Темное безумие

Глава 36

ЗЛОЙ УМЫСЕЛ

ЛОНДОН

У всех пресс-конференций один запашок. Смесь несвежего кофе и лосьона после бритья с легкими нотками мяты и кожи. Похоже на церковь. Даже у человека, стоящего на трибуне, крайне серьезное выражение лица, как у пастора, произносящего отработанную речь для паствы.

Я научилась смотреть в центр подиума. Таким образом, я не копирую выражение лица говорящего, когда отключаюсь. Люди имеют тенденцию считывать сигналы на лицах других людей. Врожденный навык, который мы развиваем в детстве, чтобы научиться сочувствовать.

А когда на меня направлено столько глаз и камер, важно, чтобы я не хмурилась и не улыбалась, давая средствам массовой информации повод для красочных заголовков.

— Изучив то, что осталось от улик, я пришел к выводу, что при рассмотрении этих дел была допущена вопиющая небрежность. — Прокурор штата Кайл Сэндоу обращается к прессе, сурово глядя в камеру. — Таким образом, Департамент полиции Мизе получил указание передать все относящиеся к делу улики, касающиеся покойного шерифа Малькольма Нобла и убитых, в Федеральное бюро расследований.

Я сижу в первом ряду, рядом с агентом Нельсоном и детективом Фостером, который с прошлой недели стал моей тенью. Здесь присутствуют все, что либо значащие сотрудники правоохранительных органов. Даже руководитель оперативной группы ФБР, проводящей розыск.

Расследование в Мизе никого не интересует. Как и пять недель назад. Собравшаяся толпа ждет, чтобы услышать новости, которые подтвердят возвращение Ангела Мэна.

Новостные станции уже извлекают выгоду из убийства в Рокленде, опережая власти, заявляя, что либо их родной ангел-мститель вернулся домой, либо в городе появился новый игрок, в их заявлениях слышится надежда. Люди воспринимают Грейсона как своего мстителя, а СМИ обожают, что из-за него их рейтинги взлетают.

Я заявилась сюда вопреки совету адвоката, чтобы изучить толпу. Убийца-подражатель ничем не отличается от любого другого серийного убийцы — он подпитывается публичностью, требуя признания своих действий. Он оставался в курсе следствия, но не подбирался настолько близко, чтобы его поймали.

После того, как СМИ растрезвонило об убийстве Ларри Флеминга, город Бангор в штате Мэн снова стал центром внимания, что только придавало энергии нарциссу-подражателю. Он не смог бы устоять перед встречей всех основных игроков в одном месте.

Лицо Сэндоу принимает торжественное выражение.

— Поиски Грейсона Салливана продолжаются, и сейчас ФБР возглавляет это расследование. В настоящее время у нас нет новой информации о его местонахождении. — Сэндоу собирает бумаги. — Спасибо.

Тишину комнаты разрушает шквал вопросов. Один репортер встает и требует объяснений, почему Малькольм Нобл, подтвержденный Жнец Холлоуза, почитается как покойный шериф, а не как убийца, каким он был на самом деле. Другой хочет получить комментарии на недавнюю статью, в которой утверждается, что внимание ФБР ко мне препятствует их усилиям по задержанию Ангела убийцы из штата Мэн. Еще больше голосов спрашивают об убийстве в Рокленде и его «предполагаемой» связи с Грейсоном Салливаном.

Сэндоу быстро уходит с трибуны, оставив без ответа вопросы журналистов.

Я принимаю это за знак и спешу из комнаты, прежде чем на меня накинутся стервятники. Выйдя в холл, я нахожу хорошее место, чтобы наблюдать за уходящей толпой. Отказ Сэндоу говорить об убийстве, скорее всего, вызовет раздражение подражателя. Ему нужна информация — факты по поводу дела. Не теорий и раздутых сенсаций из СМИ.

С профессиональной точки зрения мне более чем любопытно наблюдать реакцию подражателя на убийство — его реакцию и последующие действия, как он будет прогрессировать. У меня никогда раньше не было возможности поговорить с убийцей-подражателем. Признаюсь, с тех пор как Грейсон рассказал мне о нем, мне так не терпелось провести исследование по этому вопросу, что все это вылилось в нездоровую одержимость раскрыть его личность.

Меня замечает репортер, и его лицо озаряет нетерпение. Прежде чем он успевает загнать меня в угол, я прохожу сквозь толпу в холле и выхожу через черный ход.

Снаружи меня встречает пасмурное небо. Душный влажный воздух оседает на коже. Атмосфера накалена, надвигается летняя буря. Аллея темнеет, когда наплывающие, наполненные водой, облака закрывают солнце.

Я глубоко вдыхаю, наполняя легкие и удивляясь тому, как быстро я двигалась, чтобы выбраться на улицу. Ни один укол боли не помешал моему бегству. Я выгибаю спину и делаю еще один вдох, просто чтобы проверить поясницу.

Разум не перестает удивлять. В один момент я страдаю от острой боли в спине, которая не давала мне покоя после пожара, а в следующий момент я даже не могу вспомнить, как чувствуется эта боль.

Я излечилась или этот сладкий проблеск избавления от боли — лишь прелюдия к моему концу? Как благословенное онемение перед смертью, когда отключаются все болевые рецепторы.

— Они никак не успокаиваются, не так ли?

Я закрываю глаза при звуке грубого голоса агента Нельсона.

— Нет, — отвечаю я просто и честно.

— Хотел бы я сказать, что это последняя пресс-конференция, — он говорит. — Но публика заинтригована вашей историей. Они сгорают от любопытства.

У меня вырывается сардонический смешок.

— Скорее, шокированы. — Количество разъяренных писем, простых и электронных, которые я получила после первой пресс-конференции, на которой я объявила о похороненных на заднем дворе дома моего детства мертвых девочках, о которых я внезапно вспомнила, привлекло ко мне много негативного внимания.

Я привыкла, что меня презирают за то, что я делаю — мою карьеру сложно назвать блестящей. Но никогда ранее меня не обливали такой грязью на национальном уровне. Нарцисс во мне хочет исправить ситуацию, но мой адвокат удерживает меня от повторного участия в каких-либо выступлениях.

Я поворачиваюсь и смотрю на агента.

— Неужели нет никаких новых данных о местонахождении Салливана?

Его лицо ничего не выражает. Эти агенты хорошо поднаторели в этом деле.

— Тебе ничего не угрожает.

— Я спрашивала не об этом.

Он проводит рукой по своим лохматым, грязно-светлым волосам. Такая прическа — легкий бунтарский вызов ФБР. И знак для меня. Всякий раз, когда он пытается водить меня за нос, он тянется к своим волосам. Видимо, в прошлом с другими женщинами это работало.

— А что насчет убийства в Рокленде? — Захожу я с другой стороны. — Кажется, пресса полагает, что здесь есть связь. Сэндоу даже не затронул эту тему, он сознательно ее проигнорировал. Такое поведение говорит о многом.

— Всегда анализируешь, — бормочет он.

— Профессиональная деформация.

Его ноздри раздуваются.

— Тебе следует поменьше смотреть новости, Лондон. Ты лучше всех знаешь, как репортеры могут исказить правду.

Я рискую, когда пытаюсь направить его в неверном направлении. Нельсон умен, и чем больше времени мы проводим вместе, тем больше он узнает мои жесты. Но мне нужно от него немного информации. Намек на то, связывает ли он убийство некоего Ларри Флеминга с Грейсоном.

Когда ставки достаточно высоки, вы идете ва-банк.

Поскольку Грейсон ничего не делает наполовину, я уверена, что он оставил на Ларри визитную карточку. Свою ДНК или другую неопровержимую улику, которую ФБР найдет в ближайшее время, если еще не нашла.

Иначе зачем еще агент Нельсон пришел бы сюда?

— Есть предположение, что Салливан покинул страну, — говорит Нельсон, засовывая руки в карманы. — Но я не могу сообщить тебе детали. Это не подтверждено, и все, что я скажу, может подвергнуть тебя опасности. Чем меньше ты знаешь…

— Тем лучше, — заканчиваю я за него. Он лжет. Я скрещиваю руки. — Вы знаете, на чем я специализируюсь. Нет никого, кто мог бы помочь вам проникнуть в сознание Салливана лучше, чем я. Я — актив, агент. Не жертва.

— Не могу с этим не согласиться, — перебивает детектив Фостер. — Означает ли это, что ты готова сделать признание?

Мое внимание переключается на громоздкого детектива, выходящего из черного входа. Детектив Фостер был самым громким моим обвинителем, публично заявляя, что я помогла Грейсону сбежать.

И то, что некоторые неприятные подробности моего прошлого вышли на свет, только подливает масла в огонь.

Я поправляю очки, чтобы получше рассмотреть его. После суда он сильно прибавил в весе.

— Детектив Фостер, может мне следует запланировать прием по поводу вашего стрессового питания? Вы же знаете, что заедать разочарование вредно для здоровья.

На его румяном лице появляется насмешливая улыбка.

— Спасибо за предложение, док. Но, по правде говоря, я немного боюсь оказаться под твоей опекой. Или я должен сказать, влиянием?

Агент Нельсон раздраженно фыркает. Он тоже не большой поклонник детектива из Нью-Касла.

— Вам не обязательно посещать пресс-конференции, Фостер. Зачем вы явились?

Детектив поправляет ремень дешевых брюк.

— Мне нравится оставаться в курсе событий. Забавно, что Сэндоу ничего не сказал о Рокленде. — Он лезет в карман за пачкой сигарет. — Вам это не кажется интересным, агент Нельсон? Поскольку на жертве была обнаружена ДНК Салливана… выглядит так, будто ФБР пытается скрыть улики. Почему?

У меня перехватывает дыхание от неверия. Я перевожу шокированный взгляд на Нельсона.

— Это правда?

Когда Нельсон не вернулся сразу после совещания в Мизе, я решила, что он остался там, чтобы провести судебно-медицинскую экспертизу останков моей сестры. Как он и говорил. Тот факт, что у него была зацепка по делу Грейсона и он ничего мне не сказал, доказывает, что я добилась с ним очень маленького прогресса.

Нельсон подлетел к Фостеру.

— Я хочу, чтобы ты убрался с моего места преступления, Фостер. Если придется, я вынесу запретительный судебный приказ.

Фостер усмехается.

— Вы, федералы, меня не напугаете.

— Если вы передадите в прессу хоть одно слово…

— Извините меня, джентльмены, — говорю я, переводя взгляд с одного мужчины на другого. — Этот уровень тестостерона превышает мою дневную дозу, поэтому мне лучше вернуться к своим пациентам.

— Я надеялся, что вы сможете ответить, где находились в ночь убийства жертвы, — говорит Фостер, прерывая мое отступление. — Прямо за углом есть участок… — он кивает, в сторону трехэтажного здания. — Уверен, парни в форме не прочь одолжить мне комнату для допросов.

— У вас здесь нет юрисдикции, детектив. Мой адвокат и я согласны, что ваш навязчивый интерес уже граничит с преследованием. — Я использую любую возможность, чтобы упомянуть при Фостере своего адвоката. Он вздрагивает, вспоминая, как Аллен Янг размазал его во время суда над Грейсоном.

— Позвольте мне вызвать офицера, который вас сопроводит, — тихо говорит мне Нельсон.

Я качаю головой.

— Нет. Я в порядке. Мой офис всего в нескольких кварталах отсюда.

— Тогда я сам вас провожу, — возражает он.

Побежденная, я киваю в знак согласия. Постоянное наблюдение стало новой нормой в моей жизни. Чем пристальнее они наблюдают за мной, тем более отдалившейся от Грейсона я себя чувствую.

А теперь Нельсон скрывает от меня детали расследования. Я должна это исправить.

Я поднимаю подбородок в сторону Фостера.

— Если хотите меня допросить, то позвоните моему адвокату. Вы с ним уже знакомы. — Я разворачиваюсь в сторону аллеи.

Фостер преграждает мне путь.

— Некоторые вещи просто не сходятся.

Он как дворняга с костью. Я разочарованно вздыхаю и начинаю проверять уведомления на телефоне, игнорируя его.

Он постукивает незажженной сигаретой по руке.

— У вас нашли ушибы на шее, которые не могли быть следствием автомобильной аварии. Ваш отец, — он с ехидной улыбкой делает паузу, — простите, Малькольм получил смертельную травму наружной яремной вены, которую неправильно опознали, как порез стеклом разбитого окна автомобиля.

Я расслабляю мышцы, выражение моего лица невозможно прочесть. Мне и раньше приходилось сталкиваться с более умными и жесткими противниками, с некоторыми из них я встретилась совсем недавно, когда делала официальное заявление в ФБР. Если Фостер думает, что я собираюсь выложить чистосердечное признание в переулке, он не заслуживает моего даже небольшого уважения.

— Адвокат, — медленно произношу я.

Он кивает, затем отступает в сторону.

— Я получу ответы, доктор Нобл. Скоро.

— Не обращайте на него внимания, — говорит Нельсон, проводя меня мимо детектива. — Он понимает, что бессилен, и это сводит его с ума.

Я оглядываюсь, удивленная такой проницательностью.

— Я знаю.

Агент Нельсон в основном молчит, пока мы идем к моему офису. Утренний шум города успокаивает, несмотря на безжалостную духоту. С того дня, как Нельсон обнаружил меня, прикованной к одной из смертельных ловушек Грейсона, он постоянно присутствует в моей жизни, наблюдая за мной. Когда он не может присутствовать лично, он следит за тем, чтобы неподалеку всегда был полицейский. Подозреваю, что он хочет, чтобы я поверила, что он мой друг. Или даже мой поклонник. Тот, кому я могу доверять.

Но все его намерения становятся понятны, если заметить осторожные взгляды, которые он бросает на меня, когда думает, что я не вижу. Я — подозреваемая. Возможная ниточка к Грейсону. Но Нельсон довольно опытен в искусстве двуличия, каким он и должен быть настоящий агент.

Хотя, я лучше его.

Мое обучение не ограничивается только теми годами, которые я посвятила исследованию поведения людей. Я стала учиться обману с того момента, как Малькольм Нобл отнял у родителей меня и мою сестру.

Люди используют друг друга. Я не виню агента за его тактику. Я использую его точно так же. Он мой единственный способ обнаружить любые новые зацепки по делу Грейсона. Он мой единственный способ узнать, обратится ли ФБР против меня.

Мне нужно, чтобы он мне доверял.

Хотя Фостер не может сказать ничего, что еще больше бы запятнало мою репутацию, я не настолько тщеславна, чтобы думать, что я выше закона. В моем заявлении агенту Нельсону и ФБР подробно упоминались обвинения, выдвинутые против меня детективом. Вот почему агент рядом со мной никак не отреагировал на Фостера.

Я рассказала обо всем так, как помнила:

Человек, которого я считала отцом, пытался задушить меня после того, как я обнаружила мертвую девушку в подвале. Он запер меня в камере, пока избавлялся от ее тела, затем он заставил меня вести машину, когда я прекрасно понимала, что еду навстречу собственной смерти… Усталая и обезумевшая, я врезалась в гигантский дуб.

Когда я очнулась, то не помнила ни жертв Малькольма, ни его нападения на меня. Несчастный случай замаскировал мои травмы так же, как и его, и правоохранительные органы списали весь инцидент как трагический несчастный случай.

Вскоре после этого я покинула Мизе, штат Миссисипи, когда получила стипендию в университете. Да, тогда мне было только шестнадцать, но поскольку я училась на дому и рано сдала экзамены, у меня не оставалось ничего — ни семьи, ни друзей — что привязало бы меня к этому месту.

Остальное, как говорится, уже история.

Ясно. Лаконично. Понятно. В моей истории нет дыр, если не знаешь, где искать.

Психолог ФБР провела со мной беседу и посчитала, что в результате травм от нападения и аварии, я забыла об ужасных событиях. Я даже прошла сканирование мозга, которое показало, что повреждения на моей правой и левой лобных долях, возможно, образовались из-за травмы головного мозга средней или тяжелой степени во время аварии, что стало дополнительным подтверждением моей истории подавления воспоминаний. А также оправдывало меня в любых связях с Малкольмом или Грейсоном.

Повреждение лобной доли. Области мозга, которые контролируют поведение, суждения и импульсный контроль. Не говоря уже о сексуальном поведении. Невролог мог бы написать обо мне диссертацию.

Тем не менее, если бы следователи Мизе проявили должную осмотрительность и поставили под сомнение улики, я могла бы быстрее восстановить воспоминания. Но мне пришлось пережить еще одно ужасное событие, чтобы вспомнить правду.

Так говорится в моем файле. В отчете с подписью и печатью в папке ФБР из манильской бумаги. Электронные данные защищены государственной системой безопасности.

После того как, обнаружились пропавшие мертвые девочки, а небольшое население Мизе ужаснулось от того, что их всеми любимый почивший шериф Нобл оказался чудовищем, агент Нельсон и его начальство решили, что нет необходимости посвящать прессу в подробности, чтобы а) не помешать расследованию и б) не дать СМИ устроить еще больший цирк.

Они уже заняты, разгребая останки девяти молодых женщин и разыскивая сбежавшего серийного убийцу. Пока все части паззла сходятся, они меня не трогают.

Грейсон позаботился о том, чтобы к моей истории было не подкопаться.

— Вы должны были мне сказать, — говорю я, нарушая затянувшееся молчание.

Нельсон засовывает руки в карманы брюк.

— Ты права. Прошу прощения. Мне следовало известить тебя о том, что Салливан находится неподалеку. — Он смотрит не меня. — Я принял это решение. Я чувствовал, что ты пережила достаточно стресса.

Им руководило не рыцарство. Для ФБР я была прекрасной подсадной уткой. Сколько агентов наблюдает за мной прямо сейчас?

— Ты хорошо справилась… там, — говорит Нельсон, когда мы приближаемся к ступеням здания. — Как только пыль уляжется, возможно, ты сможешь написать книгу. Расскажи свою историю.

Я склоняю голову и слегка качаю ею.

— Нет. Я рассказала уже достаточно. Что бы ни было там похоронено… — я постукиваю виском, — я бы предпочла не вспоминать об этом.

Когда я смотрю вверх, морщинки вокруг его глаз становятся мягче, а взгляд — понимающим.

— А если это будет касаться твоей сестры?

Моя грудь вздымается, когда я набираю воздух в легкие.

— Если… когда ты узнаешь ее личность, я должным образом почту ее память. И похороню ее останки.

Но это не то, о чем он спрашивает. Как только ее личность раскроется, то и моя тоже. Я буду знать, кем я была до того, как Малькольм украл меня, и кем были мои родители. Ответ на вопрос, живы ли они, был получен еще в самую первую неделю.

Поступило много заявлений от тех, кто хотел привлечь к себе внимание. Появлялись люди, объявляя меня своим давно потерянным ребенком. Или те, кто утверждал, что знали моих родителей.

И я работала над тем, чтобы вылезти из этой дыры.

Я Лондон Грейс Нобл.

Моя мертвая сестра… мои покойные родители… Они не имеют никакого отношения к тому, кто я. Разум не принимает альтернативную реальность — две жизни не могут существовать в одной форме. Жизнь, которую я прожила, не изменится по мановению палочки, как только я узнаю имя, данное мне моими биологическими родителями.

Меня воспитывал человек, которого я знала как своего отца, который — во всех смыслах — был добр ко мне до того момента, пока я не раскрыла его злую тайну. Сейчас, оглядываясь назад, я ясно вижу несоответствия, но в то время мой юношеский ум не находил ничего подозрительного, я вела абсолютно нормальную жизнь.

Никто не знает абсолютной правды ни о ком.

По мере взросления мы становимся все более и более ограниченными в том, в какой степени можем измениться. В нынешнем возрасте мои личность и образ мышления уже прочно укоренились. И то, что я узнаю свои корни, мало что изменит.

Неуверенный движением Нельсон смахивает волосы с моих глаз.

— Очень жаль. Это был бы захватывающий рассказ. Полный громких слов и психологических терминов, которые никто не может понять.

Я позволяю себе рассмеяться. Это то, что ожидается от женщины, которую влечет к мужчине. Она льстит ему, потакая его чувству юмора.

— Признаюсь, я бы с удовольствием прочитал это хотя бы для того, чтобы ответить на несколько моих собственных… — он замолкает.

Я насторожилась. От меня ожидалось, что я попрошу закончить предложение. Это подтвердит мой интерес к нему и его мыслям. Но психолог во мне видит изменение его дыхания. Расширение зрачков. Его адреналин просто взлетел. Он отрепетировал этот вопрос, отрепетировал момент. Если бы это был обычный разговор, его поведение бы не изменилось.

Он готовится соврать.

Я облизываю губы, привлекая его внимание к моему рту.

— Что вы хотите знать, агент?

Он оставляет руку на моей шее, движение с оттенком доминирования.

— Ключ, — говорит он. — Что случилось с ключом?

Ключ, который Малькольм Нобл носил на шее. Тот, который я воткнула в его яремную вену, чтобы положить конец его жизни.

Орудие убийства.

Никто, кроме Грейсона, не знает всей правды о том, что случилось той ночью. Что мой «отец» заставил меня помочь, забрать жизнь девочки. Что я, в свою очередь, убила его, когда он на меня напал. Что я врезалась в дерево, пытаясь покончить с собой…

Правда намного мрачнее, чем история, которую я рассказал ФБР.

Я подхожу к нему ближе и кладу руку ему на грудь. Мое касание служит двум целям. Отвлечь его от моего сердцебиения, которое учащается, когда я вру, и сместить фокус его внимания на сексуальное напряжение между нами.

Он может быть федеральным агентом, но он все еще остается мужчиной. Простым в своих желаниях. Секс — проверенный метод контроля.

Я глубоко вдыхаю, позволяя своей груди касаться его груди.

— Я не помню, — говорю я, и мой голос дрожит. — Должно быть, он потерялся в какой-то момент во время его нападения… или во время аварии. Я не знаю и не уверена, что хочу вспоминать…

Он хочет стать героем моей истории. Он хочет трахнуть меня, не чувствуя вину.

Этого никогда не произойдет. Моей сказке нужен антигерой. Мужчина, который заглянет в черную бездну моей души и облизнется, жаждя поглотить меня.

Все, что нужно сделать, это посмотреть на скан моего мозга, чтобы убедиться в этом.

Когда он отстраняется, то прищуривается, взгляд замирает на том месте, где большой палец лежит на моей шее. Я замазала тональным кремом синяк, оставленный грубым прикосновением Грейсона. Нельсон замечает это и мне интересно, возбуждает ли его мысль о том, как грубо я трахаюсь, стараясь забыть обо всех проблемах.

— Позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. — Он отступает, не предпринимая никаких действий.

Я киваю, скромно заправляя прядь волос за ухо.

— Обязательно. Спасибо.

Я поднимаюсь на верхнюю ступеньку и поворачиваюсь, чтобы посмотреть, как он уходит. Пока он удовлетворен моими ответами, но как только пыль уляжется — как он выразился — у него появятся еще вопросы. Эти мелкие несоответствия, которые побуждают мужчин вроде него выполнять свою работу и преуспевать в ней.

У него больше общего с теми людьми, на которых он охотится, чем он думает. Как еще он мог заниматься такими делами, залезать в головы извращенцев, чтобы привлечь их к ответственности? Если агенту Нельсону придется пережить одно или два ужасных события, то, возможно, он сам превратится в злодея.

Как и Грейсону, Нельсону нужно, чтобы все кусочки точно соединялись друг с другом. Он не успокоится, пока не получит все ответы.