Тенебрариум

ЧАСТЬ-3. ПУТЬ В НЕИЗВЕСТНОСТЬ

Поезд мчался на Восток. Он выстукивал по рельсам свой традиционный бит, слегка покачивая старый плацкартный вагон, пропахший угольной гарью и хлоркой. Я сидел у окна, глядя на проносившийся мимо пейзаж, и приводил свои мысли в порядок.

Прощальная апатия, кажется, завершилась. Я всегда себя плохо чувствую, уезжая из дома. Может быть потому, что редко куда-то выезжаю, а может быть просто характер у меня такой. Но, прощаясь с родными людьми, с родным городом, я как будто бы отрываю от себя частичку души. Это очень больно и стыдно. Больно потому, что мне не хочется с ними расставаться, а стыдно потому, что не смотря на это нежелание, я всё равно их покидаю.

В общем, первые часы путешествия для меня всегда мучительны. Чтобы от них избавиться, нужно обязательно поспать. После пробуждения, от депрессии не остаётся и следа. Я словно перелистываю очередную страницу своего бытия. Вот и сейчас, я выспался, позавтракал, и теперь готов к приключениям.

Впрочем, эти приключения ещё впереди. До Иркутска осталось ехать несколько дней. Подумать только! Треть отпуска — только на дорогу. Подумав об отпуске, я машинально вспомнил, как подписывал заявление у начальника. Шёл как на страшный суд: подпишет — не подпишет? Трясся. Эх-х! Что же это за дурацкая традиция такая, ежегодно, как милостыню, вымаливать заслуженный отпуск? Причём каждый год «застанное врасплох» начальство принимает твоё заявление как личное оскорбление. И чем больше недель в нём указано — тем больше начальство огорчается. Ишь чего удумал, холоп. Приспичило ему, видишь ли, целый месяц отдыхать. А работать кто будет? Начальник морщился, хмурился, вздыхал, несколько раз спросил куда я собираюсь, насколько важна моя поездка, и действительно ли так принципиально брать именно четыре недели? Поставил подпись как на собственный приговор… Да что я об этом вспоминаю? Всё позади. Главное, что отпустили. И вот я еду. Еду в Иликтинск. Не верится даже, что я на это решился.

Сказал всем, что еду на Байкал. Да, это была ложь. Но ложь во благо. Так всем будет спокойнее. Всем, кроме меня. Признаюсь честно, вопрос «что же я творю?» — одолевал меня все последние дни, с того момента, как я обо всём договорился со Следопытом, и купил билет до Иркутска. На вокзале едва не развернулся возле самого вагона, и не послал всё к чертям собачьим. Переборол себя. Теперь же мандраж понемногу меня отпускал. Хоть я так и не мог избавиться от того самого вопроса, о смысле моего безрассудства.

Про Иликтинск я, разумеется, никому и словом не обмолвился. Следопыт не требовал от меня держать язык за зубами, но я почему-то сам понял эту прописную истину. Едешь на секретный объект — помалкивай. Последние наши разговоры о запланированной экскурсии выглядели как шпионские шифрограммы. Не для кого не секрет, что ICQ-переписки читаются. Поэтому Следопыт очень рисковал, обсуждая со мной такую щекотливую тему. Так что, я просто еду в Иркутск, поглядеть на самое большое озеро в мире.

Мама одобрила мою поездку. Сказала, что это — правильный выбор. Не то, что дурацкая затея с Чернобылем. Попросила привезти фотографии Байкала…Впрочем фотки я уже заранее в Интернете накачал. Будет чем отмазаться. Нехорошо, конечно же, маму обманывать, но всё лучше, чем заставлять её волноваться, раскрыв истинный маршрут своего путешествия… Да что я говорю? Я понятия не имею, что там за Следопыт сотоварищи. Быть может, сразу выяснится, что это кидалы. Тогда я пошлю их куда подальше, а сам отправлюсь на Байкал. Говорят, там очень красиво. Может и вдохновение получу.

Мне очень хотелось верить в то, что я сумею вычислить истинные намеренья Следопыта и Робинзона при первом же взгляде на них. Хотя я прекрасно понимал, что это наивный самообман. На самом деле, мне было очень тревожно. Газовый баллончик в кармане давал слабую надежду на то, что я сумею отразить возможное нападение. Сначала я хотел взять электрошокер, но потому подумал, что он успеет разрядиться за время поездки. Идеальным вариантом была бы, конечно, травматика. Но у меня отсутствовало разрешение на неё, оформлять которое не было времени. Точнее, времени было навалом. Просто я до последнего момента не был уверен в том, что решусь поехать. А теперь вот сижу, и раздумываю, если бы, да кабы…

Да какая, к чёрту, травматика? Как она мне поможет, если там вдруг окажется целая банда? Тут уж скорее сам же наловишь из своей же травматики резиновых подарочков. Не-ет. Какой из меня Клинт Иствуд? Ни опыта, ни реакции. Ничего. Тут уж как повезёт.

И всё-таки я сумасшедший. Столько лет сидел дома, и тут вдруг сорвался. Попёрся. Да ещё и с такими деньгами. Цену Следопыт завернул немаленькую. Пришлось половину своего сберегательного счёта опустошить. Вот нажива едет к бандитам в лапы! Но почему я так уверен, что они бандиты? В конце концов, Следопыт до последнего предлагал мне подумать над этим решением. Стал бы он меня разубеждать, желая нажиться? Вряд ли. Нужно беспокоиться не о Следопыте, а о том, чтобы мои деньги не свистнули ещё в поезде. Вот это будет реальный облом. Я погладил выпуклость на жилетке, где во внутренних карманах лежали туго упакованные брикеты из купюр. Жилетка всё время на мне, а ночью я кладу её под голову. Но всё равно мне неуютно. Поезд есть поезд.

За окном мелькала серо-зелёная степь, время от времени разбавляемая жиденькими лесочками. Иногда появлялись какие-то незатейливые постройки. Мне давно наскучило рассматривать этот однообразный пейзаж, однако «возвращаться» в клетушку плацкарта не хотелось. Соседи по вагону отвлекали меня от мыслей, и немного раздражали. Над моей головой, на верхней полке сопел молодой парень в тельняшке. До него, на той самой полке мне пришлось провести целую ночь, когда какая-то толстая тётка оккупировала мою нижнюю полку, согнав меня на верхнюю. Скандалить с ней было бесполезно, поэтому я смирился. Когда толстуха вышла — я тут же вернулся на законное место.

Напротив меня сидела пара — муж с женой. Обоим где-то в районе пятидесяти. Один постоянно о чём-то бормочет, и бегает в тамбур покурить каждые полчаса, другая — неустанно шуршит пакетами и что-то жуёт. Неугомонная парочка походила на двух хомяков. Они завалили весь стол своими свёртками и бутылками, накрыв всё это стопкой дешёвых газет со сканвордами.

Боковые места занимали двое мужчин кавказской внешности. Судя по их диалогам, это были нефтяники, работающие вахтовым методом. Более молодой из них, как только появлялась связь, тут же звонил какому-то Рафику, и долго говорил с ним не по-русски. Другой, что постарше, даже днём всегда говорил очень тихо, почти шёпотом. А ночью, перед сном, регулярно делал намаз. Сначала мне было не по себе рядом с этими двумя, но потом я к ним привык, и даже проникся большим уважением, нежели к шумным и невежественным соседям напротив.

Кстати, о них. Мужик в спортивном костюме явно затаил на меня злобу, с того момента, когда я отказался с ним выпить. Ну и пусть дуется. Пить с незнакомыми, в то время, когда везёшь такие деньжищи — это верх бесшабашности. Пускай ему жена компанию составляет. Или тот засоня с верхней полки…

— Будешь курицу? — с набитым ртом прервала мои мысли женщина.

Я вздрогнул, подумав, что она обращается ко мне, и уже загодя подготавливая максимально вежливые отказы. Но предложение было адресовано её похмельному супругу.

— Неа-нуеё, — одним словом промычал тот, тряхнув головой.

— На! — жена сунула куриную ляжку ему под нос.

— Не хочу, не надо…

— Бери, сказала, ешь! Чё ты как маленький?

— Да убери ты… Не буду, чё пристала?! — мужик оттолкнул руку с куриным окорочком.

— Ой, да ну тебя. Не хочешь — как хочешь, — женщина демонстративно бросила куриную ногу в кулёк, и продолжила уплетать кусок жареного мяса.

И едят, и едят, и едят… Почему большинство людей, оказавшись в вагоне поезда, первым делом начинают распаковывать свои продовольственные запасы, и тут же их поедать, как будто голодали до этого ни один день, и вот только теперь, здесь, в вагоне, они наконец-то могут насытиться вдоволь. Просто какой-то культ еды. На всём пути следования, меня сопровождает бесконечное шуршание фольги, пшиканье открываемых бутылок, звон ложек в стаканах, цоканье яичной скорлупы и… Тут я почему-то вспомнил про хруст французской булки и чуть не рассмеялся. Действительно, «как упоительны в вагоне вечера»… Надо завязывать с этими размышлениями. В конце концов, нет ничего плохого в том, что люди любят покушать. Может они таким образом дорогу легче переносят. Или просто набрали провизии больше чем нужно, и теперь стремятся как можно скорее её уничтожить, чтобы не испортилась. Это их дело. У меня же есть более полезные темы для обдумывания. Например, моя будущая книга.

Дух путешествия всё сильнее пронимал мою хронически одомашнившуюся душу. Этим надо воспользоваться. Новые впечатления всегда бередят вдохновение. К тому же, я заметил, что проказница-муза имеет обыкновение прилетать именно в такие моменты, когда ты сидишь без дела, и не знаешь чем заняться. Тебя ничто не отвлекает и можно спокойно пораскинуть мозгами.

Итак. Вот он, мой герой. Он путешественник. Авантюрист, готовый поставить на кон всё, вплоть до собственной жизни. Всё ради острых ощущений. Ради захватывающих приключений и…

— «Оптический телескоп»… Девять букв! — громко гаркнул мужик напротив.

Оказывается, он уже успел взять со стола сканворды, и, нацепив очки, деловито их разгадывал.

— «Рефрактор», — не задумываясь ответила жена, с набитым ртом.

— Ре-е… Фра-а… Подходит… Но тогда «древковое оружие» — «Глефа», а не «Глеха».

Он принялся черкать измусоленной ручкой мнущийся лист сканворда.

Откуда такие глубокие познания в астрономии? Я даже зауважал жующую тётку. Про оптические телескопы я, конечно, знал. Но то, что они, оказывается, «рефракторы» — услышал впервые. Надо внести пометку в свою «литературную базу данных». Пригодится. У меня-то по астрономии всегда был твёрдый трояк. А эта дама, наверное, отличницей была… Если, конечно, сама не астроном.

— «Автор поэмы „Мцыри“»… — продолжал вопрошать мужчина.

— «Пушкин».

— Девять букв.

— Тогда не знаю кто…

— Вторая «Е», четвёртая «М». Кто же это, мать его?

С литературой у дамочки дела обстоят хуже, чем с астрономией. Знает, что такое «рефрактор», но не знает, что «Мцыри» написал Лермонтов. Я про себя усмехнулся.

С верхней полки свесилась пара босых ног. Парень наверху поёрзал, поправил матрас, попыхтел, и снова лёг. Поглядев на него из-под очков, «эрудит» кашлянул, поплотнее свернул сканворды, и продолжил отгадывать.

Я решил воспользоваться примером своего соседа сверху, и завалился на боковую. Спать не хотелось. Поэтому я просто лежал с закрытыми глазами, слушая, как шуршат и возятся мои попутчики. Пока лежал, отметил для себя ещё одну закономерность, сродни тем автобусным доктринам, что про поручень и руку в перчатке. В плацкартном вагоне, если ты лежишь не на боковой полке, и имеешь рост более одного метра восьмидесяти пяти сантиметров — никогда нельзя вытягивать ноги. Потому что каждый проходящий по вагону считает своим долгом за них зацепиться. Даже если только пальцы высунешь за пределы полки, совсем чуть-чуть — всё равно заденут. Словно они преграждают им путь, как турникет. Вроде бы ничего особенного, а сон тут же улетучивается.

Подобравшись, я сделал вид, что дремлю. Может быть, я бы действительно задремал, но тут неугомонный сосед опять выдернул меня из потока вялотекущих дум.

— «Лермонтов», твою мать! «Автор поэмы „Мцыри“». Вторая — «Е», четвёртая — «М», шестая — «Н». Лер-мон-тов. Подходит!

Да неужели? Я облизнул пересохшие губы и улыбнулся.

Весьма довольный своей отгадкой, пассажир отложил ручку, зашуршал бумагой, очевидно переворачивая страницу, и зачитался какой-то статьёй. Судя по его сосредоточенному сопению, довольно серьёзной. Молчание продолжалось несколько долгих минут, и я уже стал отвлекаться от мыслей о своём чудном соседе, когда его каркающий голос опять заставил меня вздрогнуть.

— Конец света скоро наступит, — по традиции громко заявил он. — Всё. Немного осталось.

— Хватит тебе глупости городить, — ответила женщина. — Этот конец света каждые десять лет обещают, а он всё не наступает чего-то. Это о чём говорит? Враньё всё это.

— Ну, в этот раз уже всё серьёзно. Пишут, что там ошибки в расчетах были, раньше. А теперь всё точно…

— Какие расчёты? Кто там чего рассчитывал? В этих газетёнках всегда подобную муть писали, чтобы наивные дураки верили.

— А может и к лучшему, если он наступит.

— Эт почему это?

— Закончатся наши мучения. Весь этот произвол, бардак…

— Нэлза так гаварыть, слущайте, — вклинился в разговор один из горцев. — Трудости нам даются Всевищним, щтоби ми их прэадалэвали. Щтоби ми баролыса. Жизн — ест барба. Так мудрие луды гаварыли. Вот щто этот конэц свэт? Всэ умэрли и чо? Кому от это харашо? Зачэм это хотэт?

— Да этот мир давно пора очистить. Столько зла в нём накопилось, столько грязи, столько ненависти. Не жизнь, а сплошная мясорубка. Не может же это вечно продолжаться.

Зарождался активный диспут. Слушая их спор, я вдруг задумался. А что если бы кто-то невидимый, незнакомый, вдруг, так же как и я сейчас, слушал бы эти речи, держа в кармане какое-то фантастическое устройство, вызывающее конец света. И этот незнакомец раздумывал бы, нажимать ему на красную кнопочку, или не нажимать? Отправлять это неблагодарное человечество в тартарары, или же дать ему посуществовать ещё немного?

Что за странные мысли? Наверное, я просто засыпаю. Разговор соседей всё больше отдалялся от меня. Я всё ещё слышал их, но уже не анализировал произнесённое ими. Последнее, что я успел разобрать, прежде чем провалиться в забытье, это приход проводника, который принёс чай и, кажется, оборвал кипевшую дискуссию.

Мне приснилось, что я приехал в Припять. Что хожу по пустынным улицам, среди заброшенных домов, и слышу голоса людей, доносящиеся из покинутых квартир. Как будто бы жизнь в городе продолжается. Однако, заглядывая в окна, в надежде увидеть жителей, я вижу только пустоту и полумрак. Где-то рокочут и сигналят машины, играет музыка, город наполнен звуками, характерными для обитаемого населённого пункта. Но это всего лишь бесплотные звуки. Город пуст и пребывает в запустении. Он точно такой же, каким я его видел на панорамных фотографиях в Интернете. Я бросаюсь от одного источника звука — к другому. Мне всё время кажется что вот-вот, за ближайшим углом я встречу людей. Но там меня ожидает очередная серая улица, заросшая чахлыми деревцами и кустарниками.

Наконец я замечаю колесо обозрения, возвышающееся над крышами, и устремляюсь в его направлении. Я почему-то уверен, что в парке аттракционов непременно должны быть люди. Хотя бы туристы. Прохожу мимо гостиницы «Полесье» и дворца культуры «Энергетик», миную невнятный пустырь, и оказываюсь среди ржавеющих аттракционов. На форуме писали, что самое радиоактивное место здесь — это «Автодром». И я вижу, как его обволакивает зелёное и гудящее марево радиации. Ну вот, а говорили, что она невидима… На всякий случай стараясь держаться от «Автодрома» подальше, продолжаю идти к колесу обозрения.

Оно оказалось поистине огромным. Намного больше, чем я себе представлял. Его верхние кабинки дотягивались до летящих по небу облаков. Ещё издали я слышал его зловещий металлический скрип. Что-то мне подсказывало, что подходить к нему близко было опасно. Но любопытство пересиливало, и я продолжал идти в его сторону, по едва различимой тропинке, заросшей пыльным бурьяном.

Чем ближе я приближался, тем сильнее колесо вибрировало и скрежетало. Я не опасался его, будучи уверенным, что если оно упадёт, то сразу же завалится на бок. И если заходить к нему спереди, то меня оно не заденет. Как же я ошибался. Стоило мне приблизиться к колесу на пару десятков метров, как оно словно ожило. Вздрогнуло, стряхнув с себя чёрную перхоть ржавчины, и вдруг резко просело вниз, сорвавшись со своих осей и расплющив нижние кабинки. Я остановился, и немного помедлил, прежде чем мне стало понятно, что это чудовищное колесо сейчас покатится прямо на меня. Как только я это понял, колесо обозрения начало катиться в мою сторону. Развернувшись, я опрометью бросился прочь. Тропинка, по которой я сюда пришёл, исчезла, а заросли сорных трав — напротив, стали выше и гуще. Я продирался через эту колючую поросль, запутываясь ногами в корневищах. Старался бежать как можно быстрее, но грохот катящегося позади колеса всё приближался и приближался, придавливая одним лишь своим звучанием.

Вокруг меня была улица. По обеим сторонам, из высоченной травы поднимались монолиты серых зданий, из оконой черноты которых до меня доносились человеческие голоса. Они кричали мне что-то, советовали, смеялись надо мной. Но самих людей по-прежнему не было. Тогда я попытался увернуться от преследовавшего меня колеса, резво свернув на соседнюю улицу. Но это не помогло. Колесо повернуло следом за мной, и продолжило катиться, наседая мне на пятки.

Чем дальше я бежал — тем гуще становилась трава. Постепенно я перешёл с бега на быстрый шаг, и, наконец, на обычную ходьбу. Двигаться быстрее я больше не мог. Грохот колеса усилился до невыносимой какофонии. Я присел на корточки, закрыв голову руками, и приготовился быть раздавленным в лепёшку. Но вместо этого проснулся.

Поезд проезжал по мосту через какую-то незнакомую реку. Где-то в передней части вагона визгливо плакал ребёнок. С другой стороны, за стеной, судя по азартным репликам и характерным сухим шлепкам, компания резалась в карты. Мои соседи молчали. Неизвестно, чем закончился спор, под который я заснул. Теперь же мои спутники пребывали каждый в своём индивидуальном молчании. Женщина читала роман в мягком переплёте, почти уткнувшись носом в страницу. Её муж забрался вместе со сканвордами на верхнюю полку, где благополучно задремал, изредка всхрапывая. Точно так же, но только на нижней боковой полке, отвернувшись лицом к окну, дремал кавказец, тот, что был постарше, и спорил о конце света. А его молодой коллега, вытянувшись на верхней, продолжал играть в свой многострадальный мобильник. За окном быстро темнело.

Господи, сколько же мне ещё ехать?

Я не знаю, что ощущают моряки, ступившие на берег после долгого плаванья. Но думаю, что они чувствуют примерно то же самое, что и человек, сошедший с поезда после нескольких дней пути. Невероятное ощущение. Как будто начинаешь жить с красной строки. Словно птица, вылетевшая из клетки, в первые минуты летящая абы куда, лишь бы лететь. Земля под ногами шаткая, в голове продолжает отдаваться монотонный стук колёс, а свежий воздух — будто наполнен мёдом. Слежавшееся тело и ноющие суставы радуются возможности наконец-то поразмяться. Хочется двигаться, бежать вприпрыжку. И я с трудом удерживаю себя от соблазна помчаться сломя голову.

Наконец-то моё железнодорожное испытание завершилось. Будет ещё одно такое, на обратном пути. Но в эти минуты мне хотелось думать о нём меньше всего. Главное, что я достойно выдержал первую, и самую нудную часть своего испытания. Впереди маячат новые открытия. Теперь уже такие близкие и ощутимые.

Немного полюбовавшись на Ангару, я вдохновенно вздохнул, и пошагал к зданию вокзала, оставляя за спиной пропитанный креозотом дух железнодорожных путей, с затихающим бормотанием диспетчеров.

Вокзальные помещения слегка приглушили мою эйфорию, вернув с небес на землю, и заставив вспомнить о плане дальнейших действий. Если верить часам, которые я предусмотрительно перевёл, меня уже должна была дожидаться экскурсионная группа. Причём, если учесть сорокаминутное опоздание поезда, то ждут они достаточно давно. Если вообще ждут. В принципе, Следопыт пообещал, что в случае опоздания, меня всё равно дождутся. Вроде как, в этом же поезде должен приехать ещё один человек из группы. Но кто его знает. А вдруг они возьмут, и уедут без меня?

С этими мыслями я вышел из зеленоватого Иркутского вокзала, и притормозил у выхода, бегло осмотрев привокзальную территорию. Из тех групп, что попадались мне на глаза, ни одна не напоминала ту, которая мне нужна. Стоп. Кажется, Следопыт что-то говорил о том, что сбор назначен на другой стороне улицы, напротив вокзала. Значит там их нужно искать.

Я в который раз обругал себя за то, что забыл записать телефон Следопыта. Сейчас бы позвонил, да и всё. Была надежда, что он сам мне позвонит. Но вдруг не станет? И что мне тогда делать? Искать их до полуночи?

Пропустив красный трамвай с номером 1, я трусцой перебежал через улицу, и оказался на узком тротуаре противоположной стороны. Однако, никаких организованных групп здесь так же не наблюдалось, кроме тех, что топтались на остановке. К счастью, почти разрядившийся телефон у меня на поясе вдруг запиликал. Номер не опознан, но я уже знал, кто это звонит.

— Алло?

— Писатель?

— Да-да. Я приехал.

— Знаю. Мы видели, что твой поезд прибыл.

— Да вот, задержался только.

— Ничего страшного. Мы тебя ждём.

— А где вы находитесь?

— А ты где?

— Я вышел из вокзала, перешёл дорогу. Стою возле ларьков. Тут ещё остановка рядом.

— Всё ясно. Значит, если стоишь лицом к вокзалу, поворачивай направо, и иди вдоль ларьков, пока они не закончатся. Там увидишь столовку. Прямо перед ней, справа, будет отворот со шлагбаумом. Мы возле него. Понял?

— Кажется, да.

— Ну всё, ждём.

Я убрал телефон, и пошёл в указанном направлении. Подозрения вновь начали меня одолевать, вплоть до озноба. Сначала захотелось перейти дорогу обратно, и посмотреть на эту компанию издали, с безопасного расстояния. Но я всё же переборол свою робость, и продолжил двигаться вперёд, разумно рассудив, что если эта группа действительно покажется мне подозрительной, то я просто сделаю вид, мол, я не с ними, и пройду мимо.

Череда ларьков закончилась. Вот, небольшое зданьице привокзальной столовой, и тот самый шлагбаум, о котором говорил Следопыт. А вот и моя группа.

Я почему-то готовился увидеть крепышей спортивного вида. И заранее продумывал траекторию обходного манёвра. Но все мои ожидания рассыпались в прах, когда я обнаружил вместо молодцеватых «бандитов», какую-то пёструю, чудаковатую компанию щуплых молодых людей, среди которых выделялись несколько очкариков, ботанического вида, и две улыбающиеся девушки. Эти ребята напоминали студентов-добровольцев из наивных советских кинофильмов. Они не вызывали ни малейшего опасения, и я, облегчённо вздохнув, с уверенностью повернул в их сторону.

На подходе меня заприметили. Все взгляды обратились в мою сторону. Я постарался улыбнуться как можно приветливее. Мне заулыбались в ответ.

— А это, наверное, наш Писатель, — знакомым голосом заговорил парень в бейсболке и камуфлированных бриджах, протягивая мне руку. — Я ещё издали увидел, как ты через дорогу перебегал. Сразу догадался, что это ты.

— Да, это я, — я ответил рукопожатием. — Следопыт, полагаю?

— Лучше Думейн. Можно просто Дум.

— Рад знакомству.

— Ребят, знакомьтесь, это — Писатель.

После того, как я был представлен, члены экскурсионной команды начали по очереди тянуть ко мне руки, и знакомиться. Я не противился своему новому прозвищу. Тем более, что называть свои настоящие имена, кажется, считалось здесь моветоном. Участников группы, не считая Думейна и меня, было восемь.

Первым со мной познакомился прыщавый паренёк с всклокоченной шевелюрой. На нём был длинный реглан с изображением рок коллектива «Nightwish», и широкие мешковатые штаны с ширинкой, болтавшейся почти возле колен. Представился он Тимоном. Вторым поздоровался подтянутый и стройный парнишка, в чёрных очках и шикарной ковбойской шляпе. Я нисколько этому не удивился его прозвищу — «Ковбой». Затем, был очкарик-блондин в рубашке хаки, представившийся Ромео. И кривляющийся доходяга в синих джинсах, такого же цвета джинсовой куртке и бейсболке, похожей на Думейновскую. Этот не выпускал из рук планшетный компьютер, и гордо именовал себя Шеп.

Далее следовал облачённый в трёхцветный камуфляж коренастый мужчина, выделяющийся из молодёжной тусовки своим очевидным возрастом. Ему было явно не меньше сорока. С явной проплешиной, умудрённым взглядом и скучающей улыбкой, как бы говорящей о том, что эта шумливая молодёжь его утомляет, но он терпит её из вежливости и из-за необходимости. Представился он тоже не дурацкой кликухой, а вполне себе обычным именем — Николай. И, судя по шевельнувшимся губам, хотел было добавить отчество, но вовремя остановился, видимо побоявшись своей явной официальностью задеть остальных членов группы.

Кареглазая девушка маленького росточка, но с очень звонким голосом, сначала представилась Юлей, потом запнулась, зарделась, словно сказала глупость, и поправилась — Джульетта. После чего, блондинистый «ботаник» шутливо потрепал её волосы. Теперь стало понятно, чья она спутница.

Последними двумя членами группы оказались иностранцы. Судя по всему — англичане, хотя Дум и Робин за глаза постоянно называли их «америкосами» и «пендосами». Парень, под два метра роста, с длинными, до плеч, волосами, в аккуратных очках и модной красной ветровке, откликался на имя Крис. Его супругу-брюнетку, в такой же ветровке с непонятным логотипом, звали Оливией. Как потом выяснилось, мама у Оливии — русская, поэтому девушка довольно сносно, хоть и с заметным акцентом, говорит по-русски. В отличие от Криса, который по-русски двух слов связать не может, поэтому пользуется услугами личной переводчицы. Парочка держится слегка обособленно, но всё же пытается делать вид, что понимает, о чём стрекочут остальные члены команды. Во всяком случае, когда после чьей-то шутки все начинают смеяться, хохочет даже Крис, явно ничего не понимающий. Мне это понравилось. В конце концов, если человек смеётся просто, когда смеются другие, чтобы поддержать их веселье — это, на мой взгляд, хорошая, компанейская черта. Ещё я почему-то заострил внимание на обуви Криса и Оливии. Оба были обуты в песочного цвета берцы натовского образца. Пока я их рассматривал, Думейн рядом со мной упорно пытался кому-то дозвониться, еле слышно бормоча ругательства.

— А о чём ты пишешь? — отвлёк меня любопытный Ромео, неожиданно застав врасплох.

— Да, в общем-то, о разном, — нелепо ответил я.

Собеседник ждал, что я продолжу. Я видел это по его внимательному выражению лица, но никак не мог сообразить, что же конкретно мне ответить. Раскрыл было рот, чтобы выдать какую-то банальность, но тут выручил Думейн, у которого наконец-то не выдержали нервы:

— Да где же его носит?!

— Кого? — спросил я, с облечением оборвав диалог с Ромео.

— Да Зелёного этого.

— Какого Зелёного?

— Кренделя ещё одного, который должен был вместе с тобой приехать, на том же поезде. Звоню ему, а у него телефон отключен.

— Наверное, аккумулятор разрядился.

— Скорее всего.

— Хорошо, что я додумался запасной взять. А то бы сейчас вот так же блуждал.

— Продуманный. Молодец. Не то, что некоторые.

— А почему он «Зелёный»?

— Да гринписовец очередной. Борец за экологию. У нас ни одна вылазка без них не обходиться. Задолбали. Нос свой суют куда не надо, выступают, нарушают правила, всё пытаются что-то вывезти с Зоны. Какие-то образцы, материалы… В общем, одни проблемы с ними. Хуже этих «воинов радуги» только журналюги.

— А зачем вы их тогда берёте, если они такие?

— Деньги платят. Да и потом, лучше уж знать заранее, что он — зелёный, чтобы ещё загодя быть готовым к его выходкам. А если им запрещать, они ведь всё равно пролезут в группу, только уже тайно. Зачем нам нужны такие сюрпризы? Пусть едут, пусть берут свои образцы. Всё равно на периметре «опричники» всё у них отберут. Первый раз что ли? Кстати, вон эти, (он максимально снизил тон, коротко кивнув в сторону иностранцев) — тоже из какой-то там международной экологической организации. Слетаются как мухи на дерьмо.

Тут возле нас замаячил какой-то тип в панамке, с бородкой-эспаньолкой. Допивая минеральную воду из маленькой бутылки, он сначала ходил туда-сюда, бросая на группу косые взгляды, а потом, выкинув опустевшую бутылку в урну, начал неуверенно приближаться.

— А вот, похоже, и он, — заметил его Думейн.

— Простите, здесь собираются на экскурсию? — козлиным голоском проблеял вновьприбывший.

— Здесь, здесь, — Дум сделал пригласительный жест. — Давай, Зелёный, только тебя и ждём.

— А я уж думал, что вы без меня уехали.

— Куда же мы без тебя?

— Телефон, зараза, разрядился. Надеялся, что аккумулятор выдержит. А он прямо перед Иркутском крякнуся, — Зелёный сходу протянул руку Думейну. — Леонид.

— Зелёный, — поправил его Дум. — Так привычнее. А я — Думейн. Будем знакомы. Ладно, всё, я звоню Робину, а то он поди уже на говно исходит. Вы тут пока знакомьтесь.

Я пожал тоненькую, холёную и слегка влажную лапку Зелёного, и тут же отошёл вслед за Думейном, чтобы не толкаться с остальными знакомящимися. А Дум уже вовсю названивал своему коллеге.

— Робин? Да, все в сборе. Да, поезд опоздал. Ну да. Писатель сразу пришёл, а Зелёного пришлось подождать. Ага-а, заблудился малёха. Ты там уже на стрёме? Заводишь? Ну всё, о`кей, тогда ждём-с, — он нажал на «отбой», и довольно посмотрел на меня. — Робин подъедет через пять минут. Так, народ, все идёмте за мной! Он подъедет вон к той парковке.

Группа загудела, зашевелилась, начала навьючивать рюкзаки, и поднимать лежащие на асфальте сумки. Мне было непонятно, почему Робин сразу не мог подъехать и припарковаться. Но я не стал приставать к Думейну с этими глупостями. Мало ли, в чём причина? Может быть здесь парковка платная, или же машина у Робина какая-то особенная, а может всё это ради конспирации. Какая разница?

Мы ждали недолго.

— А вот и он, — сообщил Думейн, указав на подъезжающую белую ГАЗель, которую я изначально принял за обычную маршрутку. — Давайте без толкучки, без суеты, быстренько грузимся…

Группа дружно заполнила салон, и машина тронулась с места. Мне досталось переднее сиденье, расположенное спиной к водителю. В обычных маршрутках я органически не перевариваю подобных участков, так как сидя на них, всю дорогу приходится передавать туда-сюда деньги и проездные талончики, а лично меня это занятие страшно раздражает. Поэтому, поначалу я инстинктивно напрягся, ожидая, что кто-нибудь из пассажиров вот-вот протянет мне деньги за проезд. Ох уж эта привычка!

Народ в салоне перебрасывался весёлыми репликами. У всех было приподнятое настроение. Люди были готовы к новым открытиям, и я разделял их единый настрой.

В дальнем конце салона, возле задних дверей, было сложено нагромождение из запасных колёс и глыкающих канистр с бензином, от которых время от времени потягивало специфическим амбре.

«Вот убьют нас всех, а потом этим самым бензинчиком обольют и сожгут», — подумал я, поймав себя на мысли, что мне от этой догадки не только совсем не страшно, но даже наоборот — смешно.

Машина двигалась по незнакомым улицам, временами останавливаясь на светофорах. Я слышал, как водитель обсуждает с Думейном какие-то посторонние темы про автострахование и увеличение цен на горючее. Ничего подозрительного. Бытовой трёп. Среди пассажиров царила беспечная атмосфера, как среди школьников, которых везут отдыхать на природу. Джульетта оживлённо показывала на какой-то ресторанчик, мимо которого мы проезжали, и говорила как хорошо они вчера вечером там посидели. Тимон притворно восхищался её описаниями, не сводя с девушки более чем откровенного взгляда. Шеп традиционно водил пальцем по экрану своей электронной игрушки. Зелёный что-то активно обсуждал с Оливией.

— А ты уже опубликовал что-то? — вновь пристал ко мне Ромео.

Да что же он привязался-то, как банный лист? Лучше бы за пассией своей последил, а то ведь уведут ненароком. Вон, как Тимон на неё поглядывает. Как кот на сметану. Ловелас прыщавый.

— Нет, — я решил не врать. — Пока что, увы, ничего. Вот, приехал на поиски материалов для своей будущей книги. Авось, что-то да найду.

— Значит ты ещё не пробовал публиковаться, — не унимался занудный очкарик.

— Ну почему же не пробовал. Пробовал. Но безуспешно.

— Надо ещё пробовать. Рано или поздно тебя опубликуют. Никуда не денутся. Нам нужны хорошие книги.

Откуда у него такая уверенность, что я — хороший писатель? Может быть мне, на самом деле, грош цена, как автору. С чего он взял, что я обязательно должен печататься? Ведь ни одной моей книги он не читал, и даже не знает, как я пишу. Но уже советует, поддерживает, ободряет. Наверное, у людей отношение к писателям сродни отношению к докторам. Ну, к примеру, когда мы узнаём, что человек — доктор, то у нас тут же появляется стереотипичная уверенность в его профессионализме. Что он и диагноз непременно верный поставит, и операцию любой сложности запросто проведёт. А этот горе-фельдшеришка, на самом-то деле, бездарь криворукий, которого к больным и на пушечный выстрел подпускать нельзя. Но статус «доктор» делает его в глазах рядовых обывателей гарантированным специалистом. То же самое касается и статуса «писатель»…

— А в каком жанре ты пишешь?

— Драматургия… В основном… Но планирую переключиться на фантастику.

— Фантастика — это хорошо. Это интересно. Эту тему нужно развивать. Драматургия — это слишком сложно. На любителя. Фантастика — совсем другое дело. Кстати, а ты фентези не пишешь?

— Нет.

— Жаль. Я уважаю фентези. Ты читал таких писателей, как…

Далее он начал перечислять авторов, большую часть из которых я, к стыду своему, не знал. Сначала меня подмывало соврать, ответив, что я их читал, но я вовремя прикинул, что Ромео тут же начнёт расспрашивать, какие из книг этих писателей мне понравились больше всего, и что я думаю о каких-то там персонажах. Поэтому я решил быть откровенным, и честно признался, что ничего не читал.

— Как? — для Ромео это было непостижимо. Писатель, и не читал таких известных творцов. Я отшутился бородатым анекдотом, мол «чукча не читатель, чукча — писатель». И добавил, что фентези не увлекаюсь.

Собеседник попытался было что-то возразить, дескать, некоторые из перечисленных им писателей пишут не только фентези, но и фантастику. Да и вообще они весьма популярные личности. Удивительно, как это я до сих пор обделял их вниманием? Я ответил, что всё у меня впереди. Я обязательно воспользуюсь его советом, и как только вернусь домой — так сразу же ознакомлюсь с этими гениальными произведениями.

Не знаю, сколько бы я ещё смог вытерпеть назойливость Ромео, но вскоре мои мучения были прерваны остановкой нашей ГАЗели. Мы приехали в какой-то тихий дворик, расположенный в одном из спальных районов Иркутска. Здесь было немноголюдно, и я сразу сообразил, что сейчас будет производиться расчет. Момент истины наступил. Теперь-то мы и узнаем, афера это, или нет. Впрочем, то, что нас хотят рассчитать в городе, а не везут для этого в глухую Тайгу — уже радовало. Значит, убивать нас не будут. Наверное.

Я в очередной раз обозвал сам себя безумным идиотом, и с каким-то обречённым задором стал ожидать развития дальнейших событий.

— Куда это мы приехали? — озирался Ромео.

— Похож, сейчас расплачиваться будем, — быстро догадался Шеп.

— Верно, — крякнул Думейн, выбираясь из кабины. — Выходите на улицу. Проведём последний инструктаж.

— Как-то уж больно мрачно звучит — «последний инструктаж», — усмехнулся Николай, открыв дверь, и грузно спрыгнув на пыльный тротуар.

— А это уже от вас будет зависеть, насколько «последним» он будет, — нервно добавил Дум. — Давайте быстрее, выбираемся. И так уже из графика выбились.

Наконец-то я смог разглядеть нашего водителя и, по совместительству, проводника — Робина. Признаться, доселе у меня в голове стойко отображался облик эдакого персонажа из фильма Тарковского: щуплый, лысенький, тихий и немного юродивый тип, не от мира сего. Но Робин оказался совсем не таким, каким я себе его представлял. Это был сутуловатый парень с соломенными волосами, выпирающим адамовым яблоком и выцветшими серыми глазами. На нём была обычная фланелевая рубашка с закатанными до локтя рукавами, видавшие виды джинсы и стоптанные кроссовки. Типичный деревенщина, никакого романтического благородства. По сравнению с ним даже Думейн выглядел более стильно. В общем, поначалу я в нём разочаровался.

— Значит так. Вот это — тот самый Робинзон, о котором вы все уже наслышаны. Он будет вашим проводником и гидом, — стараясь держаться как можно официальнее, представил водителя Думейн. — Прежде чем все формальности будут соблюдены, и вы заступите в его распоряжение, ещё раз хочу донести до вашего сведенья информацию о потенциальном риске, с которым сопряжено запланированное путешествие. Так вот, повторяю, что опасность, которой вы подвергнетесь, реальна и неиллюзорна. Вы можете не вернуться из этой поездки.

— А были случаи, что кто-то не возвращался? — спросила Джульетта.

— Были. И не раз. Робин, сколько ты потерял за всё время?

— Не помню точно, — поморщился Робинзон, было видно, что ему неприятно об этом вспоминать. — Человек тридцать — тридцать пять, может быть.

— Вот видите. В последний раз вам говорю, подумайте. Рассудите рационально. Зачем вам лезть туда, где вы легко можете погибнуть? Вы молодые, здоровые люди. У вас вся жизнь впереди. Стоит ли класть её на одни весы со смертью, ради каких-то сомнительных чудес? У вас есть последний шанс передумать, и не ездить…

— Ага, и зачем мы тогда сюда пёрлись? — ответил Тимон.

— Поверьте, здесь есть масса не менее интересных и вполне безопасных мест. Один Байкал чего стоит. Отсюда до него на машине меньше часа езды. Красотища неописуемая, впечатлений получите море, и живыми останетесь.

— А мы с Юльком только что с Байкала вернулись, — ответил Ромео. — Назад, что ли, ехать? Не-ет, раз уж решили…

— Чё ты нас отговариваешь? Мы сюда не для этого приехали. Если вы собрались показать нам Зону — так показывайте, — начал нервничать Шеп.

— Выбор за вами, — вздохнул Думейн. — Но учтите. Деньги назад не возвращаем.

— Кто бы сомневался, — хмыкнул Тимон.

— Короче, уважаемые. Те, кто всё-таки решили ехать, садятся обратно в машину. Я дам вам подписать кое-какие соглашения, снимающие с нас ответственность за вашу безопасность. То есть, что бы с вами там не случилось — мы за это никакой ответственности не понесём. Это сугубо ваше право на риск. Мы лишь предоставляем вам возможность нелегально, подчёркиваю — «нелегально», пересечь закрытые кордоны, и посмотреть на запретную территорию. Подписав документ, и оплатив наши услуги, вы переходите в подчинение к Робину. С этого момента, Робин — ваш царь и бог. Если хотите вернуться целыми и невредимыми, прислушивайтесь к каждому его слову. Все его указания и предписания считайте законом, который следует неукоснительно исполнять. Вам всё понятно?

— Понятнее некуда. Надеюсь, что у Робина фамилия не Сусанин? — сострил Николай.

По группе прошёлся лёгкий смешок.

— Может и так, — хмуро кивнул Робин. — Поэтому Дум и предложил вам поразмыслить немного, прежде чем ехать со мной. Никаких гарантий я вам давать не собираюсь. Всё основывается на полном, беспринципном доверии. Верите мне? Поехали. Не верите — лучше оставайтесь здесь. Так всем лучше будет: и вам и мне.

— Вопросы у кого-нибудь есть? — спросил Дум, вынимая из кабины стопку бумаг.

— Сколько продлится экспедиция? — спросил Ромео.

— Два дня, — ответил Робин. — Значит сейчас выдвигаемся к Зоне, пересекаем первый кордон, доезжаем до деревни Паутовки, там ночуем. А завтра поутру стартуем дальше, проезжаем второй кордон, и добираемся до Иликтинска. Там тусуемся три часа. Больше не позволяют опричники. Да и самим стрёмно. Потом едем назад с небольшой остановкой в Паутовке. К вечеру добираемся до Иркутска, и прощаемся.

— А на ночёвку оставаться обязательно? Сегодня туда-обратно махнуть никак не получится? — спросил Ковбой.

— Не получится. До Иликтинска двести пятьдесят километров. Плюс бодания на кордонах, сначала с полицаями, потом — с опричниками. До наступления сумерек осталось чуть больше пяти часов. Туда днём-то опасно лезть, а как начнёт смеркаться — вообще самоубийство. Поэтому будем поступать по-уму. Кстати, Дум вас предупреждал насчёт фотиков и прочего?

— Предупреждал, — кивнул Тимон. — И чё?

— Угу, и все набрали фотокамер, да планшетников. Как об стенку горох, — покачал головой Думейн.

— В общем, предупреждаю. Опричники вам не позволят аппаратуру провезти. У них там всё как в аэропорту, просвечивается.

— Чё, отберут, что ли? — насторожился Шеп.

— Отобрать — не отберут, но заставят сдать на хранение, пока мы по городу шлёндаем. Ну а если выяснят, что среди вас есть журналисты — то вообще в город не пустят. Поэтому, господа спецкоры, если вы маскируетесь, то знайте. Нам-то плевать, а вот опричники вас полюбому вычислят и высадят. Считайте, зря деньги заплатили.

— А на писателей это не распространяется? — осторожно спросил я.

— На писателей — не должно. У нас, правда, не было ещё писателей ни разу. Но были учёные, художники. Их пропускали, — кивнул Робин.

— А если у нас тут кое-что, кое-какие приборы, — озабоченно залепетала Оливия.

— Да-да, дозиметр, там, термогигрометр, — присоединился Зелёный.

— Это активисты, что ли, опять? — спросил Робин у Дума.

— Они самые.

— Понятно… Нет, на вашу шарабуру опричники не реагируют, так что не парьтесь. Главное, не буйствуйте на кордонах, и не пытайтесь что-нибудь вытащить с Зоны. Этого они не любят.

— Ну что? Ещё вопросы есть? — повторил Думейн, недвусмысленно поглядывая на часы.

— У матросов нет вопросов, — кивнул Робин. — Тогда порядок. Все, кто готовы отправиться со мной — милости прошу в транспортное средство. Дум, раздай им прокламации, пусть подпишут. Вот, сейчас вам мой коллега раздаст листочки. Ознакомьтесь, подпишите, и вносите оплату, согласно нашей договорённости.

Команда потянулась обратно в салон, у входа поочерёдно принимая из рук Думейна листы А4 с отпечатанным на них текстом. Я принял свой лист, и забрался в прохладный, попахивающий бензином салон. Угнездившись на свободном месте, принялся изучать документ. Это была обычная записка, простой формы, в которой говорилось, что я — «ФИО», паспорт: «серия, номер, выдан», отправляюсь в экстремальный поход добровольно и без принуждения. А гражданин Скворцов Максим Игоревич (так вот как зовут Робина на самом деле) — выступает в данном походе как наёмный водитель, согласившийся доставить меня до указанного мною места, по моей личной просьбе. И он не берёт на себя ответственность за мою жизнь, или здоровье во время вышеуказанного турпохода. Дата, подпись.

Вот так. Подписываю сам не знаю что, развязывая руки сам не зная кому. По-идее, они же мне сами неоднократно предлагали отказаться, одуматься. Никто пистолет у затылка не держит. Пинками в Тайгу не гонит. Если сомневаюсь — могу вернуть лист Думейну, и покинуть это подозрительное общество, пока не стало слишком поздно.

Покинуть? Когда я так далеко зашёл? Не-ет. Теперь уж, «или в стремя ногой, или в пень головой». Будь что будет. Азарт полностью меня захлестнул, а подогретое организаторами любопытство достигло стадии кипения.

Вот незадача! Я вспомнил, что у меня нет с собой ручки. Демонстративно пошарив по карманам, я рассеянно произнёс:

— Ё-моё! Ручку, наверное, в поезде оставил…

— Подписывай коровью, — шутливо прошипел Тимон.

Осклабившись, он услужливо протянул мне авторучку. Пристроив листок поудобнее, я вписал своё имя, паспортные данные и поставил подпись. Теперь пришло время расстаться с деньгами. Ощущая себя безнадёжным лохом, я аккуратно, чтобы не зацепить никого из сидящих, проследовал в переднюю часть салона и примостился рядом с расплачивающимся Зелёным. Думейн напряжённо считал деньги, а Робин, с отсутствующим видом, курил, выпуская дым через открытое окошко.

— Так, всё, порядок, — кивнул Дум, обматывая толстую пачку денег резинкой, и опуская её в раскрытую спортивную сумку под ногами. — Следующий.

Я расстегнул внутренний карман на жилетке, и подрагивающими руками начал вынимать один брикет за другим. «С деньгами надо рассатаваться легко» — вспыхнула в голове издевательская цитата. Боже мой, что я творю… Сколько денег. Сколько трудов потрачено на то, чтобы их заработать. Впрочем, разве они приносили мне счастье, пока лежали в банке? А сейчас, может быть, это их звёздный час — сделать меня счастливым, и вывести на новую орбиту жизни…

Думейн принял мой документ, бегло сверил данные с паспортом, и, разрывая банковские упаковки, принялся пересчитывать купюры. «Это сколько же они заработали за один день?» — подумал я. — «Вот ведь умельцы, нашли себя. На этом заработке можно несколько лет жить — не тужить. Забыть обрыдлую работу, дурное начальство и каждодневную нервотрёпку». Я завистливо вздохнул.

— Порядок, — оборвал мои мысли Дум. — Кто там следующий?

Я уступил место подошедшему Ковбою, и, вернув ручку хозяину, присел на соседнее сиденье, на котором сидел когда мы сюда ехали. Всё. Капкан захлопнулся. Надеюсь, что я не пожалею об этом. Внутри меня всё сжималось от предчувствий. Успокаивали только беззаботные лица большинства спутников. Они деловито переговаривались и шутили.

— Слышь, а зачем канистр так много? — поинтересовался Ковбой, пока Дум считал его деньги. — Тесноту же создают, да и попахивают.

— Это для «грязной машины» бензин, — не поворачивая головы ответил Робин. — В Паутовке негде заправиться — Зона. Поэтому приходится с собой горючку возить. Что поделать? Терпите.

Что это за «грязная машина» он не пояснил. Очередная загадка.

На смену Ковбою пришёл Николай, и я отвернулся к окну. Время шло. Путешественники подходили один за другим, протягивали заполненные документы с паспортами, и деньги. Думейн сосредоточенно шуршал купюрами, раз за разом считая от одного до десяти. Иногда он сбивался, и начинал пересчитывать по-новой.

Эта процедура продолжалась пока все пассажиры не расстались со своими кровными. От поездки не отказался никто.

— Ну что там. Все, что ли? — обернувшись в салон, спросил Дум.

— Да! — гаркнул Тимон.

— Замечательно… Ладно, — он обратился к Робину. — Роб, подкинешь меня до места?

— Естественно, — ответил тот. — Мало ли чё.

Зажужжав зажиганием, ГАЗель бытро завелась и резво тронулась с места, подняв позади себя облачко пыли.

Дум и Робин вполголоса вели разговор. Их никто не слышал, кроме меня, так как я сидел к ним ближе всех.

— Десять, да? — спросил Робин, выбрасывая окурок.

— Угу, — ответил Дум. — Мачо, баклан, хакер, старпёр, писатель, ботан с подругой, эколог и пара буржуев.

— Буржуи откуда? Пендосы?

— Типа того.

— По-русски хотя бы волокут?

— Чувак ни бельмеса не рубит. Девка, вроде бы, петрит малёха.

— Блин, вот нахрена они мне? Опять начнут дрыгаться, а мне потом грёбанные международные скандалы разгребать. С горем пополам от ситуёвины с тем фрацузиком отмахался… Ну помнишь? Этьен. Придурок взбалмошный. Который в Скороварку залез. Два года. Два года меня мурыжили! По слухам, даже Интерпол подключали, прикинь? Сколько денег пришлось вбухать, чтобы отмазаться. Считай, двухходочный заработок на этой катавасии просрал. Если бы не те расходы, сейчас бы в Зону ни за что не попёрся, задницей рисковать. В такое-то время.

— Помню ту жесть. Эх! Чудом ты выкрутился.

— Чудом… То «чудо» звать Полковником.

— Мдя. Я и представить себе не мог, что тебе хватит яиц к опричнику за помощью обратиться. И уж тем более не думал, что он тебе поможет. Опричники же, они вообще…

— В том-то и дело, что «они вообще». Но у меня не было выбора. Мне есть что терять, ты же знаешь. А Полковник помог. Реально помог. Не за «спасибо», конечно, но выручил.

— Да уж, Этьенчик подложил нам свинью. Козёл французский. Но с америкосами у нас, вроде, никогда таких проблем не было.

— Надеюсь, что и не будет. Ладно, хрен с ними… Авось прорвёмся.

Мы проехали несколько кварталов, после чего Дум, обернувшись в салон, громко сообщил:

— Ну что, господа-товарищи? На этом я с вами прощаюсь. Передаю вас в надёжные руки Робина. Слушайтесь его, и не подводите. Желаю хорошо поразвлечься и нахвататься впечатлений.

— Спасибо, — откликнулась пара пассажиров.

Выпрыгнув из кабины, Дум забросил сумку на плечо, и бодрым шагом поспешил в сторону ближайшего жилого дома.

— Давайте кто-нибудь вперёд подсаживайтесь, — предложил нам Робин. — Путь неблизкий, а вы там как селёдки в бочке.

На предложение тут же откликнулся Ковбой, сидевший ближе всех к двери, который тут же занял место на переднем сиденье.

— Короче, сначала заедем заправиться. А потом, вперёд, на мины, — Робин крякнул первой передачей, и надавил на газ.

— А нам разве того бензина мало? — Ковбой ткнул большим пальцем себе через плечо.

— Сказал же русским языком, тот бензин — для «грязной машины».

— Что за «грязная машина»?

— Мы на неё пересядем в Паутовке. А эта машина — «чистая». На ней ехать в Иликтинск нельзя. Не дай боже, заразу какую подцепим. На кордоне тут же вычислят и не пропустят. Придётся обратно пешкарусом чапать.

На выезде из города ГАЗель заехала на заправочную станцию. Я смотрел, как Робин бегает расплачиваться за бензин, а затем возится со шлангом. «Во что же ты вляпался, уважаемый Писатель? Куда же тебя везут?»

Наш путь пролегал по пустой трассе. Сначала мы проехали посёлок Усть-Ордынский, затем, село Баяндай. Покамест, ничего из ряда вон выходящего я не наблюдал. Хотя, здешняя местность показалась мне весьма живописной, и я даже сделал несколько фотографий, которые, впрочем, получились не очень хорошо, так как нашу ГАЗель регулярно потряхивало. Время от времени, в поле зрения проскакивали мелкие населённые пункты с забавными названиями, типа Шаманка, или Половинка. Я поймал себя на мысли, что интуитивно стараюсь запоминать дорогу, как кот, которого увозят из дома, чтобы где-то бросить на произвол судьбы. Ощущение было неприятным, и я постарался отвлечься от него.

В салоне, тем временем, шла оживлённая беседа. Активно жестикулирующий Зелёный эмоционально вещал о чудовищных последствиях катастрофы, случившейся в Мексиканском заливе. Иностранцы его поддерживали. Даже Крис пытался вставлять какие-то реплики по-английски. Видимо, улавливал знакомые слова.

— Ведь вы понимаете, какая штука. Никто ничего не знает. Никому ничего не говорят! — махал рукой эколог. — Сверху почистили, для отвода глаз. Цифры нарочно занизили, чтобы масштабы загрязнения убавить, и меньше штрафа заплатить. А вся эта нефть. Колоссальное количество нефти! Осталось на глубине. И как всё это теперь нейтрализовать — никто не знает. Ни корпорации, ни правительства, ни экологи. Всё потому, что первые скрывают факты и реальную обстановку, вторые покрывают первых, а третьи пребывают в неведенье. Но ведь это не может продолжаться вечно. Над нами нависла реальная угроза. Весь мир балансирует на краю пропасти…

— Если тебя так волнует проблема Мексиканского залива, чего же ты туда не поехал? — скептически спросил Тимон.

— Во-первых, там и без меня хватает специалистов. Которые уже реально работают, и помогают решить проблему. А во-вторых, я чувствую, что эта самая Иликтинская Зона — является очагом гораздо более страшного экологического бедствия, по сравнению с которым меркнут все остальные.

— Ну что ж, если это так, значит мы все умрём.

— Не ёрничай! Вот из-за таких, как ты, из-за шибко остроумных пофигистов, наша природа и гибнет повсеместно. Вырубаются леса, загрязняются реки, атмосфера…

— Ладно-ладно, не кипятись, я ж просто пошутил, — Тимон поднял руки. — Я уважаю вашу работу. Серьёзно. Но я реалист. Да, допустим, власти скрывают, допустим, имеет место быть правительственный заговор. Пусть так. Но с чего ты взял, что сможешь в одиночку всех разоблачить? Робин же тебе доходчиво объяснил — там, на кордонах, всё фильтруют. Никаких доказательств тебе вынести не позволят.

— А я попытаюсь.

— Ты на самом деле чудак, Зелёный, — присоединился к Тимону Ромео: Сам говоришь, «зловещий заговор», «сокрытие страшной правды», ля-ля-тополя. Я считаю, что если власти действительно озабочены сохранением этой великой тайны, то им проще убить тебя, нежели позволить приоткрыть её завесу. Если хочешь реально повлиять на обстановку, то следует действовать организованно. Должна быть подобрана команда, нужно заручиться серьёзной поддержкой «сверху»… СМИ подключить, в конце концов…

— Которые здесь так не любят, — Тимон с улыбкой покосился в сторону водителя.

— А то, что ты делаешь — это Дон Кихотство, — Ромео откинулся на спинку сиденья, и приобнял свою подругу. — «Один в поле не воин».

— А я не один. Я с коллегами, — Зелёный указал на иностранцев.

Те утвердительно закивали.

— Ну, да. Это же в корне меняет дело. Три, конечно же, больше чем один, — иронично парировал Тимон.

— А что делать? — развёл руками Зелёный. — К сожалению, коррупция пробралась даже в ряды Гринпис. Чему удивляться? Корпорации регулярно внедряют своих агентов, чтобы те мешали нам выполнять свою работу. Эти агенты, закрепляясь на управляющих должностях, начинают саботировать нашу борьбу за чистоту окружающей среды. Вставляют нам палки в колёса, бюрократическими проволочками тормозят процессы, требующие решительных мер. Вот и приходится действовать вопреки, без прикрытия и полулегально.

— Я бы сказал, совсем нелегально, — поправил Николай.

— Куда деваться, если нас загоняют в такие рамки? Раз моим предшественникам не удалось повлиять на ситуацию, то это не значит, что надо прекращать борьбу.

— Значит, кто-то из твоих знакомых уже туда ездил? — спросил Ромео.

— Двое, — кивнул Зелёный. — Одного из них я знал лично. Он-то мне и дал координаты Дума и Робина. Правда, с большой неохотой.

— И что он рассказывал? Ну, о Зоне, — спросила Джульетта.

— Да практически ничего. Сказал, что нам не следует туда лезть — только хуже сделаем.

— Что же он там такого увидел?

— Вот и я думаю. Как будто уезжал один человек, а вернулся совершенно другой. Напрашивается вывод. Либо его там хорошенько запугали, либо промыли мозги.

— А что им мешает так же и с тобой поступить? — криво улыбнулся Тимон.

— Ничего, — ответил Зелёный. — Может они и со мной что-нибудь сотворят. Но я хотя бы попытаюсь. Я к этому готов. Сделаю всё, что в моих силах. А если не справлюсь, то мне на смену придут другие.

— «А если я погибну, пусть красные отряды, пусть красные отряды отплатят за меня», — пропел Ромео.

— Зелёные! — рассмеялся Тимон.

— Точно. Зелёные.

— Смейтесь, смейтесь. Вы только и можете — насмехаться. Зато у меня есть цель в жизни. Я знаю, за что борюсь. И моё дело — правое.

— Святое, — скромно добавила Оливия.

— Вот именно. Это наша миссия. Наш путь. А что движет вами? Во ты, уважаемый Тимон, ради чего туда едешь? Какова твоя цель?

— Я? — вопрос стал для Тимона неожиданностью, но он быстро собрался. — Ну, я, что, я? Я еду за острыми ощущениями. За экстримом. Опасность меня заводит. Где я только не побывал. Прыгал со скал, с парашютом, на резинке. Освоил бэйс-джампинг, альпинизм, сноубординг, гонки на выживание, экстремальный мотокросс, экстремальный дайвинг. Плавал с акулами-людоедами. У меня травм было, больше чем костей. Но всё это фигня. Моя главная страсть — это путешествия. Путешествия по самым опасным местам мира. Где я только не был. В Австралии, в Мексике, в Индии, в Африке. Повидал самые жуткие пустыни, самые непролазные дебри. Разок, гостил у дикарей-людоедов. Был укушен ядовитой змеёй. Выжил. Несколько раз в меня стреляли какие-то черномазые бандюки. Как видите, не попали. Риск стал для меня нормой жизни. Я не могу без адреналина. Он как наркотик. Не принял дозу — начинает ломать. Вот и сейчас. В поисках самых опасных мест на глобусе, обнаружил эту самую Зону, и понял — это моё. Я должен там побывать!

— Ты крутой перец. Мы с Юльком тоже заядлые путешественники, но чтоб вот так, специально нарываться на неприятности, — Ромео протёр очки платочком.

— Ну да. Нас просто тянет туда, где интересно, — согласилась Джульетта. — Каждое лето стараемся куда-нибудь выбираться. В основном, предпочитаем отечественные достопримечательности. У нас ведь их так много: Карелия, Камчатка, Сибирь…

— По странам СНГ тоже катались: были в Белоруссии, Прибалтике, Казахстане… В Крыму. Чернобыль посещали.

— Я тоже там был. Ничего интересного, — поморщился Тимон.

— А нам понравилось. Собственно, после Чернобыльской поездки мы и загорелись аномальными зонами, городами-призраками. Вот и в этом году решили двух зайцев убить. И на Байкал смотаться, и в аномальную зону.

— Понятно всё с вами. Ну а Вы, уважаемый Николай, тоже за приключениями подались? Или же, типа, в научную экспедицию?

— Брат у меня пропал без вести, — спокойно ответил тот. — Уехал в Зону и не вернулся.

Возникла короткая, но неуютная пауза. Пассажиры заёрзали, виновато потупив взор. А Тимон, поняв, что попал впросак, неестественно кашлянул, и пробормотал: «Виноват. Не знал».

— Ничего. Не берите в голову, — ответил Николай. — Несколько лет уже прошло.

— И что? Надеетесь отыскать?

— Нет. Не надеюсь. Просто хочу побывать там. Посмотреть. Проститься. Считайте, еду на кладбище.

— Ну что же Вы так? — сердобольно залепетала Джульетта. — Нельзя терять надежду. А вдруг Ваш брат жив? Бывает же такое. Люди пропадают, а потом находятся.

— Нет, девочка, я точно знаю, что его больше нет.

— Откуда?

— Максим сказал… Ну-у, в смысле, Робин.

— А он-то откуда знает?

— Дело в том, что кроме него, в Иликтинскую Зону проводниками ходило ещё несколько человек. Среди них был некий гражданин по прозвищу Леший. Так вот, группа этого Лешего погибла полностью. Шесть человек, включая моего брата. С той поры только Робин рискует водить группы в Зону. Остальные перестали. Вроде бы, неспроста группа Лешего исчезла. Какая-то аномалия там, что ли, неизведанная, их поглотила. В общем, если туда попал — пиши пропало. Шансов нет.

— Всё равно нельзя быть до конца уверенным. Мало ли кто что сказал?

— Да я сам это чувствую, — Николай постучал себя по груди. — Сам ощущаю, что его больше нет.

— Печальная история, — со вздохом произнёс Ромео. — Зачем же Вы его отпустили?

— А как я его мог не отпустить? Он уже не маленький мальчик. Взрослый мужик. Тут уж, как говорится, «седина в бороду — бес в ребро». А тем более, он таким был, раз уж чего втемяшится в голову — ничем оттуда не выбьешь. Упрямый. Сорвиголова, прямо как ты, — он кивнул в сторону Тимона. — Чё он так заразился этим Иликтинском? Вроде, какой-то его сотрудник приехал оттуда после катастрофы. Что-то там наплёл брату. Ну, тот и загорелся. «Поеду», говорит, и всё тут. Я уж с ним и так и сяк. Беседы проводил, отговаривал. Скандалили. До матюгов доходило. В последний раз, уже перед его отъездом, выбесил он меня своим упрямством. Послал я его куда подальше, ушёл и дверью хлопнул. Сказал, пусть едет куда хочет, мне начхать. Не попрощались мы с ним, в общем. Через два дня он уехал. Провожать его я не ходил. Злился. Ну а потом… Ох-х…

— Ну а что Вы могли сделать, раз он такой упорный? — поддержал Николая Ромео.

— Угу, — согласился Тимон. — Я знаю, как это сложно. Я сам такой же упрямец. Если бы Вы знали, сколько со мной родичи бились, воевали. До двадцати лет! Потом плюнули и смирились. Ну, вот такой я. Своей смертью не умру.

— Типун тебе на язык, — махнул рукой Николай. — Накликаешь.

— Да ладно. Всё пучком.

ГАЗель тряхнуло на глубокой колдобине, и из кабины послышалась ругань Робина.

— Вот я и еду, — продолжил Николай. — Погляжу на те места, где он пропал. Может повезёт, и отыщу какие-то его следы. Ну а если не найду ничего, то просто, поклонюсь его последнему пристанищу. А искать — нет. Не буду. Если там так опасно, как говорят, то поиски — это верная смерть. А мне помирать нет никакого резона. У меня семья, жена, дети. Внуков ещё хочу понянчить. Поэтому планирую живым оттуда вернуться. Надеюсь, что смогу избавиться от чувства вины, которое меня изводит. Может быть, попросив прощения у брата, я сумею обрести душевный покой. Но жить дальше с этим грузом я не смогу.

— Ну что ж. Всё понятно, — Тимон отстал от Николая, и переключился на нас с Шепом. — А вы двое, чего там сидите-молчите? Не хотите поделиться своими мотивациями?

— Писатель едет за вдохновением, — поправив очки, ответил за меня Ромео.

— Ну, это и понятно. На то он и писатель. Глядишь, и про нас что-нибудь напишет.

— А вдруг мы сейчас едем вместе с будущей звездой? — предположила Джульетта. — Писатель напишет свою книгу, и станет известным автором. А мы придём к нему за автографом.

Я молча кивал и улыбался. К счастью, вскоре общее внимание переключилось на моего соседа.

— С Писателем разобрались. Теперь давайте узнаем, что же так влечёт в Зону нашего компьютерного гения, — произнёс Тимон.

— А? — Шеп оторвался от экрана.

— Ты чего постоянно тычешь свой планшет? Дома не натыкался? Хотя бы здесь от него отдохни.

— На самом деле, — вторил Тимону Ромео. — Ты хочешь всю поездку играть, что ли?

— Ну а чё? Всё равно же просто едем, — вяло ответил Шеп.

— Ты зачем в Зону отправился? На планшетнике поиграть? — продолжил наседать Тимон. — Или же у тебя какие-то более веские причины имеются?

— Вообще-то, я родился в Иликтинске.

— Да ну. Серьёзно?

— Абсолютно.

— И ты молчал? Нет, вы только посмотрите на этого тихушника!

— А чего рассказывать? Мы уехали оттуда, когда мне было всего двенадцать лет. Задолго до того, что там случилось. Я, в общем-то, даже и не в курсе, что там произошло. Родители на кухне шептались, что, мол, город эвакуировали. Одно семейство наших знакомых, ну, из эвакуированных, тогда вроде бы хотели на время у нас поселиться. Но им дали жильё. С той поры я, когда узнал, что в город возят экскурсии, несколько раз порывался туда сгонять. Но всё, то времени не было, то денег. А теперь вот, дотянул до последнего. Едва успел записаться в последнюю вылазку.

— Ты так и не ответил, зачем ты туда едешь?

— Зачем? Да как сказать? Просто, посмотреть. Там ведь прошло всё моё детство. Ностальгия, знаете ли. Воспоминания, тоси-боси. Город мне часто снится. Хочется посмотреть, как там сейчас. Больше такой возможности не представится ведь.

— Слышь, а почему Иликтинск-то? Ну, странное какое-то название, — поинтересовался Ромео.

— Да речка там неподалёку. Иликта. Вот поэтому и Иликтинск.

— Вон оно что… Ну, ясно. Про всех, вроде бы, всё выяснили. Ковбой только остался.

— Он от нас отсел. Игнорирует. Да и фиг с ним. Потом выясним, что за птица. А пока, может быть, в картишки перекинемся? — хитро прищурился Тимон.

— А у тебя есть? — поднял голову Ромео.

— Есть. Захватил на всякий случай, для убийства времени.

— Ну чё? Можно. Джул, ты с нами?

— Я только в дурачка умею, — призналась Джульетта.

— Ну давайте в дурачка, — выудив колоду из заднего кармана, Тимон принялся тасовать карты.

— А на чём играть-то будем? — спросил Ромео.

— Ни на что, — не расслышал Тимон. — На интерес, просто так. Хотя, если хотите, то можно и на раздевание.

Он сально улыбнулся, покосившись на смутившуюся Джульетту.

— Не «на что», а «на чём»! — громче повторил Ромео.

— А-а, на чём? Да вон, на канистрах на этих. Чем не стол? Колесо только уберём отсюда, вот так… Замечательно. Так. Кто еще желает присоединиться? Зелёный, ты как?

— Давайте. Всё равно делать нечего.

— Итого нас уже четверо. Можно ещё двоих принять. Зарубежным гражданам не предлагаю. Соотечественники, подтягиваемся. Николай?

— Не, я просто понаблюдаю, — ответил тот.

— Писатель? Шеп?

Я отрицательно покачал головой. Шеп бегло взглянул на меня, оторвавшись от своего экрана, и спешно выпалил: «Нет-нет, я — пас».

— Ну и ладно. Четверо — как раз то, что нужно, — не стал настаивать Тимон, и тут же принялся раздавать карты. — Что там у нас козыри? Черви? Хо-ро-шо. У кого младшая?

Я бросил взгляд на экран Шепа. С заставки рабочего стола на меня исподлобья взирал суровый, кротко стриженный мужик, в футуристическом скафандре. А чуть позади, по обеим сторонам от него, позировала пара не менее колоритных инопланетян, ощетинившихся своим внеземным оружием.

Заметив мою заинтересованность картинкой, Шеп оживился, и тут же пояснил:

— «Эффект массы». Играл?

— Какой эффект?

— «Эффект массы» — игра такая.

— Нет, не играл. Про инопланетян, что ли?

— Типа того. Космическая опера. Капитан Шепард спасает Галактику. Вот это, кстати, он, — Шеп ткнул пальцем в мужика, изображённого по центру.

От тычка на экране нечаянно открылось какое-то окошко, и он, ругнувшись, быстро его закрыл.

— Ах, так вот почему «Шеп». В честь компьютерного героя, — догадался я.

Шеп смущённо улыбнулся.

— Ну а эти двое кто, с ним рядом? Вот этот, слева, уж особенно страшный. Враг, что ли?

— Ты чё? Какой враг? Наоборот — друг. Это Гаррус. Он снайпер. С самой первой части присутствует.

— А его покрасивее не могли нарисовать? Уж больно жуткий.

— Нормальный. Хватит придираться.

— А эта девка синюшная, с другой стороны, кто?

— Это Лиара. Она тоже друг.

— Н-да, «скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты».

— Я удивляюсь, Писатель, как ты мог пропустить такую игру? Вроде бы фантаст.

— Ну и что? Фантастика разная бывает.

— Ты вообще, что ли, в игры не играешь?

— Почему? Играю. Но, в основном, в стратегии. Хотя, совсем недавно поиграл в «С.Т.А.Л.К.Е.Р.»

— Совсем недавно? Да это же старьё!

— Может быть. Мне посоветовали, я поиграл.

— И сразу захотел окунуться в реальную атмосферу?

— Скорее, понял, что игра — это одно, а реальность — совершенно другое.

— А для меня игра — это продолжение жизни. Взять хотя бы те же книги. В них нельзя повлиять на сюжет. Можно только переживать его со стороны. В игре же, ты всегда в центре событий. И только от тебя зависит финал истории.

— Не буду спорить. Но лично мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь книги были полностью вытеснены играми.

— Понимаю тебя. Зачем тогда будут нужны писатели, если книг не будет? Но ты не беспокойся. Кино же книги не вытеснило. Значит, и игры не вытеснят.

— А я и не беспокоюсь. Знаешь, почему? Даже если книг не будет, писатели всё равно останутся востребованными. Ведь даже для тех же игр кто-то должен придумывать истории. Или ты считаешь, что эти сюжеты инопланетяне создают?

Шеп задумался и ничего не ответил. Я отвернулся к окну. Мы как раз проезжали очередной населённый пункт, который назывался Хогот. От этого названия тянуло какой-то жуткой лавкравтовщиной. Видимо потому, что в моём представлении оно было созвучно со словом «шоггот». Я не стал на этом зацикливаться, хотя неприятный холодок и пробежал по моему позвоночнику. Посёлок как посёлок. Ничего необычного.

Казалось, что все мои подозрения и тревоги окончательно улетучились. И даже про потраченные деньги я начал забывать. Единственное, что раздражало — это лёгкое укачивание. Не надо было садиться спиной к направлению движения. В таком положении меня всегда укачивает. Я решил при первой же остановке пересесть на другое, более удобное место. Желательно, в кабину водителя. Рядом с остальными пассажирами я чувствовал себя слегка неуютно, и в настоящий момент завидовал Ковбою, успевшему вовремя перебраться на переднее сиденье.

Наконец, Робин громогласно объявил:

— Подъезжаем к Манзурке! Там сделаем небольшую остановку. Сможете немного размяться, и что-нибудь прикупить по мелочи. Потом, до самой Паутовки, выйти из машины не получится. Так что, если кому надо по нужде, есть смысл воспользоваться моментом.

— Да, не помешало бы, — откликнулся Тимон, кроя карту Зелёного.

— Терпите. Скоро приедем.

Манзурка оказалась довольно крупным селом, которое хоть и выглядело небогато, зато буквально-таки дышало своей глубокой историей. Местные жители, занятые своими делами, не проявляли к нашей машине особого интереса. Но Робин явно старался не привлекать к нам пристального внимания, остановив ГАЗель на самой окраине села, напротив обветшалого магазинчика.

Крякнув ручником, он обернулся и сказал:

— Так. Стоянка пятнадцать минут. Можно сходить в магазин, сбегать до кустиков, или просто потоптаться, ноги размять. Как хотите. Единственная просьба, с местными в контакт, по возможности, не вступайте. Разумеется, кроме продавца в магазине.

— Это почему?

— Да потому. Люди тут живут, в принципе, нормальные. Но встречаются и такие, с которыми лучше не связываться. Типа, местная братва. Алкашня, которая за бутылку готова голову снести. Слышали, как в Забайкальском Крае мотоциклиста грохнули? Относительно недалеко, кстати, от здешних мест. Путешествовал себе мужик по стране. Никого не трогал. И на те. То ли повздорил с каким-то быдлом по дороге, то ли просто упыри на его имущество глаз положили. И как только он остановился заночевать, эти уроды подкрались сзади, и в затылок с берданки — хлобысь! Наповал. Потом труп обложили покрышками и сожгли… Короче, страшные дела.

— Так он же один путешествовал, а нас вон сколько, — ответил Зелёный.

— Мне тут конфликты не нужны! Никакие. Понятно?

— Куда уж понятнее. Можно уже выходить? А то я сейчас описаюсь нафиг, — поднявшись с сиденья, нетерпеливый Тимон стал продвигаться к выходу.

— Можно, — кивнул Робин, и по инерции продолжил бурчать. — Это же дело-то такое. Нехитрое. Неудачно пошутили, слово за слово, и сцепились. А там драка.

— Никаких драк, — Шеп, сидевший ближе всех к выходу, открыл дверь, и первым выскочил из салона. — Мы сюда не драться приехали… Блин, всю задницу себе отсидел.

Следом за ним вышел я, жадно вдыхая ароматы свежей растительности, после пропахшего бензином салона.

Разумеется, предупреждение Робина было сделано исключительно для острастки. Местным жителям не было да нас никакого дела. Они поглядывали на городских туристов с любопытством, но не более того. Во всяком случае, каких-либо явных угроз от них не исходило. Обычные люди. Такие же, как и везде. Причина обеспокоенности Робина крылась в другом. Он попросту не хотел, чтобы кто-то узнал о цели нашего визита, и таким образом подстраховывался от возможной утечки информации. Ну, что ж. Значит, на то есть основания.

Наша группа разбрелась по сторонам. Тимон с Шепом и Ковбоем потрусили к ближайшим зарослям. Ромео с Джульеттой и Зелёным отправились к магазинчику, а иностранцы тут же принялись фотографировать деревья, лужи и бродячих собак. Только Николай никуда не пошёл. Отойдя на несколько шагов от машины, он закурил, и начал задумчиво рассматривать деревенский пейзаж, думая о чём-то своём.

Я тоже никуда не хотел идти, и наверное так и остался бы стоять возле машины, если бы не окликнувший меня Робин.

— Эй, Писатель!

Он всё это время копался в салоне, вытаскивая пустые фляги и свёрнутые «челночные» сумки. Набрав полные руки этого добра, проводник захлопнул дверь, и шаркая ногами по пыльной обочине, подошёл ко мне.

— Поможешь донести? — не дожидаясь ответа, он уже протянул мне пластиковую флягу, удерживаемую на мизинце.

— Да-да, конечно.

Я принял её, и мы неспешно пошагали к магазинчику.

— Что покупать будем? — решил я завязать разговор.

— Крупу, соль, сахар, спички, масло, керосин, — равнодушно перечислил Робин.

— Зачем нам всё это?

— Не нам. Это для Паутовки.

— А им зачем? У них что, всего этого нет?

— В том-то и дело, что нет. Паутовка находится внутри Зоны. Жители отрезаны от внешнего мира. Живут натуральным хозяйством. Раньше один из селян занимался снабжением деревни, продавал на рынке выращенную продукцию, и на вырученные деньги покупал всё необходимое. Но потом его перестали выпускать на КПП. Ультиматум поставили. Мол, хочешь выехать за пределы Зоны — пожалуйста. Но обратно уже не пустим. Поэтому, для них эти продукты настоящий дефицит. И ещё лекарства. Но лекарства я уже в городе закупил.

— Будешь продавать?

— Нет конечно. У аборигенов и денег-то нет. У меня к ним бартер иного рода. Я им «гуманитарку», а они за это мне машину ремонтируют, и держат в надлежащем состоянии. А ещё туристов, то есть вас, расквартировывают, поят, кормят, и в бане парят. В общем полный сервис.

— Понятно.

— Кстати, тебе, как писателю, рекомендую сейчас разориться на два флакона водяры.

— Это зачем?

— В Паутовке обитает любопытный мужичок. Типичный алкаш. С головой у него серьёзные нелады. Но фантазия просто чумовая. Такое выдумывает, что хоть стой, хоть падай. Говорит, что он бывший сотрудник ФСБ, работавший на секретном объекте. Где проводились какие-то ужасные испытания, какого-то невероятного супероружия, из-за которого, дескать, Иликтинск и погиб. И так, знаешь, грамотно всё расписывает, с терминологией, обоснованиями. Его байки можно было бы принять за правду, если бы они не были таким откровенным бредом. В общем, конспиролог он тот ещё. Пообщавшись с ним, ты себе столько идей для книги найдёшь. Устанешь записывать.

— Вот как? Ну, спасибо за совет. Обязательно им воспользуюсь.

— Ты только водку не забудь купить. Я тебя постараюсь к этому мужичку поселить на ночь. Но меньше чем за бутылку он постояльца принять не согласится. Отшельник он. Все его за сельского дурачка держат, а его это бесит.

— Может тогда хватит и одной бутылки?

— Погоди. Вторая бутылка нужна, чтобы ему язык развязать. Если он тебя даже и пустит в свой дом, то вести с тобой задушевные беседы с тобой не будет. Раньше, когда-то, он был рад эти байки потравить всем желающим. Но над ним всегда смеялись. А он ненавидит, когда над ним смеются. Может за это и по морде съездить. Поэтому, чтобы он стал разговорчивее, презентуй ему второй пузырь. А когда пойдёт разговор — слушай внимательно, на полном серьёзе, без шуточек и улыбочек. Даже когда он будет абсолютную чушь пороть — вникай в это, как в полнейшую истину. Иначе он пошлёт тебя куда подальше, и умолкнет. Или вообще из дома выгонит. Он такой.

— Буду иметь в виду. Очень признателен. Но почему ты мне помогаешь?

— Просто так. Ну, ты же писатель. Писательство — дело благородное. Глядишь, благодаря мне, книжку хорошую напишешь, — с этими словами, Робин перешагнул через высокий порожек магазина.

Я вошёл следом за ним. В магазинчике было тесно и прохладно. Пахло растворимой лапшой. Тощая, невыспавшаяся продавщица, заметив вошедшего Робина, тут же его узнала.

— Привет, Максимчик! Это твои, что ли тут отовариваются? — она указала на ребят из нашей группы, выбирающих напитки в холодильнике.

— Мои, — кивнут тот. — привет, Любань.

— А я-то думаю, что за ребята приехали, незнакомые. Ты-то уже давно у нас не появлялся. Совсем пропал.

— Да вот, всё никак. Всё некогда.

— Ясно. Весь в делах и заботах… Ну, что? Тебе как обычно?

— Ну да.

Продавец полезла под прилавок, зашуршав невидимыми мешками. Я присматривал подходящую водку, а сам думал, как бы мне опередить Ковбоя, и занять место рядом с Робином. Слушать экологические откровения Зелёного, нюансы компьютерных игр Шепа и бахвальство Тимона, мне более не хотелось. А вот продолжить общение с Робином так и подмывало. Этот человек был не так-то прост и беспечен. Он явно владел какой-то интересной информацией, и каждая деталь этой информации была для меня на вес золота.

Когда мы вышли из магазина, нагруженные потяжелевшими ёмкостями и сумками, я быстренько оценил обстановку. К моему облегчению, Ковбоя рядом с машиной не оказалось. Поискав его взглядом, я обнаружил его стоявшим в кругу остальной группы, и ведущим беседу. Очевидно, любознательный Тимон вывел беднягу на разговор, потребовав дать ответ, кто он и зачем отправился в эту поездку. Мне это было на руку.

Разместив закупленные припасы в машине, Робин присвистнул, обращая к себе внимание увлекшихся разговором ребят, и скомандовал:

— Всё, грузимся!

Группа потянулась к машине, а я тем временем шустро запрыгнул в кабину, и занял место Ковбоя. Попинав переднее колесо, Робин забрался со стороны водителя.

В зеркало заднего вида я заметил, как Ковбой направился было к кабине, но увидев меня, разочарованно притормозил, после чего тут же был увлечён в салон подоспевшим Тимоном, который по-инерции продолжал приставать к нему с вопросами.

Я облечённо вздохнул, и установив пакет с водкой себе в ноги, устроился в кресле поудобнее. Чувство было такое, словно я школьник, которому посчастливелось занять место за одной партой с самым авторитетным учеником класса.

— Все погрузились? — не оборачиваясь, крикнул водитель.

— Да! Поехали! — отозвались сзади.

ГАЗель завелась, и, подпрыгивая на кочках, попылила дальше, покинув пределы Манзурки. Впереди простиралась дикая, неизведанная земля, полная загадок и невероятных открытий.