Тенебрариум

ЧАСТЬ-21. АЛАЯ ОРХИДЕЯ

Бедный-несчастный мой дневничок. Какой же ты потрёпанный, страшный и… Бесценный. Сколько я в тебя записал, и сколько ещё предстоит записать, хотя, о чём я? Записывать-то уже некуда. Эти строчки я муравьиной вязью царапаю карандашом уже на задней корочке. Скоро тетрадь закончится. Дальше придётся запоминать. Укладывать в голове. Всё, что увижу, услышу, переживу. Зачем я пишу эту бессмыслицу, переводя столь драгоценные остатки свободного места? Просто подумал, а что если это конец моих приключений? Надежда на то, что я пройду «Сепаратор» живым — ничтожна. А надежда, что я пройду его, не лишившись разума — вообще призрачна. На что я надеюсь? За что цепляюсь? Я устал. Я безумно, нечеловечески устал. Устал настолько, что уже не понимаю, кто я, и что мне нужно? Ещё месяц назад странный выкидон Флинта вызвал бы у меня по меньшей мере настороженность, желание спрятаться за спину Райли, и не отходить от неё ни на минуту. Теперь же мне наплевать. И на Флинта, и на его дурацкие капризы, и на его нелепые угрозы. Он боится меня. Смешно. И глупо. А может быть дело не во мне? Может быть, Флинт нервничает потому, что сомневается в своём будущем? Вероятно, он просто не уверен, что обретёт в Апологетике то, к чему стремился всю свою жизнь. Это его беспокоит, и он бесится. Как бы там ни было, я должен…

Всё, Тинка вернулась и зовёт нас. Кажется, она нашла обход завала…

Я жив. Лежу, привалившись к холодной стенке подземного каземата. Так я и не понял, был ли «Сепаратор», или не был? А если был, то прошли мы его, или нет? Тут, под землёй, всё одинаковое. Я не знаю, что там наверху. Возможно, уже вечер. Возможно, ночь. Мы не дошли до Апологетики. Наверное, мы заблудились. Вопреки тинкиной прозорливости. Так это, или нет, теперь мы должны здесь заночевать. Здесь холодно. В свете фонаря видно, как пар срывается с губ. Только бы не застудиться. Мне нельзя болеть. Вся надежда на энергомясо. Оно отлично греет изнутри, гоняя кровь по жилам. Как хороший коньяк. Только с него не пьянеешь. «Представь, что ты изгнанник» — легко, блин, сказать. Ну, представил, и что? Если бы такое самовнушение помогло мне управлять температурой организма, как это делают они. Сколько не повторяй «халва» — во рту слаще не станет. Одна радость — комаров нет. Вот уж кого я боюсь сильнее кункуласпидов, горгоний и прочей подземной нечисти. Страх перед комарами настолько силён, что даже сейчас мне кажется, что один из них гудит где-то в темноте, в недосягаемости. Ждёт, когда я потеряю бдительность и задремлю. Пока мы шли, иллюзия этого гудения была настолько сильна, что у меня начинала чесаться спина, и я в панике стряхивал с неё пустоту, вызывая хихиканье Тинки и недоумение остальных. Что за зараза, эти комары? Напрягают, даже когда их нет! Вот и конец моего дневника. Писать больше негде. Остаётся память. Только память.

В катакомбах под Иликтинском я дописал свой дневник. Возможно, с этого момента моё повествование будет получаться уже не столь подробным и последовательным, ведь теперь мне приходится вспоминать события, со времён которых успело утечь немало воды. Как бы я ни старался удержать в памяти абсолютно всё, полностью сохранить хронологию детали тех событий у меня не вышло. Многие воспоминания забылись, или перемешались друг с другом. Обидно, досадно, но ладно. Хорошо, что я придумал делать краткие заметки и слова-напоминания на свободных от писанины участках. Они мне очень помогли. Но вернёмся к нашему походу.

Спустившись в холодный сумрак городской канализации, мы какое-то время брели по сильно захламлённому коллектору. Сначала свет проникал в него через дыры и трещины в потолке, затем темнота стала абсолютной, и Гудвин включил фонарь. Канализационные стоки уже давно высохли, но отголоски фекального зловония витали здесь до сих пор. Или же мне просто казалось? Канализация есть канализация. Чай не для праздных прогулок строилась. Да и вообще, о каких неудобствах может идти речь, если до этого мы несколько раз заглядывали в лицо смерти? По сравнению с пережитым ранее, плутание по спокойному и тихому подземелью выглядело просто развлекательной прогулкой.

Счастливее всех была Тинка. Она заметно приободрилась, стала активнее и веселее. Не то, что на улице, где она напоминала беспомощного птенчика, выпавшего из гнезда. Здесь была её стихия. Здесь она была главной. Вот только свет фонаря её заметно раздражал, и она пыталась сделать Гудвину замечание, чтобы тот не расходовал батарейки попусту. Он же, не понимая её раздражения, ответил, что запасных батареек прихватил достаточно. Запасся ими в бывшем супермаркете электроники, расположенным на границе с территорией Флинта. Тина не стала настаивать, но было заметно, что она недовольна. Остальные же чувствовали себя при свете более уверенно. Я, по крайней мере, точно. Как только фонарь выключался, мне тут же казалось, что налетают комары. Как же я их ненавижу!

Но на начальном этапе мы не встретили в подземелье никого живого. Кроме небольшой колонии горгоний, расположившихся в прилегающем туннеле. Эти твари облепили стены, протягивая свои отвратительные, студенистые щупальца по полу. Я сразу же вспомнил гибель Ковбоя и едва удержался от рвоты. Столько времени прошло, а до сих пор тошнота подкатывает. Горгонии только выглядят пассивными кусками мутного холодца. Стоит лишь слегка дотронуться до их щупалец, коих на полу переплетено великое множество, стрекательные клетки тут же парализуют тебя. Даже через одежду и обувь. Как им удаётся пробивать толстые ботинки — до сих пор не знаю. Факт остаётся фактом. Тем не менее, Тину горгонии вообще не беспокоили. Она спокойно достала из рюкзака солонку, и, присев, начала понемногу сыпать соль на каждое щупальце. Попадая на горгонию, соль вызывала бурную реакцию, шипя, пузырясь, и вытапливая белую пену, оставляющую налёт на полу. Щупальца тут же съёживались, и втягивались внутрь центрального купола, начинающего бешено пульсировать от боли. Таким образом, метр за метром, мы продвигались вперёд, убирая опасные щупальца со своего пути.

Когда мы уже почти миновали их, я не удержался. Достал свою солонку, набрал горсточку соли, и метнул в самую крупную горгонию. Эх, что тут началось! Как она дергалась, шипела и скукоживалась, пуская громко лопающиеся пузыри. «Это тебе за Ковбоя!» — мысленно произнёс я, хоть и понимал, что к его смерти именно эта горгония никакого отношения не имеет. Она просто вызывала у меня жуткое отвращение. Спутники не стали меня порицать, но по их виду я понял, что мой поступок ими не одобряем. Нет, им не было жаль разъедаемую солью горгонию. Тут дело было в чём-то другом. Наверное, в том, что бешено агонизирующая тварь излучала некие импульсы, дестабилизирующие энтропийный ритм, и способные пробудить что-то более страшное, таящееся в глубинах подземного лабиринта. Я это понял не сразу. А когда понял, вновь начал ругать себя за необдуманное ребячество. Хотя, если честно, я готов признать, что тот нелепый акт мести принёс мне неописуемое удовольствие.

Пройдя отвратительных горгоний, мы свернули в длинную, узкую галерею внутриквартальной канализационной сети, с широкой сточной трубой и чередующимися лестницами смотровых колодцев. Все стены были покрыты шевелящейся «плесенью Роршаха» — аномальной жизненной формой, которая своим странным видом способна вызывать стойкую оторопь. Пятна плесени постоянно видоизменяются, преобразуясь в самые различные абстрактные фигуры, словно ты идёшь внутри чёрно-белого калейдоскопа. От этих трансформаций очень быстро начала болеть голова. Чтобы не усиливать этот неприятный эффект, я старался не смотреть на стены, и шёл, уставившись себе под ноги.

Постепенно меня обогнали все спутники, и я стал замыкающим. В области бокового зрения мелькнуло что-то нетипичное. Какой-то синенький огонёк. Это было одно из пятен плесени, и оно осталось видимым, даже когда луч фонаря перестал его освещать. Я присмотрелся — действительно. Единственное пятно подсвечивается синевой. В отличие от остальной плесени, оно не шевелилось, сохраняя форму статичной кляксы, будто кто-то мазнул по стене флюоресцентной краской.

Остановившись возле пятна, я присмотрелся к нему. Оно было шелковистым, со множеством мельчайших фибр, светящихся на манер оптоволокна. Поднёс указательный палец, и фибры потянулись к нему, обдавая лёгким теплом. Осознавая, что здесь ни к чему нельзя прикасаться, я всё-таки нарушил запрет, и дотронулся до этой метки. На секунду в голове сверкнуло, и раздался крик «Писатель!» Отдёрнув руку, я пощупал кожу на пальце — всё в порядке, с тревогой глянул вслед удалявшейся группе, и, быстро собравшись с духом, приложил к пятну ладонь. Яркая синева ворвалась в моё нутро бесконечным потоком. Она утопила всё вокруг, оставив лишь пустоту и голос.

— Писатель! Писатель, ты слышишь меня?!

Голос принадлежал тому, кто выдавал себя за Хо. Давненько он со мной не говорил.

— Да. Я слышу.

— Узнал?

— Узнал. Ты — тот, кто выдаёт себя за Хо.

— Оно тебе всё рассказало?

— Не всё. От него я узнал не больше, чем от тебя. Зачем ты выдавал себя за него?

— Я не выдавал. Ну, может быть, лишь отчасти. Это не играет серьёзной роли.

— Где ты находишься?

— Телом — в Москве. Сознанием — ноосфере.

— А слышно тебя так, будто стоишь у меня за спиной.

— Теперь я использую прямой канал связи, посредством одного из вспомогательных биополимерных нейротрансмиттеров. Если Хо открыло к нему доступ, значит ты не зря прошёл через туман. Нужно торопиться. Оно не позволит нам долго общаться. Я должен предупредить. Впереди тебя ждёт серьёзное испытание. У нас закончились резервные копии. Поэтому, теперь ты либо пан, либо пропал.

— Что я должен делать?

— Постарайся изменить своё самоопределение. Это будет непросто, но если постараешься, то всё получится.

— Изменить самоопределение? Как?

— Представь, что ты изгнанник. Что ты — больше не человек. Всё человеческое останется здесь, на этом самом месте, а дальше путь продолжит совершенно иное существо, с иными целями, задачами и мыслями.

— Но я не смогу.

— Ты должен!

Бесконечная синева со свистом втянулась в одну точку, словно в чёрную воронку, и мне в лицо брызнул яркий свет фонаря.

— Кажется, всё в порядке, — осматривала мою руку Райли, с силой оторвав её от погасшего пятна.

— Его парализовало? — спросил Гудвин, и тут же ущипнул меня за бок. — Да нет, вроде рефлексирует.

— Писатель, как ты себя чувствуешь?

— Хорошо… Только голова болит.

— Ну что ты за человек? Тут нельзя ни к чему прикасаться!

— Человек? — я посмотрел на Райли, и от моего взгляда она тут же умолкла. — Ты о чём?

— У вас там всё нормально? — окликнула нас Тина.

— Да, — ответил Гудвин. — Мы идём.

Обойдя Райли, озадаченную моим странным ответом, я пошёл за седым изгнанником, стараясь очистить голову от всей человеческой шелухи. Вот откуда головная боль. Она не от мельканий плесени Роршаха. Мы приближаемся к «Сепаратору».

— Гудвин, что с твоим фонарём? — спросил я.

— А что с ним? — обернулся тот.

— Моргает как-то странно. Батарейка дохнет?

— Ничего не моргает, — он, щурясь, посветил себе в лицо, словно хотел рассмотреть горящую лампочку. — С чего ты взял, что моргает?

— Но она же… Так… Ладно, проехали.

— Писатель, с тобой точно всё хорошо? — спросила Райли.

— Да… Вернее, нет. Не очень. Голова болит просто.

— Может остановимся? — она озабоченно взглянула на Гудвина.

— А дальше что?

— Попробуем обойти.

— Нельзя обойти. Либо проходим напрямую, либо никак.

— Наверняка можно найти другой путь.

— Нет другого пути, — отрезала Тинка. — Гудвин прав. Если Писатель не пройдёт здесь, то он не пройдёт нигде.

— Райли, всё в порядке. Я пройду, — попытался успокоить подругу я, хотя сам верил в это с трудом. — Тина, как думаешь, мы уже под 'Сепаратором', или ещё не дошли?

— Я не знаю.

— Мы долго будем тут околачиваться? — проворчал Флинт.

— Да идём, идём, — разозлившись на него, я, преодолевая жуткую боль, пошёл вперёд.

Очень захотелось врезать ему по морде. И от того, что я представил, как мой кулак совершенно неожиданно врезается ему в челюсть, вышибая его драгоценные зубы, мне даже немного полегчало. Это было столь очевидно, что я даже задумался, а не долбануть ли мне Флинта по-настоящему? Но момент был уже упущен. Нужно было наносить удар, когда проходил мимо, а теперь, когда он пыхтит у меня за спиной, уже поздно.

В больной голове бешено крутились варианты зацепок. Что мне помогло? Злость? Ярость? Нет. Чем больше я думаю, что ненавижу Флинта — тем сильнее нарастает боль. Она становится тише, когда я представляю, что бью его просто так, без какой-либо личной неприязни. Он меня задел — я ответил, и мне стало легче. Значит, выход из кризиса кроется где-то в этой области сознания. Почему Хо-самозванец велел мне почувствовать себя изгнанником? Как мне почувствовать себя изгнанником, если я не изгнанник? Каждый шаг, словно по эшафоту. Мне уже всё равно: свет вокруг, или тьма. Это инсуаль. Нет. Это — инсульт, а не инсуаль! Я сдавил виски. Как же болит. Нет, я не изгнанник. Я человек. А может, изгнанник? Среди сплошного болевого шторма я вдруг увидел окраину бесконечной Вселенной. То, что мне показывала Райли в нашем общем видении. Мир, для которого я был создан. Боль стала нестерпимой. Кажется, я даже закричал. Не знаю, громко, или тихо. Или, возможно, вообще никак. Просто разинул рот, и упал в пустоту.

— Ты видишь цифры? Один, два, три, четыре, пять?

Кто это? Кто говорит со мной? Женский голос. Приятный. Неземной. Это… Ангел?

— Я помогу тебе. Представь, что цифра имеет цвет. Смотри. Единичка — зелёная. Двойка — белая. А тройка — чёрная…

Где я? Я ничего не вижу. Ничего, кроме цифр.

— Четвёрка — жёлтая. А пятёрка — красная. Тебе стало проще запоминать?

Цифры и вправду обретали цвета. Становились понятными и простыми, словно набор разноцветных игрушечных машинок в детстве.

— Шестёрка — фиолетовая, семёрка — синяя, восьмёрка — оранжевая.

— А девятка?

— Ты видишь цвета?

— Вижу.

— Давай проверим твою реакцию на цифры?

— Какого цвета девятка?

— Повторим таблицу умножения. Дважды два — четыре. Дважды три — шесть…

Я уже был здесь. Не помню, когда и зачем. Зачем… Зачем она забивает мне голову цифрами? Помню лишь, что когда цифры обрели цвет, запоминать их действительно стало проще. Какого же цвета девятка? Вишнёвая? Как в песне? Почему я об этом думаю? Что со мной? Отринуть человеческое и принять своё изгнание. Голос, диктующий цифры, отошёл на второй план. Потом и вовсе исчез. Это не мои воспоминания. Не мои мысли. Я вижу только гору. Высокую-высокую гору. Точнее, не вижу, а чувствую, понимаю, что она есть. И на вершине этой горы меня ожидает что-то. Не знаю, что. Но мне это нужно. Я к этому стремлюсь. И я должен поторопиться, потому что меня могут опередить. Со всех сторон пыхтят и толкаются скользкие, колеблющиеся тела, которые лезут наверх. Кто-то быстрее, кто-то медленнее. Кто-то скатывается обратно. Они не должны прийти первыми. Не должны! Я лезу вместе с ними. Обгоняю их, расталкиваю, сбрасываю со склона. Мои пальцы легко вонзаются в каменную твердь, словно когти. Я наслаждаюсь слепым подъёмом. Мне не нужно зрение, ведь мои чувства гораздо объёмнее и объективнее. Я как паук, с десятком немигающих глаз, расположенных вокруг головы. По одиночке эти глаза не видят ничего, но вместе они видят всё. Наверх! Наверх! Вершина всё ближе! Всё меньше соперников встречается мне на пути. Значит, я вырываюсь вперёд. У меня получится!

А как же мама? Как она там?

Кто-то хватает меня за шею и тащит назад. Пальцы соскальзывают, и я качусь вниз. Проклятье! Превозмогая вращение собственного аморфного тела, я выбрасываю руку, или как она там называется? Манипулятор? Хватаюсь. Чувствую, как пальцы якорем бороздят рыхлую поверхность. Зацепился! Подтягиваю вторую руку, третью, четвёртую, пятую! Отталкиваюсь и вперёд, дальше, выше! Невидимая высота окончательно сводит меня с ума. Я первый! Я наверху!

Это была орхидея. Необычного, алого цвета. Только она, и больше ничего. Её корни уходили в Великое Ничто, а цветы — горели притягательным, кровавым огнём. 'Так вот ты какой — цветочек аленький!' Так вот ты какой — Суфир-Акиль… Мой Суфир-Акиль. Я протянул к ней руку. Теперь это точно была рука, хотя в моей власти было сделать из неё всё что угодно: хоть крыло, хоть клешню, хоть дорогую китайскую вазу. Пора с этим заканчивать. Меня ждут в Апологетике. И я сорвал стебель, унизанный алыми цветами. Орхидея вспыхнула и застлала мой взор сплошным багрянцем, с вплетениями кровеносных сосудов… Мне светят в лицо. Нужно открыть глаза.

— Убери фонарь! — прикрывшись ладонью от прямого луча, простонал я.

Свет тут же исчез, и жар сменился на холод. Голова уже не болела. Остались лишь отголоски. Дискомфорт от наболевшего.

— Ты как, парень? — спросил Гудвин.

— Мы прошли 'Сепаратор'?

— Без понятия. Надеюсь, что да.

— Долго я был в отрубе?

— Нет. Минуты три — не больше. Когда ты грохнулся, я думал, что тебе каюк. Но ты опять меня удивил!

— Погоди радоваться. Возможно, мы ещё не прошли…

— Голова как? — с другой стороны спросила Райли.

— Намного лучше. Так, остаточная муть какая-то…

— Значит, ты прошёл его. Ф-фух! — вздох подруги лучше всяких слов охарактеризовал долгожданный сброс её накопившегося волнения.

Всё-таки она переживала за меня больше всех. Она хорошая, но слабая. Зачем она тяготеет к человечности? Ведь это ошибка. Сбой в программе.

— Не надо было Тинкер отпускать, — послышался голос Флинта откуда-то из-за спины Гудвина. — Без неё мы тут как слепые котята.

— А где она? — я хотел подняться, но Райли мне не позволила.

— Сиди. Ещё есть время отдохнуть.

— Ну-у, когда стало ясно, что ты жив, она решила сходить на разведку. Пока мы приводим тебя в чувства, — ответил на мой вопрос Гудвин. — Сказала, что учуяла живой ай-талук впереди.

— Это плохо.

— Да, не особо хорошо. Поэтому опять придётся искать обходные пути.

— Интересно, сороковой в курсе того, что живёт прямо на ай-талуке? — усмехнулся Флинт.

— Сороковой вполне уже мог уйти в Апологетику.

Пока они вели беседу о сороковом и об ай-талуке, я огляделся. В углу неподалёку лежали человеческие кости, перепутанные с тёмным тряпьём. В черепе зияла сквозная дыра такого диаметра, что если не мой, то уж точно тинкин кулак мог спокойно пройти сквозь неё. Среди костей валялся паспорт. Стряхнув с документа косточки, некогда бывшие пальцами, я подобрал его и развернул. Сумских Александр Александрович.

— Брось, — Райли брезгливо выхватила книжечку у меня из рук, и отшвырнула подальше, в темноту.

— Откуда он здесь? — я посмотрел наверх, и увидел в потолке над скелетом круглую вертикальную трубу колодца.

Видимо, оттуда он и упал. Или же его сбросили. Отверстие в черепной кости явно не пулевое. Его как будто прожгли…

— Ты выглядишь очень странно, — Райли сбила меня с мыслей о мертвеце.

— Странно? Мне пять минут назад едва мозг не запекли. Хорошо, что я вообще как-то выгляжу, — ответ прозвучал грубовато, и я решил смягчить его. — Не переживай. Всё хорошо.

— Надеюсь, — она немного сжала мою руку.

Вернулась перепачканная Тинкербелл. Первым делом осведомилась, как моё состояние. Затем, сообщила, что из-за обширного распространения ай-талука вперёд продвигаться невозможно. Но есть неизведанный путь по каким-то подземным катакомбам непонятного назначения. Вход в катакомбы открылся после 'Гнева Эндлкрона', когда в подземельях образовались глубокие трещины, идущие сквозь городскую канализацию — дальше, вглубь. Через одну из таких трещин мы, едва протискиваясь между осклизлыми, неровными стенами, перебрались в тот самый каземат, обнаруженный нашей маленькой проводницей. Поскользнувшись на гладких, неровных выступах, я едва не провалился внутрь, но удержался за края. Внизу раздались всплески. Гудвин посветил туда фонариком, и вместо дна разлома мы увидели чёрную воду, метрах в двух-трёх под нашими ногами. Сначала я подумал, что это русло подземной реки, но потом заметил торчащий из воды семафор, и понял, что там находилась ветка секретного метро. Скорее всего, она была затоплена вместе с лабораторным комплексом. Мурашки побежали по телу от осознания, насколько широко распространялись 'корни' оборонного предприятия на Раздольненском озере.

Наш путь по неопознанному лабиринту продолжался. Было сыро, грязно и очень холодно. Фонарь Гудвина выхватывал очертания пустых коридоров с электрическими кабелями и толстенными пучками разноцветных проводов. Иногда попадались двери, но все они были заперты. Не было никаких обозначений, никаких табличек, лишь странные символы и цифры на стенах, небрежно намазюканные серой краской. Неожиданно, мы увидели жуткое белесое существо, продолговатой формы, прицепившееся к потолку шестью своими раскоряченными, полупрозрачными лапищами и какой-то высохшей слизью. Полое и прорванное по всей длине, оно напоминало огромную лопнувшую надувную игрушку. Оказалось, что это результат линьки гиганевры. Точнее, её личинки. Проходить под этой мерзкой 'люстрой' мне было очень неприятно.

Кроме этого, нам попадалась чья-то крупная икра, развешенная по стенам. Но никаких живых созданий мы по-прежнему не встречали. Прячущиеся твари словно специально избегали контакта с нами, дожидаясь удобного случая, когда можно будет напасть. Какое-то внутреннее чувство постоянно сигналило мне, что за нами следят. Я был уверен, что кто-то идёт по нашему следу, а из тьмы примыкающих галерей внимательно таращатся десятки голодных глаз. Зато постоянное напряжение позволило мне забыть остатки головной боли.

Новость о том, что нам придётся сделать длительную остановку, я воспринял двояко. С одной стороны, накопившаяся усталость постепенно начинала валить меня с ног, и я бы не отказался немного прилечь, а ещё лучше — вздремнуть. Но с другой — останавливаться в этом холодном и подозрительном месте особого желания не возникало. Та ничтожная доля уверенности и стойкости, ещё остающаяся при мне, сохранялась лишь до тех пор, пока горел фонарь Гудвина. Как только он выключался — страх тут же запрыгивал мне на плечи. Я даже мысли не допускал о том, что он может погаснуть совсем.

Искать место ночёвки доверили Тинке. А кому же ещё? Она подошла к заданию как всегда практично, обнаружив помещение со сквозным проходом. Вдоль стен стояли металлические шкафы, из которых высовывались вороха проводов. Кроме них, в тёмном углу виднелся щиток с рубильниками, застывшими в выключенном положении. Не особо приветливая каморка, но все положились на опыт Тинкербелл. Спорить с ней никто не стал.

Развернув походные матрасики, мы устроились на полу, в рядок. Изгнанники спали по очереди. Точнее, конечно же, не спали, а частично отключались. Благодаря умению синхронизироваться друг с другом, им даже не пришлось договариваться о периодичности дежурств. Внешне команда сохраняла спокойный настрой и даже, вроде бы, некоторую расслабленность. Однако ладони у всех лежали на рукоятях ножей, а глаза то и дело косились на Тину, притулившуюся с краешку. Девочка расстелила свой матрасик и тут же легла на бок, повернувшись к нам спиной. Могло показаться, что она, измученная сложным переходом, упала и отключилась. Но я успел достаточно хорошо её изучить. Она не спала. Она слушала подземелье. Приложив ушко к полу, улавливала каждый шелест и шорох, раздающийся в глубинах мёртвых катакомб.

Мне было холодно. Я, в отличие от друзей, не вцепился в ножи, а обхватил себя руками, чтобы удержать остатки расползающегося тепла. А оно всё равно упрямо утекало из моего нутра, просачиваясь сквозь холодный матрасик — в бетонированный пол. Казалось, что я вообще сижу на голом полу. Тёмное подземелье высасывало из меня энергию, не давая пошевелиться. Каждое движение вызывало резкий приступ озноба. Зубы постукивали друг об друга. Я надеялся, что Райли обнимет меня, и согреет, как когда-то грела в больнице Призрачного района, но она сидела неподвижно, как мёртвая, и даже пар не слетал с её губ.

Только сейчас ко мне постепенно начала возвращаться человеческая природа. Я уже не мог представить себя изгнанником, и удивлялся, почему мне так быстро и легко это удавалось. Безуспешные попытки наладить теплообмен и повысить температуру тела окончательно убедили меня в том, что жизнь изгнанника мне не светит. И всё, что я пережил в своих недавних буйных видениях — разбилось об неизменную человеческую реальность. Может быть, это и к лучшему. Преодолевая озноб, я решил дописать свой дневник, чтобы не думать о холоде. Увидев, что я пишу, Гудвин услужливо повернул фонарь в мою сторону.

— Что-то ты быстро закончил, — произнёс он, заметив, что я закрываю тетрадь. — Вдохновение иссякло?

— Дневник закончился, — с улыбкой ответил я. — Вон сколько листов исписал, а всё уместить не смог.

— Ты не против, если я выключу фонарь? У меня, конечно, есть запас батареек, но лишняя экономия никогда не помешает.

Конечно же я был против, но ему ответил, — 'Конечно выключай. Неизвестно ещё, сколько нам придётся бродить впотьмах завтра'.

— Хе-хе, — Гудвин выключил фонарик, и всё исчезло в темноте. — А ты правда очень похож на изгнанника, Писатель. Когда я тебя впервые увидел, то грешным делом принял за одного из наших.

— Шутишь?

— Нисколько. В тебе определённо есть что-то от нас. Выдержка, целеустремлённость.

— У меня были хорошие учителя.

— Бесспорно. Но меня одолевает сомнение, что тут дело не только в выучке. Что-то было заложено непосредственно в тебе. Что-то такое, чему нельзя научиться.

— Ты меня просто утешаешь. Ведь так?

Гудвин не ответил.

— Ведь так? — повторил я.

Он притворился спящим. Лучше бы он не умолкал. Когда в такой темени перестаёшь слышать живой голос, становится совсем одиноко и тяжко. От тишины начинает казаться, что где-то поблизости гудят комары. Обстановка выматывает. Каждая следующая минута ощущается длиннее предыдущей. Хочется спать, но заснуть боишься. Голова качается, как у китайского болванчика. В конце концов, я не вытерпел и привалился к своему рюкзаку. Холодному, как кусок льда. Зато сидеть в таком положении мне стало гораздо удобнее.

Когда отключился — я не помню. Это даже был не сон, а какой-то временный провал, мало отличный от темноты, окружающей нас. Очнулся от того, что кто-то наступил мне на лодыжку. Хорошо, что сознание не успело включиться, и я не отдёрнул ногу. Запустился неторопливый механизм пробуждения. Сначала вернулось чувство холода. Потом я вспомнил, где нахожусь. Только после этого заработала реакция на внешнее раздражение. Тинка, что ли, ходит по ногам, как по бульвару? Стоп. Тинка бы никогда не наступила мне на ногу. Но если не она, тогда кто? Кто-то лёгкий. Слишком лёгкий. А может мне просто приснилось? Все эти вялые раздумья текли в моей голове, пока глаза ещё были закрыты. Казалось, что веки примёрзли друг к другу. Я даже побоялся, что не смогу их разодрать. И в этот самый момент мне вдруг стало понятно, что вокруг нас светло. Гудвин опять включил фонарик? Осторожно приоткрыв глаза, я увидел, что этот свет похож на что угодно, только не на гудвинский фонарь. Словно, пока мы спали, кто-то притащил сюда несколько цветных ночников. И они ползали…

Несмотря на сильную холодищу, меня резко ударило в пот. Кункуласпиды. Выпучив глаза, я попытался вжаться в стену, но был вовремя остановлен рукой Райли, упавшей мне на грудь. Тут же, прямо перед лицом выросло две светящиеся головы на длинных шеях, и распахнулись круглые пасти с прозрачными зубами. Всё это светилось, переливалось, и выглядело очень красиво, если бы не было так опасно.

— Не ше-ве-лись, — едва слышно прошептала охотница.

Ш-ш-ш! — кункуласпиды повернулись к ней, и покрылись красными пятнами.

Я моментально забыл о холоде. Только молился, чтобы эти полупрозрачные, неоновые полупиявки, полузмеи, полуящерицы не вцепились мне в голову.

Пока мы сидели неподвижно, не издавая ни единого звука, они понемногу успокоились, и покрылись узорами мягких, зелёно-голубых цветов. Те двое, что торчали напротив нас, свернув боевую стойку, отползли в сторону. Кроме них, в помещении ползало ещё трое кункуласпидов. Извиваясь и отталкиваясь от пола парой лапок, торчащих по бокам. Они напоминали новогодние иллюминации, и всей своей группой освещали наш привал достаточно хорошо. Я, стараясь не двигать головой, косил глазами по сторонам. Так. Справа Райли, слева — Гудвин и Флинт. Все здесь. Нет. Не все. Где Тинка? Неужели она нас бросила на съедение кункуласпидам? Почему остальные изгнанники бездействуют, и не пытаются нападать? Почему мы сидим, и чего-то выжидаем? Пока я думал об этом, обливаясь потом, кункуласпиды ползали перед нами и уходить явно не собирались. Они реагировали на звуки и движения, поэтому, сидя в полнейшей тишине, мы не подвергались серьёзному риску. Вопрос, как долго мы ещё могли вот так просидеть?

Постепенно я отошёл от последствий шокового состояния, совладал со страхом, и даже начал наблюдать за кункуласпидами с долей любопытства. Всё-таки красиво они светились. Когда два кункуласпида встречались, и тыкались носами друг в друга, то расцветки у них становились одинаковыми. Я сразу вспомнил булычёвского индикатора, которого, если стукнуть, то он станет фиолетовым в крапинку.

Тут вдруг все кункуласпиды приобрели тёмно-красные цвета с ярко-зелёными, бегающими полосами, и, остановившись, как по команде повернулись к одному из выходов. Там что-то зашевелилось. Я тоже не выдержал, повернув голову в ту же сторону, что и они, но теперь моё движение для них уже ничего не значило. Их привлекло нечто более значительное и крупное. Сначала я разглядел два огромных, шарообразных глаза, не уступающих размерами баскетбольным мячам. Зрачков у них не было в помине, а прозрачные оболочки отражали отблески кункуласпидов, словно мыльные пузыри. Под глазами-мячами подрагивали кривые жвалы. Тихо переставляя шесть своих длинных, щетинистых ног, каждая из которых имела по три коленчатых сустава, тварь постепенно выползала из открытого дверного проёма всё дальше и дальше. Вытянутое, сигарообразное тело, сплошь состоящее из сочленений, входящих друг в друга, казалось, не закончится никогда. Длиной оно было метра два, не меньше. В этом полумраке, наполненном пёстрыми отблесками, которые отбрасывали встревоженные кункуласпиды, мне всё никак не удавалось понять, что же за тварь к нам залезла. Она словно выползла прямиком с экрана какого-то фильма ужасов. А самое неприятное, это видеть в её глазах, точно в кривых зеркалах, своё уродливое, искажающееся отражение.

Это была личинка гиганевры. Возможно, та самая, под сушёным 'чехлом' которой мы недавно проходили. Перед окукливанием эти существа чрезмерно прожорливы, и охотятся на всё, что движется в тёмных подземных туннелях. У кункуласпидов имелось количественное превосходство, но они почему-то им не воспользовались, а вместо этого бросились врассыпную. Один, переливаясь всеми цветами радуги, метнулся прямо ко мне, но тут же задёргался на ноже Райли. На меня брызнула яркая, разноцветная жидкость, словно из сломанной люминесцентной палочки. Перехватив кункуласпида за шею, под основанием головы, Райли сделала резкое движение ножом, и практически полностью его обезглавила, после чего отшвырнула в сторону. В тот самый момент, огромная личинка гиганевры сомкнула свои челюсти на другом кункуласпиде, не успевшем удрать, а третьему — прижала хвост лапой. Яростные мелькания светящихся существ напоминали какой-то извращённый спектакль, придуманный безумным режиссёром. Я лишь успевал поджимать ноги, боясь, что тварь наступит на них своими шипастыми лапищами. Паре кункуласпидов всё же удалось сбежать через открытый выход. Личинка быстро зажёвывала дёргающегося монстра, и по характерному свечению её боков было видно, как его тело продвигается по пищевому тракту. Прижатый кункуласпид, не в силах вырваться, попытался нанести контрудар, и, извернувшись восьмёркой, вцепился в удерживающую его лапу, между двумя сочленениями. Только вот гиганевре на это было наплевать. Втянув в себя остатки его сородича, она просто сдёрнула жертву со своей передней лапы, и тут же отгрызла ему голову.

Подземная битва завершилась неожиданным поворотом, когда позади личинки выскочила Тинкербелл, которая, совершив длинный, нечеловеческий прыжок, оседлала её сверху, придавив к полу. Примерно так же она когда-то оседлала Флинта. Гиганевра выронила конвульсирующий хвост кункуласпида, после чего попыталась подняться, елозя всеми шестью лапами по гладкому полу, беспомощно стуча жвалами, и распрыскивая впереди себя какую-то жидкость. Мои спутники, в полном молчании, разом сорвались с места, и кинулись на чудовище с двух сторон. Ловко избегая попадания жгучего вещества, они одновременно принялись выгибать и выламывать конечности беснующегося монстра. Первым с ногой гиганевры справился Гудвин, который, избегая острых шипов, с хрустом переломил один из коленных суставов. Следующую лапу оторвал Флинт. Пока они возились с остальными конечностями, Тинка отрезала гиганевре голову, и та, словно шар для боулинга, откатилась к стене, продолжая щёлкать жвалами. Даже мёртвая личинка гиганевры продолжала сопротивляться, и полностью затихла лишь минут через пятнадцать, когда у неё уже не осталось ни одной лапы, а брюхо было изрезано лезвиями ножей. Внутри у твари продолжали светиться останки кункуласпидов. Их разбрызганная кровь тусклым светом озаряла радостные лица победителей.

— Отличная работа, — Гудвин стряхнул с себя студенистые потроха.

— Да. Ради такого определённо стоило лезть в подземелье, — согласился Флинт. — Как думаете, сколько в ней талукана?

— В такой здоровой? Наверняка много. — Погодите-погодите, — поднялся я. — Может кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит?

— А, Писатель, мы как-то про тебя подзабыли. Ты всё равно спал. Хотели всё по-тихому сделать, — ответил Гудвин.

— Так вы что, ловили вот эту вот гигантскую медведку, или что это за образина? И не удосужились поставить меня в известность?

— Писатель, милый, не сердись, — ответила Райли. — Всё получилось неожиданно. Тина засекла личинку гиганевры неподалёку от нас, привела сюда кункуласпидов из шахты, и выманила её на них.

— Потому что личинки ими питаются, — добавил Гудвин.

— Можно было, конечно, самим на неё напасть, но ведь она могла и желчью забрызгать. Вон, погляди-ка, — Райли пошаркала по мокрому полу. — Даже подошвы дымятся.

— То есть, это ты заманила её сюда? — всё ещё недоумевая, спросил я у Тинки.

— Ага. Было непросто. Личинка уже готовилась превратиться в куколку, и только брызгалась. Пришлось поймать одного кункуласпида, и потыкать ножиком, чтобы его шипение её раздразнило. Ну а дальше — дело техники. Я от неё, она — за мной. Побегали немного. Я спряталась в комнате с хорошей, прочной дверью. Она долго в неё скреблась, пока ты не потревожил одного кункуласпида. Личинка это услышала, и пошла к вам. Вот так я её и заманила. Правда, я молодец?

— Я… Я просто не знаю, что сказать. Не ожидал от вас такой подставы… И откуда ты узнала, что это я потревожил кункуласпида?

— А кто ещё это мог сделать?

— Вы наверное издеваетесь… Объясните хотя бы, зачем вам сподобилась эта тварь?

— Зачем нам эта тварь? Писатель, да ты чего? — воскликнул Флинт, тем временем кромсавший ножом светящееся брюхо личинки.

— Это же великая удача, — произнёс Гудвин. — В личинках содержится настоящее богатство — талукан. Переработанный ай-талук.

— Они что, жрут ай-талук?

— Да. Причём свежий. Наверное, единственные из всех местных существ.

— Личинки питаются ай-талуком только на данной стадии своего развития, перед окукливанием, — объяснила Тина. — Наверное, он помогает им сформироваться окончательно.

— Поэтому талукан так ценен, — кивал Гудвин. — Его практически невозможно достать. Ведь он содержится только в личинках, которые всю свою жизнь проводят под землёй. А когда они превращаются в стрекоз, и выползают на поверхность, талукана внутри них уже нет. Он целиком перерабатывается куколкой в течение зимы.

— Добровольно лезть за личинками под землю мало кто решается, — Флинт обтёр щёку тыльной стороной ладони. — Даже если найдёшь, велика вероятность принять душ из желчи. Она, по слухам, до костей проедает. Дьявольская хрень.

— Ну-ка, отойди, — потеснила его Тинка. — Ты не умеешь извлекать талукан. Дай, я сделаю.

— Без сопливых справлюсь.

— Дело твоё. Когда вскроешь желчный пузырь, и останешься без рук, не плачься.

— А там ещё много желчи?

— Тебе хватит… Ты что, никогда не разделывал личинку?

— Ты, что ли, разделывала?

— Разделывала.

— Ладно, тогда иди, действуй, — вытирая лезвие об штанину, Флинт уступил место Тинке. — Как делить будем это добро?

— Никак, — отрезал Гудвин. — Это будет дар апологетам. Неизвестно, как они воспримут наши Суфир-Акили, но талукан несомненно смягчит их твёрдые души.

— Нам бы он тоже пригодился, — себе под нос пробормотала Райли.

— Зачем? Наше путешествие подходит к концу. Даже если не брать это в расчёт, талукан было бы выгоднее продать, нежели использовать самим. Латуриэль отвалил бы за него больше, чем за Писателя… Хотя, нет. Писатель стоит дороже. Да шучу я, дружище! — он похлопал меня по спине. — Мы тебя не сдадим. А талукан прибережём для Апологетов. Это самое верное решение.

— Ты прав, — согласился Флинт. — Хотя, соблазн, конечно, велик.

— В чём заключается его действие? Почему он так дорог? — спросил я.

— Ты уже знаешь, как работает ай-талук? — обернулся ко мне Флинт.

— Ну, да.

— Так вот помножь этот эффект на сто, и поймёшь, что такое талукан. Я сам, конечно, его не пробовал, не доводилось, но слышал, что действие у него просто умопомрачительное. Чувства обостряются настолько, что ты слышишь, как совокупляются бактерии!

— Ну это ты загнул, — усмехнулся Гудвин. — До такого, конечно, не обостряются, но то, что сенсорика становится запредельной — это факт.

— А ты пробовал?

Он покачал головой.

— А может, попробуем? — спросила Райли. — Талукана много. Апологетам хватит. Я, например, его тоже не пробовала.

— Поддерживаю, — присоединился Флинт. — Эта штука поможет нам стать сильнее.

— И может разорвать связь между разумом и телом, — кивнул Гудвин. — Вы об этом не знали?

Никто ему не ответил.

— Тогда не майтесь дурью, и смиритесь с мыслью, что это — не наше.

— Успокойтесь, — Тинка вынула из туши гиганевры туго набитый орган, напоминавший вспомогательный желудок. — Я его пробовала. Ничего особенного.

— Вообще ничего? — недоверчиво спросил Флинт.

— Скажем так, его свойства сильно переоценены… Ну? Кто его понесёт?

Все переглянулись.

— Раз добровольцев нет, назначаю ответственной за сохранность талукана… Райли, — распорядился Гудвин.

— Меня? — удивилась та.

— Ты же самая ответственная из нас.

Польщённая Райли открыла рот, и, ничего не ответив, забрала скользкий орган из рук Тинки.

— Что ж, предлагаю отметить успешное завершение охоты небольшим завтраком, — продолжил Гудвин.

— Завтраком? А может, ужином? — спросил я.

— Друг мой, сейчас утро. А утром принято завтракать. По крайней мере, у людей.

— Уже утро?!

— Часов шесть утра, если не ошибаюсь.

— Шесть часов, двадцать пять минут, — поправила Тинка.

— А ты откуда знаешь?

— Да она наобум ляпнула, — засмеялся Флинт.

— Это я так долго спал? — не поверил я.

— Около семи часов, — ответила Тинка.

— Вот ведь… А казалось, что на минутку прикорнул… Тогда действительно, пора завтракать.

Угасающая кровь кункуласпидов уже почти ничего не освещала, и Флинт включил свой фонарь.

Как же хорошо идёт энергомясо в этой пронизывающей холодище. Такое впечатление, что меня, насквозь промёрзшего изнутри, вдруг растапливает горячее пламя, расползающееся по сосудам. Я сильно пожалел, что не съел кусочек перед сном. Тогда засыпать было бы гораздо комфортнее. Но я вместо этого, как дурак, изображал из себя изгнанника.

Очень хотелось поесть как следует, но мои друзья перекусили совсем немного. Можно сказать, чисто символически. Обжираться перед ними я не захотел, поэтому довольствовался парами кусочков обалденного ригвильского мяса, которое запил ледяной водой, из-за бушующей энергии напоминавшей водку.

Группа отправилась дальше. Тина, которую жутко раздражал свет фонаря, вызвалась идти впереди нас, как разведчик, а чтобы мы её не потеряли, обещала оставлять знаки на стенах. Гудвин согласился, несмотря на Райли и Флинта, с трудом скрывавших своё недовольство.

Впрочем, Тинка не обманула, и оставляла знаки регулярно. Сначала просто ставила крестики и стрелочки, затем ей это, видимо, надоело, и она начала развлекаться. На стенах стали попадаться смешные рожицы, сердечки, цветочки и глупые надписи, например 'Флинт — дурак!' что вызывало у всех, кроме, разумеется, самого Флинта дружный смех. Услышав, как мы хохочем, Тина вошла в раж, и начала веселить нас уже целыми карикатурами. Например, умудрилась наспех изобразить меня, Райли, Гудвина и Флинта (последний был изображён сгорбленным, тощим и с текущими слезами). И поставила подписи: 'Гудвин — отважный; Райли — сердитая; Писатель — смешной; Флинт — тупой'.

— Почему это я — сердитая? — удивилась Райли.

— Вот, засранка! — смеялся Гудвин. — И когда успела намалевать? А Флинт-то, Флинт-то какой! Ха-ха!

— Не вижу тут ничего смешного, — ворчал Флинт. — Вот я поймаю кое-кого, когда вылезем отсюда, и уже тогда посмеюсь как следует.

— Да хватит тебе бузеть. У тебя совсем нет чувства юмора? — осаживал его Гудвин.

Тинкербелл действительно могла показаться шкодливым ребёнком. В те часы я её так и воспринимал. И только теперь, когда переосмыслил всё пережитое, понимаю, что она таким образом снимала наше напряжение. Идти по подземелью было страшно. Нервы напряжены до предела. А её 'настенная живопись' моментально гасила нашу тревогу. Всё-таки, она была умницей. Хотя, почему 'была'? Для меня она до сих пор жива.

Порою, бывало, Тина заигрывалась. Особенно бесили её приколы, когда возле развилки она оставляла стрелку направо, а когда мы проходили по правому ответвлению метров десять, то видели надпись 'Ой! Не туда! Надо было сворачивать налево!' Вот тут уж даже у меня появлялось желание отвесить ей хорошую оплеуху.

Потолок становился всё ниже. Или мне только чудилось? Я не понимал, какое предназначение было у этого подземного комплекса? Казалось, что его выкопали просто так, без какой-то особой цели. Ну, или же создали Критский лабиринт для какого-то Минотавра. Как только я об этом подумал, где-то в сырых, холодных глубинах раздалось протяжное мычание, разнёсшееся по бесконечным коридорам. Группа остановилась на минуту. И мы, только что посмеявшиеся над очередным тинкиным шаржем, присели от неожиданно накатившего страха. Звук не повторился. От Тинки никаких тревожных сигналов так же не поступило. Значит можно идти дальше.

Очередная стрелочка на стене. Путь свободен. Если верить разведке, впереди нет никаких опасностей. Можно вздохнуть спокойно, хоть и не получается. Я заглянул в одну из незапертых комнат. К великому удивлению, там находилась какая-то аппаратура, высотой до потолка, затянутая плесенью, вперемешку с паутиной. И она продолжала работать! Мигали лампочки, крутились бобины, прыгали стрелки приборов.

— Нам сюда, — Гудвин указал на очередную стрелочку, уводящую нас из коридора. — Надеюсь, на этот раз обойдётся без розыгрышей.

— Фу. Чем-то гнилым потянуло, — принюхалась Райли.

— Есть такое дело, — кивнул Флинт. — Тухлятиной несёт.

— Впереди какая-то дверь.

Гудвин остановился перед огромной бронированной дверью, на которой мелом было выведено 'ОТКРОЙ МЕНЯ'. Выше, над дверью, торчала неработающая лампочка и рядом надпись ВУ-13.

— Похоже, что мы дошли до очередного бомбоубежища, — определила Райли.

— Куда дальше-то? — спросил Флинт.

— Ты читать не умеешь? — Гудвин ухватился за огромное запорное колесо, и потянул дверь на себя.

С глухим, ворчливым мычанием толстая дверь открылась перед нами. Так вот что мычало в темноте. Из-за открытой двери нас тут же обдало мерзким запахом разложения.

— Фу, ну и вонь, — Райли зажала нос.

— Судя по всему, тут здох кто-то крупный, — предположил Флинт, перешагивая через высокий порог.

— Или многочисленный… — Гудвин поводил фонарём по углам.

— Ё-моё… Сколько их тут?

— Что там? — я вошёл в убежище последним, и, протиснувшись между Райли и Гудвином, увидел страшную картину.

Нас окружало великое множество мертвецов. На удивление хорошо сохранившихся, даже не мумифицированных. Как будто бы умерли не больше недели назад. Старики, женщины, дети. Убежище было набито ими. Они сидели на лавках плотно-плотно друг к другу. Лежали по двое-трое на двухъярусных койках, и даже под ними. Или же просто на полу, на расстеленных матрасах. Трудно было сосчитать, сколько несчастных горожан нашло здесь свой последний приют. Десятки мёртвых тел, застывших в смертельной судороге, источали отвратительный трупный запах. Куда не тыкался луч фонаря, он отовсюду выдёргивал фрагменты ужасных предсмертных корч и нечеловечески страшных лиц, успевших взглянуть в глаза смерти.

— Куда она нас завела? — ругался Флинт. — Что за чёртов могильник?

— Столько лет прошло, а они даже не разложились, — я съёжился так, что чувствовал себя черепахой, пытающейся втянуть голову руки и ноги в собственное туловище.

От каждого касания ногой чьего-то мёртвого тела, меня выворачивало изнутри.

— Ай-талук, — Гудвин потыкал фонарём в треснувший потолочный свод, увешенный тёмными потрохами. — Это он их сберёг.

— Проник сюда через трещины, и разросся, — добавила Райли. — Нигде от него не скрыться. Даже в подземном бункере.

— Если Тина завела нас сюда, чтобы поприкалываться — я её пришибу, — пробурчал я сквозь ладонь, зажавшую лицо.

— Вряд ли это прикол, — как всегда спокойно ответил Гудвин. — Из любого бомбоубежища всегда есть выход… На поверхность. Понимаешь?

— Интересно, а сороковник знает, что живёт над кучей трупов? — улыбнулся Флинт.

— Сквозь трещины в земле наверняка потягивает этим запашком.

— Готова поспорить, что он окопался здесь только ради ай-талука, — произнесла Райли.

— А вот и лестница, — Гудвин посветил на металлические перила у стены, и, перешагивая через скорченные на полу тела, направился к выходу.

— Подожди. Посвети-ка чуть выше, — попросила Райли.

— Куда?

— Вон туда. Нет, не туда. Во-он туда. Вот-вот.

На стене было написано мелом 'ЗДЕСЬ ВЫХОДА НЕТ'.

— Опять розыгрыш? — Флинт вышел вперёд. — Нутром чую — это розыгрыш мелкой чертовки!

Ухватившись за перила, он начал было подниматься, то тут же присел на корточки, словно ему резко скрутило живот.

— Флинт? — насторожились мы. — Флинт?!

Тот, чуть ли не на четвереньках, сполз с лестницы, и только лишь внизу сумел вздохнуть и выпрямиться.

— Что у тебя с глазами? — Гудвин посветил ему на лицо. — Они краснющие!

— Вашу ж мать, — Флинт никак не мог отдышаться. — Что это было? У меня чуть голова не взорвалась, как перекаченный воздушный шарик!

— Значит Тинка не врёт. Настоящий выход находится дальше, — сказал я.

— Пойдём искать.

Стрелочка указывала на следующий отсек, с полукруглым потолком. Там располагался лазарет, в котором нас опять ждали трупы. По обе стороны, вдоль стен стояли койки, плотно придвинутые друг к другу. И на каждой кто-то лежал. Под ногами хрупали пустые ампулы. Их хруст отдавался в ушах, и сердце сжималось в страхе, что это может разбудить страшных мертвецов, окружавших нас. Хорошо, что жуткий, провонявший смертью медицинский отсек вскоре закончился очередной бронедверью, и надписью 'СЮДА'. Тина больше не шутковала. Видимо ей самой здесь было не по себе.

Бронедверь заклинило в приоткрытом положении. Оказалось, что между стеной и створкой обильно пророс и ороговел ай-талук. За дверью начинался коридор, где этого ай-талука было так много, что туннель напоминал декорацию из фильма 'Чужие'. Стены, пол и потолок были сплошь покрыты тёмной органической субстанцией. На вид, эти мясистые наросты казались мягкими, пористыми, но на ощупь они были твёрдыми как камень.

— Ну и местечко, — в затылок мне выдохнул Флинт. — Как будто в глотку к дьяволу лезем.

— Сюда бы прийти чуть пораньше, — сокрушалась Райли. — Пока всё это не засохло.

— Да уж. Добра тут море. Интересно, сороковой об этом знал?

— Готова поспорить, что знал. И наверняка воспользовался.

— Я вот что подумал, Райли, а не его ли это излучатель мне по мозгам влупил? Если у него такой запас ай-талука, он наверняка мог соорудить такую же антенну, как у тебя.

— Мог, — согласилась охотница.

— Вот, паразит.

— Смотрите, — Гудвин остановился, и осветил нам неровную надпись на стене.

'ОПАСНС'. Последняя 'С' была недописанной 'О'.

— Ну и как это понимать? — заворчал Флинт.

— Тихо, — лидер огляделся. — Что-то здесь не так.

— Я ничего не чувствую, — тихо произнесла Райли. — Что делать будем?

Гудвин соединил вытянутые пальцы, и указал рукой вперёд. Заряд батареек в фонарике истощался, и луч сделался совсем слабым. Изо всех сил стараясь идти бесшумно, я максимально снизил скорость, таким образом, став замыкающим. В спину поддувала наседающая темнота. Я чувствовал, как она ложится мне на плечи, словно тяжёлый плащ. Хотелось поднажать, но это было бы непростительной ошибкой. Неизвестно, что может привлечь мой нечаянный топот, или стук. Как назло, под ноги постоянно попадались какие-то бумажки, коробочки и осколки стекла. Чем сильнее я отрывался от группы, тем сложнее было их различать в наступающей темноте. От напряжения, у меня выступила испарина на лбу.

В широкой прорехе засохших соплей ай-талука показалась надпись 'БЛОК-12', сделанная красной краской в полстены. Следом, из темноты выплыла пластиковая коробка некогда подсвечивающегося указателя, 'СОРТИРОВОЧНАЯ СТАНЦИЯ'.

— Впереди какой-то зал, — сообщил Гудвин так тихо, что мне показалось, будто его слова прозвучали у меня в голове.

— Может быть там выход? — откликнулся идущий передо мной Флинт.

Откуда-то потянуло креозотом, и ещё чем-то непонятным, сладковато-гнилым. Как в морге.

Крик едва не вырвался из моего рта, вовремя зажатого рукой. Не моей рукой. Тина, повиснув вниз головой, и зацепившись ногами за трубу, возникла межу мной и Флинтом так неожиданно, что чуть не сделала меня заикой. На этот выпад молниеносно, хоть и с запозданием, отреагировала Райли, оттолкнувшая Флинта, и, с ножами наголо, подскочившая к нам. Тут же, Гудвин развернул фонарь в нашу сторону.

— Чш-ш-ш! — зашипела Тинка, сморщившись от света, как от боли.

Райли застыла как изваяние. А вслед за ней замерли Флинт у стены и Гудвин, чуть поодаль. Поняв, что кричать я не буду, девочка убрала руку от моих губ.

'Что случилось?' — одними глазами я задал ей вопрос.

Она лишь прижала палец к губам, покачала головой, и сделала знак себе через плечо, сложив руку в кулачок. Гудвин тут же выключил фонарь. Какое-то время мы просто слушали тишину. Затем, Тинка подтянулась обратно на трубу. Я не видел этого, и только слышал шуршание. Прошло ещё несколько минут. Тинка спрыгнула со своего насеста. Очень мягко, на зависть любой кошке. Куда она потом делась, я уже не знал, и вздрогнул, когда её дыхание обдало моё ухо.

— Берёмся за руки и идём за мной. Тихо-тихо.

Маленькая ручонка нащупала мои пальцы и сжала их, потянув за собой. Но оцепенение продолжало меня удерживать. Я очень боялся идти в темноту. Даже за Тиной, которой доверял. Подтянув девочку к себе, я, примерно определив, где у неё голова, носом нащупал ушко, и так же, одним дыханием, спросил, — 'умоляю, объясни, в чём дело?' Она раздражённо, но очень тихо вздохнула, подтянула меня к себе второй рукой, и прошептала на ухо, — 'там джамбли…'

— Кто? — спросил я. Или хотел спросить. Уже не помню.

Пока я размышлял над её непонятным ответом, она уже увлекала меня за собой, сквозь темень. Я лишь успел нащупать руку Райли, и ухватиться за неё. Судя по тому, как она дёрнулась спустя пару секунд, произошла их сцепка с Флинтом, и, наконец, к нашему хороводу присоединился Гудвин. Дальше мы шли друг за другом, как дети, забравшиеся в тёмный погреб.

Ничего не видя вокруг себя, я, тем не менее, ощущал, как мы вышли из коридора в просторное помещение. Уроки общения с темнотой пригодились. Казалось, даже воздух стал 'давить' на меня слабее, а тишайшее эхо от наших шагов, улавливаясь слухом, доносило до разума координаты расширяющегося пространства.

Под ногами металл. Я понял это по характерному глухому 'циканью' и вибрации. Металлическая панель покрыта узором, крест-накрест. Я чувствую это даже через подошвы. Очень резко воняет креозотом. Как на железнодорожном перроне. Значит, мы вышли на одну из подземных станций секретного метро. А что здесь гниёт, я пока не понимал, хотя и догадывался. Опять трупы. Запах напоминает ту жуткую вонищу, что встретила нас при входе в бомбоубежище. Надеюсь, нам не придётся лезть по трупам в темноте.

Тина остановилась. По лёгкому дёрганью её руки я понимал, что она крутится из стороны в сторону, осматривая территорию вокруг нас. Затем, проведя меня чуть вперёд, она положила мою руку на железный поручень какого-то ограждения. Я подтащил за собой Райли, а та — остальных. В итоге наша слепая команда выстроилась вдоль невидимой преграды.

— Вроде уснули, — очень-очень тихо произнесла Тинка.

Даже я, стоявший к ней ближе всех, едва это расслышал. Но остальные спутники, обладавшие более тонким слухом, не стали её переспрашивать.

— Где они? — так же тихо спросил Гудвин.

— Под нами. И ещё трое у выхода. Из-за них по лестнице не подняться.

— Запасные выходы есть?

— Открытых — нет.

— Что делать будем? — теперь вопрос Гудвина адресовывался уже всей группе.

— Трое джамблей? — прошептал Флинт. — Нас больше. Думаю, справимся.

— Справиться-то справимся. Но возня с ними займёт время. Однозначно раз…

— Тихо, — Тинка дёрнула Гудвина за рукав. — Ещё тише пожалуйста.

— …однозначно разбудим остальных. Если их там много.

— Очень много.

— Тогда капец нам, — констатировал Флинт.

— Ну, им ещё надо будет подняться сюда, — заметил Гудвин. — Сколько времени мы имеем, после их пробуждения?

— На раскачку у них уйдёт минуты три, не больше, — ответила Тина. — На подъём — примерно столько же. Здесь две лестницы, по углам, справа и слева. Лестница, ведущая на выход — посередине, возле подъёмника. Если не успеем, то будем зажаты с двух сторон.

— Значит, действовать надо быстро. У нас будет всего шесть минут.

— Это как получится, — ответила Райли. — Джамблей так просто не одолеть. Вы же знаете.

— У каждого из них есть слабое место. Если туда ударить, то можно убить сразу.

— А если ударить не туда, то никакого толку не будет. Долбанная шарада.

— Чтобы одолеть джамблей, мы должны их, как минимум, видеть. Надо включить фонарь.

В темноте что-то мелькнуло. Потом послышался тонкий писк, напоминающий звук заряжающейся фотовспышки. Все замолчали. Пауза длилась, пока не заговорила Тина.

— Вы слишком громко говорите. Они слышат.

— Мне нужно включить свет, — сухо ответил Гудвин.

— Включай. Но очень осторожно. На них не свети.

Луч фонаря брызнул в пол, осветив наши ноги. Оказалось, что мы стоим на металлическом балконе, по кругу огибающем просторный, глубокий зал, напоминавший рукотворную пещеру. Оценить его размеры не представлялось возможным из-за темноты, с которой не справлялся наш 'подыхающий' фонарик. Тинка крадучись повела нас к выходу. Хоть мы старались двигаться максимально аккуратно, железные плиты слегка проседали под нашим весом и вибрировали, к счастью, без особого шума. Ближе к углу зала, вниз уходила первая лестница. Не получив никакого устного, или знакового распоряжения, Флинт остановился возле неё, и принялся караулить. Я прошёл мимо него, вслед за остальной группой. Блуждающий луч зацепился на высокой клетке шахты подъёмника, возле которой, как и обещала Тинка, располагалась вторая лестница, вертикальная, с защитными кольцевыми рёбрами, напоминающими скелет трубы. Она выходила к дежурному потолочному люку. Тут я и заметил, что в самом начале лестницы что-то застряло. По мере приближения разглядел бледную безжизненную руку, свисающую с обруча, и понял, что там находится человек, видимо, свалившийся вниз и свернувший себе шею. Под лестницей лежало ещё два бесформенных тюка, так же оказавшихся человеческими трупами. Где прячутся загадочные джамбли я всё ещё не догадывался.

Свисающая рука дёрнулась, и Тина быстро опустила фонарь Гудвина ниже.

— Сказала же, не свети на них.

Так значит это и есть…

Должен сделать вынужденное отступление. До этого момента я думал, что удивить меня городу уже не удастся. Кого я только не видел. Успел познакомиться с самыми странными, необычными и извращёнными формами местной жизни. Гомункулы, мясники, злодеи, экрофлониксы, прометеевы орлы, горгонии… Десятки и десятки самых что ни на есть запредельных и демонических жертв неведомого сверхъестественного вивисектора, всласть поиздевавшегося над нашей природой. Но тут… Тут Иликтинская зона превзошла саму себя, породив беспощадную пародию на человеческий род.

Подземные джамбли. Они как кошмарный сон. Описывая их облик, рискуешь вызвать интерес психиатров. Их природа до отвращения противоестественна. Ведь они даже не живые. Как чудовища-франкенштейны, возвращённые к жизни мощным электрическим разрядом. Но можно ли это назвать жизнью? Нет, нельзя. Даже терапоги, по сравнению с ними, выглядят высокоразвитыми существами. Даже у неприкаянных остались хотя бы какие-то зачатки сознания. У джамблей не осталось ничего. Только моторика.

Так же, как и неприкаянные, они когда-то они были обычными людьми. Катастрофа оборвала их жизни, настигнув под сводами подземных убежищ. Таинственный ай-талук — мерзкая, грибообразная субстанция, возможно, являвшаяся частью самого Даркена Хо, запустила сюда свои щупальца. Покрыла мёртвые тела налётом странной, бальзамической плесени, и законсервировала их, остановив процесс разложения. Зачем? Я не знаю. Знаю лишь то, что случилось с ними потом. Они начали постепенно мутировать, срастаясь с предметами быта. Органика и неорганика спаялись, слились друг с другом, став единым целым. Металлические перекладины, панцирные сетки, провода, электроприборы, оружие, всё это врастало в холодную биомассу, под действием ай-талука. В результате, ни один из джамблей не получился похожим на других.

Это были даже не зомби, нет. Это были настоящие биороботы, приводимые в действие банальной механикой, подчиняющейся мрачной, непредсказуемой и бессмысленной воле ай-талука, паразитирующего внутри каждой изуродованной куклы на манер изгнанника. Хотя, конечно же, с изгнанниками его не сравнить. Даже 'грязнули' сулариты так не издевались над своими биологическими телами. То, как обращается с ними ай-талук, напоминает неуклюжего медведя, который влез в тесный комбинезон, и растягивает его в разные стороны, заставляя расползаться по швам.

Но с расстояния и в потёмках мне не сразу удалось определить, что они из себя представляли. Мы бесшумно приближались к ним, стараясь не потревожить. И когда подошли уже совсем близко, фонарь Гудвина окончательно вырубился. Зал подземной станции вновь окружила темнота. Слившись с нею, я различал, как Гудвин с прискрипыванием откручивает крышку батареечного отсека, затем, опускает разрядившиеся батарейки в карман, и начинает тихонько потрескивать липучкой другого кармана, пытаясь извлечь новые. К этим методичным шорохам присоединился ещё один звук. Странное постукивание. Словно кто-то начал равномерно притопывать каблуком по железным плитам. Стук звучал недостаточно громко, чтобы пробудить джамблей, но постепенно усиливался. Или просто приближался к нам.

Гудвин его тоже заслышал. Не теряя драгоценного времени, он сорвал липучку до конца, заставив меня стиснуть зубы от ударившего по нервам треска, показавшегося в полной тишине взрывом новогодней шутихи. Батарейки поочередно звякнули, проваливаясь в отсек, крышка завернулась, и свет, необычайно яркий и долгожданный разрезал облепившую нас темноту. Как вовремя! Напротив, по балкончику, к нам приближался раздетый, сгорбленный человек. Точнее, я поначалу принял его за человека. Согбенное тело опиралось на табурет, который существо то и дело переставляло, всё дальше и дальше, неторопливо подшаркивая за ним следом. Голова была опущена почти до самого сиденья, подметаемого длинными волосами. При беглом рассмотрении, в свете фонаря, эту фигуру можно было принять за немощного старика, нуждавшегося в помощи. Лишь при рассмотрении деталей становилось ясно, что это лишь иллюзия.

Сомнение обернулось страхом, когда я заметил, что табуретка и руки этой твари срослись воедино. Неестественно вытянутые пальцы рук, удлинившиеся раза в три, обхватывали края сиденья, спаявшись с ними кожей, напоминавшей плесень. Ноги жутко косолапили. Из выпирающего гребнем позвоночника высовывались мотки проводов, так же вживлённых в мёртвую плоть. Чудовище приподняло голову, и мы увидели, что в его незакрывающейся пасти торчит какой-то датчик, похожий на амперметр, от которого вниз тянется трубка, проходящая сквозь нижнюю челюсть, и погружённая в горло. Веки сшиты грубыми нитками.

По крайней мере, он был слеп и нем. Но своим стуком легко мог растревожить остальных. Райли и Тинка решили напасть первыми. Почувствовав их приближение, монстр слегка разогнул спину, в результате чего, под его кожей мелькнуло несколько электрических разрядов, пробежавших по мускулам. Затем он угрожающе поднял табуретку, направив её ножки в сторону изгнанниц. Райли тут же перехватила их, словно быка за рога, не дав себя ударить, и в результате приняла всю тяжесть его веса. По тому, как изгибалось её тело, можно было понять, каким сильным был этот джамбль, и с каким трудом охотнице приходилось его удерживать. Прошмыгнув под табуреткой, Тина оказалась между Райли и чудовищем. Первый удар был нанесён ножом в область поджелудочной железы. Даже на расстоянии я услышал стук лезвия обо что-то твёрдое. Только чудом Тинка не отломила клинок. Второй удар она нанесла уже сбоку — прямо под рёбра. Джамбль начал всем корпусом клониться набок, и Райли застонала под его гнётом, удерживая табуретку из последних сил. Обнаружив слабое место противника, Тинкербелл тут же распахала в его боку широкий разрез, и, просунув туда руку, с хлюпаньем выдернула наружу толстую трубку, похожую на пылесосный шланг. Из трубки вылилось немного чёрной жидкости. Дёрнув головой, монстр издал свистящее шипение, словно стравливая пар под давлением, и стрелка датчика в его пасти начала быстро опускаться к нулю. Тело тут же обмякло, будто сдувалось. Наконец, внутри его черепа что-то хлопнуло, со вспышкой, мелькнувшей сквозь зашитые веки, и джамбль окончательно просел вниз, подхваченный Тиной. Райли, стиснув зубы от нагрузки, медленно опустила табуретку на пол, избежав грохота, и подруга помогла ей осторожно уложить поверженного врага. Они справились оперативно, не подняв лишнего шума. Вот что значит совместная работа! Гудвин, освещавший зону их битвы, повернулся ко мне, и, убедившись, что я не потерял самообладания, одобрительно улыбнулся.

Как раз в этот самый момент заиграла мелодия включающегося телефона, и прямо между нами поднялось долговязое тело второго джамбля.

Существо, при жизни бывшее худой девицей, обмотанное рваными тряпками и скотчем, словно старый манекен, производя короткие механические подёргивания, уставилось на меня тремя… Дисплеями! В лицо этого биомеханоида были вживлены целых три смартфона. Два — в глаза, и один — в рот. При этом, кожа вокруг них была растянута, как резиновая, облегая инородные предметы со всех сторон. И, что совсем удивительно, смартфоны продолжали работать! На них одновременно включилась загрузочная заставка. Откуда они черпали питание — одному Богу известно.

После заставки, на двух верхних дисплеях появились изображения моргающих глаз. На нижнем, соответственно, рот. Я, всё ещё не веря в реальность происходящего, стоял и бездействовал. Глаза на экранах ещё раз моргнули. Виртуальный рот открылся и все три динамика издали противный визг, в то время как рука с кривыми крючьями, торчащими из развороченной ладони, просвистела возле моего носа, чудом не располосовав лицо. Электронный вопль оборвался, превратившись в короткое попискивание. Глаза начали бегать, независимо друг от друга. Оказалось, что Гудвин изо всех сил заехал твари по затылку рукояткой своего ножа. Рот гневно скривился. Человекообразное чучело, с необычайным проворством, развернулось на сто восемьдесят градусов, едва не зацепив отпрыгнувшего врага, и впустую долбанув крючьями по балконным перилам. Зато Гудвин ждал этого поворота, вогнав лезвие ножа прямо в правый 'глазной' дисплей.

– 'Аппарат абонента не подключён к станции', -произнёс джамбль, и тут же получил удар в свой жидкокристаллический 'рот'.

Захрипев и забулькав, тощая фигура закачалась, двигая руками на манер уродливого мима. Обернулась ко мне, и я увидел, как на оставшемся, уцелевшем экране появилась надпись 'Выключение', после чего дисплей померк, и отключившаяся тварь всем своим корпусом грохнулась на поручень. Удержать её мы не успели. Перевалившись через ограждение, она улетела вниз, в темноту. Падение сопровождалось всплеском и целой волной вспышек, озаривших шевелящееся нечто. Как будто бы пол там был покрыт сплошной движущейся биомассой. Мы открыли ящик Пандоры. Но деваться было уже некуда.

Рука, торчавшая из решётки, внезапно ожив, ухватила Райли за волосы, и потянула к себе. Та пыталась освободиться, но неудачно. В прыгающем луче фонаря, на помощь ей подскочила Тинка, но была опрокинута ещё одним ожившим джамблем с руками-костылями. Гудвин вручил мне фонарь, и бросился на выручку. А тем временем, возня внизу лавинообразно нарастала. Из воды, частично покрывавшей станцию, поднимались десятки оживших пугал. Слышались щелчки, свисты и потрескивания. Подобно звёздному небу, загорались многочисленные крапины светодиодов. Меж ними пробегали искры коротких замыканий, перемежающиеся с яркими всполохами фотоспышек.

Держа фонарь в одной руке, а оружие — в другой, я нечаянно направил луч в лицо Тине, и, ослепив девочку, позволил костлявому джамблю вновь свалить её с ног. Но Гудвин с разбега пнул монстра в голову. Освободившейся рукой, Тинка выдрала из страшной, перекошённой морды провода, цеплявшиеся за кожу клеммами-крокодильчиками. Это не помогло усмирить джамбля, но зато Гудвину удалось пинками окончательно сбросить чудовище с Тины. Гремя костылями, урод откатился в сторону, и тут же начал ими яростно размахивать. Правый костыль вошёл между металлических прутьев клетки подъёмника, и за что-то зацепился. Тогда джамбль ударил Гудвина левым костылём, перехлестнув конечности крест-накрест. Избежав удара, изгнанник подхватил один костыль, протащил под другим, и с деревянным хрустом переломил, дёрнув на себя. Потерявший равновесие джамбль растянулся между ним и Тиной.

— Бей под ключицу! — прорычал Гудвин девочке.

Та была уже наготове, и всадила лезвие по самую рукоять. Чёрная гниль отфонтанила вверх метра на полтора, после чего джамбль наконец-то затих. Не тратя время на передышку, Гудвин принялся помогать Райли, а Тина кинулась навстречу новому приближающемуся монстру.

Сильный изгнанник отработанным приёмом переломил руку застрявшего в клетке чудовища, и Райли сумела высвободить из его ослабевших пальцев свои драгоценные волосы. То ли от боли, то ли от гнева (хотя вряд ли эти движущиеся трупы могли испытывать что-либо подобное) джамбль начал прерывисто щёлкать. Я посветил туда, откуда раздавался звук, и увидел, что вместо второй руки у него был наживлён автомат Калашникова, зафиксированный на кости, и обтянутый дёргающимися обрывками сухожилий, плотно опутывающих сталь и дерево. Автомат давно был пуст и, к тому же, неисправен. Но, судя по настойчивым щелчкам спускового механизма, если бы оружие имело способность стрелять, то оно бы сейчас непременно стреляло. Вцепившись руками в решётку, Гудвин принялся лупить ногой по застрявшему в лестнице автомату, и когда тот сорвался, потерявший точку опоры джамбль провалился вниз, до самого основания лестницы.

Как Гудвин его добивал, я не видел, потому, что меня отвлёк прибежавший Флинт.

— Надо уходить. Их слишком много.

За его спиной уже мелькали первые, неестественно вышагивающие фигуры, успевшие подняться на балкон.

— Нам их не сдержать, — продолжал Флинт. — Там их хренова туча!

— Сейча-а-ас! Дай мне! Пару! Секунд!!! — со злобным рыком, Гудвин оторвал голову джамблю, и отшвырнул её в сторону — через бортик. — Путь свободен! Писатель, ты первый!

Я отдал ему фонарь, и, переступив через посверкивающее внутренними разрядами тело отключившегося биомеханоида, полез вверх по лестнице.

Гудвин развернул фонарь в сторону волны надвигающихся уродов. К нему уже приближался однорукий монстр, с большим циферблатом вместо лица, удерживающий своей единственной рукой видеокамеру, заменявшую ему глаза. С противоположной стороны от лестницы Тина и Райли, ударяясь то в ограждение, то в решётку подъёмника, с двух сторон висели на сопротивляющемся джамбле, у которого вместо рук и ног были длинные искусственные ходули, обмотанные колючей проволокой. Флинт, не желая им помогать, полез сразу за мной. Подъём дался мне легко. Страх подталкивал меня вверх, словно пробку из бутылки Шампанского. Мозг сверлила одна лишь паническая мысль: Только бы люк не был заперт. Только бы люк не был заперт. Только бы…

Не заперт! Упершись в тяжёлую крышку головой, я вытолкнул её наружу, вылез сам, и ударом ноги окончательно отбросил люк в сторону, освободив Флинту выход. Перепачканные изгнанники появлялись на поверхности один за другим. Сначала Флинт, потом Тина, Райли, и, наконец, Гудвин, отбрыкивающийся от хватавших его за пятки джамблей. Когда он выбрался наружу, и откатился в сторону, Райли со всего размаха опустила крышку прямо на появившуюся следом лысую голову джамбля. Флинт тут же подтащил какой-то ящик, поставив его на люк. К этому грузу Тина и Гудвин добавили ещё несколько увесистых предметов. Снизу начали раздаваться монотонные стуки, но приподнять крышку люка висящие на лестнице джамбли не могли.

— Чтоб я ещё раз сунулся в эти подземелья! — воскликнул Флинт. — Чёртовы твари. Даже голова от них заболела.

— Всегда было любопытно узнать, где у них гнездо. Так вот, значит, откуда они лезли, — Тинка присела напротив.

— Занятная ирония. Мы думали, откуда появляются джамбли, а они, оказывается, приходят из Апологетики. Точнее, из-под неё.

— Мне кажется, что теперь я насмотрелся на уродов до сыта, — качал головой я. — Хватит до конца жизни.

— Не зарекайся…

— Не думаю, что встречу кого-то удивительнее джамблей. Такое впечатление, что их кто-то собрал из трупов и мусора. Почему они ожили? Почему так странно и бессмысленно выглядят? Что за электричество внутри них?

— Забудь ты про этих паршивцев. Испытания позади, — ответил Гудвин. — Мы почти в Апологетике…

— У меня тоже голова болит, — мрачно произнесла Райли. — Странно как-то.

— А у меня — нет. Может вы нанюхались чего-то? — предположил я. — Воняло там забористо.

— Писатель, когда у изгнанника начинает болеть голова — это ненормально. А когда он не может остановить эту боль — это вообще из ряда вон.

— Хм. Значит, на вас действует генератор завесы.

— Разумное предположение. Скорее всего, так оно и есть, — кивнул Гудвин. — Ну что ж, потерпим немного. Пока сороковой нас не встретит.

— Если это завеса, тогда почему я её не чувствую? — с подозрением в голове спросила Тинка.

— А что ты чувствуешь? — взглянула на неё Райли.

— Не знаю… Странное. Но это не головная боль. Это что-то похуже.

— Что 'похуже'?

— Меня кто-то пытается взять под контроль. Я слышу команды, но пока не могу их понять.

— Что ещё за новости такие? — Флинт повернулся к Гудвину. — Как думаешь, Гудвин?

— Пока никак не думаю, — тот наморщил лоб. — Ай-талук? Нет, вряд ли. Воздействие с Апологетики? Тем более, исключено. Тогда что? Почему на нас не воздействуют? У нас просто болит голова…

— Потому что мы — семёрки. Все трое, — растирая виски ответила Райли. — А она — пятёрка.

— И что?

— Ничего. Делай выводы…

— Вас мучают головной болью, а Тину пытаются контролировать. Кто это может устроить? Только сороковой, — предположил я.

— Зачем ему это?

— Откуда же мне знать? Наверное, защищается от суларитов. Ну и от этих… Подземных пугал.

— Думаешь, Латуриэль уже и до сюда добрался? — прищурил один глаз Гудвин. — Тогда дело действительно табак. Значит его гнилая армия уже на подступах к Апологетике.

— Латуриэль ничего не сможет противопоставить Апологетике, — презрительно ответил Флинт. — Ни числом, ни умением ему её не одолеть.

— Это верно. Но я согласен с Писателем. 7-40 не зря так 'ощетинился'. Кстати, где он? Почему не встречает нас?

— Поди боится вылазить из своего убежища. Похоже, что джамбли сумели выбраться на поверхность, и теперь наводят тут шухер по ночам. Судя по незапертому люку, из которого мы выбрались.

— А ему сложно было этот люк днём заблокировать? — хмыкнув, заметила Райли.

— Кто же его знает? Может быть, не успел. Но мы должны быть ему благодарны за то, что он этого не сделал. Иначе до сих пор плутали бы по туннелям, — развёл руками Гудвин.

— Может быть, он нас ждал?

— Эй, ты как? — осторожно спросил я у Тины.

Было заметно, что ей становится всё хуже.

— Пока держусь, — ответила она. — Но мне тяжело… Это напоминает воздействие сущности. Только ещё страшнее.

— Возможно ли, что здесь обосновалась ещё одна сущность? По типу деда Аверьяна? — спросил я у Райли.

— Тогда бы я тоже её чувствовала.

— Логично.

— Нужно уходить, пока мелкой окончательно мозги не свинтили, — поднялся с ящика Флинт. — А то ещё на нас нападёт.

— Разумное решение, — поддержал Флинт. — Чем скорее выйдем из-под завесы — тем лучше.

Место, в котором мы находились, напоминало военный склад. Всюду стояли ящики, наполненные запчастями. Многие сгнили от попадающей на них дождевой воды, и развалились, рассыпав своё содержимое. В крыше зияли сквозные дыры, через которые проникал солнечный свет. Клетка грузового подъёмника была забаррикадирована ящиками со всех сторон. Скорее всего, это сделали уже не люди, а обитавший здесь изгнанник. Дверь на выход оказалась не запертой. Через неё мы вышли во двор, чем-то напоминавший фабричную территорию, где обитала Тинка.

— Похоже, здесь уже давно никто не ходил, — держась за голову определил Флинт.

— Да. Пустовато. Надеюсь, что с сороковым всё в порядке, — ответил Гудвин.

— Голова стала болеть ещё сильнее. Наверное, эта хреновина торчит где-то поблизости.

— Терпение, мой друг. Боль будет спадать по мере удаления от генератора.

— Писатель, — сквозь зубы подозвала меня Райли. — Проверь-ка, всё ли в порядке за воротами? А то у меня глаза от этой боли ни черта не видят.

— Да, конечно! — с радостью вызвался я.

Для меня очень отрадно было выполнить поручение Райли. Наконец-то я могу быть полезен для команды. Подскочив к воротам, я как можно осторожнее заглянул за них.

— Всё спокойно. Там просто пустая улица.

— Не просто улица, — вздохнул Флинт. — Последний рубеж Тропы Блудных Детей.

— Так это она? Мы снова вышли на неё?

— Ты там антенн нигде не видишь на домах? — осведомился Флинт.

— Антенны есть. Но не генераторные.

— Ладно, давайте пошевеливаться.

Оттолкнув руками створу ворот, я пропустил покачивающихся спутников.

— Теперь куда?

— Направо. Не разбредаемся. Апологетика ждёт.

Придерживаясь забора, мы пошли по тротуару. На проезжей части друг за другом стояли пожарные машины. Холодный ветер гонял между ними колючую пыль.

— Здесь кто-то проходил, — Флинт указал на едва различимый след. — Относительно недавно.

— Ыт… — ответил я. — В смысле, 4-17.

— Откуда ты знаешь?

— Тинка видела точно такие же следы в той яме, где мы делали привал. Верно, Тинка? Это же семнадцатый?

Девочка ничего не ответила. Ей было совсем худо.

— Значит сукин сын уже в Апологетике. Добрался-таки, — констатировал Флинт.

— Скоро и мы доберёмся.

За вереницей пожарных машин мы повернули, но, сделав несколько шагов, остановились, потому что боль, которую испытывали мои друзья, стала нестерпимой.

— Да что же это?! — привалившись спиной к машине, вцепился себе в лицо Гудвин.

— Не раскисать! — брызнув слюной каркнул Флинт. — До Апологетики остался один квартал! Мы должны дойти!

— Здесь же никогда такого не было, — продолжал стонать Гудвин. — Тропа… Тропа была всегда открыта для нас.

— Если семнадцатый прошёл, тогда и мы пройдём!

— Семнадцатый не прошёл, — Райли указала куда-то в сторону.

Сначала мы ничего не увидели. Просто бетонное заграждение, лежавшее поперёк тротуара. Но когда обошли его, то нашему взору открылось распластанное тело изгнанника, лежавшее под ним с противоположной стороны. Свои последние силы он потратил на то, чтобы перебраться через заграждение, за которым и умер. Однако, на его мёртвом лице до сих пор сохранилось выражение безумного счастья. Следовательно, смерть наступила внезапно, и он сам не понял, что его убило.

— Вот это да, — присел на заграждение Гудвин.

— Как это понимать? — пошатнулся Флинт. — Кто его?

— Тот же, кто убил сорокового…

— И сорокового тоже убили? — удивился я.

— Это очевидно. Теперь здесь мёртвая зона.

— Он говорит мне, что я должна вас убить, — Тинка трясущейся рукой вытащила нож.

— Писатель, отойди от неё, — велела мне Райли, так же приготовив оружие.

— Делай, что она говорит, — Тина шагнула назад. — У меня заканчиваются силы, чтобы сдерживать его.

— Кого? Кто это?

— Не знаю. Кто-то из наших. И он рядом. Он не хочет, чтобы мы пришли в Апологетику.

— Чего же он хочет?

— Чтобы мы умерли.

— Приготовьтесь, друзья. Она может напасть в любую минуту, — предупредил Гудвин.

— Нечего ждать. Убьём её сейчас! — ответил Флинт. — Ничего личного, Тинкер.

— В этом есть здравый смысл. В нашем ухудшающемся состоянии мы не сможем с ней справиться. Нужно сделать это пока мы в силах. Прости, пятьдесят пятая.

— Я сделаю это!

— Да вы спятили, — я опять встал между ними и Тиной. — Давайте теперь начнём убивать друг друга. У самого входа в Апологетику. Если Тина опасна, предлагаю её связать.

— Времени не осталось. Отойди от неё Писатель.

— Нет, это вы от неё отойдите!

— Писатель, не вынуждай нас, — проскрипел зубами Флинт.

— Заткнись! И отвали! — я повернулся к Тинке. — Отдай мне нож, Тинкербелл.

Она смотрела в пол, как-то странно пошатываясь, но продолжала держать оружие перед собой.

— Слышишь меня? Отдай мне нож. Пожалуйста, — я протянул ей руку. — Ну?

Тинка подняла на меня глаза. Через них на меня взглянул кто-то совершенно чужой, незнакомый. Но где-то в самой глубине, по ту сторону пульсирующих зрачков, я ещё мог разглядеть свою подругу. К ней я и обращался.

— Тина, отдай нож.

Она дёрнулась вперёд, заставив нас всех вздрогнуть, но не напала. Морщась, как от боли, девочка протянула руку с ножом. Заметив, что её пальцы ослабили хватку, я осторожно, но твёрдо взял её за запястье, и вытащил оружие из ладони, которая тут же сжалась в кулак.

— Умничка, — я показал нож остальным ребятам, и снова обратился к Тинке. — А теперь покажи. Где он? Где прячется эта сволочь?

Ситуация очень напоминала преддверие моего знакомства со стариком Аверьяном. Так же, как и тогда, один из изгнанников брался под контроль, а остальные — глушились чужой волей. Поэтому я был уверен, что и здесь не обошлось без влияния очередной 'сущности'. Наверное, 7-40, как и мы, решил воспользоваться опытом 4-17 и 'приручить' призрака. Но ничего хорошего из этого не вышло.

Тинка привела меня в двухэтажный особняк, расположенный чуть в стороне от тропы. Измученные спутники остались нас ждать возле подъезда. Идти дальше они уже не могли. А мы вдвоём пошли внутрь.

Оказавшись в вестибюле, я немного содрогнулся. Здесь всё заросло ай-талуком. Библиотечная колония не стояла с этим рассадником даже близко. Ай-талука было так много, что невозможно было разглядеть ни мебель, ни стены, ни окна. Сплошная грибовидная субстанция, похожая на живое мясо.

— Где он? — вновь спросил я у Тинки.

Она хотела показать, но лишь дёрнула рукой, а потом начала глотать воздух, словно почувствовала накатившую тошноту. Я догадался, что она указала на лестницу.

Подниматься было трудно, так как ступени заросли скользкой массой и щупальцами-корневищами. Пару раз девочка хваталась за меня. Я так и не понял, она сама боялась упасть, или же хотела сбросить меня вниз, но успевала вовремя обрести контроль над собой. Главное, что наверх мы поднялись без проблем. Далее был узкий коридор, в котором постоянно приходилось пригибаться под мерзкими развешанными соплями ай-талука. И вот тут Тинка не выдержала. По-звериному зарычав, она подскочила ко мне, и вцепилась руками в горло. Здесь даже не было никаких шансов увернуться. Всё произошло молниеносно. Если бы изгнанница не продолжала бороться с чужим воздействием, я был бы давно уже мёртв. Но я чувствовал, как её пальчики 'пляшут' на моей шее, то ослабляя захват, и давая мне вздохнуть, то вновь впиваясь в кадык, как железные крючки.

— Ти… Тинка! Т… Ты… Чего! — плевался я, стараясь оторвать её от себя, и с ужасом видя, как её глазёнки всё сильнее наливаются кровью.

Она уже не справлялась. Значит мне конец.

На очередном вдохе, я сумел развернуться, благо весила девочка совсем немного, и ударил её об стену. Это лишь разозлило изгнанницу, и дьявол, поселившийся в ней, вновь усилил захват. Я просто не мог просунуть пальцы под её окаменевшие руки, и чувствовал, что вот-вот задохнусь. Сознание начало уплывать.

— Тина! — только лишь сумел прохрипеть я.

Девочка встрепенулась, вновь попытавшись взять над собой власть. Тиски разжались на пару мгновений, но мне этого хватило.

— Дочка! Что ты делаешь?

Не знаю, почему я так её назвал. Просто вспомнилось видение в 'Детском мире'. Но это сработало. В глазах Тинки опять промелькнули искорки разума. Её оскал исчез. Пальцы сорвались с моей шеи, и я тут же сжал их обеими руками. Сначала она положила голову мне на плечо, а потом вдруг резко откинула её назад долбанувшись затылком об стену. После чего отключилась, бессильно повиснув на мне. Суровый способ уйти из-под чужого контроля, но эффективный. Я даже испугался, что она проломила себе череп.

Кашляя, опустил девчонку на пол, и дрожащими руками ощупал затылочную часть. Ладони тут же обагрились тёплой кровью. Голову она всё-таки разбила. Значит, хорошо приложилась. Благо, что дышит. Эх, Тинка. Ну, теперь только попадись мне гад, который это с тобой сделал! Оставив её лежать в коридоре, я пошёл искать мерзавца.

— Ты не посмеешь, — донеслось откуда-то из глубины осквернённого ай-талуком здания.

— Ты где, тварь?! — гаркнул я, выхватывая нож и фонарь. — Ты кто?! Ты из 'Призрачного района'?! Хотя мне насрать, откуда ты! У меня иммунитет! Ты ничего не сможешь мне причинить! А я тебя уничтожу! Слышишь?!

— Ты не посмеешь.

— Давай поспорим?!

— Незнакомая сигнатура. Кто же ты? Не приближайся. Я тебя уничтожу.

— Пупок развяжется! Уничтожитель хренов… Где ты там квакаешь, кентервильское привидение?! В какой ты комнате?! Здесь?! — я вышиб обросшую ай-талуком дверь, и посветил в комнату фонариком Гудвина. — Твою же… Где ты?!

— Ты не подойдёшь ко мне.

— Ещё как подойду! Немедленно отпусти моих друзей!

— Друзей? Здесь нет друзей. 'Дружба' — заблуждение 'старых хозяев'.

— Говоришь как изгнанник. Значит ты не призрак? Но кто ты, чёрт тебя дери?! Что ты за тварь такая?! Зачем ты убиваешь изгнанников?! 4-17! 7-40! Что они тебе сделали?! Что тебе сделали 5-55?! 7-30?! 7-36?! 7-37 субкод 2?!

— Больше никто не должен попасть в Апологетику. Особенно ты.

— Это не тебе решать, урод! Выходи! — я вышиб следующую дверь. Опять пустота.

— Кто же ты?

— Конь в пальто! Выходи, скотина!!! — брызнув слюной, я ударил кулаком по стене, и от неё отвалился кусок засохшего ай-талука. — Выходи!!!

Чем дольше я не мог его найти — тем опаснее была ситуация. За это время он мог убить Райли, Флинта и Гудвина, а Тинка, придя в себя, могла вновь на меня напасть. Нужно было как можно скорее определить, где скрывается этот гад. Впрочем, гораздо больше мне тогда хотелось вытащить Тинку на улицу, найти бензин, облить здесь всё и спалить дом к чёртовой матери, вместе с его злобным хозяином. Однако, я понимал, что не успею это провернуть быстрее, чем он нанесёт моим друзьям серьёзный вред.

Так я и шёл по коридору, вышибая одну дверь за другой, и ругаясь, как проклятый. Пока наконец не нашёл его.

— Нет! — его голос перешёл на крик, и я понял, что он здесь. — Не надо!

Дверь сорвалась с верхней петли, и провисла внутрь, не отвалившись полностью. Я пинал её, пока не добился приемлемого зазора, позволявшего пролезть в комнату, а потом, пробравшись туда, вставил фонарь себе в зубы, и вооружился сразу двумя ножами, на манер Райли.

Сколько же здесь ай-талука. Вся комната им забита. А что шевелится там, в противоположном конце? Фонарь освещал какое-то нагромождение бесформенной органики, оплетённой губчатой паутиной. Что же это за существо?

При каждом новом шаге, ступни вминались в рыхлую плоть ай-талука. Какая же гадость. Я отсекал ножами свисающие с потолка сопли, и они с гадким хлюпаньем падали мне под ноги.

— Не подходи-и, — простонал нарост в противоположной стороне. — Кто ты? Кто ты такой? Не подходи.

— Кто я такой? — большим пальцем правой руки, я с отвращением стряхнул прилипшую к щеке слизистую гадость. — А ты догадайся.

— Постой, — почти умоляюще произнёс он. — Постой.

Я машинально остановился, хотя и не собирался этого делать. Как-то само собой получилось. И тут же почувствовал, как к затылку что-то с чавканьем присосалось.

— Что за…

Оторвав от себя странное щупальце, свисающее с потолка, я отсёк его ножом, и швырнул обрубок в сторону.

— Не может бы-ыть, — затрясся комок ай-талука. — Девятый… Девятый!

— Какой ещё девятый? Что ты несёшь? Ты — ай-талук? Разумный ай-талук?

— Девятый! — продолжал трястись тот. — Девятый! Вот почему. Вот почему. Вот почему ничего не получается. Вот почему я не могу в тебя проникнуть. Ты — девятый образец!

— А вот и не угадал, — двинулся я на него. — Я вообще не образец. Я не изгнанник. Я — человек.

Но он продолжал повторять, 'девятый, девятый'. Нужно было с этим заканчивать. Я собирался распотрошить этот кусок дерьма, как бы отвратительно мне не было. Когда уже приблизился к нему вплотную, свет внезапно погас. Вокруг стало темным темно.

— Твой инсуаль подошёл к концу, девятый, — прошептал ай-талук. — Прощай.

Ножи выпали из моих рук. Следом за ними упал фонарик. Потом, как подкошенный, в темноту повалился я сам. Что-то оплетало меня, опутывало, словно гигантский паук заворачивал моё тело в кокон. Я ничего не понимал. Мысль просто не успевала за происходящим. В один миг я оказался слепым, глухим и парализованным. В одиночестве. Посреди темноты.

'Угук!'

Что-то гукнуло внутри меня. Причём самого звука я не слышал. Лишь чувствовал резонанс. Наверное, надо бороться. Но как? С кем? Никого же нет. Да и желания нет. Если чего-то и хочется — так это спать.

'Угук!'

Опять толчок изнутри. Я не понимаю. Теперь мне показалось, что впереди мелькнуло что-то красное. По идее, мне должно быть страшно. Но мне почему-то всё равно. Оставьте меня в покое…

'Угук!'

Да что за напасть? Что меня будит? Теперь я точно что-то видел. Что-то знакомое. Оно пульсирует внутри меня. Оно распускается. Алое, как кровь. Душистое, как вино. 'Белый Ворон — это мой тотем. Он помогает мне быть сильным. Помогает выжить'. В рассеянной памяти промелькнули слова шамана. Белый Ворон. Так это он. Мой тотем. Только не белый, а красный. И не ворон, а… Цветок.

'Угук!!!'

От мощного притока крови к голове, в мои уши 'стрельнуло'. И тут же всё залилось красным. Как только я проснулся, что-то неведомое и сильное тут же принялось вдавливать меня в бездну темноты, наваливая сверху груды каких-то брёвен. А я упрямо сочился среди них, раздвигал шероховатые стволы, полз наверх. К воздуху. К свободе. Моё тело превратилось в стебель, ноги вонзились в древесный бурелом упругими корнями, раскинутые руки стали листьями, а голова… Она всё набухала и набухала тяжёлым бутоном, изматывая нарастающей болью, пока вдруг не лопнула, раскрывшись, и озарив тёмное пространство яростным алым светом. И боль тут же прошла. И лёгкость разлилась по всему телу. И сознание вернулось ко мне. Я расцвёл. Мой тотем — алая орхидея, вырвал меня из коварной ловушки, неистовым маяком озарив путь к выходу. Мой Суфир-Акиль!

— Не спи, Писатель, — издалека донёсся голос Хо. — Проснись. Проснись!

Я раскрыл глаза. Сперва выдернул щупальце ай-талука, залепившее мой рот. Затем, начал поочерёдно отдирать остальные щупальца, опутавшие моё тело. Некоторые успели присосаться крепко. Под руку подвернулся нож Тинки. Я схватил его и начал резать. Отсекать эти отростки безо всякой жалости. Освободившись от них, приподнялся, немного постоял на коленях, набираясь сил, и, заодно, отыскивая фонарь. А когда нашёл, влупил ядовитым лучом прямо в центр нависавшего надо мной сгустка.

— Не-е-ет, — простонал он. — Не может быть! Ты не мог вырваться! Это невозможно! Это выходит за пределы здравого смысла!

— Похоже, ты меня недооценил, — сплюнув набившуюся в рот ай-талуковую дрянь, я начал подниматься.

— Не трогай меня! Не приближайся!

Протянув руку к этому тошнотворному наросту, я брезгливо ухватил его за одну из наслоившихся складок, и слегка приподнял, заглянув внутрь. Там что-то шевелилось и хрюкало.

— Отойди! Прочь! Прочь!!! — слова, вместе со смрадом, вырвались оттуда прямо мне в лицо.

Я поднёс нож, и срезал складку, обнажив нутро ай-талука.

— Ни хрена себе, — всё что я смог сказать тогда. — Да это же. Постой-постой… Ты…

Набрав в грудь побольше воздуха, я попытался поскорее 'переварить' увиденное.

— Ты — образец Z-345/7-40…

Из омерзительного, красноватого, пульсирующего 'кочана' на меня смотрело изуродованное и частично изменённое мутационными опухолями лицо изгнанника. Он буквально сросся с ай-талуком. Стал с ним единым целым.

— Во что ты превратился. Это просто ужасно. Райли говорила мне о том, насколько опасно злоупотребление ай-талуком. Но я и подумать не мог, что настолько… Ну и что, сороковой, стоило оно того?

— Ты дурак, девятый! — харкнул в ответ он. — Ты ничего не понимаешь!

— Ну, так объясни.

— Объяснить? Да тебя вообще не должно существовать! Ты — выбраковка! Выбраковка!!!

— Ещё раз повторяю, для особо одарённых. Я не девятый. Мне жаль тебя, 7-40. Ты был создан для великого предназначения, а превратился в кучу чужих экскрементов. Думаешь, это ты управляешь ай-талуком? Нет. Это Хо управляет тобой. Ай-талук — это Хо.

— Это ересь.

— Тогда ответь, как я избавился от твоих пут? Ну, ответь, ответь. Молчишь? А я тебе отвечу. Меня освободило Хо.

— Хо не существует! Это выдумка Латуриэля!

— Стоп. Причём тут Латуриэль? А, кажется, понял. Ты работаешь на него, верно? Это он тебя заставляет не пускать изгнанников в Апологетику?

— Латуриэль? Заставляет меня?! — сороковой расхохотался, выплёвывая из глотки бурую массу. — Ха-ха-ха! Ну, ты и идиот! Ты так ничего и не понял, девятый. Это я. Я — последний рубеж Апологетики!

Позади меня послышались чавкающие звуки. Что-то зашевелилось. Я обернулся, водя фонарём от стены к стене.

— Это ещё что за шутки?

С обеих сторон стены начали надуваться пузырями. Внутри этих пузырей чётко проступали чьи-то руки, пытающиеся разорвать толстую 'кожу' ай-талука. Наконец, вздутости стали лопаться, и из них 'народились' воющие и стонущие джамбли. Десятки каких-то прочных кишок продолжали удерживать их на месте, но они усиленно пытались вырваться на свободу.

— Ах во-он оно что. Картинка становится ясной, — я вновь посмотрел на сорокового. — Так вот откуда появились эти исчадии ада. Их создал ты. Всех их создал ты!

— Кто-то должен был их создать. Для защиты. Пока они не превратились во что-то более страшное.

— Во что-то более страшное? — я горько рассмеялся. — Куда уж ещё страшнее?

— Страшнее не своим обликом. А своей бесконтрольностью. Непредсказуемым развитием. Никто не мог предположить, что сделает из них ай-талук. Ведь он… Ведь он как младенец! Он не ведает, что творит! Эта низшая форма жизни стремится быстро эволюционировать, но как, и в кого — не ведает никто. Ни апологеты, ни сумеречники, ни даже сами Высшие. Это несогласованный побочный эффект. Сбой в системе. Аномалия внутри аномалии. Понимаешь?

— Угу. И ты решил взять на себя функцию корректора этой системы. Решил направить развитие ай-талука в нужное русло. В нужное тебе русло.

— Ты не видишь ничего дальше собственного носа. Как и все остальные. Сильные мира сего слишком озабочены своими бестолковыми проблемами. Они боятся. Латуриэль боится Хо, Нибилар боится сестёр. А на деле… На деле, главный враг уже проник в святая святых. Враг непредвзятый, бездушный и абсолютный. Он опутал город своими корнями. Проник всюду, где только можно. Я открою тебе тайну, девятый. Мы наивно думали, что это мы — опытные образцы новой, перспективной цивилизации. Но, как оказалось, мы всего лишь часть местной фауны. Как неоконисы, или экрофлониксы. И этот испытательный полигон создан отнюдь не для нас, не-ет. Он создан для него — для ай-талука! Лишь я один это понял. Я догадался. Ай-талук создаёт аномалии. Ай-талук расширяет наше сознание. Ай-талук консервирует трупы старых хозяев. Зачем? Он учится. Он пытается изменить природу под себя. Он совершенствуется. Ты видишь уродливую биомассу. Я вижу будущую цивилизацию. Когда-нибудь ай-талук заполонит весь мир.

— Зачем же ты стал его частью?

— Я внедрился в него. Позволил ему себя поглотить, чтобы узнать его изнутри. Мой разум гораздо сильнее, и я способен перенастроить процесс эволюции на начальных этапах. Пока он ещё не обрёл собственного разума.

— А эти твари — джамбли, зачем они тебе?

— Я видел, как ай-талук законсервировал множество мёртвых тел старых хозяев. Знаешь, зачем он это сделал? Пытался изучить. Надеялся вселиться в них, чтобы стать как мы. Но ему не хватало опыта. И я решил помочь ему.

— Заче-ем?!

— Чтобы увести от опасного курса. Я дал ему новый путь. Позволил развиться быстро и эффективно. Но не в том направлении, в котором процесс стал бы необратимым. Всё проходило под моим полным контролем. Подробнейшим образом я изучил его способности. Узнал, каким образом он генерирует и аккумулирует электрическую энергию, каким образом замещает мёртвые ткани живыми, адаптированными к новым условиям. Как он контактирует с окружающей средой. Как использует внешние, чужеродные элементы для поддержания своей жизнедеятельности. Все эти знания я собрал воедино. Джамбли должны были стать моей надёжной охраной, моей армией, способной разгромить тех же суларитов. Но я не успел. Джамбли пока ещё плохо подчиняются мне.

— И ты сбрасывал их в подземелье?

— На поверхности они слишком активны. А там, в темноте, они спят, пока их не потревожат. Обуздать их первобытную волю непросто, но я доведу дело до конца.

— Зачем? Зачем?! У тебя мощнейший купол псионической завесы. Никто к тебе и близко не сунется. Зачем плодить этих хищных пугал?

– 'Не можешь победить? Возглавь!' Ещё немного, и у меня будет самая сильная армия преданных воинов. Их внешность временна, как и наша. Скоро они сбросят человеческую шелуху, и станут независимыми от всего и от всех! Но не от меня…

— А зачем ты убивал изгнанников? Почему не пускал их в Апологетику?

— Они бы рассказали обо мне и о моих экспериментах. Пусть апологеты беспокоятся только о войне с Латуриэлем. Мне ещё рано выходить из тени. К тому же, девятый, ты не представляешь как ценна энергия умирающего изгнанника. Один изгнанник может 'зарядить' до десяти джамблей!

— А как же твой Суфир-Акиль? Как же возвращение в Апологетику?

— Суфир-Акиль… А может это он и есть? Я верю, что Высшие изначально заложили в меня программу уничтожения всего лишнего, когда эксперимент завершится. Мои джамбли сметут с лица земли и апологетов и суларитов. Используют их энергетический материал для дальнейшего развития, для становления. А дальше… А дальше придет очередь старых хозяев. Их мир станет нашим. Мир джамблей. И сумеречники нас не остановят.

— Ты сумасшедший. Я тебя остановлю.

— Нет, девятый! Подожди. Только подумай. Просто подумай. Зачем ты им? Для чего они тебя создали? Зачем впустили сюда? Не пляши под их дудку. Послушай меня. Ты можешь всё изменить. Мы с тобой можем объединить усилия. Возможно, в тебе кроется последняя деталь, необходимая для завершения моей работы. Мы укротим джамблей, и отрегулируем связь с ай-талуком. Вместе. Понимаешь? Вдвоём. Объединимся.

Слушая его, я морщился от каждого слова, будто от зубной боли, лопатками ощущая, как позади рвутся из своих пут разъярённые джамбли. Вот-вот они вырвутся на свободу. Рука с ножом поднялась над отвратительным коконом.

— Задумайся! — хрипел он, тяжёло дыша. — Задумайся, кто ты?! Кто ты?! Я представляю, какая каша у тебя в голове. Чем они загадили тебе голову. Заставили верить в то, чего нет, и отрицать истину. Очнись, девятый! Вот она — истина! Вот она — реальность.

— К чёрту такую реальность, — огрызнулся я, нацеливая острие на его распухшую голову. — За Тинку. За Райли. За Гудвина. За Флинта. За Пса. За всех, кого ты замучил и угробил. Гори в аду, чёртов таксидермист.

— Убейте его!!! — заверещал 7-40 джамблям. — Убейте!!!

Я, безо всякой пощады, со всего размаху воткнул отличный тинкин нож, как следует надраенный энергеновой пастой, прямо в правый, самый уродливый глаз сорокового, выдавленный опухолью наружу, и увеличенный в размере, как у жабы. Лезвие вошло в череп по самую рукоять. Кокон дёрнулся, мелко-мелко задрожал, и застыл.

Конец…

Вокруг меня тут же всё стихло. Джамбли больше не ревели и не дёргались. Ни малейшего звука в здании не раздавалось. Выдернув нож, я обернулся. Никого. Джамблей не было и в помине. Лишь вездесущие бугры ай-талука.

— Иллюзия. Всего лишь иллюзия, — я подобрал второй нож, и направился к выходу.

Слева от меня что-то простонало. Я повернул фонарь. Посветив на покрытую ай-талуком стену, увидел, что одна выпуклость на ней шевелится. Внутри кто-то находился. Неужто настоящие джамбли? Осторожно сделал надрез и направил туда фонарь. Изнутри на меня взглянуло худое, измученное лицо очередного изгнанника.

— Пожалуйста. Не свети в глаза, — зажмурился он. — Очень ярко.

— Прости, — я отвёл луч в сторонку. — Ты кто? Пленник?

Он кивнул.

— Сороковой поймал тебя и использовал тебя для подпитки своих джамблей?

Он снова кивнул и застонал.

— Твои страдания закончились. Не шевелись. Я освобожу тебя. Назови свой идентификатор?

— Что? Э-эм… 5-59… А почему ты… А куда делась завеса? Почему боль исчезла?

— У сорокового нет усилителя. Он создавал завесу напрямую, через ай-талук, и поддерживал её силой своей воли. Любил сам всё контролировать. Я убил его, и завеса исчезла.

— Ты убил 7-40? — он с недоверием взглянул на меня. — Он мёртв? Правда?

— Да вон он валяется, тухнет. Поверни голову.

— Ты убил 7-40. Но как? Как ты вообще до него добрался?

— Уметь надо, — усмехнулся я, освобождая его от органических оков.

— Почему я не могу определить твой идентификатор, брат?

— Потому что я — человек.

— Человек? Не может быть.

— Может. Потому сороковой меня и не одолел. На меня завеса просто не действует.

— Потрясающе, — одряхлевший мужчина с трудом разминал окостеневшие руки.

— Тебе повезло, пятьдесят девятый! Скоро придёшь в Апологетику, принесёшь Суфир-Акиль, и забудешь обо всём этом, как о страшном сне.

— Да, — кивал он. — Это точно.

Рядом с нами завозился ещё один 'кокон'.

— Что? — я повернул голову. — Ещё один? Вас тут двое?

— Больше, — ответил 5-59. -Помоги моим братьям, добрый человек. Пожалуйста.

Я начал освобождать других пленников, замурованных в стенах и полу. Чувствовал себя настоящим героем. Когда выпустил двоих измученных доходяг, и принялся за третьего, 5-59 протянул мне костлявую руку, — брат. Одолжи один нож ненадолго. Я тоже буду тебе помогать. Так мы быстрее всех освободим.

— Да, — протянул я ему свой нож. — Конечно держи. Быстрее всех выпустим — быстрее уйдём отсюда.

— Спасибо за доверие, — с благодарностью кивнул 5-59 и тут же принялся извлекать очередного беднягу.

– 'Запомни', -обдал меня холодом ледяной голос Райли, зазвеневший в памяти. — 'Никогда и никому не отдавай своё оружие. Это главное правило выживания'.

– 'Да всё будет нормально', -мысленно ответил ей я, глядя, как высвобождаются измученные изгнанники, еле живые, не верящие в своё спасение.

Некоторые, покачиваясь, уходили из комнаты. Некоторые помогали нам с пятьдесят девятым освобождать остальных.

— Ещё один не дожил, — вскрыв очередной кокон в углу, печально констатировал 5-59.

— Сколько ещё осталось? — спросил я.

— Да, вроде бы, все.

Всего мы вскрыли восемь коконов, обнаружив шестерых живых и два трупа.

— Воистину на нас снизошло чудо, — блаженно произнёс 5-59.

Возвращать мне нож он не торопился.

— Я рад за вас. Ну а теперь, мне пора. Отдай мне нож, дружище, и я пойду.

— Сегодня великий день. Сегодня мы воссоединимся со своими братьями, которые уже заждались нас.

— Слэрго ариль, — ответили остальные.

— И всё благодаря этому человеку. Ведь это чудо, что человек пришёл сюда.

— Слэрго ариль!

— Просто верни мне нож, 5-59, -происходящее начало меня раздражать. — Зачем тебе нож в Апологетике? Там убивать никого не придётся.

Я стал догадываться, что с оружием расставаться изгнанник не торопится, и соображал, как бы потактичнее его отобрать.

— Смотри, что мы нашли, — вдруг прозвучал голос из дверного проёма.

Грязный, облезлый изгнанник, вернувшись в нашу комнату, притащил с собой что-то крупное. Я посветил на его ношу фонариком, и выпалил, — 'Тинка!'

— Она валялась в коридоре, — не обращая на меня внимание, сообщил пятьдесят девятому вернувшийся.

— Дай-ка взглянуть, — подошёл тот. — Слэрго, Фахешисулар! Да ведь это 5-55! О, сегодня воистину великий день, братья мои! Она жива?

— Жива-а. Просто в отключке.

— Слэрго Латурил! Вот это подарок нам сделал Даркен Хо!

— Вы… — мои ноги чуть не подкосились. — Сулариты?

Рука сама скользнула к ножу, но лезвие моего собственного оружия прильнуло к горлу.

— Обезоружить, очистить карманы, связать, — чётким тоном распорядился пятьдесят девятый. — Эти подарки мы преподнесём нашему мастеру в целости и сохранности.

Из коридора вернулись ещё два суларита.

— 4-43, 6-26 доложите обстановку.

— На выходе чисто, — ответил первый.

— Но мы заметили следы, — добавил второй.

— Которые, вероятнее всего, принадлежат этим двум, — закончил первый.

— Ладно, уходим отсюда. Забирайте наши сокровища. Сегодня мастер Латуриэль будет очень доволен!

На протяжении всего пути, меня грубо толкали в спину. Тинку тащили за руки, волоча по земле. Я был уверен, что на выходе нас подкараулят и освободят друзья, но там, где я оставил корчащихся от головной боли спутников, теперь никого не было. Исчезли и наши с Тинкой рюкзаки. Пока сулариты конвоировали нас по улице, до своего перевалочного пункта, я всё ждал и надеялся. Вот-вот появятся наши. Нападут с самой непредсказуемой стороны и в момент обезвредят суларитский сброд. Они должны. Но их не было. Нарастающее отчаянье вызывало приступы самобичевания. Надо же было так купиться. Нет, я безнадёжен. Я полный лопух…

— Чего пригорюнился, брат? — поравнялся со мной пятьдесят девятый. — Злишься? Обиделся, да?

В его голосе сохранился лёгкий южный акцент, оставшийся от старого хозяина.

— Да пошёл ты.

— Ты на меня не обижайся. У меня к тебе нет никаких претензий. Напротив, я тебе благодарен за спасение.

— Здорово же ты меня отблагодарил.

— Ай, слушай, не надо вот только. Была бы моя воля — я бы отпустил тебя с миром. Но моя воля ничто перед Братством. Братство диктует мне свою волю. И я, как сторонник истинной веры, обязан смиренно подчиняться. Мастеру нужен человек. Знаешь, как долго он его искал? И вот появляешься ты. Человек! Сначала я тебе не поверил. Но потом догадался. Я не смог прочитать тебя, а ты не смог прочитать меня. Значит, это правда. Ты — из мира людей. Ты тот, кто приведёт нас к благодати.

— Каким образом? Будучи принесённым в жертву вашему божеству?

— Это величайшая честь. Ты должен радоваться, а не злиться.

— Я порадуюсь, глядя на твой труп.

— У тебя была такая возможность, но ты ею, почему-то, не воспользовался… Мне никогда не понять людскую логику. Объясни, почему с тобой шла пятьдесят пятая?

— Она вела меня в Апологетику.

— Зачем?

— Я — её Суфир-Акиль.

— Да брось. С какой стати ты нужен Апологетам?

— Не знаю. Она сказала, что я для них очень важен.

— А может она вела тебя к нам? Как дар покаяния перед Латуриэлем. Которого она предала!!! — пятьдесят девятого аж всего затрясло во время последних слов.

— Сомневаюсь.

— 6-26, вы хорошо осмотрели окрестности? — обернулся главарь к своему компаньону. — Там точно ничего не было?

— Ничего. Никаких вещей, — шмыгнув, ответил прихрамывающий 'грязнуля' в драной гавайской рубашке и с глазами навыкате.

— Вы пришли сюда без рюкзаков, без припасов, без чистой одежды? — пытливо взглянул на меня 5-59. -Как-то это странно.

— Предпочитаем путешествовать налегке.

— Сдаётся мне, ты мне врёшь, человек. Да мне и наплевать. Когда крыса очухается, с ней поговорят как следует.

— Тина вам ничего не расскажет. И не надейся, упырь.

— Тина? Её теперь так зовут? Забавно… Вообще-то, я и не собирался с ней разговаривать. Это нудно и муторно. Не-ет. С ней пообщается сам Мастер. Он вскрывал и не таких затворников. Узнает всё, что ему нужно. Ну а потом сотворит с ней что-нибудь зрелищное, на потеху братьям. Мы эту туннельную крысу давно ловим. Думали, что она сдохла под завалами. И тут на те! Такое счастье привалило. Человек и предательница-воровка. Две цели одним ударом. Спасибо тебе… Э-э, а как к тебе обращаться?

— Писатель.

— Спасибо тебе, Писатель. Не знаю, что ты пишешь, но я бы это почитал. 'Стойте!' — словно выстрел прозвучал в воздухе чей-то голос. — Никле селаго вар!

— Села никленхо, брат мой, — 5-59 остановил группу и приветственно поднял руки.

— Слэрго Латурил.

— Слэрго Латурил! — ответил голос.

— Слэрго Суллархо!

— Слэрго Суллархо!

— Это мы. Мы вернулись. И принесли богатую добычу.

Я уж думал, что сейчас к нам выйдет сам Латуриэль, и ошибся. Вместо него, с крыши частного дома спрыгнул грязный, но очень крепкий изгнанник, облачённый в самодельные доспехи из железок и автомобильных покрышек.

— Слава Мастеру Латуриэлю! Приветствую вас, братья! — подошёл к нам часовой. — А где же 6-16 и 6-41?

— Они не вернулись.

— Фаххетши Суллар…

— Зато гляди, брат, кого мы привели! — 5-59 толкнул меня. — Это человек! Настоящий человек! А вон, гляди, пойманная крыса 5-55!

— Благой день! — восхитился часовой. — Мастер ниспошлёт на нас великую благодать!

— И мы возрадуемся вместе с ним! Наконец-то Даркен Хо насытится сполна…

— Воистину, так будет, братья мои! Слава Даркену Хо! Что с 7-40?

— Сдох.

— Прекрасно. Значит завеса спала. Сколько хороших новостей за сегодня.

Нас притащили на аванпост суларитов, расположенный за жилыми домами — в складском ангаре. Как оказалось, там дежурило всего два боевика (один из которых встретил нас на подходе). Из их разговоров я понял, что изначально подразделение в составе десяти 'грязнуль' пыталось штурмом взять убежище 7-40, но безуспешно. Тот успел установить псионическую завесу, и не пропускал никого: ни своих, ни чужих. Покараулив его немного, сулариты догадались, что в определённое время завеса слабеет. Они сделали вывод, что это происходит из-за того, что сороковой, полностью контролируя излучение ай-талука, время от времени делает перерывы на подзарядку. Сквозь эту брешь было решено пробиться. Сначала отправили двоих на разведку. Те не вернулись. Вытаскивать их направилось ещё шестеро. И тоже пропали. Двое дежурных остались в ангаре, и ждали исчезнувший отряд больше недели, пока тот, по глупости, не был освобождён мной.

Конечно же, суларитам хотелось как можно скорее притащить меня к своему хозяину. Но, наученные горьким опытом, они всё же решили предварительно обследовать дорогу, ведущую в район ренегатов, отправив для этой цели бывших дежурных (которые, в отличие от сильно измождённых пленников сорокового, были полны сил и энергии, отчего, в сравнении с ними, выглядели как здоровенные бугаи). Привязав нас с Тинкой к стульям, остальные сулариты тут же принялись отъедаться, жадно поглощая остатки запасов.

Исхудавшие и опустошённые ай-талуком, эти ребята сильно смахивали на отморозков Грязного Гарри. Но даже при беглом рассмотрении становилось понятно, что сулариты — это не простые бандюги. Приспешники Гарри походили на диких бандерлогов, у которых всё шиворот навыворот, и кто в лес, кто по дрова. Здесь же просматривалась чёткая иерархия и суровая дисциплина. Сулариты хоть и не заботились о своих телах, но очень внимательно и строго следили за одеждой, оружием и средствами индивидуальной защиты. Даже самодельные доспехи, собранные из мусора, были подогнаны грамотно, почти красиво. Боевики Латуриэля регулярно оттачивали своё военное мастерство, умели работать в команде и отличались фанатичной преданностью единой цели, о которой, как я подозреваю, имели весьма смутное представление. Просто догматичность и безжалостность учения Латуриэля обрубали все попытки осмыслить правильность этого пути. Есть путь. И он правилен. Остальное — ересь и отступничество. Риторика прямая и острая, как гвоздь, но действенная во все времена.

Внутри суларитского общества построены весьма своеобразные и противоречивые взаимоотношения. Примерно анализируя его, может показаться, что социум суларитов вполне эффективен, в отличие от принципа разобщённости остальных изгнанников, которые, даже объединившись в Апологетике, всё равно остаются разобщёнными индивидуалистами, каждому из которых плевать на остальных. Грязный Гарри прекрасно доказал теорию превосходства объединения над индивидуализмом, без особого труда вырезая крутых, но одиноких изгнанников одного за другим. Так и здесь. Уверен, что Латуриэлю не составило бы большого труда сровнять Апологетику с землёй, если бы он не боялся там кое-кого…

Так же может показаться, что, несмотря на тоталитарную псевдорелигиозную диктатуру, сулариты 'очеловечились', и стали гораздо роднее друг другу, по сравнению с теми же 'чистюлями'. Это большое заблуждение. Да, сулариты действительно называют друг друга 'братьями'. Они действительно, как бы, заботятся друг о друге. Обращаются друг к другу в уважительном тоне. В общем, выглядят, как одна большая семья. Но всё это ширма. Дежурный этикет. Как знаменитая американская улыбка. Ярчайшим примером искусственности всех этих панибратств является тот факт, что 'братьями' сулариты называют не только изгнанников, но и изгнанниц. Это звучит нелепо и лишний раз доказывает реальное безразличие суларитов к своим ближним. То есть, для них братство — это всё, но каждый отдельный брат — никто. Пустое место. Парадоксально, но факт.

Даже это красивое суларитское обращение 'брат', признанием духовного родства вовсе не является. На мой взгляд, оно имеет нечто общее с советским обращением 'товарищ'. Ведь товарищами в СССР называли не только друзей, но и всех подряд, знакомых и незнакомых, мужчин и женщин, используя это слово как определение. Как официальное обращение, принятое в данном, конкретном обществе. 5-59 регулярно называл меня «братом». И когда угрожал мне ножом, и когда приматывал меня к стулу. Он действительно был благодарен мне за спасение (как бы идиотично это не прозвучало), в связи с чем выражал своё уважение. Личной неприязни у него ко мне не было. Как и у остальных суларитов. Они просто выполняли волю Братства.

Вы спросите, что побудило свободных изгнанников превратиться в этих безвольных, зависимых тварей, готовых на всё ради непонятно чего? Ответ очень прост. Проводя дни напролёт в поисках Суфир-Акиля, многие из них отчаивались. Они видели, как их тела постепенно приходят в негодность, оружие изнашивается, силы убывают, а легионы врагов всё накатывают и накатывают с разных сторон. В то время как Апологетика, мудрая и вожделенная Апологетика, не торопится их принимать, ожидая чего-то такого, чего они сами не знают. В конце концов, что такое Суфир-Акиль? Камушек на дороге? Шкура дикого зверя? Или сочинённое стихотворение? Это может быть всё, что угодно. Вариантов миллионы. Но Апологетика ждёт только один. И если ты ошибёшься — то будешь обречён. Вся борьба окажется напрасной. Для человека это, может быть, и пустяк. Но для изгнанника — приговор. Тем более, для 'грязнули', чьё тело изношено, избито, и из него сифонит энергия, как из прохудившегося мешка. В результате, страх перед смертью начинает меркнуть по сравнению со страхом получить отказ в Апологетике. Лучше умереть, имея цель, чем умереть, лишившись её. Философия изгнанников — своеобразная штука.

И вот появился Латуриэль. Отщепенец, пославший своих коллег к чёрту, и придумавший новую религию. Он подарил всем отчаявшимся и сомневающимся новый смысл жизни. Поставил под сомнение доктрины Апологетики, и круто свернул от них в сторону. Перевёл взоры изгнанников от обещанных апологетами фантастических миров — к нашему, реальному миру. К Земле. И поклялся, что поможет им вырваться из заточения, научив менять тела 'старых хозяев' как перчатки. Всё, что ему не хватает, это благословение нового божества — Даркена Хо, спящего в глубинах Раздольненского озера. Именно человеческой жертвой Латуриэль желал умилостивить жестокого бога. Сказанное звучит как полный бред, но сулариты ему поверили. Ведь по сравнению с абстрактностью апологетского Суфир-Акиля, новая секта предложила вполне определённую программу на будущее.

Разумеется, бывший апологет подался в пастыри и придумал всю эту чушь отнюдь не из-за своей дремучести. Этот хитрец преследовал свои туманные цели. И одна из этих целей теперь уже явно была определена. Он жаждал поквитаться со своими бывшими соратниками. Наверняка и меня он хотел использовать для того же. Ещё не успев познакомиться с ним, я уже понимал, что он — кто угодно, только не дурак. Достаточно было посмотреть, как фанатично ему предана армия. В какой узде он держит Братство. Как выверен и продуман кодекс, по которому строятся все отношения между суларитами. Нет, он явно не дурак. Рано или поздно я разгадаю его истинные мотивы. А пока…

За себя я практически не беспокоился, ведь я сам жаждал встречи с Хо, и был бы очень благодарен Латуриэлю за то, что он меня к нему отправит. Но вот Тинка. Её судьба меня сильно волновала. Конечно же, сейчас она лишь изображала беспамятство, как маленький хорёк, имитирующий смерть. А сама поди только и думала, как выбраться отсюда. Я-то её прекрасно знал.

История повторялась. Опять мы с ней пленники. И опять неизвестно, что нас ждёт. Где же Райли с мужиками? Почему не торопится нас вытаскивать? Я прикидывал разные варианты. Даже решил признаться суларитам, что общался с Хо. Но потом вовремя передумал. Ведь 5-59 наверняка слышал мой разговор с 7-40. А значит в курсе моей 'дружбы' с Хо. Если это не помешало ему взять меня в плен, значит пытаться запугать его этим именем заведомо бессмысленно. Для таких болванов только Латуриэль — рупор правды.

Пока я раздумывал, как обмануть суларитов и освободить Тинку, вернулся один из разведчиков. Перешагнув через порог, он тут же устало прислонился спиной к стене, и съехал по ней вниз, оставив кровавый след. Побросав плошки, сулариты бросились к нему. 'Ага!' — возликовал я. — 'Вот и спасатели прибыли! Ну всё, уроды, пишите завещания…'

— Что случилось? — стоя ближе всех к нам, спросил 5-59.

— Джамбли вырвались из подземелья, — ответил ему 4-43, стоявший над раненым, и слышавший его бормотание. — Там их много. Путь полностью отрезан.

— Этого следовало ожидать, — ничуть не удивился командир. — Теперь их некому сдерживать, вот и поползли на свет.

— Что делать будем, брат? — спросила суларитка, прохаживающаяся среди пустых ящиков.

— Ничего. Будем ждать. Скоро джамбли расползутся по округе и дорога освободится. Порознь они не так опасны, как в группе. Посидим, подождём. Заодно восстановим силы.

— В твоих словах звучит мудрость, брат.

— 5-40 сильно ранен, — сообщил суларит, ощупывающий порезанного джамблями 'брата'. -Он не может остановить кровотечение сам.

— Потеря брата 5-40 нежелательна, — кивнула суларитка. — Он нам ещё пригодится.

— Ну так возьми что-нибудь, и перетяни ему рану, — не прекращая жевать, ответил 5-59.

Рябая суларитка покрутила головой, и, видимо, ничего не придумав, продолжила вопрошать, — Что взять, брат?

— Любую тряпку. Оторви и перемотай.

— У меня нет лишних тряпок.

— Я тоже не дам, — добавил другой суларит.

— И я, — произнёс третий. — Это нецелесообразный расход материала.

— Ай, братья! Возьмите вон у неё, и не отвлекайте меня от трапезы! — 5-59 указал на Тинку.

Пожав плечами, суларитка побродила у нас за спиной, гремя железками, и откуда-то притащила ножницы. Подойдя к Тине, она повертела ими в руках, несколько раз приноровилась, но что-то её смущало.

— Смотри, не зарежь её, 6-53, -краем глаза смотрел на подчинённую пятьдесят девятый.

— Крыса должна быть целой и невредимой. Не испорть Мастеру подарок.

Послушная, но туповатая 6-53 наконец выбрала место. Оттянув пальцами джинсы на тинкином бедре, она аккуратно их прорезала, затем всунула в разрез острие ножниц и стала отрезать всю штанину целиком. 5-59 покачал головой, и вернулся к еде. Скрутив штанину жгутом, 6-53 отнесла её к раненому, и начала неумело перетягивать его наполовину отсечённую руку.

— Хочешь поесть, брат? — обратился ко мне командир.

— А ты меня развяжешь?

— Какой ты хитрец.

— Я из чужих рук не ем.

Оттирая кровь со своих ладоней, к нам подошёл 4-43. Сухонький, с бородкой, похожий на бывшего профессора.

— Нет, не жилец, — констатировал он. — Горе пришло к нам, брат 5-59.

— Великое горе, — ответил 5-59. -Возлюбленный брат наш 7-23 уходит. Братство понесло утрату.

— Квегат ма клинкх.

— Квегат ма клинкх.

Они вроде бы скорбели, но в то же время говорили в такой интонации, как будто бы смерть их побратима была им вообще до лампочки. Никаких эмоций. Никаких переживаний. Просто этика делового общения.

Где же мои друзья? Куда они подевались? Надеюсь, что джамбли их не тронули. Вероятно, именно сбежавшие джамбли стоят сейчас между нами. Когда же всё это закончится?

— Ничего, скоты, скоро Райли вас пошинкует, — меня так сильно переполняла ненависть и тревога, что я пробормотал это вслух.

— У? — оба суларита повернулись ко мне. — Ты что-то сказал, брат?

— Ничего я не говорил.

— Кто такая Райли? — 4-43 подошёл ко мне и подтянул голову вверх за подбородок. — Я всё слышал.

— Райли — это Z345/7-37 субкод 2. Слыхали о ней?

— Та, что живёт на окраине? — спросил 5-59 у 4-43.

— Та, что завалила 4-20, -кивнул тот, отпустив моё лицо.

— Не эта ли шельма перемолотила целый отряд 3-16?

— Не стоит преувеличивать её силу, брат. Скорее всего, шестнадцатый добрался до её территории уже сильно потрёпанным. Изгнанники, которых он побеждал, без боя не сдавались. Тридцать седьмой просто посчастливилось его добить. Вот и вся заслуга.

— Она его убила, или не она, какая теперь разница? Гораздо интереснее, откуда наш брат Писатель знает о ней?

— И что тридцать седьмая делает в этих краях? — наклонился ко мне 'профессор' 4-43.

— Пришла вместе с нами, — признался я.

— Погоди-погоди, — 5-59 отставил тарелку. — Говори, да не заговаривайся. Изгнанники группами не ходят. Это против законов Апологетики. Передвигаться группами могут только свободные от апологетических предрассудков вестники Суллара. Выходит, что 7-37 стала сулариткой? Не думаю, что это правда. Значит ты мне врёшь?

— Не вру. 7-37 нашла Суфир-Акиль. Мы возвращались в Апологетику вместе. Но не как отряд. А каждый сам по себе. Просто так совпало, — ответил я.

— Теоретически, обретшим Суфир-Акиль не возбраняется становиться попутчиками других обретших на Тропе Блудных Детей, — покосился на командира 'профессор'. -Случай, конечно, редкий, но не противозаконный.

— Допустим, допустим, — задумался тот. — В принципе, это даже объясняет, почему при них не оказалось никаких вещей. Всё могла забрать тридцать седьмая.

— Сейчас она, наверное, уже предстала перед апологетами, — ответил 4-43.

— Ты ей завидуешь, брат? — поймал его на слове командир суларитов, чем жутко перепугал.

— Никак нет! Слэрго Латурил! Слэрго Суллар Хо! Моя жизнь — это Братство!

— Спокойно, мой дорогой брат, спокойно. Братство тебе верит. Не давай ему повода в тебе сомневаться.

— Я клянусь, брат!

— Райли не пойдёт в Апологетику, — прервав их острый диалог, усмехнулся я. — Она придёт за мной.

— Была бы человеком — наверное и пришла бы, — спокойно отвернувшись от сорок третьего, возразил 5-59. -Но изгнанник, нашедший Суфир-Акиль, стремится лишь к одной цели — скорее принести его в Апологетику. 7-37 смылась вместе с вашими вещами. Суровая правда жизни, брат.

— Посмотрим, кто из нас прав.

— Он умер! — крикнула со стороны выхода 6-53.

— Квегат ма клинкх, — произнёс командир.

— Я же говорил, что не следует попусту тряпки переводить, — добавил 'профессор' с явной радостью в голосе, что его больше не подозревают в симпатиях к Апологетике.

С улицы донеслось неравномерное постукивание.

— Тише, братья, — предупредил суларит, стоявший у двери, стягивая с головы капюшон. — Джамбли рядом.

— Мы не должны бояться джамблей, — разведя руками, прошёлся по кругу 5-59. -Здесь мы в безопасности. Стены этого ангара и благоволение Даркена Хо уберегут нас от беды.

Кто-то ударил чем-то тяжёлым по стене с противоположной стороны, вызвав дребезжащее эхо. Сулариты ощетинились ножами.

— Спокойно, спокойно! — повысил голос 5-59. -Они уйдут!

— Уверен, что уйдут? — спросил я у него. — Не похоже на то, что они собираются расходиться. Скорее, они пытаются сюда ворваться.

— Писатель… Джамбли — это примитивные существа. Раньше их пытался контролировать 7-40, но теперь они предоставлены сами себе. Как неприкаянные. У них нет своего разума. Только инстинкты, — хладнокровно ответил 5-59. -Эти джамбли пришли сюда по кровавому следу нашего бедного брата. Просто не открывайте им дверь, и они уйдут. Переключатся на что-то другое. Нам нет смысла…

Что-то заскреблось по внешней стене. Всё выше и выше — на крышу.

— Примитивные существа?! — чувствуя, как страх поднимается от пяток вверх по ногам, заставляя колени трястись, воскликнул я. — Умеющие лазать по стенам, да?! Развяжи меня!

— Сиди тихо, не рыпайся! — пригрозил мне ножом 5-59, и тут же впился глазами в гулко проминающийся ржавый потолок. — Это уже не джамбль…

— Если не джамбль, тогда кто? — спросил 4-43.

— За дверью точно джамбли, — произнёс суларит с капюшоном. — Я их ни с кем не спутаю.

— А на крыше кто?

– 'Райли', -догадался я. — 'Только почему так шумно? Это же не её почерк. Отвлекает?'

В дверь кто-то сильно долбанул чем-то вроде молотка. Стоявшие у двери боевики выстроились напротив, приготовившись отражать атаку. Позади меня с потолка что-то посыпалось. Проваливаясь внутрь, заскрежетало ржавое железо. Было такое ощущение, что сейчас на меня упадёт кусок крыши, поэтому я тут же пригнулся, насколько мне позволяли путы. Где-то за спиной что-то действительно упало, характерно хряснув и захрипев. Я не видел и не понимал, что это. Но сторожившие меня 5-59 и 4-43 моментально бросились туда и вступили с кем-то в бой. Молчаливая возня продолжалась минут пять. Слышалось лишь сопение, глухие удары, лязганье металла и чужеродные всхрипывания.

— Всё, — раздался голос 5-59. -Хватит.

Задрав голову я прищурился, увидев кусок голубого неба, светившегося из внушительной дыры, с края которой свисал лист провалившегося вниз кровельного железа. Поглядел себе под ноги, и увидел как по полу ползёт ручеёк чёрной жидкости. Выходит, что сулариты завалили джамбля, а не кого-то из наших.

— Как он залез на крышу? — удивился 'профессор'. -Не знал, что они так умеют.

— Ну залез и залез, — ответил 5-50. -Смотри, какие у него крючья. Специально, чтобы цепляться.

— Хорошо, что он при падении себе шею сломал. Долго возиться не пришлось.

В дверь снова кто-то ударил. Запертые ворота ангара царапали и ковыряли.

— Да когда ж они утихомирятся?!

— Ты следи за крышей. Остальным наблюдать за дверью. И не бойтесь, братья! Даркен Хо нас охраняет!

— Хреново он вас охраняет, — процедил я.

5-59 хотел было что-то мне ответить, но прежде чем он открыл рот, посторонние звуки на улице разом прекратились.

— Тихо!

— Они уходят, — сообщил 'капюшон', прильнув к воротам. — Отступают.

— Я же говорил, — командир саркастично улыбнулся мне. — Не двигайтесь, и не повышайте голос. Не привлекайте их снова.

— Глупые твари, — ухмыльнулся 'профессор'.

Несколько минут в ангаре висела тишина. Затем, на улице что-то заскрипело, быстро наращивая частоту лязгов.

— А это ещё…

Последовал удар по ангару такой мощи, что вся конструкция зашаталась, как карточный домик. Переломив засовы, ворота вогнулись вовнутрь, отшвырнув 'капюшона' далеко назад. Между приоткрывшимися створками виднелся радиатор грузовика, на котором корчилась пара придавленных джамблей. Они завели машину? Но как?! Тут я вспомнил, что этот грузовик стоял на эстакаде, под большим наклоном. И как раз напротив въезда в ангар. Значит просто сорвали ручник. Уродливый джамбль с глазами-лампами и встроенной в лоб видеокамерой, несмотря на то, что был практически вмят в одну из створок, всё же пытался дотянуться до кого-нибудь косой, имплантированной в руку. Громко хрюкая, он царапал огромным металлическим когтем обшивку ворот. Второй джамбль, с наполовину размозжённой черепушкой, просто подёргивался время от времени, истекая чёрной гадостью.

Сулариты такого явно не ожидали. Всего лишь несколько минут назад их до глубины души поразил джамбль, умеющий лазать по крышам, а теперь, не дав добром отойти от подобного парадокса, давно заброшенный автомобиль внезапно пошёл на таран.

— Как они это сделали? — выдохнула 6-53.

— Я думал, что лишившись контроля сорокового, джамбли станут тупее, — поражённо заметил 'гаваец'. -Но они наоборот поумнели.

— Это не джамбли, братья, — сильно помрачнел 5-59. -Писатель, ты не соврал мне. Но почему же она вернулась?

Из кабины грузовика, лишившегося при ударе лобового стекла, выпрыгнула Райли, проскользила по капоту, и уселась спереди, свесив ноги. Заревев, джамбль попытался развернуться к ней, взмахнув косой, но тут же получил удар ножом в шею. Из его незакрывающегося рта с бульканьем и пузырением полился кровезаменитель. Выдернув лезвие, изгнанница осмотрелась и хищно ощерилась, обнажив зубы, покрытые странной чернотой, похожей на ту, что остаётся после поедания гигантского лопуха. Сулариты выжидательно напряглись. Пятеро против одной. 6-53 и 6-16 — ближе всех, метрах в трёх от неё. Высокий, усатый 'грязнуля' стоял чуть подальше — возле трупа. А 5-59 и 4-43 — около нас с Тинкой.

— Всем привет, — поздоровалась Райли, внимательно поглядывая на суларитов.

— Тридцать седьмая? Не ожидал тебя здесь увидеть, — ответил 5-59. -Полагаю, что причина твоего визита ровно одна. Ты хочешь присоединиться к Братству.

— В гробу я видела ваше Братство, — поморщилась охотница. — Я пришла во-он за ним… И за ней.

— То есть, ты рискуешь своим Суфир-Акилем ради этих двух? Что за бессмыслица? Я перестаю понимать инсуалити.

— Давай завершим этот пустой разговор. Я заберу Писателя с пятьдесят пятой, и мы спокойно уйдём, пока джамбли не вернулись.

— Никто не сможет забрать у нас то, что принадлежит Мастеру Латуриэлю!

— Почему-то я сразу была уверена, что по-хорошему мы с вами не договоримся, — Райли постучала по капоту. — Флинт, вылазь!

— Ну на хрена ты меня спалила? — послышалось ворчание Флинта, выползающего из-под бампера. — Я так хорошо сидел. Теперь никакого эффекта внезапности не получится…

— Милый. Внезапность — это я, — засмеялась тридцать седьмая.

— Ещё один изгнанник?! Кто? Кто там с тобой? — пригляделся 5-59.

— Дед Пихто, — окончательно выбрался из-под машины Флинт. — Привет честной компании. Ба, кого я вижу! Пятьдесят третья! Вот значит куда ты подалась. А я думал, ты в Апологетике…

— Тридцать шестой? И ты здесь? — поразился командир. — Тебя-то что заставило?

— Сам не знаю, — отряхивался Флинт. — Наверное, приключений на задницу не хватает. А ты, я так понимаю, 'добрый падре' 5-59? Это ты пятьдесят третьей мозги засрал своей суларитской фигнёй?

— Не богохульствуй, юродивый! Жаль, очень жаль, что 3-16 не порешил тебя, дурака.

— Хех! Нашёл кого вспомнить.

— Так. Поболтали и хватит. Я слышу джамблей, — обернулась Райли.

— Говорил же, надо было дальше их отгонять, — ответил Флинт. — А теперь, пока это мы с суларитами провозимся. Вон их сколько. Пятеро стоят, двое лежат…

— Эти двое не считаются.

— Да нам и пятерых хватит за глаза.

— Я разберусь, — Райли соскочила с капота. — Держи меня. И смотри, не урони.

Глядя на 'концерт', разыгрываемый ими, я до последнего был уверен, что главную скрипку в нём должен сыграть Гудвин. И с огромным предвкушением ожидал его красивого выхода. Но я даже близко не мог предположить, что произойдёт на самом деле, и был поражён внезапной развязкой ничуть не меньше опешивших суларитов.

Сначала Райли убрала ножи. Это уже было чем-то из ряда вон выходящим. Затем, она что-то вынула из нагрудного кармана, и быстро разжевала, испачкав губы тёмным веществом.

— Да ты сумасшедшая, — начал догадываться 5-59. -Ты соображаешь, что творишь?!

Ничего не ответив, Райли дёрнула правой рукой, и из неё, с потрескиванием статического электричества, которое обычно слышится, когда снимаешь синтетику, выскочила наружу хрустально-прозрачная копия. При этом, биологическая рука повисла вдоль туловища, как плеть.

— Шикарно, — прошептала она, разглядывая освободившуюся энергетическую конечность.

— Убейте её! — скомандовал 5-59. -Пока полностью не расслоилась! Убейте материальную оболочку!

'Рябая' и 'гаваец' бросились в атаку. Райли оказалась быстрее. С треском, похожим на звук рвущейся ткани, она окончательно освободилась от оков человеческого тела, которое, лишившись хозяина, беспомощно обмякло, подхваченное подоспевшим Флинтом.

— Боже, вот это ощущение! — раскинув руки, Райли врезалась прямо в бегущую на неё пару.

Послышались хлопки разрядов от соприкосновения враждебных энергетических структур, и сулариты разлетелись в разные стороны, как кегли, корчась и воя от боли. Поняв, что сражаться с освободившейся изгнанницей бесполезно, усач, прошмыгнув вдоль ворот, решил сразу напасть на Флинта. Оказалось, тот уже его ждал. Быстро, но аккуратно опустив безвольное тело Райли на пол, он встретил суларита во всеоружии и вступил с ним в бой. Глядя, как они сражаются, я сразу отметил, насколько эта рукопашная схватка серьёзнее потасовки с гопниками Грязного Гарри, вся сила которых была в их количестве. Даже измождённый пленом суларит бился с Флинтом на равных. Пару раз он отбрасывал его от тела тридцать седьмой, но нанести ей смертельный удар не успевал — Флинт вновь возвращался, и мешал ему. К тому моменту, Райли поочерёдно раздавала оплеухи то 6-53, то 6-16. Нужно признать их упорство. На собственной шкуре я испытал, что такое соприкосновение двух энергий. Хватание за оголённые электрические провода — просто жалкое подобие. А тут такие удары. Такую же боль испытывала и Райли, но ярость и злоба бросали её на поднимающихся с пола суларитов снова и снова. С поистине космической скоростью металась она от одного врага — к другому, опрокидывая их навзнич, и рикошетя при этом в противоположные стороны. От многочисленных замыканий, её энергоструктура будто закипала, светясь всё ярче. Я не знал, хорошо это, или плохо. Только смотрел на битву, затаив дыхание.

В какой-то момент, Райли подловила 6-53, пытавшуюся совершить рывок в сторону Флинта, и с размаха пробила ей голову насквозь. Кулак, совершенно не повредив биологическую оболочку, вошёл в лоб, и вышел из затылка. От ужасной, невыносимой боли, обе изгнанницы завопили дурными голосами. Внутри сияющей энергии Райли вспыхнула красная сетка нервов, по которой гонялись беспорядочные импульсы. Обоих сильно колотило. И в разные стороны летели хлопья отмирающих энергетических хвостов. Тем не менее, Райли, превозмогая свои страдания, всё же дождалась, когда 6-53, не выдержав сверхперегрузку, после серии мозговых кровоизлияний, издала клекочущий горловой хрип и стала оседать на пол. Охотница со стоном выдернула руку, и её соперница, уже мёртвая, грохнулась на грязную поверхность, источая кровь изо рта, носа и ушей.

Флинт, получивший два ощутимых тычка ножом, совершил обманный манёвр, и, заблокировав очередной удар противника левой рукой, правой ухватил его за голову и ударил об капот грузовика. Усатый оттолкнулся от машины, после чего сделал опасный выпад, вскользь зацепив Флинту ребро. Пожертвовав очередным пропущенным ударом, 7-36 обрёл кратковременное преимущество, и тут же им воспользовался. Сначала всадил нож врагу в пах, а затем, практически мгновенно — в сердце. Не выпуская ножа из рук, суларит опрокинулся, едва не упав на тело Райли. Перевести дух Флинту не дал 'гаваец', успевший оклематься и подобраться к нему, пока энергетическая Райли сцепилась с 6-53. Уставший изгнанник лишь успел заблокировать удар, и они вдвоём, потеряв равновесие, свалились на пол. Покатались немного, стараясь подмять друг друга. В итоге 6-16 сумел превзойти Флинта. Оказавшись сверху, он замахнулся ножом, но тут же выронил его, вскрикнув от боли. Его запястье перехватила подоспевшая Райли. Не долго думая, Флинт освободил руку с ножом, и одним махом рассёк противнику горло.

— Ещё бы чуть-чуть, — 7-36 без сил стукнулся затылком об пол, даже не попытавшись сбросить с себя конвульсивно вздрагивающее тело убитого.

— Молодец, — склонилась над ним Райли.

— Ещё бы не молодец, — отдувался Флинт. — Только не прикасайся ко мне, хорошо?

5-59 угрюмо поглядел на 'профессора'.

— Эти двое не должны им достаться, — произнёс он. — Либо Мастеру, либо никому. Ты понял?

— Да, брат, — кивнул 4-43, встав позади меня и Тинки с двумя ножами, удерживаемыми в непосредственной близости от наших шей. — Я не подведу.

— Эй, 7-37! — окликнул командир Райли. — Или как к тебе лучше обращаться? Райли? Мне жаль тебя. Ведь ты не ведаешь, что творишь.

— Как раз сейчас я прекрасно ведаю, что творю, — та медленно полетела в его сторону, переливаясь сочными цветами, и оставляя шлейф угасающей энергии. — Тебе не понять этого. Меня ничто не сдерживает. Ничто не ограничивает. Это ни с чем не сравнимое удовольствие!

— Не приближайся! Я не смогу убить тебя, зато смогу убить их. Они ведь тебе зачем-то нужны?

— Не прикасайся к ним, — Райли остановилась.

— Вот так и стой. И жди, пока не рассеешься полностью. Печальный финал для хорошей изгнанницы. А ведь могла обрести счастье под сенью Братства.

— Отпусти их сейчас же, — её глаза загорелись красным цветом.

— Райли, ты распадаешься! — испугался я. — Ты теряешь свою форму! Скоро от тебя ничего не останется!

— По-моему, тебе пора вернуться в своё тело, — добавил Флинт, выбираясь из-под мёртвого суларита. — Кажется, оно того и гляди протухнет.

— Тело — это тюрьма, — сверкала улыбкой Райли. — Наконец-то я свободна.

— Разумеется, 7-37, ты свободна, — елейным голосом вещал 'командир'. -Зачем тебе, свободному существу, вся эта низменная шелуха? Тебе не нужен ни этот человек, ни эта крыса. Улетай. Наслаждайся своей свободой.

За спиной у 'профессора' тихо опустилась верёвка, но он, увлечённый напряжённым моментом, не заметил этого.

— Ты прав, — согласилась Райли. — Действительно, мне это не нужно. Ни этот человек, ни, тем более эта… Кто это вообще такая? Теперь мне нужно другое.

— Да-а, — заулыбался 5-59. -Именно, именно…

— Мне нужно другое… Мне нужно… Забрать твою энергию!

— Ведьма! Мастер Латуриэль отомстит за меня!

Изгнанница рванулась прямо на него и они столкнулись, с сильным хлопком электроразряда. Райли целиком вышибла пятьдесят девятого из собственного тела, сразу упавшего, как подкошенное, и они вместе пролетели ещё пару метров, с искрами и дуговыми молниями свалившись прямо напротив меня. Прозрачный силуэт 5-59 бился и верещал, словно его жарили на раскалённой сковороде. Сидящая на нём Райли, вспыхивающая кровавыми переливами, с безумным визгом запустила обе руки вглубь его эфирного тела, и я увидел, как по ним полилась энергия. Преодолев свою боль, дойдя до грани безумия, моя подруга превратилась в самую настоящую вампиршу. С иступлённым наслаждением она вытягивала жизнь из умиравшего в страшных муках суларита.

Не выдержав, 4-16 проскочил между мной и Тинкой, бросившись было на помощь своему командиру, но остановился в нерешительности, боясь прикасаться к двум бьющимся в смертельном экстазе энергетическим сгусткам.

— Убей их! — заметив его приближение, заорал 5-59. -Немедленно! Когда 'профессор' повернулся к Тинке, чтобы выполнить приказ, девочка чудесным образом ожила, и, сбросив разрезанные путы, вскочила со стула. Молниеносным движением, она нанесла шестнадцатому удар в горло, развернула ладонь, вцепилась в кадык, и резко вывернула его, порвав сонную артерию. С протяжным шипением, 4-16 уронил нож, который она тут же поймала, и рухнул замертво.

— Это не твоё, — злобно произнесла Тинкербелл, убирая своё оружие в ножны. Я почувствовал, что мои путы кто-то разрезает, обернулся и увидел Гудвина, успевшего спуститься с крыши на верёвке.

— Гудвин! Как же я рад тебя видеть! Здорово вы всё спланировали! Если честно, я думал, что Райли и Флинт — просто отвлекают этих уродов, а ты нападёшь сзади.

— Я тоже так думал, Писатель, — ответил Гудвин.

— В смысле?

— Райли! — перебил наш разговор крик Тинки. — Хватит! Возвращайся!

— Это кайф, — блаженно хохотала она. — Это кайф!

— Он мёртв, красавица, — освободив меня, подошёл к ней Гудвин. — Ты всё из него выкачала. Заканчивай.

— Не хочу! Не хочу-у-у, — пела Райли.

— У неё крыша поехала, — Тина подбежала к её холодеющему биологическому телу, возле которого стоял Флинт, и пощупала пульс. — Сердце не бьётся… Райли, быстрее назад!

— Да идите вы, — она лишь смеялась и радостно кружила вокруг нас с Гудвином.

— Ей кранты, — опустил голову 7-30.

— Райли! Приди в себя! Ты должна вернуться! — я попытался её остановить.

— Не-а. В эти кандалы я больше не влезу!

— Райли, пожалуйста! Пожалуйста!!! Вернись!

— В это уродливое тело?

— Да, оно уродливое! Но лишь потому, что в нём нет тебя!

— Ты правда так считаешь? — она остановилась.

— Райли, я люблю тебя! Ты нужна мне. Вернись. Пожалуйста.

— Ты мне тоже небезразличен. Но возвращаться туда. В этот кусок мяса. Я не знаю.

— Ради меня. Только ради меня.

Вздохнув, она подлетела к своей безжизненной оболочке, которая успела посинеть.

— Райли, скорее, — глядела на неё Тинка. — Ты нужна Писателю.

— Ещё пара секунд, и твоя тушка начнёт вонять, — добавил Флинт.

— За что мне это? Зачем? — с неохотой, Райли начала опускаться, ложась в своё тело и постепенно заполняя его жизнью.

Потрескивая замкнулись контакты на руках, на ногах, на пальцах. Последней воссоединилась голова. Тело вздрогнуло. Потом резко выгнулось, реанимируя сердечную деятельность.

— Главное, чтобы мозг не успел крякнуть, — шепнул Тинке Флинт. — Тогда ей труба.

— Райли, — потрогала её Тина.

Я упал рядом с ней на колени, и взял за руку. Ладонь наливалась теплом, и реагировала на прикосновение. Сжатые губы приоткрылись. Веки начали заметно дрожать.

— Мозг работает, — улыбнулась Тинка. — Успела… Вот, дурища!

— Ещё какая, — кивнул Флинт. — Но мне понравилось её шоу.

Райли приоткрыла глаза, и посмотрела на тинкину голую ногу. — Это у тебя полушорты, или полубрюки такие? Кстати, тебе идёт.

— Хорошо, что вместе с ногой не отрезали, — заулыбалась Тинка.

Пока мы отвлеклись, лежавший невдалеке суларит в капюшоне вскочил, как ошпаренный, и набросился на меня со спины. Я не успел отреагировать. Лишь услышал характерный 'Хык!' после чего, едва не убивший меня изгнанник, согнулся пополам и прилёг, будто бы на него вдруг накатила тяжелейшая усталость.

Убивший его Гудвин, как ни в чём не бывало подошёл к нам, и, вытирая нож, обратился к Райли, — Послушай, тридцать седьмая, помнится, я велел тебе охранять талукан, а не нажираться им. Было такое?

— Было, — с трудом выдавила Райли.

— Ну так какого…

— Я хотел её отговорить, — виновато ответил Флинт. — Но мне было интересно посмотреть, что с ней произойдёт.

— Как же мне хреново, — пожаловалась 7-37. -Всё тело, как сплошная рана.

— Так тебе и надо, — жёстко, но беззлобно произнёс Гудвин. — Флинт, Писатель, поднимайте её и уходим отсюда. Скоро тут появятся джамбли.

Мы принялись выполнять его приказание.

Как выяснилось, после отключения завесы, Райли, Гудвин и Флинт сунулись было меня искать, но ещё на пороге учуяли суларитов. Тогда они решили, что завеса и попытка взять Тинку под контроль — это их рук дело. Когда же я рассказал, о планах 7-40, друзья очень удивились. Узнав, что в доме находятся сулариты, троица собрала наши вещи, замела следы и смылась, прежде чем освобождённые враги вышли проверять подступы к дому. Потом ребята проследили, куда нас отвели, определили численность неприятеля, и стали думать, как нас вытаскивать. Соотношение сил было восемь к трём. Шансов никаких. Тогда спасатели пошли на хитрость — выпустили джамблей из подземелья, и заманили их к базе суларитов. Причём рассчитали момент, когда пара разведчиков, проверив дорогу, будет возвращаться назад. Успокоившиеся сулариты, не встретив ничего подозрительного, уже подходили к базе, когда на них внезапно напали джамбли. Одного боевика убили сразу. Второй сумел отмахаться, но при этом получил две тяжелейшие травмы, от которых вскоре испустил дух. По следам отступающего, джамбли дошли до ангара. Команда спасателей разделилась. Гудвин забрался на крышу постройки, куда затащил одного из джамблей, подтянув его на верёвке. Оказавшись наверху, джамбль пополз за ним, и тут же провалился вниз через сильно прогнивший участок кровли. Это тоже входило в их план. Сулариты должны были поверить, что отверстие в крыше проделали джамбли. Затем, Райли и Флинт должны были увести джамблей подальше, заставив суларитов подумать, что выход свободен. Когда бы те отправили очередную разведку, изгнанники устроили бы на них засаду, а Гудвин, воспользовавшись замешательством остальных, спустился бы вниз по верёвке и освободил бы Тинку, добавив в актив команды ещё одного бойца, и тем самым увеличив шансы на победу. Однако отогнать от ангара всех джамблей у Райли с Флинтом не получилось. Двое особо настырных продолжали ошиваться у ворот. Вот тогда им и пришёл в голову безумный 'План Б'. Райли заправляется талуканом и таранит грузовиком ворота ангара, заодно давя джамблей. Затем, когда талукан начнёт действовать, освободившаяся от внешней оболочки Райли кидается на суларитов, в то время как Флинт защищает её тело. Под шумок, Гудвин освобождает Тинку и они присоединяются к веселью, напав с тыла.

Даже со спущенными колёсами, машина успешно протаранила двери, но действие загадочного вещества всё не начиналось. Тогда Райли пошла ва-банк, съев ещё одну порцию талукана. Это помогло ей расслоиться, но едва не свернуло мозги набекрень…

К счастью, всё обошлось. Мы вырвались из лап суларитов, и, что самое главное, преодолели сложнейший путь, выдержав все невзгоды и испытания. Перед нами распахнулись врата долгожданной Апологетики.