже, я была права.

— Я знаю. Между прочим, это было великолепно. — Я засовываю пистолет в ремень на спине и сдвигаю часть потолка кабины. — Ты должна гордиться — тем, как хладнокровно заставила присяжных убивать без угрызений совести. Они должны благодарить тебя за то, что избежали кошмаров из-за этого решения. На то, чтобы осудить меня, потребовалось менее двух часов

Я встаю на поручень и поднимаюсь через потолок.

— Я ничего не…

— О, еще как сделала. Можешь перестать лгать. — Я смотрю на нее сверху вниз. — Дай мне нитку. — Я протягиваю руку. Она в замешательстве хмуриться. — Давай, Лондон. Дай мне эту чертову нитку, что ты держишь в кармане.

Она ругается и извлекает черную нить.

— И остальное, — требую я. — Я знаю, что у тебя есть больше.

Она протягивает катушку ниток. Я распутываю его и протягиваю ей один конец.

— Обвяжи ее вокруг красной кнопки.

Она подчиняется.

— Ты сказал, что не хочешь причинить мне вред. Ты меня отпускаешь?

Я показываю ей пистолет.

— Ты же умная девочка. Дай мне руку.

Я затаскиваю ее на крышу лифта, и у нас остаются секунды, чтобы узнать, сработает ли этот план. Я веду ее к лестнице сбоку от шахты и затем накрываю ее собой.

Я тяну за нитку.

Лифт трясется и катится вниз, продолжая свой путь в вестибюль.

— Поднимайся, — приказываю я.

Добираемся до крыши больницы. Вытащив Лондон из шахты, я избавляюсь от пистолета. Она с тревогой смотрит на слуховое окно, где я спрятал оружие.

— Мне никогда они не нравились, — говорю я. — В том, чтобы застрелить кого-то, нет никакого искусства.

Она делает шаг назад.

— Я ухожу, Грейсон.

Я смотрю в темнеющее небо.

— Который сейчас час? — Когда она не отвечает, я хватаю ее за руку и снимаю ее часы за тысячу долларов. Я включаю радио, прикидывая, как разворачиваются наши поиски. — У тебя меньше одной минуты, чтобы сделать выбор, — говорю я ей. — Через десять минут они будут здесь и перекроют центр города. Потом у нас будет двадцать минут, чтобы выбраться из штата. Итак, у тебя есть одна из этих минут. Решай.

Она запустила руки в волосы.

— Ты даешь мне выбор?

— Я даю выбор каждому. Ты делаешь выбор с первого дня нашей встречи. — Я протягиваю ей руку. — Ты можешь вернуться, попытаться снова погрузиться в жизнь, полную лжи, или можешь пойти со мной и узнать, насколько глубоко уходит кроличья нора, и получить свои ответы.

Она качает головой.

— Я не могу.

Я тяжело дышу.

— Можешь. Ты можешь делать все, что хочешь, и я обещаю, что отпущу тебя.

У нее вырывается нервный смех.

— Это чертово безумие. Ты с ума сошел!

— Это ваше профессиональное мнение, доктор?

Взглянув на горизонт, она качает головой.

— Я никуда с тобой не пойду.

— Даже если это поможет узнать правду? — Говорю я, и она сосредотачивается на мне. — Открыть все, что твой отец от тебя скрывал?

В ее задумчивых глазах видна тоска, желание разоблачить то, что ее пугает. Одного любопытства недостаточно — такому нарциссу, как Лондон, нужно пообещать ее историю. Она. Она. Она. Это питает ее тщеславие.

Она закрепляет сумку на шее.

— Они собираются убить тебя. И клянусь Богом, Грейсон… я буду там, чтобы посмотреть на это.

Она берет меня за руку.

Я сжимаю ее ладонь, чувствуя скошенный шрам.

— Надеюсь, что так и будет.

Но не раньше, чем мы закончим все это.

Я тащу ее за собой к краю здания. Ее боль замедляет нас. Однако так мы сможем быстрее всего выбраться из центра города с наименьшими усилиями.

Рядом слышны звуки лопастей вертолета, рубящих воздух.

Я позволил ей первой спуститься к пожарной лестнице.

— Не смотри на землю, — приказываю я. Она ругается все время, пока спускается, но ей удается это сделать.

Полицейские сирены отражаются от цемента и кирпича, больница практически забаррикадирована. Я хватаю ее за руку и веду к густой заросли деревьев и кустов, которая скрывает автостраду.

— У нас есть минута, чтобы добраться до моста, прежде чем собаки уловят наш след. — Я смотрю вниз, оценивая движение. Тьма укроет нас, но ненадолго.

— Зачем ты это делаешь…? — Произносит она вслух, но это звучит как вопрос ко мне.

Я глажу ее по щеке.

— Ты знаешь, зачем… знаешь, зачем ты здесь. Чтобы узнать ответы, которые он скрывал от тебя.

На глаза наворачиваются слезы, но она морганием прогоняет их. Она не плачет — слишком высокий уровень адреналина. Хорошо. Это поможет ей пережить боль.

— Мы уезжаем, Лондон. Сейчас же.

Гонка к мосту — наша самая большая проблема. Мы пересекаем шоссе, и звуки розысков остаются позади. Машины останавливаются посреди улицы, раздаются гудки. Осталось тридцать секунд.

Я набираю темп, когда мы достигаем середины. Я слышу ее судорожные вздохи. Я ощущаю ее боль, и я бы забрал ее, если бы мог. Уже видно пункт назначения. Еще пять секунд и мы на месте.

— Остановись.

Она сгибается пополам, чтобы отдышаться.

— Мы на открытом месте!

Я смотрю через мост.

— Нам вниз.

Ее глаза расширяются, и она качает головой.

— Нет. Я не собираюсь умирать ради тебя…

Я обхватываю ее за талию и прижимаю к себе. Она пинается и ругается, когда я прижимаюсь к цементным перилам.

— Ты уже сделала свой выбор.

Я переваливаюсь с ней через край.

Речная вода встречает нас ледяным ударом. В плечо врезается камень. Я пытался попасть в самый центр Брендивайна⁸, но это вообще неглубокая река.

— О Боже! — Бормочет она и вытирает лицо. — Я ненавижу тебя.

Я обнимаю и прижимаю её к себе.

— Ты ведешь себя так, как будто никогда не плавала в реке, деревенская девушка.

Она бьет меня по рукам, брызгая водой.

— Это безумие…

Я поворачиваю ее к себе и обхватываю лицо, чтобы заглянуть в ее карие глаза.

— Это намного больше, чем безумие. Вот что делает с человеком навязчивая идея. — Я тяжело сглатываю. — Поверь, я перепробовал все, чтобы забыть тебя, чтобы выбросить тебя из головы… Но я не могу. Я только пытаюсь разобраться в этой неразберихе. Мы связаны и принадлежим друг другу. Я уже мертвец. Так что, если я умру в погоне за недостижимым… тогда это смерть, которой можно гордиться.

Она моргает сквозь капли воды, взгляд скользит по моему лицу.

— Ты делаешь это, потому что веришь, что можешь…? Чувствовать любовь? — Она качает головой, пытаясь вырваться из моих рук. — Господи, Грейсон. Это сумасшествие. И невозможно. Ты болен и запутался.

— Тогда мы будем болеть вместе.

Я отталкиваюсь от дна и встаю, таща с собой Лондон.

— Оставайся на берегу. Передвигайся по воде. Собаки не смогут отследить нас по воде.

Она справляется, но я чувствую, что она становится вялой. Она быстро устает. Как только выветрится адреналин, ей будет слишком больно, чтобы продолжать идти. Мне просто нужно вывести нас на окраину города. Тогда я смогу позаботиться о ней.

Я улыбаюсь про себя. Забота — странная вещь.

В прошлом году у меня еще не было четкой цели. Чем больше я изучал и узнавал Лондон, тем больше менялась моя цель. Но одна вещь оставалась неизменной.

Она.

Она и есть моя цель.

Поскольку в будущем меня ждет лишь камера смертников, короткая жизнь, полная раскаяния, больше не подходит. Я заплатил долг этому миру, миру, который ограбил меня, который превратил меня в убийцу и теперь хочет за это наказать. Я ничего ему не должен.

Но для нее… я могу быть чем-то большим. Я могу быть цельным. Вместе мы станем единым целым и сможем удовлетворить желания, которые мучили меня в течение нескольких месяцев. Жажда найти свое место.

Она мое спасение. А я ее долгожданное наказание.