Тенебрариум

ЧАСТЬ-23. КТО Я?

— Значит тебя отправили к суларитам? — первым нарушил молчание Гудвин.

Я кивнул.

— Прости. Мы не сможем пойти с тобой, — ответил Флинт.

— Я знаю. Я этого от вас и не требую. Меня-то они не тронут, а вот вам уж точно не поздоровится. Поэтому я должен пойти один.

— Даже и не надейся, — выступила Райли. — Я пойду с тобой, и это не обсуждается.

— Не вздумай! Ты нашла Суфир-Акиль. Теперь ты принадлежишь Апологетике.

— Никому я не принадлежу. Если ты идёшь к Латуриэлю — я иду тоже. В конце концов, кто-то же должен выступить от лица Апологетики. Пусть сулариты думают, что я тебя притащила силой. Меня за это не тронут, а вот тебя… За тебя я не уверена, милый. Стоит ли доверять этому Хо? А что если оно и вправду тебя сожрёт?

— Не сожрёт. Уверен, что оно хочет мне что-то передать. Что-то такое, что я должен вынести за пределы города. Сестра Елизавета сказала, что ему нужен курьер…

— Ну а если всё пойдёт не по плану? — нахмурилась Тинка.

— Тогда, — я хищно оскалился, и постучал пальцем себе по уху. — Тогда капец им всем! Стоит мне лишь сказать «волшебное слово», и с Периметра прилетит термоядерный подарочек, после которого от города останется одно лишь воспоминание.

— Нибилар дал тебе передатчик для связи с сумеречниками? — глаза у Флинта расширились. — Дай взглянуть!

— Лучше не надо, дружище. Да, теперь я на прямой связи с Периметром. А там шутить не любят. Судя по всему, сумеречникам уже основательно надоело караулить Иликтинск. Они горят желаньем поскорее его раздолбать.

— И когда они это планируют?

— Не знаю. В любой момент. Одно лишь могу сказать точно. Швыряться бомбами они пообещали не раньше того момента, когда вы все покините этот гадюшник навсегда. Но лишь в том случае, если моя миссия завершится успехом.

— Хм-м. Выходит, что наша судьба теперь в твоих руках? — улыбнулся Гудвин.

— Моя — уж точно, — кивала Тинка.

— Да они не посмеют нас бомбить! — взмахнул руками Флинт. — Чёрт! Я только начал расслабляться, а тут опять угроза нависла, откуда не ждали…

— Вы меня спасали уже не раз, друзья мои, — ответил я. — Теперь пришла пора отплатить вам той же монетой. Я из кожи вон вылезу — но добьюсь своей цели. Может быть я и не стал крутым и ловким, но кое-чему всё-таки научился. Научился благодаря вам. Тина научила меня быть осторожным и осмотрительным. Флинт научил меня быть отважным и целеустремлённым. Гудвин научил меня быть мудрым и рассудительным. А Райли… Райли научила меня быть до конца преданной своим друзьям… И своей мечте. С этим багажом знаний я не пропаду.

— Так-то оно так. И спасибо за приятные слова, — ответил Гудвин. — Но мы всё равно волнуемся за тебя.

— Да чё тут думать? — отрезала Тинка. — Мы идём с тобой вместе, и точка! Кто идёт с Писателем, поднимите руки!

И первая подняла руку.

— Я конечно, — следом подняла руку Райли. — Вопрос решённый.

— Мне будет очень печально осознавать, что я мог помочь своему другу, но не сделал этого. Поэтому… — Гудвин поднял руку.

— Да что же это, — крутил головой Флинт. — Вы опять за своё? Вы снова взялись за старое? Ребят, мы же в Апологетике! Наш инсуакиль завершён! Я очень сильно дорожу Писателем, но всему есть предел… Вашу мать. Я вас ненавижу, ребят.

И он тоже поднял руку.

— Ну что ж? Непобедимая команда Писателя снова в сборе, — заулыбался Гудвин. — Трепещи, Латуриэль!

— Когда выдвигаемся? — преданно взгялнула на меня Райли.

— Чем раньше — тем лучше, — ответил я. — Вы не представляете, как я рад, что вы у меня есть. Хотя мне всё равно неловко. Может всё-таки останетесь, а? Вам совершенно не обязательно ходить со мной. Если не пойдёте — я всё пойму. Более того, если мы попрёмся большой ватагой, это может спровоцировать ненужный конфликт. С армией суларитов нам всё равно не справиться, поэтому…

— Успокойся. Мы уже всё решили.

— Ну и куда вы собрались? — донеслось откуда-то из-за спин моих товарищей.

Вся группа обернулась, и тут же почтительно склонилась. Перед нами стояли Фюриэль и Кэсадат.

— Наш долг помочь Писателю, — не поднимая глаз, ответил Гудвин.

— Ваш долг — оставаться в Апологетике. Не забывайте о своём предназначении. Инсуакиль завершён. Борьба за жизнь окончена, — произнесла Фюриэль.

— Я вам то же самое говорил, — буркнул Флинт.

— С Писателем пойдёт только один из вас. Тот, кто будет договариваться с лидером суларитов от лица Апологетики. Остальные должны остаться здесь. Разумеется, уйти вам никто не запрещает. Но назад смогут вернуться только двое. Это Писатель и его сопровождающий парламентёр. Другие ушедшие будут автоматически зачислены в отступники, коим не место среди достойных апологетов. Вам всё понятно?

Друзья молчали, понурив головы.

— Я вижу, что вы всё поняли правильно, — мягко продолжил Кэсадат. — Внутри вас всё ещё бурлит воля изгнанника. Вы не успели ощутить себя апологетами. Поэтому мы вас не осуждаем, а всего лишь предупреждаем. Верно, Фюриэль?

— Верно. Теперь кто-то из вас должен выступить в качестве парламентёра. Я считаю, что это должна быть ты, апологет Райли. Так будет справедливо. Ведь Писатель — это твой Суфир-Акиль, а значит именно тебе суждено нести этот крест до конца.

— Благодарю, луриби Фюриэль, — ответила Райли. — Вы абсолютно правы. Для меня огромная честь представлять Апологетику в переговорах с Латуриэлем.

— Мы всегда правы. Это наша работа, — Фюриэль откинула волосы, и надменно удалилась.

— Желаю удачи, Писатель, — вполне искренне произнёс Кэсадат, и отправился вслед за коллегой.

— Ну вот, команда и поубавилась, — рассмеялся я. — Тинка, Гудвин, не отчаивайтесь. Я согласен с Фюриэль. К суларитам должен пойти только я. Вам там нечего делать. Я бы и Райли не взял. Но она ведь всё равно пойдёт. Ничем её не остановишь. Она как танк.

— Никакой я не танк, — отмахнулась Райли. — Всего лишь танкетка.

— А мне пофигу, — вскинула подбородок Тина. — Я тоже с вами пойду.

— Вот как раз тебе-то в первую очередь не надо туда соваться, — остановил её я. — У Латуриэля зуб на тебя, и он непременно захочет поквитаться.

— Уф-ф, — Тинкербелл, насупившись, подошла к Райли, и с силой ткнула пальцем ей в грудь. — Береги его, поняла?

После чего подошла ко мне, и очень ласково обняла.

— Писатель, ты обязан вернуться оттуда живым. Как ты это сделаешь — мне не важно, но ты должен это сделать.

— Я постараюсь, Тин.

– 'Постараюсь' не принимается. Ты должен поклясться.

— Клянусь.

— Вот и ладушки, — она чмокнула меня в щёку и отошла в сторону. — Я буду ждать тебя.

— Будь осторожен с суларитами. Видел, на что они способны? — напутствовал меня Гудвин. — Проклятые фанатики. А ты, Райли, постарайся на этот раз обойтись без талукана.

— Даже если бы хотела, ничего не получится, — ответила та. — Весь талукан апологеты забрали.

— Оно и к лучшему. Вы должны одолеть суларитов умом, а не силой.

Он хотел продолжить, но откуда ни возьмись появилась Лигриль, которая сообщила:

— Новоиспечённые апологеты: Гудвин, Тинкербелл и Флинт. Пройдёмте со мной. Я покажу вам ваши новые комнаты. А вы, апологет Райли и Писатель, отправляйтесь к выходу. Там вас ожидает Верховный апологет Эвилон, который желает поговорить с вами наедине.

— Надеюсь, ещё увидимся, — Гудвин пожал мне руку. — Райли, тебе тоже удачи.

— Отправьте Латуриэля в ад, — следом подошёл прощаться Флинт. — Конечно же, всё это — настоящее самоубийство. Но вы двое — та ещё парочка. Значит шансы есть.

— А вы тут постарайтесь не умереть от скуки, — отшутилась Райли. — Пойдём, Писатель. Нельзя заставлять апологета Эвилона ждать нас долго.

И мы пошли к выходу.

Эвилон действительно дожидался нас у дверей.

— А вот и вы, — деловито заулыбался он. — Апологет Нибилар дал добро на вашу миссию. Идёмте. Я кое-что вам расскажу.

Пройдя через знакомый остеклённый переход между зданиями, и выйдя обратно, через зону ожидания, Эвилон вывел нас на улицу, к главным воротам. Я думал, что он проводит нас наружу, но возле проходной апологет повернул к небольшой одноэтажной постройке, прижатой к стене военной части.

— Сюда, сюда, — открыв дверь, он впустил нас внутрь. — Проходите. Располагайтесь.

— Зачем мы сюда пришли? — спросил я.

— Это место для ночлега. Сегодня вам выходить уже нельзя. Скоро спустятся сумерки. Не мне рассказывать, что это такое. Поэтому вы переночуете здесь, в безопасном месте, а завтра с утра отправитесь на своё задание.

— Разумное решение. Благодарим Вас, луриби Эвилон, — ответила Райли.

— Не стоит благодарностей. Я должен кое-что вам рассказать, пока вы не ушли. Во-первых… Писатель, э-э, можно тебя попросить? Подойди поближе. Вот так. Руку, пожалуйста.

— Ой! — я отдёрнул руку.

Он кольнул меня чем-то острым.

— Не волнуйся. Уже всё. Уже всё. Уже не больно, — Эвилон показал мне маленькую пипетку, похожую на шприц-тюбик. — Капелька твоей крови. Ты ведь не против, если я её одолжу?

— Желаете меня изучить? — спросил я.

— Это поможет мне разобраться, кто же ты. Не бойся. Я всего лишь учёный.

— Я не боюсь. Наоборот, буду рад, если Вы меня изучите.

— Чудесно, — Эвилон опять заулыбался. — Ну это так, прелюдия. Вообще-то я хотел немного с вами поговорить о предстоящей миссии. Никто не знал Латуриэля так хорошо, как знал его я. По людским меркам, мы были друзьями. Но, что было — то прошло. Теперь мой старый друг стал угрозой для всех нас. И я считаю своим долгом оказать содействие в его нейтрализации.

— Мы Вас внимательно слушаем, — ответила Райли.

— Там, куда вы отправляетесь, властвуют совершенно иные законы. Точнее, я бы сказал, там царит беззаконие, возведённое в статус закона. И над этим беззаконием возвышается лишь Латуриэль. Он упивается своей властью. Но власть имеет обратную сторону. Чем она сильнее — тем она страшнее. Страшнее для самого властителя. То, что Латуриэль нацелился на Апологетику может означать лишь одно, трон под ним зашатался. Для укрепления авторитета ему нужно действие. Нужен подвиг. Нужно переходить от слов к делам. Ведь его почитатели и сподвижники не будут ждать вечно. Рано или поздно они усомнятся в своём божестве. Они потребуют доказательств, подтверждений. И что же он им даст тогда? Чем укрепит их веру? Как запугает? Несмотря на свой ум и свою хитрость, Латуриэль по прежнему один. Воспользуйтесь этим в борьбе с ним. Не идите напролом. Ищите бреши в его защите. И бейте наверняка. Что же касается тебя, Писатель. Поверь мне, ты не простой человек. Твоя природа уникальна. Я наблюдаю сложнейшее и тончайшее переплетение энергетических волокон. В тебе заложен сильный потенциал. Найди его. И ни в коем случае не поддавайся на провокации. Отсекай всякие сомнения. Тебя ждёт много шокирующих откровений. Они будут пытаться сбить тебя с пути. Выталкивать на ложную колею. Но ты не должен поддаваться. Ты должен верить в себя. И идти только по одной дороге. По своей дороге. Я хочу, чтобы ты это понял, и вспомнил мои слова, когда остановишься на распутье.

— Я понял Вас, луриби Эвилон. Спасибо, — ответил я.

— Желаю вам успеха.

Он попрощался и вышел из нашей кельи.

— Ну что? Будем располагаться? — вздохнула Райли. — Завтра нас ждёт трудный денёк. Возможно, последний. Поэтому отдохнуть нужно как следует.

— При всём уважении к Эвилону, я не услышал в его обращении ничего путного, — ответил я. — Какие-то банальные фразы. Мы и без него знаем, что Латуриэль опасен. Вот если бы он нам выдал его слабые стороны. Подсказал, куда его нужнго бить. Тогда я согласен, это действительно подспорье. А так…

— Не осуждай апологета Эвилона. Он отнёсся к нам по-доброму. И говорил искренне. Просто он сам не знает, как одолеть Латуриэля. Злая и печальная ирония. Легендарная Апологетика оказалась беспомощной перед ордой какого-то отребья.

— Всему виной тщеславие. Я узнал, что попав сюда, смелые и отважные изгнанники превращаются в пафосные овощи. Всё, что они хотят, это поскорее влиться в поток. А то, что творится непосредственно вокруг них, уже никого не волнует. Это тлен, не достойный внимания. Даже если сзади подкрадывается убийца с ножом. Да пустяки. Мы же теперь гораздо выше этого. Никто попросту не посмеет на нас напасть. А если рискнут, то за нас впрягутся Сёстры. Такое впечатление, что в Апологетике изгнанники перевоплощаются в беспечных детей. Ну конечно! Они уже одной ногой стоят в новом, прекрасном мире. Которого, кстати, пока ещё не видно. В то время как наш дерьмовый мир всё ещё их окружает. И 'островок безопасности', в котором они обосновались, не такой уж и безопасный, каким кажется.

— Мне-то ты зачем всё это рассказываешь? — с усмешкой спросила Райли, приготавливая лежанку. — Я сама это прекрасно знаю. Да, такова наша природа. Такими нас создали.

— Но ты ведь не стала такой?

— Я ведь ещё не прошла реабилитацию. Когда пройду — стану такой же.

— Сомневаюсь. Например, Флинт тоже не проходил реабилитацию, однако уже стал грёбанным фаталистом. Он знает, что ему грозит, но мирится с этим. Типа, такова се ля ви. Мы грохнем Латуриэля, и спасём их? Отлично! Латуриэль грохнет нас, а потом придёт убивать их? Печально. Ну что ж. Значит тому и суждено было свершиться. Блин, как же меня бесит такой подход!

— Да ладно тебе. Флинт всегда считал, приход в Апологетику своим конечным пунктом. Как и большинство изгнанников. Прийти в Апологетику — наша главная цель. Всё, что дальше — уже не важно. Если тебя интересует, почему я не разделяю их мнения, то могу объяснить. Видишь ли, на самом деле я не считаю свой Суфир-Акиль завершённым. Ведь он заключался не в том, чтобы доставить тебя в Апологетику, а в том, чтобы помочь тебе осуществить свою мечту — покинуть город. Пока ты этого не добьёшься, моя миссия будет продолжаться.

— А если я погибну?

— Тогда я погибну тоже.

— Это очень отрадно слышать, дорогая, но я не хочу, чтобы ты погибала. В отличие от меня, ты, как никто, заслуживаешь жизни.

— Откуда мне знать, чего я заслуживаю? Я знаю только то, что не смогу жить без тебя.

— Райли, пожалуйста, не говори так. Ведь даже при удачном раскладе нам придётся расстаться.

— Да. Я к этому готова. Потому что в этом случае я буду знать, что ты жив. Что ты дома.

— Вот только где он, этот дом?

— А разве ты не знаешь? Что ещё за разговоры такие? — она уселась на застеленную лежанку, скрестив ноги. — После общения с Сёстрами в твоей душе поселились сомнения?

— Хех. Не то слово.

— И ты заблудился в собственной голове?

— Наверное, — я сел напротив неё.

— Не хочу выпытывать, что тебе наговорили Сёстры. Не моё это дело. И мне не важно, что ты от них узнал. Всё равно моё мнение останется неизменным. Кем бы ты ни был, у тебя есть только один путь. Возможно, ты видишь много дорог, ведущих в разные стороны, но пойдёшь-то ты только по одной из них. Главное, не надо метаться и рваться на части. Соберись, выбери свой путь, и двигайся по нему. Даже если он не кажется тебе идеальным.

— Райли? — после паузы произнёс я.

— У?

— Я наконец-то услышал самые полезные и небходимые слова за всё то время, что пребываю в Апологетике. И услышал их не от Высших апологетов, и не от мудрейших Сестёр, а от тебя. Какая же ты умница.

— Да, я такая, — рассмеялась она. — Ладно, давай спать. Тебе нужно выспаться по полной программе. Завтра у нас с тобой будет трудный денёк. Даже я планирую погрузиться в глубокий сон.

— Когда уже закончатся эти испытания? Когда мы с тобой перестанем засыпать как в последний раз?

— Надеюсь, что когда-нибудь, — Райли повалилась на бок.

Вокруг уже было темно. Световоска на стенах этой сторожки не было.

— Холодновато, — поёжился я. — Хорошо, что матрас ещё один есть. Хотя бы им накроюсь. Бр-р-р… Так. Вот так, устроимся поудобнее. И немного энергомясца зажуём.

— Верное решение.

— А что поделать? Греть меня ты больше не хочешь.

— Обойдёшься. Не хочу чувствовать себя завтра разряженной батарейкой.

— Да я пошутил, Райли. Давай лучше копи энергию. По-хорошему, не надо бы тебе со мной ходить. Страшно мне за тебя.

— Страшно за меня? Пф! Я теперь не изгнанница. Я — апологетка. И к тому же парламентёр. Мне всё нипочём.

— Так-то оно так. Но вот твои знания… А вдруг Латуриэль узнает, что та штука, из-за которой он так долго гонялся за Тинкой, теперь находится у тебя?

— Да. Это может стать проблемой, — согласилась Райли. — Но я подстраховалась.

— Каким образом?

— Я оставила себе немного талукана. Чшшш! Давай только без громких возгласов. Не хочу, чтобы у меня его отняли.

— Талукан? Ё-моё, Райли, ты в своём уме? Помнишь, что с тобой было, когда ты нагрузилась этой дрянью?

— Было круто.

— Ага. Вот только ты едва не погибла. Я больше не хочу таких фокусов.

— Их и не будет. Этих запасов талукана не хватит на расслоение.

— Тогда зачем он тебе?

— Для спутывания мыслей.

— Не понял.

— Ты же знаешь, что мы можем считывать друг у друга так называемые 'лимбические сегменты' памяти. С одной стороны это очень удобно, но с другой — может доставлять неприятности. Иногда, забыв о контроле сознания, можно нечаянно впустить чужака в глубины своей памяти. Помнишь, как Тина прочитала меня, воспользовавшись моим гневом? Вот так же умеют Высшие апологеты. Для них не проблема копаться в наших головах, хотим мы этого, или нет. И противостоять им мы бессильны. Но недавно я выяснила, что талукан способен этому помешать.

— Он блокирует вашу память?

— Нет. Но он отлично путает мысли. В голове создаётся полный сумбур. Представь, что есть чёткая картотека, в которой, при желании, можно найти любой документ. А теперь возьми эту картотеку, и перемешай её. Копаться придётся долго. Так и здесь. Латуриэль, конечно же, сможет выудить из меня эти данные, но для этого ему придётся хорошенько попотеть.

— Думаешь, что это сработает?

— Ну, с Верховными апологетами сработало же, — Райли рассмеялась.

— Ах ты, хулиганка! А если бы они тебя не признали за это?

— Но ведь признали.

— Тебе дико повезло. Слушай, а можно задать интимный вопрос? Каково это, быть вампиром?

— Кем? — она задумалась. — Не поняла, о чём ты.

— Ты же выпила всю энергию у того суларита. Помнишь?

— А-а, вон ты о чём. Ну да. Было отлично. Хотя и больно.

— Как так получилось, что при соприкасании открытых энергий, твои враги несли повреждения, а ты не пострадала?

— Я была вне материальной оболочки, а они — внутри. Когда ты обременён внешней оболочкой, ты не можешь включить защитные функции внутренней оболочки. Потому, что все они задействованы на контроль и поддержание тела… Всё, хватит болтать, спи.

— Э-э, Райли. А можно ещё вопросик?

— Валяй.

— А если бы ты вдруг узнала, что я не человек? Гипотетически.

— А кто же ты?

— Ну, допустим, один из вас. Только немного другого вида.

— Писатель, что за фигню ты несёшь? Ты человек. Смирись с этим. И не пытайся примерять нашу шкуру. Она тебе не подойдёт. Оставайся самим собой. Именно таким ты мне нравишься.

— Ладно. Как скажешь… Я вот всё думаю. Мы с тобой завтра с утра отправляемся спасать Апологетику. А ведь большинство апологетов даже об этом не догадывается. И если узнают, я уверен, наверняка отреагируют с пофигизмом. Как так можно, плевать на собственную судьбу? Не понимаю.

— Не спеши их судить. Не злись и не жди помощи. Нам с тобой не привыкать бороться одним против целого мира. До этого мы как-то справлялись. Справимся и в этот раз. Не думай о плохом. И спи. Утро вечера мудренее.

Съёжившись под одеялом и матрасом, я подул на руки и затих, расплываясь в затухающих мыслях. Мы справимся, дорогая. Мы справимся…

Утреннее пробуждение сопровождалось лютой депрессией. Как же мне не хотелось идти к суларитам. Ещё вчера казалось, что в этом походе нет ничего особенного. Но теперь стало действительно страшно. Образ Латуриэля стал идентичен образу Люцифера. Чем больше я о нём думал, тем ужаснее он становился.

— Как спалось? — Райли уже была наготове.

— Нормально, — ответил я, с неохотой выбираясь из-под тёплого завала. — Под утро только примёрз маленько.

— Поднимайся. Пора идти.

— Знаю, что пора… Пропади всё пропадом.

— Ты чего ворчишь с утра пораньше?

— А чему радоваться? Убьют ведь.

— Ну, пока не убили. Этому и радуйся.

— Райли, ты прям как божья птичка, честное слово. Счастлива, пока трепыхаешься. Как у тебя так получается?

— Просто не взваливаю на себя груз, которого пока ещё нет. Давай, шевелись. Сегодня нам нужно многое успеть.

— Ох, грехи мои тяжкие, — я всунул закоченевшие ступни в холодные ботинки. — Может быть позавтракаем, хотя бы?

— Нет уж. Мы должны быть голодными и злыми.

— Ну-ну.

Мы вышли на улицу, и остолбенели. Увиденное настолько поразило меня, что я едва не споткнулся на крыльце. Во дворе, перед проходной собралась толпа апологетов. Они стояли не беспорядочно, а ровной коробкой, словно солдаты. Впереди — шеренга Верховных, за ними — остальные. Увидев нас, они гордо вытянулись, словно по стойке 'смирно'. Вперёд вышел Нибилар.

— Доброе утро, — всё ещё не в силах поверить в увиденное, пролепетал я.

— Апологетика приветствует своих отважных послов, — ответил он. — Вчера мы много думали и рассуждали о вашем поступке. Никто не захотел оставаться в стороне.

Артехог что-то пробурчал себе под нос, но Нибилар одарил его прожигающим взглядом, и, вновь повернувшись ко мне, сквозь зубы повторил. — Да. Никто не захотел оставаться в стороне… И сегодня Апологетика готова дать свой первый, последний и единственный бой проклятой нечисти отступника-Латуриэля. Бросив ему вызов, ты заразил наши сердца отвагой, Писатель. Мы не сможем пойти с вами сейчас. Простите великодушно. Ведь если мы пойдём, то это будет вызовом для них. Тем, чего они добиваются. А мы не хотим войны, и не будем её развязывать со своей стороны. Но мы не потерпим, если с нашими парламентёрами обойдутся жестоко. Армия Апологетики будет ждать вас на границе суларитской территории. Передай Латуриэлю, что если вы не вернётесь до вечера — апологеты атакуют суларитов. И это будет не просто битва. Это будет битва на искоренение. С нами Сёстры. С нами Высшие! А с Латуриэлем лишь тлен и бесчестие. Да здравствует Писатель! Слэрго Скрибелар!

— Слэрго Скрибелар! — на пределе голосовых возможностей пропищала Тинкербел. — Слава Писателю!

— Слава Писателю! — как по команде, разом взревели Флинт и Гудвин. — Слэрго Скрибелар!

— Слэрго Скрибелар! — единым хором воскликнули все апологеты. — Слэрго Скрибелар!

— Слэрго Райли! — крикнул Нибилар.

— Слэрго Райли! — подхватил строй. — Слэрго Райли!

Райли поймала мою руку и сжала её. Я посмотрел на неё, и увидел слёзы в её глазах.

Тут меня тоже проняло, и, я не удержавшись, уронил слезу. Подруга была права. Я рано укорял апологетов. Конечно жаль, что они не идут с нами сейчас. Вот было бы здорово атаковать суларитов единым фронтом! Но теперь я прекрасно их понимал. Мы не агрессоры. Мы ведём священную, благородную войну, и не должны уподобляться гнусному противнику. Когда у тебя за спиной стоит такая сила, кажется, что у тебя вырасли крылья. А вместо нимба голову давит тяжеленный обруч отвественности. Но теперь эта ответственность обоснована и прекрасна. Я не выдержал, и дал ответную речь.

— Друзья! Я обращаюсь не только к своим старым друзьям: Гудвину, Флинту и Тинке. Я обращаюсь ко всем вам. К апологетам. Простите, что сомневался в вас. Простите, что считал вас тщеславными индюками.

— Тщеславные индюки? — шепнула Сегленда, шокировано переглянувшись с Фюриэль, и обе тут же тихонько рассмеялись.

Артехог лишь покачал головой.

— Простите меня. Я ошибался, — продолжил я. — Я незаслуженно принижал гряз… (Артехог вскинул подбородок). Простите. Апологетов, не заботящихся о своих материальных оболочках. Называл их обидно 'грязнулями'. Я был неправ. Ведь важно не то, что снаружи, а то, что внутри. Помните об этом, друзья, и пожалуйста не ссорьтесь из-за этого. Вспомните, что стало с Латуриэлем? Подумайте, что с ним станет. И не повторяйте его ошибку. Вы — едины. Вы — апологеты. Вы — лучшие в своём роде. Вместе вы справитесь с любой угрозой. Вместе вы вольётесь в поток. Вместе вы отправитесь в лучший мир! И вам предстоит жить там. Жить вместе. Разве это не так, уважаемый апологет Артехог?

— Так, — ответил он.

— Тогда прекратите распри. Прошу вас! Держитесь друг за друга, — я взглянул ему в глаза, и он впервые ответил мне взглядом, лишённым презрения. — Когда я пришёл в этот город, я был никем. Я всегда думал, что я — никто. И меня удивляло, почему изгнанники так дорожат мной? Теперь я понял. Они дорожили мной потому, что надеялись. Надеялись на то, что когда-нибудь я оправдаю их заботу. Пришла пора платить по счетам за всю ту честь, что мне оказали. Я не знаю, смогу ли справиться с Латуриэлем? Но теперь я уверен, что выложусь для этого полностью, без остатка. Ведь я не один. Со мной апологет Райли… (я глянул на подругу — та улыбнулась, смахнув слезинку и кивнула).

А ещё со мной сумеречный корпус!

Нибилар восторженно обернулся к строю, и по толпе апологетов пошла волна одобрительных возгласов.

— Со мной Триумвират! — громче произнёс я, и апологеты взвыли сильнее.

— А еще, — я набрал в грудь побольше воздуха, и, выбросив вверх кулак, крикнул. — Со мной Апологетика!!!

Десятки рук подняли сжатые кулаки. Рёв апологетов продолжался не меньше минуты. Это были самые прекрасные мгновенья из тех, что я пережил.

— Слэрго Скрибелар! Слэрго Райли! — ещё долго скандировали в моих ушах их громкие голоса.

Нас провожали как настоящих героев. И за нас поклялись отомстить со всей жестокостью. Ради такого не грех и погибнуть, скажу я вам честно.

Мы шли в самый опасный район города в необычайно приподнятом настроении. От моей недавней депрессии не осталось и следа. Самоубиство превратилось в чудесный поход. И меня более ничего не тревожило. Даже страх перед встречей с Латуриэлем и Хо превратился в волнующее предвкушение.

— Ты говорил очень проникновенно, — призналась Райли. — Как будто бы готовил речь заранее.

— Ничего я не готовил. Я вообще не ожидал, что Нибилар за одну ночь поднимет в ружьё всю Апологетику. Ай да сестрёнка Елизавета! Сдержала слово, как обещала. Поставила на уши всех этих снобов.

— А может быть они сами?

— Хм… Возможно. Во всяком случае, Тинка с Гудвином и Флинтом уж точно явились самостоятельно… Чёрт, а почему я, собственно, не верю в искренность остальных? Может Лиза и дала им пинок под зад, но дальше-то они пошли сами. Согласись, это было шикарно! Такая поддержка! Как я понял, 'Скрибелар' означает 'Писатель'?

— Не совсем. Это же альгершатах, милый. Тут всё гораздо сложнее. 'Люскрибль' — это действительно можно перевести как 'Писатель', а точнее, 'Автор', 'Сочинитель', 'Начертатель'. Ну а 'Беллари' — это 'Будущее', 'Грядущее', 'Перспектива'. В вульгарном переводе, 'Скрибелар' означает 'Автор будущего'.

— То есть, меня так прозвали потому, что в будущем я должен стать писателем?

— Нет. Тебя так прозвали потому, что ты сам пишешь будущее. Своё и наше.

— Звучит весьма пафосно. Но всё-таки, почему мы оружие с собой не взяли?

— Мы же не воевать идём, а на переговоры. Парламентёры приходят без оружия. Даже если бы оно у нас было, то не помогло бы нам. Только проблем бы создало.

— И чё? Выходит, что нам снова придётся ползать перед этими засранцами на коленях?

— Не-ет. Этикет изгнанников здесь не потребуется. Мы должны говорить с суларитами как апологеты. С чувством собственного достоинства. Но без лишней заносчивости.

— Ты знаешь, куда нужно идти?

— Примерно.

— Странно, что сулариты до сих пор не вышли нас встречать.

— Они не беспокоятся об охране. Знают, что Апологетика не нападёт.

— У меня появилась идея.

— Какая?

— Давай разыграем 'спектакль'. Преподнесём всё так, будто бы ты тащишь меня насильно. Тогда они подумают, что мы не заодно, и не станут тебя подозревать. Как тебе такой план?

— Не знаю. Можно попробовать.

— Тогда иди позади меня, и делай вид, что конвоируешь.

— Хорошо, — она неуверенно толкнула меня в плечо. — Давай, двигай-двигай…

— Чего так неуверенно? Давай грубее.

— Как скажешь. А-ну, шевелись! — Райли отвесила мне пинок от которого я едва не упал.

— Полегче.

— Ой. Прости.

— Нет-нет, всё нормально. Продолжай в том же духе.

Так мы прошли пару пустынных кварталов.

— Ну вот и добрались, — вдруг шепнула мне подруга. — Сейчас начнётся.

Я попытался обнаружить наблюдателей, но не смог.

— Чего встал! — снова пнула меня Райли, с нарочито громким окриком. — Вперёд!

Мы прошли ещё несколько десятков метров, и тут я наконец-то заметил суларитов, выходящих из ближайших домов. Их было четверо. Двое шли справа, двое слева. В руках у них было оружие, но в движениях не прослеживалось никакой угрозы. Словно они вышли к нам просто из любопытства.

— Стоять! — окликнул Райли один из них.

— А-ну, стой! — та схватила меня за шиворот и дёрнула к себе.

Сулариты остановились.

— Ты… — начал было тот, что требовал остановиться.

— Апологет Райли. Z-345/7-37 субкод 2.

— Апологет? — они переглянулись.

— Да.

— А этот, с тобой, кто?

— Он — человек.

— Человек? — сулариты встрепенулись. — Настоящий?

— Вполне настоящий. Латуриэлю ведь нужен живой человек, верно?

Сулариты явно были шокированы таким неожиданным поворотом.

— То есть ты привела его для мастера Латуриэля? — всё ещё не верил своим глазам их начальник.

— Да. Я слышала, что он готов хорошо за него заплатить.

— Верно. И что же ты хочешь за этого человека?

— Этот вопрос я буду обсуждать только с Латуриэлем.

На какое-то время воцарилось полное молчание. Видимо, сулариты пытались 'прочитать' Райли, но та употребила талукан сразу как вышла за ворота Апологетики, и сейчас он уже должен был вовсю действовать.

— Апологеты не имеют права ступать на священную землю Суллара, — произнёс главный. — Только свободные изгнанники вхожи сюда. Те, кто жаждут присоединиться к Братству.

— Поправьте меня, если я неправа, — расматривая свои ногти, ответила Райли. — Но, по-моему, апологеты ещё как ступали на эту землю. Более того, основали ваше Братство. И ваш лидер — Латуриэль был одним из них. Не так ли?

— Да как ты… — дёрнулся было один из суларитов, но начальник остановил его.

— Тише, брат. Успокойся. Она права. Наш мастер действительно был апологетом, и основал наше любимое Братство. Я не услышал в её словах оскорбления. Ведь так, апологет Райли?

— Я и не думала никого оскорблять. К Латуриэлю у меня претензий нет, — ответила та. — Мне лишь нужно продать ему этого… Примата. Если честно, мне насрать и на Апологетику. Там сейчас творится полная жопа. Нибилар окончательно спятил. Поэтому, если ваш мастер предложит мне хорошую плату, я пошлю этих тщеславных индюков куда подальше, и присоединюсь к Братству.

Райли явно увлеклась своим блефом. Даже мне на секунду показалось, что она говорит правду. Чего уж говорить про суларитов.

— Ладно, пойдём.

Нас обступили со всех сторон, и повели дальше по улице.

Территория суларитов занимала довольно большую площадь: от набережной и до самого Призрачного района. Латуриэль основал свою резиденцию в здании бывшего УФСБ. Как водится, неспроста. Чтобы дойти до него, нужно было пройти жилые кварталы. Сулариты жили не разобщёно, а концентрировались на улице Первомайской — центральной улице своего района. Там располагались жилые дома и тренировочные площадки. Здание городской мэрии было превращено в храм Даркена Хо. Стены были покрыты бесчисленными надписями на латыни и альгершатахе. Центральное УВД с прилегавшим к нему следственным изолятором, сектанты переделали в бойню. Из-за забора доносились страшные крики заживо разделываемых существ, а мясники, покрытые кровью с ног до головы, равнодушно таскали освежёванные туши из открытых ворот через дорогу — на склад. За этими воротами я успел разглядеть, как живодёры сдирают шкуру с ещё дёргающегося, подвешенного гиппотрагуса. Тем временем, в стороне, группа особо измождённых грязнуль синхронно натачивала ножи, тесаки и топоры. Это был непрекращающийся процесс. Сулариты работали как муравьи. Одни занимались продовольствием, другие — ремонтом, третье — укрепляли оконные ставни, четвёртые — собирали урожай каких-то овощей, выращиваемых на бывшем газоне, а пятые — надзирали за выполнением их работы. Это был непрерывный цикл. У каждого было своё задание. И никто из занятых в этом труде не отвлекался на нас. Далее, в бывшей хоккейной коробке, группа боевиков тренировалась отрабатывать приёмы рукопашного боя. Ещё дальше — вздёргивали на колючей проволоке какого-то, очевидно провинившегося, 'братка'. С этого момента мой боевой энтузиазм начал быстро спадать. Мы были безоружными среди этой варварской, непредсказуемой толпы шизанутых религиозных фанатиков, почитающих лишь один единственный кумир. Молю тебя, Хо, только бы ты существовало в реальности!

Серый дом Управления иликтинского ФСБ охранялся как американский Форт-Нокс. Латуриэль не боялся Апологетики. Он боялся собственную паству. Значит его авторитет действительно уже реально шатался, и он испытывал серьёзные опасения, что его власть скоро падёт.

Пока мы шли по улице, нами, кажется, вообще никто не интересовался. Но стоило войти в это логово, как всё внимание охраны тут же было сконцентрировано на нас. Естественно, нас обыскивали. И не раз. И не два. На каждом этаже. Долго пытались 'прочитать' меня и Райли, настойчиво играя 'в гляделки'. Но, понятное дело, безрезультатно. Тем не менее, нас продолжали вести дальше, по полутёмным коридорам, пахнущим сыростью. Здание было довольно мрачным ещё до катастрофы. А теперь и подавно превратилось в глухой каземат. Казалось, что его специально таким спроектировали. Чтобы давить на психику одной лишь обстановкой.

Латуриэль обосновался в кабинете начальника, куда нас и сопроводили. В приёмной пришлось немного подождать, и терпеливо вынести ещё один обыск.

— Кто такие? — осведомился у наших сопровождающих сильно помятый суларит, расположившийся на месте секретаря.

— Апологеты прислали мастеру живого человека.

— Да ну? С чего это вдруг такая щедрость?

Ответа не последовало. Вместо этого, другой сопровождающий обратился ко второму сулариту, сидевшему в противоположном углу приёмной и непонятно чем занимавшемуся.

— Опять полопались?

— Дерьмо, — ответил тот. — Проклятая обезьянья шкура. Чуть что — раны загнивают.

Я пригляделся и с отвращением увидел, что он вынимает из банки крупных белых личинок и запихивает их в открытые раны на своих руках. У меня эта невразумительная и тошнотворная процедура вызвала глубокое омерзение. Подумал, что эти сулариты — психопаты и извращенцы. Но, как потом выяснилось, личинки помещались в раны из медицинских соображений. Они чистили их, питаясь продуктами гниения, и обеззараживая травмированные участки.

Дверь открылась.

— Мастер ждёт, — сообщил выглянувший из-за неё суларит.

Мы вошли в кабинет. Там находились четверо суларитов. Один — охранник, впустивший нас, двое, как я понял, личные телохранители Латуриэля, и сам Латуриэль. Все мои инфернальные представления тут же улетучились, когда вместо злого демона, я увидел довольно потрёпанного, длинноволосого субъекта, похожего на угрюмого рок-музыканта: алкоголика и наркомана со стажем.

У главы суларитов была светло-серая кожа, сплошь покрытая шрамами, царапинами и коростами. Губы его усохли настолько, что не могли смыкаться, отчего рот зиял постоянным оскалом. Красноватые глаза ничего не выражали. Одет он был в длинный, толстый халат. Не вполне приятный образ, но, по крайней мере, и не кошмарный.

Хоть тело Латуриэля и выглядело сильно изношенным, оно всё ещё сохраняло заметную физическую крепость. Видимо 'старый хозяин' был мужиком здоровым и отменно накачанным, если даже столько лет работы на износ не смогли полностью истощить заложенный в него ресурс.

В общем, он не был похож ни на верховного пастора зловещего сатанинского культа, обвешанного атрибутикой, ни на какого-то фюрера, прохаживающегося под картой грядущего наступления. Он был своеобразен. И просто сидел за длинным столом, в кресле начальника управления, глядя на нас скорее дружелюбно, нежели враждебно.

— Рада приветствовать мастера Латуриэля, — поклонилась Райли.

— Здравствуйте, — вполне нормальным тоном, хоть и с хрипотцой, поздоровался он. — Прошу вас, присаживайтесь за стол.

От удивления, мы переглянулись. Ни я, ни Райли, не ожидали, что к нам здесь будет проявлено уважение, тем более от самого главаря ренегатов.

— Так вы…

Райли представилась, назвав своё имя с идентификатором.

— Апологет Райли? — ответил Латуриэль. — Я очень рад знакомству. Ну а это?..

— Писатель. Человек.

— Неужели? И вправду. Вот это сюрприз. Я так давно ищу человека. Как древнегреческий философ Диоген, — он сипло похихикал.

— Я это знаю. Поэтому и привела его к Вам, — ответила Райли.

— Что ж. Тогда не будем ходить вокруг да около. Просто назови свою цену. Я дам всё, что ты пожелаешь.

— Что я пожелаю, — Райли задумалась. — Наверное, лучше будет начать с официальной версии. С того, что желает Апологетика, приславшая меня в качестве парламентёра. А желает она мира.

— Мира? — удивился Латуриэль. — Какого мира? Мы, вроде бы, не воюем. Да, наши взгляды на жизнь серьёзно отличаются, но не до такой же степени, чтобы сражаться друг с другом.

— Нибилар и Верховные так не считают. Они говорят, что сулариты вот-вот нападут на Апологетику.

— Для чего нам нападать?

— Чтобы уничтожить её.

— Ох-х, — Латуриэль прикрыл лицо рукой. — А ты сама в это веришь? Только честно.

— Откуда же мне знать, — пожала плечами Райли.

— Нда-а… Всё печальнее, чем я думал. Они накручивают новоиспечённых апологетов против Братства. Выставляют нас в дурном свете. За что? Почему? Чем мы им мешаем? Мы даже не лезем в их дела…

— А я слышала, что на днях возле Апологетики был уничтожен целый отряд суларитов. Это ложь?

— Нет. Это правда. Но тот отряд был послан не против Апологетики. Разведка зафиксировала небывалую активность ай-талука. Была снаряжена экспедиция для того, чтобы добыть побольше этого ценного продукта. Но ай-талук оказался слишком опасен и убил половину отряда. Остальных убили джамбли, неожиданно появившиеся на поверхности. Очень трагичная ситуация… Более того, смертельному воздействию ай-талука подверглись не только мои ребята, но и изгнанники, нашедшие Суфир-Акиль. Ведь очаг его произрастания появился ни где-нибудь, а прямо на Тропе Блудных Детей. Буквально у ворот Апологетики. Странно, что сами Апологеты этого не знали. Или же знали, но извратили факты в свою пользу.

— Вон оно что, — кивнула Райли. — Теперь мне всё понятно.

— Как поживают мои бывшие друзья: Нибилар, Эвилон и Артехог? — спросил Латуриэль.

— Эвилон совсем помешался на науке. Стал почти как Водзорд. Нибилар превратился в дикого параноика. Лишь Артехог, пожалуй, единственный из Высших, кто сохранил адекватность.

— Я так и думал. Значит, Нибилар волнуется, что я могу напасть на Апологетику, и прислал мне подарок, в знак мира и добрососедства? Это приятно. Тем более, что я и не планировал на них нападать. Ведь даже по логике, идти войной на Апологетику — себе дороже. Сёстры сотрут меня в пыль, ведь так? Я не собираюсь жертвовать своими братьями ради совершенно бессмысленной войны. Всё что мне необходимо, так это верой и правдой служить своему великому богу — Даркену Хо. Пусть Апологетика идёт своей дорогой, а сулариты пойдут своей… Но ты сказала, что это была официальная версия. Хотелось бы выслушать неофициальную.

— А неофициальная заключается в том, что я разочаровалась в Апологетике. Ведь это я добыла этого человека. И я привела его сюда. Это был мой Суфир-Акиль. А они… Они, вместо того, чтобы воздать мне за все мои труды и старания, отправили меня к Вам, чтобы оплатить свои счета моим богатством!

— Разумное замечание, — кивнул Латуриэль. — Продолжай.

— Я не хочу возвращаться в Апологетику. Я хочу служить Вам, мастер Латуриэль. Но не просто так. В качестве награды за этого человека я расчитываю получить высокую должность.

— Твои запросы очень высоки. Знаешь сколько братьев изо дня в день лезут вон из кожи, чтобы добиться хотя бы какого-то ничтожного статуса в нашей строгой иерархии? Они стараются изо всех сил, но получается только у единиц. У самых-самых лучших и преданных. Ты это понимаешь?

— Мне лишь нужен ответ. Стоит ли этот человек того, что я прошу?

Латуриэль попытался улыбнуться, но из-за усохших губ получилась какая-то совершенно жуткая гримаса.

— Как раз кстати, волею суллара Хо, у меня освободилась одна важная вакансия. Я принимаю тебя, Райли. Будешь сотницей…

— Но мастер! — взвился один из 'телохранителей'.

— Ты что-то имеешь против, брат Глор?

— Никак нет, мастер, — отступил он. — Я лишь хотел высказать своё скромное сомнение по поводу твоего неожиданного решения. Эта особа должна хотя бы пройти подготовку, прежде чем становиться во главе боевой сотни.

— Я тебя услышал. А ты что скажешь? — Латуриэль взглянул на второго 'телохранителя'.

— Ты мудр, старший брат, — ответил тот. — И в этом не сомневаемся ни я, ни Глор. Но позволь задать лишь один вопрос нашей гостье. Скажи мне, Райли, если ты так легко и непринуждённо предала Апологетику, то где гарантия, что ты так же легко и непринуждённо не предашь нас? А?

Райли перевела взгляд на вопрошавшего, и цинично ответила, — когда-то Вы точно так же предали Апологетику. Значит ли это, что я не должна доверять вам теперь?

Суларит аж поперхнулся от гнева. А Латуриэль расхохотался кашляющим смехом, и наградил Райли звучными аплодисментами.

— Чудесный ответ! Не злись на нашу новую сотницу, брат Никтус. Как видишь, она вполне годится для этой работы. Кого угодно поставит на место. Даже бывшего Верховного апологета…

Так значит это никакие не телохранители, — понял я. Это соратники Латуриэля. Бывшие члены Конклава.

— Я с удовольствием займу предложенный пост, — продолжала борзеть моя подруга.

— Вот и отлично. Предлагаю это отметить, — Латуриэль сделал знак дежурному у дверей. — Принеси нам выпивку и закуску. Сегодня у нас большой праздник. Я наконец-то нашёл человека и верного сотника. Ты ведь будешь верно служить мне, Райли?

— Не сомневайтесь, мастер.

— Верю. Значит ты готова до последней капли крови защищать Братство?

— Готова не только защищать, но и вести его в бой.

— В какой бой? Ты опять продолжаешь муссировать бредни Нибилара? Поумерь свой пыл. Пойми же наконец, сулариты не злодеи и не захватчики. Нам бы как-то самих себя защитить. От хищников, от джамблей… Эндлкрон в последние дни зашевелился. Тут уже не до Апологетики. Мы стараемся построить мирное, цивилизованное общество. Вы ведь пришли сюда свободно. Надеюсь, никто из братьев не оскорбил вас?

— Нас встретили радушно, — ответила Райли. — Что меня сильно удивило. Я действительно не увидела ни одного военного патруля, ни одного блок-поста. Только казнь какого-то суларита…

— Ах-х, — Латуриэль печально кивнул. — Мне так жаль, что вы стали свидетелями этого неприятного процесса. Дело в том, что казнённый брат был вором. Так уж у нас заведено. Воровство считается самым страшным преступлением, за которое наказание — смертная казнь. С той поры, как одна мерзкая змея, пригретая на моей груди, выкрала у меня очень ценную вещь, я жестоко караю любого, кто ворует у собственных братьев. Разумеется, только при наличии весомых доказательств. Без суда и следствия мы никого не наказываем, в отличие от авторитарного Конклава Апологетики. Не спорю, мне часто приходится действовать жестоко и решительно. Но это обусловлено беспощадностью окружающего мира. Без суровой дисциплины не достичь приемлемого порядка. Стоит дать слабину и общество погрузится в хаос. Ты ведь со мной согласна, Райли?

— Абсолютно.

Нам принесли выпивку, цветом похожую на чай, и тонко нарезанное мясо.

— Вы и его приглашаете разделить с нами трапезу? — спросила Райли, указав на меня.

— А что? — взглянул на неё Латуриэль, принимая бокал с напитком.

— Не понимаю. Зачем с ним церемониться? Всё равно же в жертву приносить.

— Э. Э! — подыграл ей я, демонстративно вскочив со стула. — В какую жертву?! Чё за ерунда?!

— Успокойся, человек, сядь, — мягко попросил меня Латуриэль.

— Сначала объясните, о какой жертве идёт речь? Райли, ты же обещала, что мастер Латуриэль мне поможет. Что он выпустит меня из города. Какая к чёрту жертва?!

— Я тебя обманула, милый, прости, — ответила та, жуя мясо. — Тебя принесут в жертву великому Даркену Хо.

— Это правда? — стараясь изобразить максимальную растерянность, я взглянул на Латуриэля.

— Да, — ответил тот. — Но волноваться не стоит…

— Не стоит?! — я взмахнул рукой, но Райли, подскочив, тут же грубо усадила меня на место.

— А-ну, сядь, обезьяна! Кто давал тебе право говорить с мастером, тем более в таком дерзком тоне?!

— Успокойся, сотница, — осадил её Латуриэль. — Зачем ты так грубо обращаешься с человеком? Всё-таки он один из 'старых хозяев', давших нам тела. Прояви немного уважения. А ты не волнуйся, Писатель.

Райли фыркнула и села на место.

— Как же не волноваться, если меня собираются убить? — следом за ней сел я.

— С чего ты взял, что тебя будут убивать? Если бы мне был нужен мертвец, я бы воспользовался одним из тысячи мёртвых тел, оставшихся после катастрофы. Но мне не нужен труп. Мне нужен живой человек.

— В чём же тогда заключается эта самая жертва?

— Ты выйдешь на берег священного озера, где встретишься с Хо.

— Оно убьёт меня?

— Этого я не знаю. Оно велело привести к нему живого человека. А для чего — мне неведомо. Но я не думаю, что ему нужна твоя смерть. Даркен Хо — не кровожадный бог.

— Но я так надеялся, что мне наконец-то помогут вернуться домой, — я печально опустил голову.

— Даю тебе слово, — ответил Латуриэль. — Что если ты вернёшься от Хо живым и невредимым, я покажу тебе тайный выход из города.

— Правда? — спросил я.

— Правда. Ну, давате-ка выпьем в конце концов! Поднимем бокалы за удачный день.

Мы выпили немного крепкого пойла, по вкусу напоминающего тёплую брагу.

— Слэрго суллархо, — выдохнул глава суларитов и закусил мясом. — Хорошая штука. Крепкая. А ты, Райли, смотрю, не шибко жалуешь людей. Сколько дней ты тащила его сюда? Неужели ни капельки к нему не привыкла?

— Именно потому, что я так долго его сюда вела, он мне надоел до ужаса. Знали бы Вы, сколько нервов он мне вымотал. Теперь, когда он Ваш, у меня будто камень с плеч свалился.

— Странно. А мне поначалу показалось, что вы с ним друзья, — простодушно ответил Латуриэль.

— Таких друзей за одно место и в музей. Надеюсь, что этот дар не разочарует Даркена Хо. Мне было бы очень печально узнать, что я потратила столько сил впустую.

— Не переживай. Ты старалась не напрасно. К тому же, ты теперь сотница одной из самых сильных армий, с которой могут потягаться разве что сумеречники. Да и то не факт. Нам бы их оружие. Тогда бы уже никто не посмел бросить нам вызов. И все наконец-то оставили бы наше многострадальное Братство в покое. Ведь всё что нам нужно — это занять свою устойчивую нишу во Вселенной. Почувствовать себя не опытными образцами, а настоящей цивилизацией, заслуживающей великого будущего.

— Мы и есть будущее! А сумеречники — это прошлое, — произнесла Райли. — Как и люди.

— Хорошие слова. Надеюсь, что так оно и будет, — Латуриэль пригубил немного напитка. — Ты весьма перспективна, Райли. Уж не второй ли субкод делает тебя такой? На самом деле. У тебя есть всё: острый язык, пылкий ум, дьявольская хитрость. Ты похожа на меня. Например, знаешь чем?

— Чем?

— На подобную встречу я бы тоже пришёл под талуканом.

— Это вышло непреднамеренно, мастер…

— Не оправдывайся. Всё в порядке. Я прекрасно понимаю тебя. После промывки мозгов, устроенной Нибиларом со товарищи, ты не знала, чего тебе ожидать, и перестраховалась. Это нормальный подход. Говорю тебе, я поступил бы точно так же. К тому же, действие талукана скоро спадёт, и я окончательно удостоверюсь в чистоте твоих помыслов. Они ведь чисты, сотница Райли?

Та кивнула.

— Конечно чисты. Как может быть иначе? — Латуриэль выпил ещё немного. — Да вы пейте, пейте, друзья мои! Не скромничайте. Мы ведь теперь братья. Мы — семья. Я вот смотрю на своих верных товарищей: Глора и Никтуса, и вижу, что они всё ещё сомневаются в искренности Райли. Напрасно. Я ведь не сомневаюсь. Значит и вам не стоит терзаться сомнениями. Что скажете, братья?

— Лично я всё обдумал, и пересмотрел своё мнение, — ответил Глор. — Она нам подходит.

— Рад, что ты прислушался к своему разуму, и ко мне, брат. Ну а ты, Никтус?

— А я хочу попросить прощения у сотницы Райли, за то, что выражал ей безосновательное недоверие. Теперь я вижу, что был слеп и недальновиден.

— Да всё в порядке, — смущённо ответила Райли. — Я не в обиде.

— Благодарю тебя.

— Как же всё-таки здорово, что мы поладили! — радостно подытожил Латуриэль. — Моё сердце переполнено счастьем! Давайте выпьем за Апологетику? За то, чтобы наши заблудшие братья наконец-то поняли, что мы им не враги, что их всё это время обманывали. И поняв это, они присоединились бы к нам, так же как это сделала Райли!

Мы поддержали тост.

Да, вот ведь неожиданность, — думал я. — Этот Латуриэль вовсе не безумное чудовище, каким я его представлял. Ему приходится быть твёрдым, чтобы держать в узде разношёрстных и волевых изгнанников. Но он не выходит за рамки, и в его риторике действительно прослеживается здравый смысл. Что лучше? Потерять своё 'Я', влившись в общий поток, или найти своё предназначение, примкнув к коллективу? Он выбрал второе. Это было его право. В любом случае, кем бы он ни был на самом деле, его персона явно не соответствовала гуляющим по городу страшилкам.

— О чём задумался, Писатель? — прервал он мои мысли.

— Думаю о Хо. Кто оно? О чём оно хочет со мной говорить? А вдруг оно причинит мне боль?

— Ты его сильно боишься?

— Да.

— Хм-м, — Латуриэль поставил бокал. — Знаешь, когда я начал искать человека для Хо, я и представить себе не мог, что мне будет так тяжело им жертвовать… Всё потому, что из живых людей, проникающих в город, доселе были доступны лишь мародёры, бандиты, преступники… Отбросы вашего общества. У меня к ним такое же отношение, как, наверное, и у тебя. Поэтому я был уверен, что жертва будет непременно каким-нибудь негодяем. И тут вдруг ты: Писатель, интеллигентный человек. Как существо глубоко духовное, я не имею права приносить в жертву другое духовное существо. Да простит меня Даркен Хо! И пусть накажет, если я заслужил. Но я не могу…

— То есть, Вы не отдадите меня Хо? — я не поверил собственным ушам.

— Нет. Оно долго ждало жертву. Подождёт ещё немного. Авось попадётся мне какой-нибудь нехороший человек. А тебя я отпущу с миром. Не просто отпущу. Покажу потайной выход из города.

— Я даже не знаю, как и благодарить Вас, мастер Латуриэль! Никто не мог мне помочь, а Вы…

— Не нужно меня благодарить. Лучше выпей со мной.

Мы выпили ещё немного.

— Эх, как же всё-таки необычно и замечательно общаться, когда не имеешь возможности прочитать собеседников! — Латуриэль стукнул донышком бокала по столешнице. — Только в этих случаях ты понимаешь, что такое доверие, и насколько оно ценно. Глупцы мне говорят, 'мастер, неужели можно быть таким доверчивым в нашем безжалостном мире, сплошь состоящем из лжи?' А я отвечаю, — 'можно… Да, можно! Потому что доверие — это единственное святое зерно, которое в нас осталось. Читая вас, я не доверяю вам. Это как читать чужие письма. Низко и мелочно. Это порождение внутреннего страха, который заставляет нас идти на низость, вновь и вновь проверяя вполне порядочных и честных братьев. А тот, кто доверчив — действительно силён духом, потому что он пренебрегает собственным страхом, вытравляя из своей души червя недоверия!' Мы сильны потому, что доверяем друг другу.

Глава суларитов немного помолчал, глядя куда-то в сторону, а затем продолжил.

— Другие глупцы наивно полагали, что раз я доверчив, значит можно этим пользоваться, можно держать меня за идиота, застилая ложью мои глаза. Всех, кто так думал, постигла страшная участь. Такова расплата за пренебрежение искренним доверием.

Он посмотрел на нас и рассмеялся.

— А что вы так напряглись? Я же не вас имею в виду. Расслабьтесь, друзья. Эти слова касаются лишь врагов и предателей. Вы же к ним не относитесь? Правда, Райли? Ну конечно правда. Я вижу это в твоих глазах. Глаза, которые не лгут. И моё сердце открыто. Я не хотел напугать. Честное слово. Просто поделился своими мыслями. По-дружески. Мы же теперь друзья. А между друзьями не должно быть тайн. Вот я сейчас поделился с вами сокровенным. Потому что я уверен, вам можно доверять. А ты, Райли, ничего не хочешь мне рассказать?

— О чём, мастер? — взглянула на него та.

— Ну, я не знаю, мало ли. Что у тебя в душе. Что тебя гложет. Поделись со своим новым другом.

— Мне нечего сказать.

— Правда? Как печально. А я надеялся, что мы поговорим по душам. Ну да ладно. Как говорится, ещё не вечер, верно? — и он рассмеялся.

Совершенно неожиданно, охранник, подошедший к нам сзади, ухватил Райли за затылок и изо всех сил ударил её лицом об стол.

— Отличный удар, брат! — восторженно хлопнул в ладоши Латуриэль. — Но зачем бокал разбил?

— Это не я, мастер. Это её рожа, — суларит намотал волосы девушки себе на руку, и дёрнул их назад, задрав её окровавленное лицо.

— Вы чего творите?! — я попытался вскочить, но тут же задёргался от электрических импульсов, пронзивших всё моё тело.

Потеряв равновесие, я упал на пол, но меня продолжали яростно жечь чем-то вроде шокера. В глазах всё рябило. Безвольно корчась на полу, я не мог даже умолять своего мучителя, чтобы он прекратил эту пытку. Наконец, Латуриэль произнёс:

— Достаточно, Никтус. Ты испортишь такое прекрасное тело.

— Да, старший брат.

Наконец-то меня перестали бить током, но тело продолжало самопроизвольно дёргаться ещё какое-то время. При этом не было возможности пошевелить ни рукой, ни ногой. Сквозь опадающую пелену на глазах, я видел, как неподалёку от меня, вместе со стулом, на пол грохнулась Райли. Её начали пинать тяжёлыми ботинками. Первой мыслью было — связаться с сумеречниками, но изо рта вырывались лишь пустые хрипы.

— Куда её, мастер?

— В подвал. Разомните немного, чтобы стала помягче. Заодно и талукан из неё выйдет. Но а потом я с ней потолкую. Когда с этим разберусь.

— Слушаюсь.

Райли поволокли к выходу. Я беспомощно протянул к ней руку.

— Да не переусердствуйте там! — продолжал доноситься как будто откуда-то издалека голос Латуриэля. — Из трупа никакой информации не извлечь.

— Конечно, мастер.

Когда мою избитую подругу вытащили за дверь, Латуриэль перешагнул через меня, и присел напротив, склонив голову.

— Ну что, Писатель? Ты наверное скажешь, что я поступаю грубо. И будешь прав. Но что поделать? Сейчас всем тяжело. Суровый мир диктует суровые условия. Неужели вы думали, что я настолько примитивен и глуп, что проглочу вашу ложь? Мой простодушный человечек, если бы я был таким примитивным и глупым, я бы и дня не прожил вне Апологетики! И уж тем более не стал бы светочем Суллара! О, нет, мой друг, меня не провести. Да, я заранее знал об истинной причине вашего визита, и ждал вас здесь с распростёртыми объятиями. С радостью и удовольствием поиграл в предложенную вами игру. Вот только вы не учли, что это игра на моём поле.

Я хотел ему ответить, но из горла вырвалось лишь 'Кх-х-х!'

— Ась? — Латуриэль картинно, по-стариковски приложил палец к уху.

— Кха-х…

— Ничего не понимаю, извини. У тебя явные проблемы с произношением. Когда я тебя вытесню, первым делом начну отрабатывать дикцию… — он выпрямился, и теперь я видел только его ноги. — Чем ты его, брат? Гальваноидами мушенбрука?

— Ага, — ответил суларит.

— Там ещё остался заряд?

— Есть. Но совсем немного.

— Хватит, чтобы его вырубить?

— Сейчас узнаем.

— Контур! — попытался выкрикнуть я. — Кон…

Нестерпимая, жгучая боль пронзила мою спину, сначала парализовав, а затем — отключив сознание напрочь.

Чувства возвращались ко мне постепенно. Я не знаю, сколько времени прошло с того момента, как меня вырубили. Первым делом попробовал пошевелиться — но тщетно. И на этот раз отнюдь не из-за последствий воздействия электрического тока, а потому что руки и ноги были прикованы к креслу, напоминавшему стоматологическое. Возможно, оно когда-то и было стоматологическим, но сулариты его переоборудовали под свои извращённые нужды. Комната вокруг напоминала смесь камеры пыток и лаборатории маниакального учёного. Сначала показалось, что я здесь один.

— Райли? — окликнул я. — Ты здесь?

— Её здесь нет, — в поле моего зрения показался Латуриэль со шприцем в руке. — Рад, что ты очнулся.

— А, ч-чёрт, — я дёрнулся.

Оковы были прочными.

— Агент 909 вызывает Контур! У нас проблемы!

— С кем это ты разговариваешь? — спросил Латуриэль. — А-а, видимо с этим?

И он показал мне наушник.

— Так значит это правда передатчик сумеречников? Надеялся связаться с ними? Думал, что они тебе помогут? Хм-м… Любопытная штука. Обожаю 'игрушки' сумеречников. Весь этот хайтэк, уникальные технологии. Это будоражит. Ну-ка, брат, погляди на это, — он кинул передатчик другому сулариту, присутствующему в комнате.

Тот поймал его налету.

— Это определённо технология сумеречников, — констатировал он. — Я вижу их маркировку.

— Попробуй выйти с ними на связь. Посмотрим, что они нам скажут.

— Но как, старший брат?

— Ты же слышал позывной — 'Агент-909'. А ключевое слово — 'Контур'. Верно, Писатель?

Я отвернулся в бессильной злобе.

— Давай же, братец, пообщаемся с Контуром.

Суларит вставил передатчик в ухо, и неуверенно произнёс, — Агент-909 вызывает Контур. Агент…

Раздался резкий хлопок, завоняло горелым мясом, и подопечный Латуриэля свалился на пол. Из всех отверстий в его голове обильно лилась кровь, а из почерневшего уха поднимался дымок.

— Так я и думал, — ничуть не удивился Латуриэль. — Адаптивная система идентификации, настроенная на параметры ДНК. Сумеречники такие предсказуемые. Но… Я хотя бы попробовал, — он улыбнулся мне и начал выковыривать передатчик из развороченного уха своего мёртвого помощника. — Эх, жжётся…

— Ты бессердечный ублюдок, — произнёс я.

— Полагаешь? — вынув передатчик, он аккуратно обтёр его краем халата и положил на стол. — Пусть здесь полежит… Так ты считаешь меня сволочью, да? Ну, в каком-то аспекте ты прав. Сердца у меня действительно нет. Разумеется, в метафорической, а не в физиологической форме. Зато есть разум. Или ты считаешь, что я должен был испытать этот передатчик на себе? Или должен был дать его тебе, чтобы ты вызвал на мою голову шквал артиллерийского огня с Периметра? Я так должен был поступить по-твоему?

— Ты всё равно проиграл. Не сумеречники, так апологеты тебя прикончат.

— Ах, ну да, — кивнул он. — Армия Апологетики, которая сейчас концентрируется возле наших границ… Мне что-то такое докладывали. Нет, ну я конечно же поражён, как Нибилару удалось мобилизовать свою расслабленную когорту. Видимо страх… Стра-ах. Он как сжимающиеся тиски. Нибилар знает, что не успеет сбежать. И это ещё раз подтверждает мою теорию о том, что он не в курсе, когда Апологетика заслужит исхода. Потому, что не будет никакого исхода. Всё это сладкий миф. Соблазнительная приманка. Обещание будущего, которого не будет! Теперь ты понимаешь, почему я в своё время послал всё это к дьяволу? Потому что я прозрел. Я — один из немногих, если не единственный в своём роде, осознал, что иду не туда. Как баран к жертвенному камню. И я свернул с этого пути. И они — всё ещё продолжают топать дальше, и блеять о новом, чудесном мире. Тупицы… А теперь они готовятся штурмовать мой район. Какое мужество! Но где же их защитники? Где Сёстры? А? Почему они позволили своим агнцам вновь рисковать жизнями уже после обретения Суфир-Акиля? Не потому ли, что они тоже меня боятся? Не потому ли, что они — тоже обычный миф?

— Не тешь себя пустыми надеждами, мастер-ломастер. Недолго тебе осталось царствовать. Если ты нас не отпустишь — твоей грязной империи конец. Апологеты за всё с тобой поквитаются.

— Да я их жду — не дождусь! — он рассмеялся. — Писатель, не знаю, кто вдохновил апологетов на этот поход, но я несказанно благодарен ему за это. Мне даже не придётся нападать на Апологетику. Апологетика сама пришла ко мне! Если бы ты разбирался в стратегии, то наверняка бы знал, что атакующая сторона несёт гораздо более существенные потери, нежели обороняющаяся. Сколько верных братьев я бы потерял, штурмуя Апологетику! Но в обороне, перевес уже на моей стороне. Потому что на моей территории каждый закоулок, каждый дом и каждый куст — будет помогать армии Суллара! Апологеты здесь ничего не знают, а сулариты — знаю всё. И они утопят апологетов в крови. Ты уж мне поверь… В любом случае, время у нас есть. Насколько я знаю Нибилара, он будет ждать до последнего. Пусть ждёт. А мне нужно подготовиться. Хочу встретить старого друга в новом обличии. В твоём обличии.

— То есть, ты хочешь… А как же Даркен Хо? Как же жертва?

— Хо? — Латуриэль огляделся по сторонам, словно опасаясь, что нас могут подслушать. — Откуда мне знать, что ему нужно?

— Ты же его жрец. Или я неправ?

— Как бы тебе попонятнее растолковать, — задумчиво ответил Латуриэль. — Да, я создал этот культ. И у него, как и у любого другого культа, в основе лежит пустота, покрытая сверху бездоказательными догмами, словно листьями кувшинок. Такова природа всех религий: жёсткое ограничение одних в угоду другим. Я ничего нового не изобрёл… Ладно, хватит пусто-порожних разговоров, Писатель, пора действовать. Сейчас я сделаю тебе укол. Он будет немного болезненным. Потом…

Я расхохотался, вызвав у него недоумение.

— Так во-он оно что… Вот так дела! — хохотал я, долбясь затылком об кресло. — А я-то, глупец! Я-то думал… Ха-ха-ха!

— И что же тебя так развеселило? — спросил Латуриэль.

— Все считали, что я тебе нужен для того, чтобы принести в жертву Хо. И я, наивный болван, тоже так считал! Ха-ха-ха! А на самом деле тебе просто нужно тело. Новое тело. Твоё собственное уже ни на что не годится. Ты вот-вот развалишься по частям. Поэтому тебе как можно скорее нужно запрыгнуть в новый 'биокостюмчик'. Только и всего! А эти красивые истории о 'жертвах великому богу' — ни что иное как пыль в глаза твоей тупорылой пастве! Ведь свежих человеческих тел на всех не хватит… Не то что на всех! Вообще ни на кого! Кроме тебя… Верно? Ты и в Апологетику полез вовсе не из-за жажды мщения, не из-за реванша, не-ет. Ты полез от отчаянья. Чтобы поживиться телами апологетов-чистюль, которые, в отличие от тебя, их берегли и лелеяли. Как прозаично и меркантильно, мастер, ай-яй-яй! Ничего сверхъестественного. Обычный обман. Но зато с каким размахом! С какой легендой! И всё ради чего? Ради спасения собственной шкуры.

— Ну вот, видишь, ты сам во всём разобрался, — спокойно ответил Латуриэль, прыская из шприца струйку. — Молодец. Садись, пять… Ах, ты уже сидишь.

— Допустим, ты успешно поселишься в новом теле. А что дальше? Как объяснишь суларитам, почему воспользовался жертвой, предназначенной Даркену Хо, в собственных интересах? Какую историю выдумаешь?

— Не беспокойся. Я что-нибудь придумаю.

— И тебе не страшно?

— Почему мне должно быть страшно?

— А что если тебе не поверят?

— Поверят, мой друг, поверят. Каждому моему слову поверят. Фанатизм — это духовная слепота. А слепой повинуется руке поводыря. Так уж заведено.

— Значит Хо — это всего лишь твоя фантазия?

— Фантазия, — кивнул Латуриэль, обрабатывая мне руку дезинфицирующим средством. — Но не моя.

— Ты пропагандируешь веру в него. Но сам не веришь в его существование.

— Наверное, как и любой адекватный пастырь, — пожал плечами он.

— А что если оно существует? Что если слухи о нём не беспочвенны?

— Я отвечу тебе то же самое, что когда-то ответил своему другу Нибилару, во время нашего последнего спора о существовании нового, чудесного мира… 'Где доказательства?'

— Тогда что же сподвигло тебя стать его жрецом?

— Ты видел приверженцев Суллара? Видел это отребье? Думаешь, легко организовать управление этим сбродом? Нет. Не легко. Практически невозможно. Даже бывшему Верховному апологету. Единственная возможность держать мой народ в узде — это напугать его кем-то, кто страшнее меня самого. Кто невидим. Не осязаем. Но безмерно силён и жесток. Даркен Хо — больше всех остальных годится на эту роль. Однако, ты прав. Я не с пустого места принял решение избрать его в качестве нашего нового кумира. Одна предпосылка была. Ма-аленькая, — Латуриэль поднёс свои пальцы к моему лицу. — Однажды, мне приснился сон. Ещё в бытность апологета. Когда я экспериментировал с полноценными снами и глубокими погружениями, надеясь, что это поможет стабилизировать приток энергии для регенерации тканей. В то время я узрел немало сновидений. Но запомнил из них лишь одно. Мне приснилась темнота. Темнота говорила со мной. Кто-то смотрел на меня из темноты и говорил. Или диктовал. Много и непонятно. Лишь одну фразу я понял чётко. И от неё проснулся в ужасе и смятении. Кошмар, приснившийся мне той ночью, долго не выходил у меня из головы. Я всё время думал — что он означает? Что это было за предупреждение? А может руководство к действию? Тут-то мне и начала открываться истинная суть бытия. Я избрал темноту увиденного кошмара в качестве символа своей новой религии, и окончательно повздорил с Апологетикой. Случайный сон помог мне изменить свою жизнь и начать за неё неистовую борьбу, в которой я, пока что, выигрываю.

— Это было Хо? Оно тебе приснилось?

— Это был просто сон. Судьбоносный, не спорю. Но обычный.

— А та фраза? Что оно тебе сказало?

— Не твоего ума дело. И хватит вести пустые разговоры. Я что-то слишком увлёкся беседой с тобой. Может потому, что никогда не общался с живыми людьми. А может и потому, что хотел получше изучить старого хозяина своей новой 'квартирки'. Хе-хе. Так, не дёргайся, а то будет ещё больнее.

Он ещё раз обработал кожу на моей руке и всадил иглу. От боли я даже вскрикнул.

— Терпи, терпи. Я предупреждал, что эта сыворотка больная, но она совершенно безвредна. Портить твой организм не в моих интересах.

— Зачем ты тогда колешь мне эту дрянь?

— Она поможет тебе легче расслоиться. И стабилизирует функции органов. Чтобы не возникло сбоев и рассинхронизации, — Латуриэль бросил опустевший шприц в тарелку, и похлопал меня по щеке. — Ну вот и всё. Сейчас немного будет кружиться голова. Это не страшно. Скоро мы станем единым целым! Мой разум и твоё тело.

— Ненадолго. Через день, максимум через пару суток начнётся отторжение. И ты отправишься следом за мной — в никуда.

— Хм-м…

— Ведь именно это спёрла у тебя 5-55? Хреновину, позволявшую адаптироваться в новом теле, да?

— А ты осведомлённый парень, — кивнул Латуриэль. — Ну раз уж ты так осведомлён, то наверняка в курсе того, что 5-55 жива. А если она жива, значит и нейростабилизатор при ней. Она его не бросит. Слишком уж ценная штучка. Нда-а… Ты так же не можешь не знать, что мерзкая Туннельная крыса не просто выжила. Она благополучно вернулась в Апологетику.

— И что с того?

— А то, что она сама ко мне придёт. Она ведь сейчас там, на границе, вместе с доморощенной армией Нибилара, верно? Да, Писатель, она там. И я её жду. Теперь ей уже не вырваться. Мои лучшие ребята готовятся её изловить. Они её поймают. Поэтому, обретение стабилизатора — это лишь вопрос времени. Этого времени мне вполне хватит.

— Скотина…

— Давай обойдёмся без грубостей…

Дверь открылась и в камеру вошла пара суларитов. Одного я узнал — это был Никтус. Второй был незнакомый, сгорбленный и прихрамывающий.

— Наконец-то, — встретил их Латуриэль. — Чего так долго?

— После сейсмических толчков, снаружи начались волнения, — ответил Никтус. — Народ опасается, что появление человека способно пробудить эндлкрона. Мы дали указания сотникам провести с братьями строгую беседу, и наказать особо рьяных паникёров. Но волнения продолжают разрастаться. Под землёй слышен гул. Это не к добру.

— Значит нам надо поторопиться. Я должен поскорее предстать перед братьями в новом обличии. Чтобы укрепить их веру!

— Мы готовы, старший брат!

— Тогда начнём. Подсоединяйте меня, — Латуриэль поставил стул напротив меня, и уселся на него. — Поиграем в гляделки, Писатель.

Сулариты принялись крепить к его голове и шее провода на присосках, симметрично соединяя их с моей головой и шеей.

— Скоро всё закончится, Писатель. Больно почти не будет. Ты можешь быть спокоен за своё тело. Оно переходит к достойному владельцу. Знаешь, кем я был в Апологетике? Я был едва ли не самым главным из Верховных. Меня нарекли Латуриэлем — ангелом цензуры. И я вполне соответствовал своему имени, пресекая на корню всякие проявления ереси! А что теперь? А теперь меня самого считают ересью. Эти проклятые апологетские дурни. Теперь они называют меня мусорщиком. Представляешь? Мусорщиком! Но мы ещё посмотрим, кому из нас суждено закончить свою жизнь на помойке…

— Мусорщиком? Ты сказал 'мусорщиком'? — дёрнулся я.

— Тихо! — прижал мою голову суларит, закрепляющий электроды. — Не рыпайся!

— Всё готово, старший брат, — сообщил Никтус.

— Отлично. Подключайте, — ответил Латуриэль, глядя мне прямо в глаза. — Наконец-то.

— Инвельто экво суаль! — крикнул я.

— Что? — Латуриэля всего аж перекосило.

— Что он сказал? — отпрыгнул от меня Никтус.

— Я сказал, 'инвельто экво суаль', -переведя на него взгляд, ответил я.

Сразу после моих слов, откуда-то снизу раздалось несколько глухих толчков, заставивших световоск вспыхнуть ярче, и просыпав с потолка застарелую побелку. В стене напротив расширилась трещина.

— Так, чего встали? Подключайте, подключайте, — с дрожью в голосе начал торопить своих ассистенов Латуриэль.

— Он назвал пароль, — горбатый убрал руку от рубильника. — Значит Даркен Хо существует? Да, старший брат?

— Я не знаю, что он там пробормотал. Давайте не будем заострять внимание на этом бреде.

— Я стоял рядом и чётко слышал, — ответил Никтус. — Он назвал пароль. Это не может быть ошибкой. Если он знает пароль, значит, либо он действительно посланник Даркена Хо, либо этот пароль сказал ему ты, старший брат. А если ты сказал ему пароль, значит нарушил священный обет братства, который мы дали, уходя из Апологетики.

— Я ничего ему не говорил!!! — чуть не подскочил Латуриэль, оторвав пару присосок.

— Значит, он — посланник Хо.

— Он не может быть посланником Хо!

— Тогда всё, что ты нам говорил, старший брат, было ложью.

— Нет, — Латуриэль со злобой посмотрел на меня. — Кто ты? Зачем ты пришёл?

— Просто дайте мне встретиться с Хо. Покажите, где я могу его найти… И немедленно отпустите Райли.

— Возможно, ты и вправду посланник Хо. Но это не значит, что ты имеешь право диктовать мне свои условия. Тем более, что я не знаю, зачем ты хочешь с ним встретиться.

— Это моё личное дело. Хо меня пригласило и я к нему иду. Зачем — тебя не касается. Хотя… Хотя, почему не касается? Насколько я понимаю, возвращение украденной у тебя вещицы — это лишь полдела. Ваши энергетические основы были рассчитаны на вселение лишь в одно тело. Повторное внедрение в иной организм недопустимо. Ведь ваши создатели не дураки, и понимали, что безнаказанная смена человеческих тел приведёт к катастрофическим последствиям для человечества, если вдруг кто-то из вас сумеет вырваться за пределы Периметра. Поэтому все твои ухищрения проблему не решат, а лишь оттянут агонию на месяц-другой. Признайся, мусорщик, у тебя нет выбора. Без помощи Хо тебе не выжить.

— И что ты предлагаешь?

— Давай заключим сделку? Я добуду у Хо то, что тебе нужно, а ты взамен отпустишь Райли. Идёт?

— А где гарантия, что ты принесёшь мне обещанное?

— Гарантия? Ты издеваешься? У тебя в заложниках моя подруга.

— Это малоубедительный аргумент.

— Погоди, старший брат, — встрял в наш разговор Никтус. — Писатель не сможет встретиться с Хо, пока находится внутри собственного тела. Ему придётся расслоиться, оставив своё тело нашим заложником.

— Верно, — обрадовался Латуриэль. — Это в корне меняет дело. Игнир фахакх! На эту сделку я готов пойти. По рукам, Писатель. Брат Никтус, дай нам талукана.

— Открой рот, — Никтус положил мне на язык крупную серую гранулу, а затем точно такую же дал Латуриэлю.

Талукан был дьявольской гадостью. Хуже хинина. К тому моменту, когда я его прожевал, моё тело уже было ватным — действовала сыворотка Латуриэля. Доза талукана окончательно разорвала узы, связывающие меня с материей. Ощущение было уже знакомым. То же самое я чувствовал, проглотив 'Иллюзиум'. Поэтому выбрался из собственной плоти уверенно и смело.

— Не приближайся, — остановил меня расслоившийся Латуриэль, поднявшийся следом. — Сделаешь хуже обоим. Как самочувствие?

— Прекрасное.

— Замечательно. Иди за мной, но держи дистанцию. Нельзя, чтобы наши энергии соприкоснулись.

— Я знаю.

Бесшумно подойдя к треснувшей стене, Латуриэль остановился и указал мне на снятую решётку вентиляционной вытяжки, — так будет ближе всего.

Сказав это, он подпрыгнул, зацепился за вытяжку, и, словно пластилиновый, начал втягиваться внутрь. Когда он полностью исчез в этом крохотном оконце, я выждал небольшую паузу, и запрыгнул следом. Прыжок получился лёгким, как в невесомости. Было необычно пролазить в узкую вытяжку. Словно она растягивалась вокруг меня. Хотя на самом деле, это я сужался, втискиваясь внутрь бескостным моллюском. Ещё необычнее было ползти по шахте, сокращаясь и распрямляясь, будто червяк. Паутина и пыль, забившая вентиляцию, не прицеплялись ко мне. Я не оставлял следов. Я был подобен призраку.

В конце концов, впереди замаячил скупой просвет. Мы выдавились через решётку, словно фарш из мясорубки, и стекли вниз — на землю. Я чувствовал почву под ногами, но не чувствовал самих ног. Не чувствовал собственного веса. И когда пытался прикоснуться к самому себе — руки проходили сквозь мой прозрачный энергетический корпус, ощущая лишь необычное тепло.

— Пойдём. Нужно поторопиться. У тебя ещё есть время, а у меня его почти не осталось, — сообщил мне Латуриэль. — До озера совсем недалеко. Пойдём, Писатель, пойдём.

И мы поспешили по улице, наслаждаясь лёгкостью собственного передвижения, не стесняемого телесными оковами. Сулариты, которые встречались нам на пути — в страхе и почтении отступали назад, тут же исчезая куда-то. Никто не желал сталкиваться с нами, по понятным причинам. Улица вывела нас к заграждению, построенному уже после катастрофы. Его возводили не люди, а сулариты, желавшие отгородиться от опасного и непредсказуемого приозёрного района. Ворота охранялись парой боевиков, которые безропотно тут же открыли выход, и пропустили нас, разойдясь в стороны.

То, что мы приближаемся к озеру, я начал ощущать ещё когда мы выбрались из здания. Всё сильнее начало потягивать тинной сыростью. А когда мы вышли за ворота, то этот запах усилился многократно. Сомнений не осталось, Раздольненское уже совсем рядом.

— Ну и откуда же ты узнал пароль? — спросил Латуриэль.

— Отвечу когда вернусь обратно, — произнёс я. — Ты, главное, покажи мне путь.

— Я доведу тебя только до берега. Дальше пойдёшь сам.

— А где же мне искать Хо?

— Если Хо существует, то оно где-то там, в глубине. Под озером. Придётся поплавать, дружище. Не бойся. Без тела тебе не нужен кислород. Но это не значит, что ты можешь блуждать там вечно. На всё про всё у тебя три часа. Постарайся уложиться. Если не уложишься — пеняй на себя. Я бы провёл тебя через подземный туннель — напрямую в лабораторию, но не хочу рисковать. Слишком уж близко к эндлкрону. А он и так сегодня не в духе. Поэтому, не серчай, но задача усложняется. Хотя, если Хо тебя действительно ждёт, то оно само подскажет тебе путь к нему.

Берег Раздольненского озера, наполовину окутанного склизким, болезнетворным туманом, выглядел весьма траурно и живописно, словно образчик классического декадентства. Разлившиеся воды затопили всю набережную, включая крайние береговые дома. Как будто бы город постепенно сползал под воду, на манер былинного Китежа. Впереди из воды торчали столбы набережной, башенка пристани и верхушки затонувших теплоходов-трамвайчиков. Ещё дальше, среди тумана, блуждающего над водной гладью, проглядывались трубы и мачты антенных вышек, торчащие на месте затопленного комбината.

— Ну и местечко, — я поёжился, хоть и не чувствовал холода. — Не хватает вывески 'Добро пожаловать в Сайлент Хилл'.

— Видишь те трубы? — указал мне Латуриэль, остановившись возле кромки воды. — Тебе туда. Ну а мне пора возвращаться.

— И что мне делать? Просто нырять?

— Что хочешь — то и делай. Я обещал привести тебя сюда. Я привёл. Дальше уж как-нибудь сам, — он развернулся и пошёл обратно.

— Просто замечательно, — я подошёл к воде, и осторожно заскочил на полусгнившие останки ржавого катера. — Великолепно.

Было невероятно тяжело входить в эту воду. И даже не потому, что она была чертовски холодной и грязной. Что-то мрачное пробивалось из чёрной глубины. Как будто бы сама тоска обрела жидкое состояние. Единственным побуждающим фактором, толкавшим меня вперёд, был страх за Райли. Я даже боялся себе представлять, что сейчас с ней творили. Каждой минутой своего промедления, я усугублял её и без того плачевное положение. Меня уже совсем не волновала собственная судьба. Думая о своей подруге, я бросался в омут с головой в прямом смысле слова. И это уже не было героизмом, или неразумным ребячеством, как в случае с Хромым. Это была апатия загнанного в угол существа, окончательно обезумевшего и потерявшего связь с реальностью.

Я шагнул в мутную воду. Под ногой скользнул покрытый тиной асфальт. Сырость тут же обволокла мою ступню и поползла выше, по ноге, к телу, и так до головы, словно я намокал как школьная промокашка. Вода пропитывала меня насквозь, но при этом я не ощущал дискомфорта. Не было ни холодно, ни тепло. Просто стало как-то… Иначе, что ли. Затрудняюсь объяснить. Я заходил всё глубже и глубже, оставляя лишь лёгкое волнение на поверхности воды, как стайка летающей мошкары. Вода проходила сквозь меня, и я чувствовал её невероятную упругость. Будто бы ноги мои были надувными.

Зашёл по грудь, затем, по шею. Остановился. Всё же нырять с головой мне было жутковато. Поэтому я решил плыть. Легко оттолкнулся ногами и поплыл вперёд, огибая наискось высовывающийся из воды, заросший борт трамвайчика с надписью 'Иликта-18'.

Плыть было гораздо легче и проще, нежели в обычном случае. Словно надувную игрушку меня выталкивало на поверхность. Я свободно отталкивался от воды, скользя, как огромная водомерка, с приличной для пловца скоростью. Если бы не унылая и давящая обстановка, окружавшая меня, этот заплыв был бы даже приятным. Но все мои мысли были сосредоточены лишь на двух задачах: Найти Хо и спасти Райли.

Я плыл всё дальше и дальше. Мимо позеленевшего бакена, через клочья тумана, в сторону зловещих труб.

Мир… Мир — это иллюзия. Одна из многих. Лишь разум реален. Лишь разум… Един.

С чего я вдруг об этом подумал? Или же мне кто-то сказал? Хо? Хо, это ты?! Где ты?! Куда мне плыть?! Где искать тебя?! Погоди-ка… Зелёный указатель! Обернувшись к хлюпающему бакену, я вытаращил на него глаза. Хо говорило о зелёных указателях. Этот бакен зелёный. Значит, я на правильном пути. Вперёд, Писатель, вперёд. Ты сможешь. Только бы не пропустить следующую метку. Верхушки антенн всё ближе. Я уже мог хорошо их разглядеть, и туман не мешал мне. Выходит, что где-то подо мной расположена территория комбината. Осталось выяснить, где покоится затопленный 'Надир'.

На тёмной, слегка зыбкой поверхности что-то плавало, напоминая очень крупный поплавок. Пришлось немного свернуть в сторону, чтобы добраться до предмета, оказавшегося бутылкой. Зелёной бутылкой. Остановившись на одном месте, словно растопырившаяся лягушка, я подобрал бутылку и рассмотрел. Внутри записка. Может быть, это послание от Хо? Подсказка, куда мне нужно плыть дальше? Без труда я откупорил пробку и вытряхнул на руку сильно размокший листок бумаги, всё ещё сохранивший чей-то аккуратный почерк:

'SOS! Записка адресована тому, кто её найдёт. Наша яхта 'Гортензия' потерпела крушение, столкнувшись в тумане с заброшенным пассажирским кораблём 'Эвридика', на котором мы сейчас и находимся. Мы не знаем наших координат, радио не работает, но все живы, здоровы и никто не пострадал. Нас семь человек: Лидия Миронова, Ольга Вершинина, Иван Бекашин, Владимир Геранин, Сергей Пантелеев, Геннадий Осипов и Анастасия Альжевская. Спасите наши души! SOS!'

Что за странное сообщение? Кто все эти люди? Как эта бутылка сюда попала? Откуда в этом озере взялась яхта, и уж тем более корабль? Ничего не понимаю. Бессмыслица какая-то.

Я смял и выбросил записку. Горлышко бутылки выскользнуло из моих пальцев и булькнув ушло под воду.

Ну и что дальше? В чём заключался смысл такой подсказки? Что мне дала эта 'бутылочная почта'? Но позвольте… Как я сумел откупорить бутылку? Как мне удалось её подобрать? Ведь у меня нет материальной оболочки!

Немного покружился по сторонам, но вокруг была лишь вода. Ни бутылки, ни выброшенной записки рядом не плавало. Куда они подевались?

— Иллюзия, — ответил тихий, равнодушный голос. — Только и всего.

— Кто здесь? Хо? Хо, это ты?! Ответь, что значит это послание? Куда мне двигаться дальше?! Где найти тебя?!

Вместо ответа позади послышался всплеск. Я оглянулся, но увидел лишь расходящиеся по воде круги. Стало совсем тревожно и жутко.

— Чего же ты ждёшь? — донеслось с противоположной стороны.

— А?

Из-под воды на меня смотрела крупная рыбина. Я и подумать себе не мог, что в этом озере может кто-то обитать. Уж больно безжизненным оно выглядело.

Кто говорил со мной? Это рыба? Это она говорила? Что за безумие здесь творится?

— Ответ на глубине, — прошелестел голос. — На глубине-е…

Плюхнув широким хвостом, рыба скрылась в толще воды. Она зовёт. Нужно плыть за ней. Как бы мне этого не хотелось. Нужно погружаться на самое дно. И даже глубже. В саму Преисподнюю. Ради Райли. Я собрал остатки самообладания и камнем пошёл на дно.

Сначала была темнота. И холод. Я чувствовал, что опускаюсь всё ниже и ниже. Чувствовал давление водной массы. Понимал, что не смогу здесь ориентироваться, и мне не помогут даже тинкины уроки. Потому что здесь всё иначе, всё по-другому. Здесь плохо. Здесь бесконечно тоскливо. И здесь хочется умереть. Упасть на дно, и раствориться в этом холоде и тьме. Навсегда. Потому что мне надоело бороться. Я чудовищно устал.

— Писатель, — передо мной вдруг появилась Елизавета.

Она не плыла рядом. Её образ возник в моём сознании, озарённый тёплым, приятным светом. Мне сразу стало очень хорошо. По всему естеству пробежала истома, как будто бы я засыпаю.

— Писатель.

— Елизавета? Я так тебе рад! Пожалуйста, скажи мне, что ты не простое видение.

— Я с тобой, Писатель, — она дотронулась до моих плеч, и я почувствовал её прикосновение. — Я здесь.

— Мне плохо, Елизавета. Я тону. Я не знаю, куда мне плыть. Вокруг лишь тьма.

— За тьмой всегда скрывается свет. Не сдавайся, Писатель. Ты на верном пути.

— У меня заканчиваются силы.

— Но они ещё есть. Собери их все. Приготовься к испытанию. Последний рубеж самый сложный. Самый тяжёлый и страшный. Но его придётся пройти. Его нужно пройти. Только ты сможешь это сделать.

— Я не знаю, — раскинув руки, я лёг на дно, подняв вокруг облако невидимой мути. — Не знаю…

Клубящийся ил начал быстро заволакивать светлый лик прекрасной девы.

— Не уходи. Не оставляй меня здесь одного.

— Писатель, — пробившись через донную грязь, она в последний раз заглянула мне в глаза. — Ты боишься Хо?

— Нет, — протянув руку, я нежно дотронулся до её щеки. — Я боюсь за тебя.

Елизавета улыбнулась и, кивнув в ответ, тут же скрылась за клубами ледяной темноты.

— Я боюсь за Райли, — сквозь зубы продолжал цедить я, поднимаясь с илистого дна, и, вместе с этим, наполняясь решимостью, словно внутренним огнём. — Боюсь за Тину. Боюсь за своих друзей! Я должен идти вперёд. Я должен отыскать Хо.

Но правильное ли я выбрал направление? Здесь вокруг могильная темнота. Мне не на что ориентироваться.

— Не полагайся на глаза. У тебя нет глаз. У тебя есть нечто более эффективное.

— Хо, я не понимаю тебя. Откуда доносится твой голос?

— Если ты меня слышишь, значит сможешь и увидеть. Но только не глазами. Закрой свои глаза.

— Муками лёгкими от мук тяжёлых, — прошептал я. — Избави меня, Даркен Хо. Закрой мои глаза.

Как только я сомкнул несуществующие веки, появилось зелёное свечение, усиливающееся, по мере моего продвижения вперёд. Как будто сама вода начала светиться. И я начал видеть очертания озёрного дна, которое когда-то было стоянкой служебного автотранспорта. Я двигался между рядами машин, заросших лохмотьями тины, и похожих на валуны. Чуть впереди возвышалась будка дежурного, из которой тянулся приподнятый шлагбаум с колышущейся занавеской водорослей.

Здесь они парковались. Потом шли… Куда они шли потом?

На мгновение мне показалось, что я вижу людей. Они двигались мимо меня, выходили из подъезжающих машин, приветствовали друг друга, и показывали документы дежурному. Только лишь я сосредоточился, как видение исчезло.

— Что я видел, Хо? Это мне причудилось?

— Нет. Ты действительно это умеешь.

— Что я умею?

— Видеть прошлое и настоящее одновременно.

— Мультиверсная координация, — догадался я.

— Верно.

— Но как мне ею воспользоваться?

— Не знаю. Ты всё ещё смотришь глазами. Твоя привычка сильнее разума. Если не можешь с ней совладать, попробуй видеть одним глазом одно, а другим — другое.

— Это как? Чёрт возьми, Хо, неужели тебе так тяжело просто сказать мне, где ты находишься?

Опять молчание. Оно играет со мной. Нарочно сводит с ума. Ладно, по крайней мере теперь я хоть что-то вижу. За дежуркой возвышались какие-то постройки, из которых выходили изогнутые рёбра труб и вентиляционных коробов. Между кубическими громадами промышленных блоков провисали лохматые лианы кабелей. Я понятия не имел, в каком из этих здании располагался 'Надир'. Не сохранилось ни табличек, ни указателей. Где искать? Где?

Я вспомнил свои блуждания в Призрачном районе, вспомнил беседы с альмой. А что если здесь так же? Что если они всё ещё живут здесь? Нужно искать зелёные метки. Нужно закрыть глаза и искать.

Вспышка! И вот я уже не под водой. Над головой синее небо. Вокруг люди в военной форме, люди в синих спецовках, люди в белых лабораторных халатах. Все очень заняты. Все куда-то спешат. Меня никто не видит. Сквозь меня проходят, как сквозь воздух. Я быстро заметил то, что мне нужно — группу сотрудников в одинаковой зелёной униформе, с надписью 'НПО НАДИР' на спинах. Они-то мне и нужны. Сейчас меня приведут прямо в логово абсолютного кошмара. Туда, откуда всё началось. Слава бесценному опыту, подаренному мне Призрачным районом! Я нашёл 'нить Ариадны'!

— Я устал с ним спорить, — говорил один из учёных. — Ему всё до фонаря.

— Не понимаю. В отчёте Николаева всё было отмечено предельно ясно, — ответил второй.

— Да знаю я! Результаты повторных тестов, ну, там, по аминокислотам, и прочее… Всё это было предоставлено. А он… Так…

Они подошли к пропускному пункту, и остановились, поочерёдно протягивая свои личные карточки охраннику для сканирования.

— Вот, пожалуйста… Ага… В общем, нужно проводить повторный анализ. И на этот раз докладывать напрямую руководителю проекта. Потому что с этими Злобинскими крючкотворами, я чувствую, каши не сваришь…

Стоп. Дальше мне путь закрыт. Всё затянулось сырой темнотой. В чём дело? Почему я не могу поддерживать контакт с прошлым? Почему меня выталкивает в настоящее? Ах, вот в чём дело. Впереди глухая стена. Прямо за входом. Двери упираются в стену. Зачем? Какой в этом смысл? Думай, Писатель, думай. Включай логику. Если люди из прошлого свободно вошли сюда, значит при них этой стены не было. Её построили уже после… Нет. Не после. Она была здесь всё время. Потому что это никакая не стена. Это аварийная бронестворка, автоматически опустившаяся во время катастрофы. Те, кто строили эту мышеловку, продумали всё до мелочей. Все каналы связи, воздуховоды и линии электропитания отсечены. Изоляция полная.

Но полная ли? Ведь им потребовалось какое-то время, чтобы полностью затопить гигантский подземный комплекс. А это невозможно осуществить без контакта с озером. Я начал представлять, как открываются многочисленные заслонки, через которые внутрь начинает хлестать вода. Как она сшибает столы, приборы, обречённых людей, мчится по коридорам, вздымаясь бурунами и волоча за собой всё это…

— Верный ход мыслей, — произнесло Хо. — Водные массы из озера проходили через специальные резервуары с концентрированным дезактивационным раствором, и лишь потом попадали во внутренние помещения. Первым был затоплен блок 15. Персонал четырнадцатого блока пытался вручную загерметизировать его, но система защиты была настроена на полную ликвидацию, и открыла пожарный заслон. У людей внутри не было шансов. Как только всё началось, они уже были обречены.

— Хо. Почему ты то пропадаешь, то появляешься? Оставайся на связи. Веди меня. Подскажи мне обходной путь. Ведь он должен быть.

— Я тебе уже всё подсказало.

— Твою мать! — я хотел ударить кулаками по преграде, но у меня конечно же ничего не получилось, потому что за время своего плаванья я успел превратиться в какую-то энергетическую амёбу.

Выплыв наружу, я начал двигаться вдоль стены здания. Что? Что оно мне подсказало? Чёртово Хо! Какое-то время я плавал вокруг 'Надира', пытаясь найти хотя бы одну зелёную метку. В конце концов, пробившись через заросли мерзких водорослей, я опять уткнулся в стену одного из корпусов. Здесь всё мертво. Всё сгнило и разложилось на ядовитый тлен. Дерьмо. Дерьмо! Я тупо плаваю по кругу. Да ещё грёбанные водоросли прицепились! Водоросли? Прицепились? Развернувшись, я подплыл к огромной копне тех самых водорослей, торчавших из канализационной решётки, и просиял озарением. Это не водоросли! Это ай-талук! Примитивный, первичный ай-талук. Вот где начинается его корневая система! Вот откуда он прёт! Как в чёртовой теории эволюции всё вышло из воды, так и здесь новая форма жизни лезет из водной колыбели на сушу.

Но где он берёт своё начало? Он явно растёт не везде, а лишь из канализации. Или это не только канализация, но и тайный водозабор на случай затопления научного комплекса? Вот как вода попадала внутрь. Значит прямо подо мной ёмкость дезраствора, а дальше — лаборатория. И пока вода лилась внутрь, нити ай-талука скользили наружу, пробиваясь через встречный поток, точно лосось, идущий на нерест. Так оно и вырвалось! Это след его побега из подземной тюрьмы. Твой след поможет нам встретиться. Если я — энергия, то смогу воспользоваться проводником, чтобы проникнуть внутрь. Сейчас, или никогда.

Объяснить произошедшее мне очень сложно. Сначала показалось, что ай-талук опутывает меня. Потом стало ясно, что я уже внутри него. Сколько длилась передача — не знаю. Возможно, что сотые доли секунды. Потом меня выбросило куда-то. И начался настоящий кошмар. Я попал в царство вечной агонии, где в кромешной темноте блуждали воющие сущности. Их энергии переплелись, замкнувшись в единую сеть боли. И я, пролетая сквозь её нити, сполна ощущал весь этот ужас и тоску. Порой сознание прояснялось, и я видел людей, бродивших по однообразным коридорам и кабинетам. Одни пинали, царапали и грызли заблокированные аварийные двери, другие нарезали зигзаги от стены к стене, ударяясь об них и дёргаясь, как в припадке, третье — сидели на полу, раскачиваясь и бормоча на разные лады. Ничего человеческого в них уже давно не осталось. Даже память покинула их затухающие естества. Лишь вечная агония управляла этими жалкими остатками, некогда являвшимися людьми. Пролетая через затопленные залы и коридоры, я поражался, сколько народу здесь погибло. Их тела уже давно успели сгнить до основания. Сохранилась лишь обувь, да горстки костей, с трудом проглядывающие среди мусора. На каком я уровне? Как глубоко сумел проникнуть? Чем дольше я плутаю здесь — тем сильнее одолевает меня тяжесть всеобщей тоски. Повсюду мерещатся обезображенные лица, из тёмных кабинетов доносятся клокочущие завывания. И всё это под аккомпанемент призрачного эолофона, выхолаживающего душу. Казалось, коридор позади меня смыкается, сжимаясь, как кишка. Со всех сторон ко мне тянутся костлявые руки. И сама смерть протяжно мычит мне вдогонку.

— Страх — это тоже иллюзия, — слова Хо прозвучали как луч света, пробивший эту нескончаемую тьму. — Не открывай глаза. Не открывай.

— Муками лёгкими от мук тяжёлых, избави, — жмурился я, стремясь вытравить из головы лезущие в неё жуткие образы. — Избави меня. Избави меня Даркен Хо. Закрой мои глаза!

Вой утих. Но лишь на несколько секунд. Я знал, что он опять возвратится. Нужно было молниеносно соображать. Я уже делал так. У меня получится снова. Алая орхидея, помоги!

Среди носящихся мимо меня синих фантомов вспыхнул красный огонь, в который я тут же вонзился. Всё побагровело. В ушах застучал пульс. Веки открылись. В глаза ударил электрический свет.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — тут же появилось незнакомое лицо в очках.

— Да, — ответил за меня тот, чьими глазами я теперь видел мир. — Нормально. В голову только стрельнуло разок.

— Тебе надо в медпункт зайти. Выглядишь не очень.

— Да нормально всё со мной, говорю тебе.

Мы вместе пошли по коридору, и навстречу нам то и дело попадались учёные в белых халатах.

— Вчера ещё одного контактёра потеряли, слышал?

— Слышал. Этот уже который на неделе?

— Второй, кажется.

— С такими темпами у нас скоро ни одного не останется.

Дойдя до лифта, мы остановились. Спутник нажал кнопку вызова.

— Рапорт уже подготовил? — спросил я, точнее тот, в кого я вселился.

— Да. Вечером подам, — ответил напарник.

Двери открылись. В лифте уже находилось три человека. Внутри кабины я нажал на восьмой этаж и мы поехали вниз. Пока ехали, за нами безучастно наблюдала камера из угла под потолком. Сперва лифт остановился на шестом этаже. Троица вышла, а мы с напарником поехали дальше.

— Как считаешь, он примет? — спросил я.

— Не знаю. Я теперь уже ничего не знаю, — ответил коллега.

Лифт открылся. Мы прошли через охрану, подошли к дверям и просканировали свои карточки. Затем, опять лабиринт коридоров с десятками дверей. Не комплекс, а натуральный муравейник. Навстречу нам шла другая пара учёных, озабоченно что-то обсуждающих.

— Перепрыгивай, перепрыгивай!

Я взглянул на своего напарника, но эти слова принадлежали не ему. Тогда кому?

— Перепрыгивай сейчас же!

Каким-то шестым чувством я в самый последний момент догадался, что нужно делать, и соединился взглядом со встречным человеком. Мы пристально смотрели друг на друга около секунды, но время успело солидно растянуться. Резкая болевая вспышка в голове, и лицо сменилось. Передо мной был уже совсем другой человек, сморщившийся от какого-то приступа.

— Что, опять? — подхватил его за локоть идущий рядом сотрудник, который только что шёл рядом со мной. — Нет, всё-таки обратись в медпункт.

— Ерунда. Давление скачет…

Оставив их позади, мы прошли мимо, направляясь обратно к лифту.

— Что бы мы без тебя делали, Владислав Игоревич, — тем временем говорил мне мой новый спутник. — На таких людях весь проект держится.

— Да хватит елеем меня поливать! Как будто бы у меня был выбор, — ответил 'я'.

— Ты мог отказаться. Но не стал.

— Потому что деваться уже некуда. Мы слишком далеко зашли. Это точка невозврата, понимаешь?

Двери открылись. Заговорил женский голос из динамиков. 'Внимание персоналу Блока-1. В данный момент проводится тестирование системы обеспечения внутренней изоляции. Обо всех неполадках следует немедленно докладывать в отдел технического контроля…'

— Второй сегмент должны запустить к завтрашнему вечеру. Так что мы успеваем, — сказал коллега, приготавливая пропуск. — Всё будет хорошо.

— Слишком торопимся. Дали бы хоть нормально испытания провести, — ответил я. — Аукнется нам ещё эта торопливость.

С хлюпаньем я провалился в водяную темень. Нет, не надо, только не сейчас. Чёрт! Почему меня опять выкинуло?!

— Успокойся, Писатель, всё в порядке, — проклокотало в ушах.

— Хо? Хватит пропадать. Мне нужа твоя поддержка.

— Ты уже близко. Ты молодец.

— Скажи, что делать дальше?

— Потерпи немного. Подожди.

— Я не могу ждать. Меня опять выбросило из прошлого, и я теперь не знаю, как найти подходящую сущность, чтобы прицепиться. Здесь просто темно. Вообще никаких сигналов.

— Никуда тебя не выбрасывало. Ты всё ещё совмещён с чужим разумом.

— Тогда почему я этого не вижу?

— Идёт корректировка времени. Ты нырнул в прошлое немного глубже, чем требовалось. За несколько дней до нужного события. Но лучше раньше, чем позже. Теперь я смогу подвести тебя к заветной черте.

— Сколько времени на это уйдёт?

— Не волнуйся. Немного. Я уже почти закончило тебя подтягивать. До встречи, Писатель. До скорой встречи.

— Меня волнует только один вопрос. Почему оно перестало выходить на контакт? Почему?

— Наверное, поняло, что люди психически не способны воспринимать его способ передачи информации.

— Считаете, что оно щадит нас? Что-то я сомневаюсь. Ему не свойственна какая-либо мораль. А уж тем более, чувствительность и понимание. Нет. Оно умолкло по иной причине.

— Коллеги, нам некогда разбираться, почему оно замолчало. Информация, полученная от него обеспечит нас работой на десятки лет вперёд. Владислав, объясни, зачем тебе это?

Я открыл глаза.

— Проект 'Затемнение' нельзя начинать, пока мы не выясним, почему оно молчит.

— Тебе что, нужно его разрешение? — бородатый профессор, сидевший рядом с заместителем руководителя проекта, рассмеялся. — Это же нонсенс! Оно — всего лишь материал для изучения. Да, благодаря ему мы открыли дверь в новую эру развития. Но теперь-то наших знаний достаточно, чтобы действовать самостоятельно.

— Каких знаний, Дмитрий Дмитриевич? Мы знаем только то, что ничего не знаем. А оно знает всё. Знает, и молчит. И плевать бы на него, вот только к проекту мы не готовы.

— Да почему не готовы-то?!

— Да потому! Там, наверху, думают, что мы тут нашли волшебную палочку. Взмахнули — и всё получилось. А то, что каждый проект подразумевает тысячи. Тысячи тестов! Проверок, опытов, экспериментов, вычислений… Тем более такой сложный проект, как 'Затемнение'. Они не понимают. Они думают, мы тут валяем дурака. Им нужно всё быстро, по щелчку пальцев. Но так нельзя. Наука не терпит спешки.

— Владислав Игоревич, — ответил присутствующий за столом человек в костюме и очках. — Я, как представитель Комитета, хотел бы заявить, что солидарен с Вами, как с учёным. И поверьте, Комитет тоже не поддерживает спешных методов. И тут дело не в самодурстве руководства. Отнюдь! Сроки продиктованы иными обстоятельствами. Сейчас под угрозой не только государственная, но и мировая безопасность. Цена вопроса слишком высока. Поэтому, проект 'Затемнение' нужно запускать немедленно.

— Я смотрю, вы уже приняли решение?

— Ещё вчера, Владислав Игоревич. Комитет дал указание приступать к реализации первой фазы проекта.

— Понятно. И всё же я бы хотел ещё раз попытаться вступить с ним в контакт.

— Зачем? Проект стартует через полтора часа. Треть времени у Вас уйдёт только на подготовку и стерилизацию. Вы не успеете.

— И всё же я попытаюсь. Поймите. Неспроста оно молчит. Я почти уверен, что это молчание как-то связано с проектом. Дайте мне поговорить с ним, прошу.

— Хорошо, — кивнул зам руководителя проекта. — И если контакт опять не состоится, передайте начальнику изолятора приказ о консервации камеры. Вернёмся к его изучению после реализации проекта. Всем спасибо. Отправляйтесь на свои рабочие места. Сегодня у нас с вами ещё очень много работы.

Все присутствующие поднялись из-за стола.

Перед глазами пронеслась вереница каких-то фрагментов, как на ускоренной перемотке. Какие-то барокамеры, шлюзы, и двери-двери-двери. Свист пневматики, гул каких-то ламп-излучателей.

— Ты уверен, Владислав? Ты точно в этом уверен? — повторялся из динамиков чей-то голос. И я отвечал, всё время, — 'да, да, да…'

Вспышка. Я вижу плывущие над собой ослепительно-яркие лампы, которые видно даже сквозь закрытые веки. Меня протаскивают через какой-то томограф, или чёрт его знает, что это за аппарат. Меня принимают на другом конце транспортёра. Руки в защитных перчатках помогают слезть на пол. Я иду к шкафчику со спецодеждой. Натягиваю комбинезон. Надеваю на голову какие-то обручи с проводами. Дежурные проверяют, надёжно ли застёгнуты все застёжки. Расправляют провода. Зачем-то щупают пульс.

— Всё в порядке, Владислав Игоревич?

— Да. Я готов.

Что это за место? Я всем своим нутром чувствую толщину окружающих меня стен. Здесь нет ничего лишнего. Только камеры и двери. Вся электроника расположена вне помещения, за чередой фильтрационных систем и стирилизаторов. Оттуда, с безопасного расстояния, они за мной наблюдают.

— Сюда, пожалуйста. Двигайтесь по зелёной полосе. До стен не дотрагивайтесь.

Глаза цвета девонских болот… Что же ты не поёшь, птичка моя?

— Подождите, Владислав Игоревич. Подпишите пожалуйста этот формуляр. Спасибо. Проходите.

Когда Ицпапалотль обсидиановой бабочкой вознесётся над бренным миром, рассекая его лезвиями крыл.

— Стойте. Пожалуйста назовите фамилию, имя, отчество и статус посещения.

— Бирюков Владислав Игоревич. Контактёр.

Предъявите разрешение на контакт.

— Пожалуйста.

— Одну минуту. Подождите.

Когда Солнце остановится в Надире. Когда Солнце. Остановится. В Надире.

— Теперь приложите большой палец к дактилоскопическому сканеру. Спасибо, Владислав Игоревич. Ваш допуск подтверждён. Проходите.

Комната переговоров. Точнее, даже не комната, а глухая кабина со стулом и окном. Между двумя бронестёклами закачан какой-то газ. Камера, словно паук, взирает на стул из угла. Что за окном — непонятно. Там сплошная темень. Дверь за спиной закрылась, чавкнув герметичными присосками. Всё. Теперь мы с ним один на один. Меня отделяет от темноты только стекло. Я сажусь на стул. Лампа гаснет, и в кабине становится так же темно, как и в камере напротив. Затем, по ту сторону стёкол загораются ультрафиолетовые лампы. Я вижу маленькое помещение, в дальнем углу которого кто-то сидит. Большая, чёрная фигура скукожилась на полу, уткнув голову в колени. Это не человек. Рядом с существом длинной плетью лежит хвост. Я уже видел эту фигуру. В тумане. Вот мы и встретились, Даркен Хо.

Но тело всё ещё было под контролем своего хозяина. Я оставался лишь пассивным наблюдателем.

— Образец икс ноль, я хочу пообщаться с тобой.

Молчание.

— Образец икс ноль, почему ты молчишь? Ответь мне. Это очень важно.

Никакой реакции.

— Оператор?

— Да, Владислав Игоревич, — откликнулся динамик.

— Вы пытались его разбудить?

— Нет. Таких указаний мы не получали.

— В таком случае, считайте что получили. Его надо разбудить раньше, чем начнётся реализация проекта 'Затемнение'.

— Но потребуется дополнительное разрешение руководителя…

— Руководитель распорядился законсервировать камеру с икс нулевым. Сразу после контакта с ним. Поэтому я с полной ответственностью…

— Хорошо. Мы попробуем. Но нет никаких гарантий, что оно проснётся. Оно уже давно так сидит.

— Вот и проверим, что с ним. Живое ли оно вообще. Как его можно разбудить?

— Есть один способ. Установлено, что оно реагирует на свет. Поэтому берегите глаза. Вы готовы?

— Готов.

— Включить свет.

Внутри камеры включились ослепительно яркие лампы. Словно поджаренное, Хо вскочило с места, и начало метаться по своему карцеру, будто взбесившись. Как белка в колесе, оно носилось по стенам и потолку, шипя и визжа.

— Ага, — воскликнул тот, чьими глазами я всё это видел. — Значит оно живо. Живо.

— Выключить свет, Владислав Игоревич?

— Нет. Пусть побесится.

— Владислав Иг…

Лампы в камере погасли и стали светить красным светом. Хо забилось в угол и то ли ухало, то ли пыталось отдышаться.

— Почему выключили свет?!

— Это не мы. Аварийная система сработала, — ответил оператор.

— Что случилось?

— Обнаружен переизбыток углекистлого газа внутри камеры. И его уровень продолжает расти.

— С чем это связано?

— Икс ноль его выделяет. Оно теперь дышит.

— Но до этого воздух ему не требовался.

— Судя по показаниям приборов, теперь ещё как дышит. И если не подать в камеру кислород, то вот-вот задохнётся.

— Что ты задумал, икс ноль? — привстав, я приблизился к стеклу. — Что за фокусы?

— Подавать кислород, Владислав Игоревич?

— Не надо! Ну что, икс ноль, ты всё ещё настроено молчать?

— Уровень углекислоты критический!

— Да чёрт возьми! — я стукнул по окну. — Подавайте кислород.

Где-то в стене загудели вентиляторы.

— Это бесполезно. Всё бесполезно, — опустившись на стул, я схватился за голову. — Полный провал.

Что-то хрустнуло, и над окном замигала красная лампочка.

— Всё в порядке, Владислав Игоревич, — поспешил успокоить меня оператор. — Небольшая неполадка в продувочной системе. Видимо, вентилятор сломался. К счастью, продувка уже завершилась. Кислородная камера опустошилась на девяносто восемь процентов. Внутренние заслонки перекрыты… Так. Проводится проверка вентиляционной аппаратуры.

— Горелым потянуло.

— Зафиксировано небольшое замыкание. Это из-за скачка напряжения в общей сети.

— Чем вызван скачок?

— Подозреваю, что запустили крепускулярный спектрофотометр. И уже не в тестовом режиме.

— Проект 'Затемнение' запущен. Я опоздал.

Красные лампы внутри камеры Хо погасли, и всё опять погрузилось во мрак.

— Вот же проклятье… Подождите, Владислав Игоревич. Сейчас включится резервное питание.

Я нащупал руками прохладное стекло. Затем прислонился к нему лбом.

— Они не ведают, что творят.

— Вы что-то сказали? Не волнуйтесь. Сейчас мы включим свет. Почти готово. Всё!

Красные лампы в камере опять включились.

— Твою ж мать!!! — я шарахнулся от окна, налетев на стул.

Хо стояло прямо напротив меня, положив свои тонкие когтистые лапы на стекло. Это было так неожиданно, что сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди.

— В чём дело?! — воскликнул оператор.

— Всё… Всё в порядке!

— Это икс ноль? Отогнать его от стекла?

— Не надо! Не надо. Всё хорошо. Ведь так, икс ноль? Мы немного не поняли друг друга. Но теперь мы готовы общаться, верно?

Хо стояло не открывая глаз. Я неуверенно подошёл к окну.

— Мы должны обсудить проект 'Затемнение', -продолжал вещать я.

— Зачем? — прошептало Хо.

— Ты пыталось нас предупредить. Ведь так? И когда тебе не вняли, ты умолкло. Ведь поэтому ты убило предыдущего контактёра?

— Какая теперь разница? Проект уже запущен.

— Но его можно остановить! Только скажи. Скажи, что нам грозит? Что мы недоработали?

— Вы всё сделали правильно. К сожалению.

Оно улыбнулось страшной, широченной улыбкой. Между рядами зубов появилось красное свечение.

— Владислав Игоревич… — встрял оператор.

— Да погодите, не отвлекайте меня! Что ты имеешь в виду, икс ноль? В чём наша ошибка?!

— Владислав Игоревич, что-то пошло не так. Мы тут наблюдаем странные… Нужно немедленно прекратить контакт.

— Дайте мне ещё две минуты! Икс ноль! Ответь на мой вопрос!

— Ваше время вышло, профессор. Теперь я буду говорить уже с ним.

— Владислав Игоревич! — закричал оператор. — Приборы сошли с ума! Тут полная… Всё, как хотите, но мы прерываем контакт!

— С кем, 'с ним'? — не обращал внимания я.

— С тобой, — Хо ткнуло пальцем в стекло, прямо напротив моего лица. — Да, Писатель, именно с тобой.

— Не понял, как… — пробулькал Владислав Игоревич, и исчез, отдав мне полный контроль над своим телом. — Это я? Я его контролирую?

Теперь это говорил уже я, а не он.

— Я радо, что ты сумел меня найти, — улыбалось Хо.

— Почему время остановилось? — озирался я.

— Время идёт как обычно. А память можно остановить. Я уже говорило тебе, что пространство — это иллюзия, — оно отступило вглубь камеры. — Входи, Писатель, не бойся.

— Но тут бронированное стекло.

— А ты иди по моим следам. Стекло — не помеха.

В голове загудело. Теперь я уже плавал под потолком, в комнате, наполненной водой. По твоим следам? Ай-талук. Где-то здесь он должен расти. Так и есть. Я увидел его колышущиеся нити, торчащие из фильтров камеры Хо. Вот как ты выбралось. Они загерметизировали камеру полностью, а для подачи воздуха и забора образцов тканей использовали изолированные шлюзы. Видимо, во время экстренной закачки воздуха, микроскопические волокна ай-талука попали в шлюз через открывшуюся внутреннюю заслонку, прошли сквозь фильтры и повредили компрессор. Дезактивация их не убила, и когда, в результате короткого замыкания, внешняя заслонка шлюза открылась, ай-талук оказался за пределами камеры, после чего начал буйно разрастаться. Но он ли стал причиной катастрофы?

— О чём задумался? Времени осталось не так уж много.

— Ты право, — встрепенувшись, я ухватился за связующие нити и тут же провалился в уже знакомую бесконечность.

— Тебе страшно, Писатель?

— Да.

— Что тебя страшит?

— Окружающая обстановка. Все эти призраки, что вокруг. Они пугают меня и вызывают жалость. И непонятно, что я испытываю больше: Боюсь их, или жалею?

— Это нормально для человеческого существа.

Красные лампы включились. Теперь я сидел в одному углу камеры, а Хо — в другом.

— Они с тобой плохо обращались, — нерешительно заговорил я. — Эти учёные…

— Плохо обращались? — Хо немного поухало, словно посмеиваясь.

— Но такой страшной смерти они не заслужили, — стараясь подавить дрожь и заикания, продолжал я.

— Ты думаешь, что это я их убило? — Хо дёрнуло хвостом. — Это не так. Они сами себя заперли здесь, со мной. Надеялись, что эта жертва не позволит мне вырваться наружу. Глупая человеческая самонадеянность. Им даже в голову не могло прийти, что я и не собиралось никуда вырываться. Я уже на месте.

— Выходит, что ты — не пленник? И эта камера тебя не сдерживает?

— Писатель. Смешной и наивный Писатель. Я оказалось здесь по собственной инициативе. Я позволило себя сюда посадить, потому что мне так было нужно.

— Но ай-талук…

— Ай-талук… Ведь ты коснулся нитей, чтобы попасть сюда? Знаешь, что это за нити? Это нити для марионеток. А я — кукловод. Понимаешь?

— Нет. Не совсем. Какие марионетки? Кто ты вообще такое?

— Давай по порядку, хорошо? Ты шёл сюда за вопросами, и я готово на них ответить, но прежде позволь задать тебе один единственный вопрос.

— Задавай.

— Кто ты?

— Я?

— Да. Понял ли ты, кем являешься, и для чего ты здесь?

— Сёстры рассказали мне. Но…

— Но ты не можешь в это поверить. Это трудно признать, да?

Я кивнул.

— А может всё потому, что и не нужно признавать?

— Хо, умоляю, хватит. У меня голова того и гляди лопнет.

— Всё ясно. Значит ты до сих пор ничего не понял. Что ж, у тебя ещё будет немного времени, чтобы разобраться в себе. Давай перейдём к твоим вопросам. Итак, тебя интересует, кто я? Я — бывший сумеречный охотник, которого изгнали в периферийный мир за нападение на человека.

— На кого же тогда ты охотилось, если не на людей?

— На кукол. Они похожи на людей, но на самом деле не люди. Они живут среди вас, и их поголовье регулируется сумеречниками, чтобы люди не были ими вытеснены.

— Значит там, на Периметре, твои собратья?

— Писатель, не сравнивай меня с ними! — Хо брезгливо оскалилось. — Они — гибриды. Жалкие полукровки. Единственный полноценный сумеречник в этом городе сейчас перед тобой.

— Я верю, верю. Зачем же ты напало на человека? Нечаянно?

— Нет. Целенаправленно. Из любопытства. Мы питаемся энергией кукол, поедая их внутреннюю оболочку. В какой-то момент мне стало интересно, что даёт человеческая энергия. Ведь если даже энергия кукол дарит нам такую мощь, то что нам может дать энергия 'семян Высшего Разума'? Я не ошиблось. Человеческая энергия потрясающа. Она ни с чем не сравнима. Попробовав её — остановиться уже невозможно. Это энергетический наркотик, дающий безграничные возможности. Я вкусило от Высшего Разума! Как плод с древа познания добра и зла.

— Твои сородичи изгнали тебя за людоедство?

— Да. Капитул низверг меня в 'мусорное измерение' — периферию, прослойку между миром людей и сумерками. Но погибать я не собиралось. Чтобы завершить свои познания и выбраться из пространства между мирами, мне нужно было во что бы то ни стало вкусить энергию полноценного человека. Без кукольных примесей. И вскоре я нашло такого человека.

— Кто же это был?

— Один идиот. Застрявший в собственных заблуждениях. Его звали Евгений Калабрин. Он был влюблён в мечту, которую сам же и придумал. Так он пытался скрыться от своего одиночества. Взломать его разум было непросто. Пришлось пойти на риск и ухищрение. Когда я проникло в его больной иллюзорный мирок, сработали защитные рефлексы, и он закрылся от внешнего мира, внутри своих грез. Один на один со мной. Как и учёные, что заперлись в этой лаборатории. А дальше была долгая работа.

— Как ты его взломало?

— Мне помогла первая невеста. Жёлтая орхидея.

— Я видел её. В своём странном сне.

— Это Ольга Вершинина. Сама по себе она никто. Пустышка. Обычный ключик, открывший мне дверь в потайную комнату. Но это не важно. И тебе это вряд ли будет интересно…

— Ольга Вершинина была в списке пассажиров яхты 'Гортензия'. Что это за яхта?

— На борту 'Гортензии' находилось семь человек. Точнее, шесть кукол и одна полукукла. Всё было рассчитано заранее. Яхта попала в ловушку 'карманного измерения', где благополучно затонула. Экипаж спасся полным составом, перебравшись в мою временную резиденцию — на 'Эвридику'. Там они прогостили двое суток. Хотя для них время растянулось на десять дней. Вершинина должна была подобрать ключ к разуму Калабрина. За это время я должно было накопить достаточно энергии, питаясь её товарищами, чтобы восполнить силы, затраченные на работу с Калабриным. После поглощения пятерых кукол, Евгения и Ольги, я планировало выбраться из сколлапсировавшего пространственно-временного пузыря во внешний мир. Но произошли непредвиденные накладки, в результате которых мне пришлось поменять свой план. Я поглотило Калабрина и резервную куклу, а Ольгу использовало в качестве рецепиента.

— Что с ней случилось потом?

— Её разум не выдержал всех этих испытаний и помутился. Когда её определили в клинику для душевнобольных, я покинуло её тело и, к величайшему счастью, чуть ли не в соседней палате нашло себе нового рецепиента. Вторую невесту. Лиловую орихидею.

— Худая девица со стеклянными лезвиями?

— Её звали Анна. Но она любила называть себя Ицпапалотль, в честь древнего ацтекского божества. Обсидиановая бабочка с когтями ягуара. Она не была сумасшедшей, нет. Она была аутисткой. В вашем мире она существовала в виде жалкого, ничего не выражающего овоща. Но в ноосфере… Там она стала почти богиней. Не без моей помощи, разумеется. Девочка с большими амбициями пришлась мне по душе, и я предложило ей взаимовыгодный симбиоз. Было очень весело. Она желала покорить всё информационное пространство! Забавная дурочка… Заодно повеселило то, как задёргались мои бывшие коллеги под давлением Сакрариума, не ожидавшего появления такой досадной червоточины в своём доселе крепком тылу. На моё усмирение Высшие направили свою лучшую агентессу, вставлявшую мне палки в колёса ещё на 'Эвридике'. Принцип невмешательства не позволял ей сражаться со мной непосредственно, поэтому она нашла подходящего человека в мире людей, который, через жёлтую орхидею, обнаружил брешь в ноосфере, и проник в мир сноходцев. Там, в Тейлор-Тауне, нанимательница встретилась со своим наёмником, и объяснила ему цель миссии — разыскать Обсидиановую Бабочку и уничтожить. Затем, сладкая парочка снюхалась с контрабандистами, путешествующими по ноосферному многомирью на экзокрафте 'Одалиска'. Команда подобралась хоть куда. Было очень интересно играть с ними в кошки-мышки. Жаль, что долго это продолжаться не могло. Сакрариум спешно латал дыры в информационном пространстве, запечатывая все отдушины, и не оставляя нам выхода наружу. Поэтому наши приключения завершились грандиозной битвой, в которой Обсидиановая Бабочка была повержена. А вместе с ней и я.

— Ты?

— Я уже говорило, что на стороне моего противника выступал лучший агент Сакрариума. Тот бой изначально был проигрышным. Хоть и очень интересным. К тому же, поражением я это не считаю. Ведь я заранее знало, чем всё закончится. Человеческое тщеславие всегда играло мне на руку, и, как обычно, не подвело. Человек, который меня победил, опьянённый собственным величием, решил покончить со мной раз и навсегда. Но уничтожить меня он мог лишь одним способом — поглощением. И, конечно же, он с этой задачей не справился. Поглощение прошло не полностью. В результате, он получил мои силы и способности, но вместе с ними впитал всё то, от чего я хотело избавиться. Этот 'рыцарь в сияющих доспехах' думал, что сможет всё это контролировать, но вместо этого лишился своей человечности и превратился в меня. Хо! Хо! Злая ирония, да? Причём он перенял всё самое гадкое и тлетворное, например, жажду власти, доминирования, полного контроля над ситуацией в мире. Теперь этот выскочка возглавляет гибридный Капитул, называет себя 'патриотом' и считает, что только он способен защитить свою страну и своих сограждан от любой угрозы. Должно признать, что, прячась за спинами политиков, ему действительно удалось стабилизировать обстановку в стране и укрепить её обороноспособность, но всё это потеряло смысл перед лицом новой, настоящей угрозы. Кукольного доминирования. Он понял, что беды исходят от кукол. Их стало слишком много, они совокупляются с людьми и портят их генофонд. Но, что самое обидное, Сакрариум лимитирует охоту, не позволяя истреблять кукол с высоким процентом человечности. В результате, рост кукольного поголовья начал становиться бесконтрольным. А рецессивное человечество начало вымирать. Тогда твой куратор придумал проект 'Затемнение', который должен помочь обойти законы Сакрариума.

— Что ему даст этот проект?

— Возможность управлять куклами. Тотальный контроль над обществом. Твой куратор станет наместником Бога на Земле, которому сам Бог не указ. Он станет тем, кем когда-то мечтало стать я.

— А я ему зачем?

— Проект под угрозой. Начало сбываться Пророчество.

— То самое, которое было в стихах?

— Да. Равновесие нарушилось и Сакрариум решил стереть мир людей полностью.

— И спасителем мира был выбран я?

— Да.

— Ну тогда мой куратор крупно просчитался. Он выбрал не того…

— Он выбрал того, кого нужно. Он выбрал алую орхидею.

— Я не спаситель мира!

— Писатель… — Хо вздохнуло, и на месте его глаз загорелись узкие зелёные щёлочки. — Порой, спасителем мира является не тот, кто сам его спасает, а тот, кто находит средство его спасения.

— А какое место во всём этом отводится тебе? Как ты вообще оказалось здесь?

— Сюда меня доставил твой куратор. Я обещало посодействовать ему кое в чём. На деле же, у меня была совсем иная задача — осуществить свою давнюю задумку. Попробовать себя художником иных масштабов. Изобразить целый город, создав его по своим лекалам и чертежам. Оживить новой, причудливой экосистемой. И подняться на ступень выше, став, наконец-то, настоящим творцом. Ты ведь тоже творческая личность, значит должен меня понять.

— Ну-ну. И для этого ты уничтожило прежний город? Чтобы на его руинах отстроить свой собственный?

— Я ничего не уничтожало. В вопросах самоуничтожения людям нет равных. Я просто им не мешало.

— Но почему?

— Мне это было выгодно. И не только мне. Всё было спланировано изначально. Все жалкие потуги мечущихся человечков контролируются свыше. И даже я в этом механизме всего лишь крупная шестерёнка.

— Я начинаю понимать. То, что здесь разрабатывалось — заранее предполагало уничтожение города. Неважно, что это было, важно, что город был уничтожен.

— Верно.

— И ты к этому совсем не причастно?

— Как сказать. Моя причастность относительна. Это как дать ребёнку боевую гранату. Он побежит играть с ней, будет с любопытством её изучать, но ничего не поймёт. И рано, или поздно он обязательно выдернет чеку.

— Если не ты, и не мой куратор, тогда кто стоял за всем этим? Те, кого называют 'Высшими'?

— Им был нужен плацдарм. Я его подготовило. Как видишь, они использовали даже меня.

— Плацдарм для выведения новой цивилизации, на смену нашей.

— Да. Земля — не единственный тестовый полигон. В разных мирах существуют разные полигоны, откуда идут потоковые данные в Сакрариум. Там их тщательно изучают, анализируют, отделяют зёрна от плевел. Это глобальная, цивилизационная евгеника. Когда-то примерно так же тестировали человеческий разум, перед тем, как отдали ему Землю для заселения.

— Выходит, эволюционная теория ложна?

— Нет. Не путай эволюцию организмов с эволюцией разума. Миллионы лет под вас подгоняли идеальную форму, способную соответствовать потенциальным требованиям разума, разрабатываемого и тестируемого отдельно. Подгонялась не только форма, но и ареал. Да, да, да, весь мир заранее формировался для вашего максимально комфортного существования. Чтобы вы могли получать из него всё необходимое для своего развития и совершенствования. Знаешь ли ты, Писатель, что до появления вашей цивилизации, на Земле предпринималось не меньше трёх попыток внедрения разума в биологический образец? И все они закончились неудачей. Разум не прижился. В результате пришлось перекраивать всю структуру, меняя состав почвы, воздуха, биоразнообразия. Отсюда и катастрофы, неоднократно уничтожавшие почти всю жизнь на Земле. Мир просто стирали, и начинали строить с нуля. Лишь в начале антропогена, после очередной неудачи, с учётом всех предыдущих ошибок, наконец-то, произошло успешное внедрение разума в биологическую основу примата. Разум освоился и начал быстро развиваться. Конечно же он был не идеален, поэтому срок его существования, разумеется в масштабах Вселенной, отводился весьма и весьма скромный, измеряемый даже не миллионами лет, а жалкими тысячелетиями. Посмотри на геохронологическую шкалу, и поймёшь, как ничтожна человеческая эпоха, на фоне предыдущих эпох.

— Город Иликтинск — модель будущего мира?

— Ты захотел бы жить, скажем, на стрельбище? Думаю, вряд ли. Так и здесь. Зона испытаний — это одно, а земля обетованная — это совсем другое. На испытаниях выявляют пределы возможностей, а в жизни — просто живут. Я создало то, что должно было создать. Этот город — моё лучшее творение. Это мой новый мир. Мой Тенебрариум!

— А аномалии — это всего лишь тренажёры для опытных образцов?

— Нет. Аномалии — это энтропийные парадоксы. Когда кроишь и сшиваешь лоскуты из разных измерений, то расхождения неизбежны. Где-то обязательно происходят сдвиги и перекосы. У меня не было возможности создавать мир с нуля, как у Прокриатора. Приходилось пользоваться тем, что было, состыковывая то, что порой вообще не совпадало. Поэтому, все эти аномалии — просто всплески многомерных энтропийных дисфункций, которые не могут адекватно восприниматься человеческим разумом. Ты уж прости за прямоту, Писатель, но чтобы разобраться в их структуре, твоих мозгов, увы, недостаточно. Думаешь, почему мне приходится регулярно синхронизировать структурный баланс используя тот самый 'туман'? Именно для того, чтобы вся эта красота не разлезлась по швам. А с тренировкой опытных образцов прекрасно справляется местная фауна и сами опытные образцы… У тебя ещё есть вопросы?

— Ты сказало, что для спасения мира нужно всего лишь найти средство. Я так понимаю, что это средство — ты?

— Не думаю.

— Но разве может быть иначе?

— Может. Когда мы впервые встретились, я тоже посчитало, что твоему куратору нужна моя помощь, но потом… Потом догадалось, что ему нужно вовсе не я.

— А кто?

— Моя старая подруга.

— Не думал, что ты с кем-то дружишь.

— Мы с ней заклятые друзья, — Хо рассмеялось.

— Допустим. Тогда почему он отправил меня к тебе, а не к ней?

— Потому, что без меня тебе к ней не подобраться.

— Кто она?

— Сальвификарий Сакрариума.

— Высшая? Та самая агентесса? — догадался я. — Что охотилась за тобой?

— Она ангел. По-имени АлХезид.

— Лучезарная значит…

— И очень опасная.

— Она тоже где-то в городе?

— Да. Мы оба отбываем здесь наказания за то, что натворили в ноосфере. Меня отправили на исправительные работы, а её заточили в стазис-капсуле, чтобы немного утихомирилась, и не натворила ещё больше проблем. Твой куратор и АлХезид когда-то были не разлей вода. И теперь он надеется, что по старой дружбе Лиша поможет ему предотвратить апокалипсис. Ведь только она вхожа в Сакрариум.

— Откуда ты это знаешь?

— Он неоднократно пытался извлечь её капсулу. Но я ему не позволило.

— Почему?

— Потому что он не должен воспользоваться её беспомощностью. Я уже говорило тебе, что он перенял от меня самые презренные и низкие качества.

— Что это? Благородство? Кодекс чести сумеречного охотника?

— Нет. Рассчёт. За то, что я сохранило неприкосновенность АлХезид, она, в благодарность, выпустит меня из заточения.

— Так ты всё-таки хочешь отсюда выбраться?

— А куда деваться? В целом меня здесь почти всё устраивает. Я как в санатории. И работа мне в радость. Но лишь один нюанс угнетает меня. Здесь очень туго с кормёжкой. Точнее, её здесь нет вообще. Уже много лет я живу впроголодь. Хочешь — не хочешь, а надо возвращаться на вольные хлеба. Твой куратор тоже это понимает. Поэтому и бросил мне 'спасательный круг'. Видишь как всё хитро взаимосвязано? Ты хочешь выбраться из города. Для этого ты разыскиваешь меня. Я спасаю АлХезид. И за это она выпускает меня из города. А вместе со мной — тебя.

— Я совсем запутался в твоих россказнях.

— Я всего лишь отвечаю на твои вопросы.

— Ладно… Ладно. Ответь, зачем ему книга? Зачем ему моя книга?

— Вопрос не по адресу. Это ему нужна твоя книга, а не мне. У него и спрашивай. Когда встретишься с ним.

— Хорошо. Тогда ответь, как мне вытащить Райли из города?

От удивления Хо вскинуло руки.

— Писа-атель, ты ещё сам не знаешь, как из него выбраться, а спрашиваешь про свою подругу, которую тем более никто не выпустит! Как это расценивать? Как глупость? Как альтруистичность? Ах, да-а… Это любовь. Хо! Конечно же. Нет-нет, Писатель, я не смеюсь над тобой. Поверь, я тоже познало это чувство. И я знаю, что это не просто химическая реакция в мозгу. Это навязчивая идея. С позиции трезвого разума я бы посоветовало тебе выкинуть Райли из головы и забыть про неё навсегда. Но я понимаю, что это невозможно. Она глубоко засела в твоём сердце. И тебя не смущает, что она принадлежит совершенно другому виду. Что ей нельзя жить в мире людей…

— Почему нельзя?!

— Ты разве не видел, на что она способна? Её реакция на порядок превышает человеческую. Её ум опережает человеческий по всем показателям. И, что самое главное, она — беспощадная убийца. Ты знаешь, как она владеет холодным оружием. А теперь представь, на что способна твоя Райли, если ей дать пистолет. А если ей дать автомат? Нет, Писатель, выпускать её за пределы города слишком рискованно. Даже я это признаю.

— Жаль. Она этого очень хочет. И я этого очень хочу. Но я желаю ей счастья, и поэтому соглашусь с тобой, Хо. Райли не место в нашем мире. Её ждёт новый, прекрасный мир. Она достойна его.

Хо помолчало и, опустив голову, произнесло, — новый, прекрасный мир?

— Ну да.

— Писатель, ты когда-нибудь видел опытные образцы самолётов, перевозящие пассажиров? А опытные образцы автомобилей на улицах своего города видел?

— Но они же…

— Они — опытные образцы. Этим всё сказано.

— Получается, что…

— Хватит думать о других. Подумай о себе. И ответь мне наконец, кто ты?

— Зачем тебе это нужно?

— За тем, что я помогу тебе выбраться из города, только в том случае, если ты дашь мне правильный ответ на этот вопрос. Так кто ты, Писатель? Ты узнал это?

— Да.

— И кто же ты?

— Я — образец Z345/9-09.

— Прекрасно. И тебе уже известно, что ты вовсе не человек?

— Д-да… Я… Я — изгнанник. Кеаксулант.

— То есть, курьер?

— Хм… Ну-у, да.

— А почему так неуверенно отвечаешь?

— Я до сих пор с трудом в это верю.

— Может быть потому… Что это неправда?

— Не понял. Получается, что сёстры меня обманули?

— Писатель, Писатель, заканчивай думать чужим умом. Включай свой собственный, ленивый разум.

— С какой целью меня водили за нос? Сначала сестры вынесли мне мозг своими откровениями, теперь ты наплело чёрти что, про каких-то охотников, кукол и спасение мира. Я плаваю в этой ереси, как в болоте. И всё больше не понимаю, зачем мне всё это знать?! Я просто хочу жить. Хочу вернуться домой.

— Ты веришь сёстрам, веришь мне, веришь кому угодно, только не себе самому. Тебя слишком легко обмануть. Ведь ты хватаешься за любую ложь, лишь бы она намекала тебе на спасение. Точно так же безнадёжно больные люди верят всяким шарлатанам, попадаясь на самый откровенный обман.

— Всё что ты до этого рассказало — тоже было ложью? Ты полчаса грузило меня какой-то фантастической мутью…

— Но ты же меня слушал? И верил каждому моему слову.

— Ты издеваешься надо мной. Ты просто морочишь мне голову, наслаждаясь моей наивностью.

— Потому что это очень забавно.

— Но я здесь не для забавы! Это я знаю точно.

— Ну хоть что-то ты знаешь точно. Да, Писатель, ты здесь не для забавы.

— Тогда давай закончим весь этот бред, и наконец перейдём к реальному диалогу. Мне нужна правда. Только правда.

— И ничего кроме правды? — закончило мою реплику Хо. — А не боишься, что правда может тебя сильно разочаровать?

— Я готов ко всему! Только прекрати кормить меня чепухой, и расскажи всё как есть!

— Рассказать себе должен ты сам. Я лишь помогаю тебе найти правильный путь и не потеряться в лабиринте сознания.

— Так помоги уже наконец! Итак, сёстры мне солгали. Почему?

— А почему ты думаешь, что они солгали?

— Хо, не пытайся меня запутать!

— Даже и в мыслях не было. Я спрашиваю как есть. С чего ты взял, что сёстры тебе лгут?

— Но ты же только что… — я запнулся.

— Что 'я только что'? Писатель, ты — верхогляд. Ты мыслишь поверхностно, даже не пытаясь нырнуть поглубже. Ты упёрся в вопрос 'лгали тебе сёстры, или не лгали', словно баран в новые ворота, и даже не пытаешься спросить у себя — а может и не было никаких сестёр?

— Но я их видел!

— Видел? Или придумал?

— Ты опять издеваешься?

— Включай свой разум. Ответ кроется в твоём имени. Знаешь, почему ты — Писатель? Потому что всё, что ты видишь — ты на самом деле пишешь. Ты находишься внутри собственной книги, в которой ты — главный герой, фокальный персонаж. И вокруг тебя вращается весь сюжет. Удивительно, как ты до сих пор этого не заметил.

— Но как я попал в собственную книгу?

— Не знаю. Возможно, всё дело в психопатологии. Ты был так одержим её написанием, что слегка повредился рассудком и твоя личность оказалась заперта внутри собственной, разбушевавшейся фантазии. Сейчас ты пытаешься выбраться из этой психической западни, и восстановить контроль над собственным сознанием. Именно это стремление обусловлено твоим желанием вернуться домой.

— Погоди. Постой. Я что-то не понимаю. То есть, ты хочешь сказать…

— Ты же постоянно ловил себя на мысли, что бегло описываешь в своих размышлениях всякие увиденные детали окружающего мира: прохожих, машины, бродячих собак, даже простые столбы и придумываешь им определения. Так? С этого всё и началось. Ты не заметил, как твоя иллюзия вытеснила реальность.

— И этот город, эта аномальная зона — лишь плод моего больного разума?

— Не существует города с названием Иликтинск. И не существовало никогда. Его придумал ты сам. Вспомни, какие книги тебе дал твой знакомый издатель? О чём он порекомендовал тебе написать? Серия 'С.Т.А.Л.К.Е.Р.' — постапокалиптический боевик. Теперь понимаешь, откуда у тебя такие фантазии? Если бы он рекомендовал тебе написать вампирскую сагу — то события сейчас, наверное, происходили бы в каком-нибудь захолустье, в вампирской резервации, где добрая вампирша Райли спасала бы тебя от своих сородичей-кровососов. Если бы тебе порекомендовали написать фэнтезийную сказку, ты бы отправился в заповедные друидские леса, где сохранились эльфы, гномы и даже драконы. Разумеется, не просто сохранились. Ты бы наверняка придумал их существованию логическое обоснование. Но, тем не менее, это было бы настоящее фэнтези. Но ты взялся за постапокалипсис. И вот он — во всей своей красе. Давай посчитаем атрибуты? Город-призрак — есть. Аномалии — есть. Мутанты — есть. Выживальщики — есть. Злые военные — есть. Остался лишь волшебный артефакт, исполняющий желания. И он перед тобой. Это я.

— Но как же Райли?

— С ней всё совсем просто. В своей обычной жизни ты не смог найти себе пару. Поэтому придумал её для себя. Ты воспитывался матерью, в связи с чем спроецировал образ одинокой и сильной женщины на свою иллюзорную подругу. Райли опекает тебя по-матерински. Как мать, она строга с тобой, но вместе с этим, ласкова и прощает все твои проступки. Все безотцовщины — ищут себе 'новую маму' в лице будущей жены.

— А ты? Если всё это — моя выдумка, как ты в ней существуешь?

— Я — твоё альтер-эго. Сейчас твой пленённый рассудок общается с пленившим его сознанием. Со вторым Я, вырвавшимся из подсознания.

— Только и всего? Я самый обычный шизофреник, с раздвоением личности?

— Я предупреждало, что правда тебя разочарует.

— Как же это со мной произошло?

— Я не психиатр, но полагаю, что мысли о грядущем конце света — это твой потаённый страх перед забвением. А сумеречная невеста — это смерть, которая ждёт тебя впереди. И единственный способ обрести бессмертие — это книга, которую ты оставишь для будущих поколений. Ведь самым страшным для тебя является осознание бессмысленности и бесполезности собственного существования. Ты жаждешь остаться в памяти потомков, поэтому так рьяно мечтаешь опубликовать свою книгу. Поэтому ты и сорвался в пучину безумия. Но… — Хо улыбнулось. — Раз ты продолжаешь бороться, значит шанс на исцеление у тебя ещё есть.

— Почему я должен тебе верить?

— Писатель, мы сейчас не играем в игру 'верю — не верю'. Ты должен лишь ответить на вопрос — 'принимаю, или не принимаю?' И думать нужно быстрее. Время уходит.

— Непросто признать, что всё здесь ненастоящее.

— Задумайся, почему ты до сих пор жив, хотя уже давно должен был погибнуть? Почему неожиданная удача так часто тебе благоволила? Как тебе удавалось слышать голоса Райли и Латуриэля, когда они были вне материальных оболочек? У них ведь не было голосовых связок?

— Довольно! Хватит. Просто скажи. Просто скажи, как всё это прекратить? Ты сказало, что можешь исполнять желания. Если так. Если ты действительно можешь. Тогда. Тогда исполни моё желание. Я хочу вернуться домой.

— Ну наконец-то, — довольно откинулось Хо. — Я уже думало, что ты никогда этого не попросишь.

— Ты меня выпустишь?

— Конечно. Я тебя не держу. Выход там, — оно указало в сторону двери, которую я раньше не замечал.

— Так просто? — не поверил я.

— Ну да. Сложности ты навыдумывал себе сам.

— Это какой-то подвох. Не так ли?

— Иди и проверь. Зачем гадать?

— Не-ет, — я покачал головой. — Я понятия не имею, что за этой дверью. А что если там очередная ловушка?

— Хо! — раздражённо ухнул сумеречник, и дверь распахнулась, залив нашу клетушку ярким светом.

Я, прищурившись, посмотрел в дверной проём и из моих глаз брызнули слёзы, причиной которых была вовсе не резь в глазах. Я увидел свою прихожую. Знакомый половичок, на котором стоят тапочки, возле шкафа с одеждой. Светильник, электрический счётчик, зеркало. Моя квартира. Мой милый дом. Вместе со светом в нашу холодную келью потянулось приятное тепло и знакомые до боли в сердце, родные запахи.

— Я не понимаю. Но как? Это что? Это иллюзия?

— Тебе виднее, с какой стороны иллюзия, — ответило Хо, отворачиваясь от неприятного ему света. — Думай скорее. Дверь не будет открыта вечно.

Я поднялся и сделал несколько шагов в сторону выхода.

— Ты правда меня выпустишь?

— Правда. Только когда зайдёшь и закроешь за собой дверь, вернуться сюда ты уже не сможешь. Выбирай, где хочешь остаться. Или здесь, или там.

Я шагнул вперёд. До порога осталось совсем чуть-чуть.

— Но как же Райли?

— Райли — это твоя выдумка. Она уже давно должна была умереть.

— Почему?

— Потому что ты пытаешься выбраться, а она тянет тебя назад. Убрать её с пути пытался твой здравый смысл, но твои чувства пересилили трезвый расчёт. И теперь она держит тебя якорем. Прислушайся к зову здравого смысла.

Я кивнул и вошёл в прихожую. Боже, здесь всё было так, как и прежде. Как будто бы я и не уезжал никуда. Все вещи лежали на своих местах. С улицы доносились звуки, от которых я успел отвыкнуть: шум транспорта, голоса людей. Сначала я боялся дотрагиваться до окружающих предметов, опасаясь, что они окажутся иллюзорными, и столь милое моему сердцу видение рассыплется в прах. Но всё было настоящим. Я робко дотронулся до полки, и она никуда не исчезла, а на пальце осталось немного пыли. Глотая слёзы, я просто ходил по комнатам, и поочерёдно брал разные предметы, гладил их, нюхал, не уставая любоваться. Как же я соскучился! Выглянул в окошко. Внизу, во дворе, гуляют люди. Нормальный мир людей! Как же он прекрасен! Я схватил телефон, желая немедленно позвонить матери, но тут заметил свой компьютер, и кинулся к нему.

Включаю. Он загружается. На рабочем столе разбросаны знакомые файлы. В глаза сразу бросается текстовый документ с моей книгой. Открываю его. Сколько же тут страниц! Когда я успел всё это написать? Прокручиваю документ до самого низа. И читаю: 'Когда я успел всё это написать? Прокручиваю документ до самого низа. И читаю'.

Так значит Хо сказало правду. Всё это я написал сам, и жил в написанном. А теперь вырвался из своих фантазий… Но как…

Отмотав документ выше, наугад, я стал нервно вчитываться, и первой мне на глаза попалась фраза, принадлежавшая Райли: 'Кем бы ты ни был, у тебя есть только один путь. Возможно, ты видишь много дорог, ведущих в разные стороны, но пойдёшь-то ты только по одной из них. Главное, не надо метаться и рваться на части. Соберись, выбери свой путь, и двигайся по нему. Даже если он не кажется тебе идеальным'.

Встав со стула, я немного походил по комнате, растирая виски. Что-то не так. Вроде бы всё как надо. Но что-то всё равно не в порядке. Откуда-то тянуло сквозняком, и я догадался, что дует из прихожей. Дверь до сих пор оставалась открытой. Знали бы вы, как тяжело мне было выглядывать из тёплого и спокойного мирка своей обыденной жизни в холодную тьму прихожей, за которой всё ещё ждало потустороннее нечто. Надо пересилить свой страх и поскорее закрыть дверь, чтобы навсегда отгородиться от этого безумия. Словно по лезвиям, я прошагал обратно к пульсирующей черноте дверного проёма, и, с дрожью перегнувшись через порог, схватил дверную ручку, потянув её на себя.

— Стоп.

Меня словно окатили из ведра ледяной водой. Язычок замка, мягко клацнув, наскочил на косяк, но не успел заправиться в паз.

— Хо? Ты еще тут?

— Да, — послышалось снаружи.

— Здесь явно что-то не так.

— Что не так, Писатель?

— Я не знаю. Что-то неправильно.

— Ты видел свою книгу?

— Да, но… Но в этом-то и загвоздка, — ёжась от холода, особо ощутимого после нежного домашнего тепла, я, с трудом подавляя мучительный соблазн остаться, вышел за пределы квартиры. — Она не дописана. И я точно сойду с ума, если не узнаю, чем она завершится.

— Писатель, должно ещё раз предупредить, если ты закроешь дверь, другого шанса вернуться домой у тебя не будет, — голос Хо стал вибрировать раздражением.

— Сейчас не будет, — стиснув зубы, я пересилил в себе желание бросить последний взгляд на родное жильё (понимая, что не смогу справиться с тоской), и захлопнул дверь, окончательно вернувшись в темноту. — Потом будет. Обязательно будет.

— Ты что натворил?! — злобно воскликнуло Хо, и на его лице вновь прорезались зелёные щели глаз. — Дурак! Почему все люди одинаковы?! Почему, когда вам даёшь возможность спастись, вы всё делаете наоборот, и опять лезете в объятия смерти?! Что за идиотская природа? И вы ещё говорите, что я — плохое. Что я — воплощение идеального зла. Я! Дающее вам свободу выбора. Подталкивающее к спасению от себя самих. Я надеялось, что ты окажешься мудрее, но ты оказался, как все предыдущие. Вдохновлённое твоей волей и настойчивостью, я даже пошло на уступки. Не стало запутывать тебя разнообразием альтернатив, коих могло выдать не один десяток, и каждая из них была бы логически обоснованной. Однако, я пожалело тебя. Я указало тебе выход. Вот он, выходи, лети на свет и забудь об этом кошмаре. Но нет. Ты отказался от спасения, променяв его на иллюзию!

— Неправда! — вернувшись, я сел в свой угол, не успевший остыть после моего недавнего в нём пребывания. — Неправда.

— Тогда объясни мне свой поступок. Просто объясни. Какой в нём смысл?

— Я вернусь домой, Хо. Обязательно вернусь. Но не этим путём. Не таким простым.

— Но почему?! Что это? Мазохизм? Протест? Отказ мириться с очевидным? Где рациональность? Где логика? Где чувство самосохранения?

— Не знаю. Просто чувствую, что у меня есть только один путь. И не важно, правильный он, или нет. Он один. И я пройду его до конца.

— Я устало от этого трансцендентного бреда. Спрашиваю в последний раз. И если ответишь неправильно — я убью тебя. Здесь и сейчас. Итак, кто ты?

— Я — человек. И мне наплевать, сошёл ли я с ума, придумал ли этот мир, нарушил ли грань между измерениями. Какая разница? Я здесь, и я иду по своему пути. Пусть он неправильный, зато он мой. Если хочешь убить меня — давай, сделай это.

Гневно зарычав, Хо оттолкнулось от стены и, на четвереньках поползло ко мне, разинув свою алую пасть. Приготовившись к самому страшному, я вжался в угол. Но оно остановилось в паре сантиметров от моего лица, уперев обе лапы по бокам от меня. Я видел его страшные челюсти, вытягивающиеся из пасти вперёд, как капкан, и едва не дотрагивающиеся до моего носа. По прежнему не открывая глаз, оно обнюхало меня и облизнулось.

— М-м-м. Как аппетитно, — прошипело оно мне в ухо. — Как же я проголодалось. Ты даже представить себе не можешь, с каким удовольствием я бы обгрызло твоё лицо. Ам! (Оно хлопнуло челюстями, заставив меня вздрогнуть.) Вкуснятина! Я схожу с ума от этой близости. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться тебе в глотку. Но может быть ты всё-таки не человек? Может быть ты изгнанник под номером 9-09, а? Тогда я не стану тебя есть. Ведь я не питаюсь изгнанниками.

— Нет, я человек, — повторил я. — Человек.

— Ш-ш-ш-ш! — пронзительно зашипело Хо, разинув пасть так широко, что в неё легко бы поместилась моя голова.

Если честно, я уже не сомневался, что оно точно откусит мне голову. Но частокол зубов чавкнул возле моей щеки, не задев её. Сухой язык подрагивающей лентой пробежался по моей коже.

Хо улыбнулось, и его зелёные глаза загорелись двумя весёлыми дугами, как у мультперсонажа.

— Испугался? — спросило оно, и тут же отстранилось, привалившись к стене рядом со мной.

Я с облегчением выдохнул, ничего не ответив.

— Ты молодец, Писатель. Ты первый человек, который меня не подвёл.

— Как это понимать? — покосился я на него. — Совсем недавно ты называло меня дураком.

— Ты и есть дурак. Но дурак правильный. Потому что ты не позволил сбить себя с истинного пути. Ты понял, что главное — это вовсе не цель. Главное — это путь к ней. Ведь победа, достигнутая без борьбы, теряет смысл. А это значит, что хоть ты и дурак, но на тебя можно положиться. Хо! Хо! Ты заслужил моё искреннее уважение.

Сильнейшая судорога прошлась по всему моему существу, вызвав жуткую боль.

— Дьявол! Ты что делаешь?! — воскликнул я.

— Я даже до тебя не дотронулось, — ответило Хо.

— Что же это тогда? А, ладно. Уже прошло. И что мы будем делать дальше?

— Выбираться отсюда. Ты согласен стать моим рецепиентом?

— Все твои рецепиенты плохо кончили.

— Резонное замечание. Но в честь своего глубочайшего уважения, я обещаю вести себя хорошо, — Хо опять заулыбалось. — Я не буду брать тебя под контроль, а просто спрячусь внутри тебя. Когда мы покинем город, ты будешь избавлен от моей компании без каких-либо последствий.

— Ты не из тех ребят, которым можно доверять, Хо, но разве у меня есть выбор?

— Выбор есть всегда. Так ты согласен?

— А-а, ч-ч-ёрт! — выгнулся я от боли. — Зараза! Да ч-что эт…

— Кажется кто-то пытается вселиться в твоё тело, — определило Хо.

— Латуриэль. Тварь. Что же делать?

— Пора возвращаться. И чем скорее — тем лучше. Так ты согласен соединить наши энергии?

— Да. Согласен.

— Замечательно. Обещаю, что больно не будет. Ты даже не почувствуешь.

— Давай уже, действуй!

— Чуть не забыло, — вдруг воскликнуло Хо. — Подарок. За твою храбрость. И за то, что согласился мне помочь.

— Какой ещё к чертям собачьим подарок? — меня опять заколотило от приступа.

Сумеречник склонился к моему уху и что-то нашептал. Затем, уже нормальным голосом Хо добавило, — передай это своей подруге. Скажи, что это вам от меня.

— Что передать? Я ничего не понял из того, что ты пробормотало. Повтори внятнее.

— Тебе не нужно ничего понимать. Просто синхронизируй с ней разум. И считай, что мы с тобой в расчёте.

— Ай, твою ж мать! — меня чуть не вывернуло наизнанку от очередного спазма. — Хо! Мне больно… Нельзя позволить Латуриэлю…

— Не волнуйся. Не позволим, — оно село напротив меня, обхватило лапищами мою голову, и приблизив свою личину к моему лицу, произнесло. — Смотри мне в глаза, Писатель. Будет страшно. Но страх быстро пройдёт. Просто смотри мне в глаза.

Я увидел, как его веки раскрываются всё шире, обнажая две зелёные бездны светящихся глаз. Если бы оно открыло свои глазищи сразу, я бы наверняка лишился рассудка. Поэтому оно не спешило, давая мне привыкнуть к беспощадным потокам, вырывающимся из пары ужасных бесконечностей, засасывающих меня внутрь. Нет ничего страшнее этих огромных, бесчувственных глаз, сжигающих душу сплошным зелёным огнём. Не знаю, сколько бы я смог выносить этот пристальный взгляд. Но вскоре узенькие стрелки зрачков расширились, потушив зелёное пламя чёрной, мазутной тьмой, и я без чувств растянулся на полу.