Тени Огнедола. Том 4

Глава 16. Душа — это пуля, горизонт — плоть

Временная шкала отсутствует

— Вы не могли бы объяснить? — с трудом скрывая раздражение поинтересовался Къярт.

Он злился, и сам не понимал, почему. У него не было причин ни для гнева, ни для обиды. Люфир ничем не был ему обязан и уж точно не должен был, представ перед ним в Море Теней, выложить все, как на духу. К тому же, он сразу предупредил, что они обсудят все позже.

Но Къярт все равно чувствовал себя обманутым и преданным, будто его хитростью заманили на край пропасти и теперь собирались столкнуть вниз. Что за глупость…

Нет, эта нерациональная, детская обида принадлежала не ему. Если он что и чувствовал, то облегчение: пускай Химера преследовал благие цели, но Къярт не доверял ему до конца, как не доверял и Фелису. И теперь, узнав, что за всем стоял дед Райза, он невольно выдохнул.

Къярт собирался принести извинения за свою дерзость, но Люфир заговорил первым:

— Пусть время здесь и условно, все же сейчас нет возможности пускаться в пространные объяснения. Спрашивай, что тебя интересует. Я отвечу.

Къярт замялся, решая, с чего начать.

— Когда друиды убили Райза, — в итоге заговорил он, — его душа… ее нашел не Фелис?

— Нет. Для того, кто не может перемещаться по горизонту, призвать душу из дальнего течения непосильная задача.

— Значит, и мою душу тоже…

— Прости, Къярт. Твоя душа дважды оказывалась на горизонте, но в первый раз она была слишком сильно переплетена с энергией твоего мира. Вне кузницы отделить одно от другого, не повредив, было невозможно. Мне известно о том, что произошло после, и мне жаль твою сестру. Но я не мог рисковать тобой.

Къярт не нуждался в оправданиях. В случившемся не было вины Люфира, как не было и его собственной. Райз потрудился вдолбить это ему в голову и, следовало признать, у него получилось.

— Фелис говорил совсем другое, — Къярт невесело усмехнулся.

Не секрет, что некромант врал всем вокруг. Но спустя столько времени, забравшись черт знает куда, раскрыть новую ложь… это было даже забавно.

— Он говорил то, что ему было велено, — Люфир пожал плечами.

— Велено Химерой.

— Да, Химерой.

Къярт устало потер лоб, и наброшенный на плечи плащ показался тяжелым, словно латный доспех. Может, он был таким и для Люфира? Плащ из принятых решений и последствий.

— Вы знакомы с Химерой?

— Да, мы встречались.

— Как давно?

— Достаточно. Еще до рождения Райза.

Къярт кивнул, а затем застыл, когда нити взаимосвязей, которым полагалось пересечься и затянуться тугим узлом, разошлись в противоположные концы.

— Погодите. Последнюю тысячу лет Химера находился в мире Фелиса. А соотношение скорости течения времени в Огнедоле и там — один к…

— Трем, — закончил за него Люфир. — Ваши души не сразу поместили в новые тела. И я встречался с Химерой в мире Фелиса, а не в моем.

Къярту давно следовало смириться с тем, что он знает чуть больше, чем ничего, но то, как стремительно таяло это самое «чуть», удручало.

— Я уже ничего не понимаю. Вся эта история с Ордой, план Химеры по ее уничтожению… план на самом деле не его, а ваш?

Къярт оцепенел, когда Люфир приподнял брови — совсем, как это делал Райз, — а его губы растянулись в полуулыбке. В отличие от друга, с лица которого почти никогда не сходила усмешка, большую часть времени Люфир сохранял прохладную невозмутимость, и подобное проявление чувств могла вызвать лишь воистину несусветная глупость.

— Нет, план по уничтожению Орды составил Химера, — ответил Люфир и направился к Къярту. — Но он нуждался в моей помощи с поисками ваших душ и дальнейшими манипуляциями с ними. Его посланник нашел меня и сопроводил в мир Фелиса.

— Посланник?

В памяти всплыла громада космического дредноута метаморфов и неизвестный, вырезавший всех некромантов в логове Зова Крови, а затем приподнесший голову одного из них на блюде с голубой каемочкой — в буквальном смысле. Его личность все еще оставалась загадкой, вызывающей у Райза едва скрываемое неудовольствие.

— Но как вы могли говорить с Химерой? Он был мертв до того момента, пока я не призвал его. Вам известно, как он умер? Ведь исполина нельзя убить. Они просто впадают в спячку.

Все знания о Химере рассыпались, как игрушечная деревянная башня, из основания которой вытянули очень важную жердь. Во всем, что касалось исполина, и прежде было много несостыковок, не говоря уже об откровенно белых пятнах. После уничтожения Орды они с Райзом потратили не один вечер на то, чтобы свести все концы воедино. Перерыли библиотеку Фелиса, в попытках отыскать ответы. Безуспешно. Однако тогда история с Химерой и Ордой казалась делом прошлым, досадной неприятностью, о которой хотелось поскорее забыть. И они забыли.

— Твой покров уже восстановился, — оставив вопросы без ответов, Люфир сдернул плащ с плеч Къярта.

На нем снова была рубашка и штаны — точно такие же, как и те, что он оставил в сфере, только не проеденные скверной.

— Время заняться тем, зачем мы здесь, — добавил мужчина и отошел на несколько шагов.

Он надел плащ и развел руки в стороны ладонями вверх, будто собирался ловить капли воображаемого дождя. Стекла линз, неотрывно наблюдавших за Люфиром, предостерегающе сверкнули.

Пространство пропиталось вполне осязаемым напряжением, которое отозвалось тревогой в груди.

— Не подумайте, что я вам не доверяю, но… что вы собираетесь сделать?

— Тебе не понаслышке известно, что переход из одного мира в другой — не самая простая задача. Но с частью души Проводника ты с легкостью сможешь перемещаться по течениям. Помнишь, я сравнил горизонт с зеркалом? Изучение отражений позволяет составить приблизительную картину того, что происходит в мирах материи. Так я нашел твой мир и течение, где должен был поймать твою душу. Таким же образом ты найдешь местоположение других Орд.

Опешив, Къярт не сразу нашелся, что сказать. Он не забыл слова Химеры о «первом шаге». Но он послал исполина к черту вместе со всеми его идеями и желаниями, и больше не вспоминал о них. Во всяком случае, пытался не вспоминать.

— Постойте, вы же не хотите сказать, что мы снова должны встрять в войну с Пастырями?

— Тебя нисколько не волнует то, что Орды продолжают разорять миры?

— Волнует, но…

Хотелось ответить, что он всего лишь маленький человек, атом, едва не растворившийся в одном из течений горизонта. Сама мысль о противостоянии чему-то настолько огромному, как Орда, абсурдна. Но после того, как одна из них уже пала на его глазах и пала не без его участия, отговорка прозвучала бы по крайней мере глупо.

И Къярт подобрал другую. Получше.

— Но речь ведь не только обо мне. Есть еще Райз. Он достаточно сделал и для Огнедола, и для мира Фелиса, и…

— И?

Люфир склонил голову набок.

То, насколько небрежным вышло это движение, и его интонации, будто он искренне не понимал приводимых Къяртом аргументов, снова разшевелили утихшую злость.

— И он заслужил, чтобы его оставили в покое и дали возможность делать то, что хочет он, а не Химера и… — запальчиво начал Къярт, но под внимательным взглядом Люфира стушевался и закончил совсем тихо: — И кто-то там еще.

Нисколько не задетый завуалированным обвинением, Люфир спокойно заметил:

— Все, чего хочет Райз, это быть вместе со своей семьей.

— Это я и пытаюсь донести. Именно поэтому мы пришли в Огнедол, к Нерин и Гериалу, и…

Къярт остановился, прежде чем с языка слетело бы имя друида. Решение Райза сохранить жизнь Нефре мало кто воспринял с восторгом, и не было гарантий, что Люфир отнесется к этому поступку иначе.

— Здесь ты несколько не прав, — заметил тот.

— Не прав в чем?

— Не о той семье речь, — произнес он и прикрыл глаза. — Помолчи пока. И не бойся.

Къярт не боялся. Он был растерян, немного рассержен, но не испуган. Как-то Райз завел разговор о других Ордах, но после недолгой дискуссии они пришли к выводу, что второй раз провернуть трюк с духом ненависти не получится. А без такого козыря их шансы на победу были ничтожно малы. Тем более в отличие от первой встречи с Ордой, все последующие не просчитаны Химерой, и рваться им навстречу — сродни самоубийству.

В тот раз Къярт умолчал о «первом шаге», а, следовательно, и грядущих, пророченных Химерой. И теперь ему предстояло во всем сознаться, а заодно принести весть, что оброненная исполином фраза была не просто фразой.

Поверхность линз помутнела, стала матовой, как если бы кто-то прошелся по ним наждачной бумагой, а пространство вокруг посветлело. Наполнявший кристаллы блеск вышел за пределы острых граней, превратился в длинные косые лучи. Их свет собирался вокруг рук Люфира, струился по предплечьям белесым туманом, опадал хлопьями с ладоней.

Происходящее нисколько не беспокоило Къярта. Он доверял Райзу больше, чем самому себе, и эта вера распространилась и на его деда. Однако когда Люфир вновь посмотрел на него, а линзы выстроились в воронку над головой, внутри что-то дрогнуло.

Къярт не знал, что произошло потом. Всего мгновение назад он стоял и смотрел на Люфира, а теперь над ним были только медленно плывущие по кругу линзы и две черные завесы ниспадающих волос.

— Как себя чувствуешь? — спросил Люфир, когда затылок Къярта оторвался от его колен, и тот медленно сел.

— Все хо… ой-ей…

Он зажмурился, пытаясь спрятаться от появившегося перед глазами мельтешения. Рябь превратилась в распирающее грудь давление.

— Не спеши. Свыкнись.

Къярт сделал пару глубоких вдохов. Не помогло.

Горизонт раздался в стороны. Теперь Къярт видел не только молочный туман кузницы, но и течения за ее пределами, свинцовые отблески сфер, что едва не свели его с ума. Он видел их, чувствовал их присутствие, как птицы чувствуют приближение дождя. Время от времени ему казалось, что одна из сфер подобралась к нему со спины, и он едва сдерживался, чтобы не обернуться.

— Къярт?

— Я в порядке. Сила Проводника… это она так влияет на восприятие?

— Да. Со временем ты научишься этим управлять — приглушать и обострять чувствительность. Но основы перемещения по горизонтам тебе придется освоить сейчас.

Люфир взял Къярта за локоть и помог подняться, пускай тот и чувствовал себя вполне сносно — если не обращать внимание на ощущение, будто сквозь грудь хлещет поток воды. Не так уж и плохо, как для того, к чьей душе прилепили часть души эфирной твари. Удивительно, что для этого не потребовалось какой-либо подготовки, а всего несколько сотен парящих в прослойке между мирами линз и один заклинатель.

— Мне казалось, что объединение душ — сложный процесс, — заметил Къярт.

— А сейчас думаешь, что простой? Сколько, по-твоему, прошло времени?

— Не знаю.

Разумеется, какое-либо вмешательство в душу по определению не могло быть плевым делом, тем более когда впоследствии подопытные не распадались на части и не сходили с ума. Но наблюдая за Люфиром, легко было обмануться и счесть, что для него подобное — сущий пустяк. Райз тоже славился талантом сворачивать горы и выглядеть при этом так, будто копал грядки в огороде.

Теперь Къярт знал, откуда тянула корни эта невозмутимость.

— Признаться, я и сам затрудняюсь ответить, сколько прошло времени, — заметил Люфир. — На горизонте оно неоднозначно и, в некотором роде, многомерно. «Везде и сразу» будет самым простым объяснением. Однако «нигде и никогда» тоже подходит. Как и «только здесь и сейчас».

— Это мало что объясняет.

Люфир ненадолго задумался, после чего отпустил локоть Къярта и легко взмахнул рукой. Повинуясь его жесту, линзы, точно стая потревоженных птиц, бросились врассыпную, освобождая путь.

— Пойдем. Я поясню все по дороге.

Пальцы мужчины снова сжались на локте Къярта и потянули вперед.

— Время, проходящее на горизонте, и время, которое проходит для тебя — разные и почти не связанные вещи. Когда твоя душа переносится в горизонт, время для нее останавливается. Неважно, как долго ты будешь ходить по течениям — состояние горизонта, его, так называемый, «слепок», будет оставаться неизменным. Это не значит, что горизонт статичен. Просто твоя душа находится за пределами влияния его линии времени.

— Почему тогда после призыва я не сразу прихожу в себя? Иногда это десяток секунд, иногда — несколько минут.

— Это время, которое ты тратишь на переход из горизонта в реальный мир. Я объясню, а ты постарайся сильно не пугаться.

Къярт пугался бы на порядок меньше, если бы подобной просьбы и вовсе не прозвучало.

— Понятия времени для твоей души не существует, пока ты находишься, так сказать, в «глубине» горизонта. Но чтобы попасть на эту глубину, или чтобы вернуться в реальный мир, необходимо пройти через внешний слой, который из-за близости к оболочке мира в определенной мере подвержен его законам. Из-за высокой плотности энергии и материи, а также большого количества искажений, момент, который в твоем восприятии занимает доли мгновения, во внешних слоях может превратиться в годы и даже в века. В последнем случае твое физическое тело состарится и умрет прежде, чем душа вернется в него.

Представив, сколько раз он мог вот так застрять на горизонте и не вернуться, Къярт содрогнулся.

— Я раньше понятия об этом не имел, — пробормотал он. — Но я призывал тысячи душ, и ни разу на это не ушло больше десяти минут. Такого везения не бывает.

— Да, не бывает. Душа интуитивно стремится вернуться тем же путем, по которому попала на «глубину». Переход в горизонт можно сравнить с выстрелом. Душа — это пуля, горизонт — плоть. Переход из реального мира на горизонт — мгновенен. Но чтобы достать пулю, приходится приложить усилия и разбередить края раны. В большинстве случаев душа отыщет дорогу назад, но могут быть отклонения между точкой входа и точкой выхода. Основной, но не единственный, влияющий фактор — время нахождения на горизонте. Чем дольше ты здесь находишься — в твоем собственном восприятии — тем сильнее душа забывает, где находилась точка входа, и тем выше вероятность перескочить на другой слой и выйти в другом моменте времени реального мира.

— И даже с учетом этого вы считаете, что я могу находиться здесь так долго?

— С частью души Проводника ты будешь ориентироваться в течениях и слоях несравнимо лучше, чем прежде — даже на интуитивном уровне, не говоря уже о том, чтобы перемещаться осознанно. В качестве примера: чтобы поймать твою душу, я намеренно ждал нужный момент в верхних слоях горизонта.

— Но если время для душ, когда они оказываются на горизонте, останавливается, как я могу призывать тех, кто погиб год, век или тысячу лет назад? Разве они не остаются в «слепках» того момента, когда погибли?

— Время останавливается только в твоем личном восприятии и лишь частично. Иначе все вокруг было бы неподвижно, как тот же мох или паромщики. Для не переродившихся душ время идет так же, как и для всего остального. Однако здесь тоже имеются тонкости. У каждой души свой срок между потерей сосуда и перерождением, на который влияет множество факторов. Например, связь ее личности с реальным миром. Сильные зависимости могут повлиять на пробуждение сознания. Чем ближе душа к тому состоянию, в котором сейчас находимся мы с тобой, тем глубже она уходит на горизонт. И тем сложнее ей будет переродиться без толчка извне, и тем больше пройдет времени, прежде чем она сможет вернуться в материальный мир.

Люфир замолчал, давая Къярту переварить услышанное.

Линз вокруг становилось меньше, они оставались позади — птичья стая, зависшая в сумеречном мареве и тоскливо глядящая вслед.

— Когда я оказался в отдаленном течении горизонта возле двойника моего родного мира, я хотел вывести с него душу. Не путем призыва, а… как-то иначе. Думаю, тогда она осознавала себя, но ее перерождение произошло прямо у точки выхода.

В воспоминаниях всплыло лицо Мерлен, рассыпавшейся на части, словно лепестки цветущей вишни.

— Это последствия толчка. Но если ты довел ее близко к верхним слоям горизонта, в процессе перерождения она могла как переродиться в том же времени, так и спустя несколько веков — заблудившись в области перехода. Последнее более вероятно, — Люфир внимательно смотрел по сторонам, что-то выискивая. — Подобное может происходить постоянно и далеко не с одной душой. Море Теней — особенное течение. Из-за того, что в свое время Первый истончил грань между ним и реальным миром, души долго сохраняют свою связь с прошлыми личностями, и после, во время перерождения, застревают в верхних слоях, где время подвижно. Поэтому срок перерождения душ в моем мире может достигать тысячи и даже больше лет.

— Поэтому душа Первого мага все еще в Море Теней?

— Да. Чем теснее была связь души с горизонтом до смерти физического тела, тем осознаннее она будет после. К тому же, я не думаю, что душа Мориуса вообще способна переродиться. Даже спустя столько времени, он все еще слишком цепляется за свое существование. Ты хочешь что-то спросить, Къярт?

Он вздрогнул, будто его застали врасплох. Люфир не мог прочесть его мысли — наверное, не мог — но и без этого, то, что внезапно стало тяготить Къярта, легко читалось на его лице.

— Некромант может разбудить сознание души, верно?

— Да.

— И если за этим не последует толчка, способствующему перерождению…

— Она может, как вернуться к своему прежнему, не осознанному состоянию, так и закрепиться в осознанном, уйти вглубь горизонта.

— А если осознанных душ было несколько?

— Скорее всего они будут цепляться друг за друга, тем самым поддерживая свою осознанность. Кроме того они могут начать совместно изменять облик течения, создавать общества, о которых я упоминал ранее. Но, как правило, вариаций у таких течений немного. Чаще всего две крайности — рай и ад.

— Рай и ад? — Къярт впервые слышал об этом.

— Места абсолютного блаженства и абсолютного страдания. Зачастую эти понятия рождаются в головах разумных существ еще при жизни — в процессе поиска ответа на вопрос, что будет после смерти. На этих предположениях — и на их вариациях — строятся целые религии. И затем, когда души попадают на горизонт, они возводят вокруг себя то, что ожидали увидеть. При должном уровне осознанности, конечно.

Къярт больше не задавал вопросы. Он думал о душах на горизонте, которых затронуло его вмешательство, и о том, что с ними произошло после. Тогда дух Иеро предположил, что все вокруг создано Къяртом. Но что, если облик того течения был следствием его влияния лишь частично? Что, если горизонт сделали таким разбуженные Къяртом души, и они все еще там, застрявшие — кто-то в раю, а кто-то в его противоположности?

— Къярт, — Люфир остановился, придержав его за руку. — Пора браться за дело. Если хочешь вернуться в Море Теней, самое время начать перемещаться по течениям.

— И как это сделать?

— Так же, как ты делал это раньше. Не забывай, горизонт — всего один. Разнятся его течения. Но в любом из них ты можешь не только увидеть соседние, но и найти отголоски тех, что расположены намного дальше. Ищи их и следуй за ними. И не пытайся идти тем же путем, которым я привел тебя сюда. Пока будет достаточно и того, что ты сможешь сменить одно течение на другое.

Къярт был только «за» вернуться другой дорогой, держась подальше от сфер, мха и прочих кошмаров горизонта. Жаль, гарантий, что новый путь не окажется хуже предыдущего, никто не давал.

— А если я уйду слишком далеко?

— Рано или поздно ты все равно отыщешь дорогу. Только не отпускай мою руку, если не хочешь остаться на горизонте один.

Сцепив зубы, Къярт кивнул.

Искать и следовать. С первым проблем не было: сейчас, когда линзы не заслоняли обзор, он отчетливо видел тени плывущих вдалеке сфер. Он мог бы попытаться найти другую зацепку, принадлежащую иному течению, лишь бы только не оказываться в том жутком месте снова. Но выказывать страх не хотелось.

Он сосредоточился на одной из сфер и направился к ней. Шаг за шагом, он шел в разлившемся во все стороны молочном озере. В какой-то момент оно стало осязаемым и вязким. Молоко превратилось в сливки, но расстояние до сферы осталось прежним. Путь к ней был сродни попытке бредущего по полю приблизиться к луне. Но луна существовала в ином измерении, и чтобы оказаться на ее поверхности, нужно было оторваться от привычного и взмыть навстречу к ее платиновому диску.

Сливки под ногами загустели настолько, что стало невозможно идти, свернулись в творожную массу, и та посерела, будто на нее осел пепел, почернела, а затем провалилась прямо в рот смеющемуся младенцу, на шее которого вместо платка была повязана вывернутая наизнанку змея.

У Къярта получилось покинуть течение, но все вышло совсем не так, как он рассчитывал. Он застрял в пространстве между сферами, заполненном бредовыми образами, и мог только хаотично дергаться, точно угодившая в паутину мошка. Летящие сквозь космос астероиды расплющивали его своей тяжестью, и подснежники прорастали сквозь ребра, но не змеиные, а его собственные, которые все больше напоминали клавиши фортепиано, и ребенок неуклюже бил по ним ладонями, пачкая в крови.

Черт, если он не выберется, то и без влияния скверны сойдет с ума, а еще…

Ощущение под пальцами холодного запястья Люфира отрезвило. Нужно найти ближайшую сферу, дотянуться до нее, коснуться оболочки и проникнуть внутрь, пока его неумелость не обернулась для них бедой.

Купол. Къярт скорее почувствовал его, чем увидел — то, как он опускается, разграничивая то, что было внутри и то, что снаружи — и всей сутью потянулся к сужающемуся просвету среди мрака нескончаемых кошмаров.

Образы пропали, сменились стерильным затишьем внутри сферы.

Къярт бросил обеспокоенный взгляд на Люфира. Тот оставался все так же невозмутим, но его глаза потемнели, точно ушедшие под воду льдины.

— Простите, — выдавил Къярт и, опомнившись, ослабил ставшую каменной хватку на руке Люфира.

— Для первого раза — неплохо, — возразил тот. — Продолжай.

— Да, но…, — Къярт огляделся, пытаясь почувствовать что-либо вокруг, но, казалось, что все мирозданье сжалось до размеров сферы. — Я не вижу других течений.

— Потому что капсулы ограждают тебя от них. Это узловая зона. Она образовалась вследствие завихрений энергии вокруг кузницы.

— Вокруг кузницы? Это значит, в нее можно попасть только этим путем?

— Да. Пройти через область завихрения придется в любом случае. Но есть и положительный момент: отсюда ведут десятки дорог. Выбирай любую. Они все снаружи — образы, что ты видишь.

Сосредоточиться на чем-то конкретном оказалось не так просто. Только начав следовать за образами, а не пытаться от них скрыться, Къярт осознал насколько быстро они сменяли друг друга — точно потоки воды, срывающиеся со скалы. Он пытался маневрировать в этом бесконечном шуме и движении, пытался отыскать более-менее стабильное течение. Время от времени казалось, что ему это удается: схватить голой рукой змею, сорвать подснежник, оказаться у подножья горы, с верхушки которой неслись селевые потоки цвета крови. А затем он снова оказывался в сфере, благо, все еще сжимая руку Люфира.

Нужно собраться. Схватиться за самый яркий образ и не отпускать его, приблизиться, проникнуть внутрь, отсечь все лишнее и…

Къярт опешил от неожиданности, когда вокруг вместо серости очередной сферы возникли гигантские белые прутья. Нет, не прутья, кости. Под ногами было что-то липкое и бурое, а вокруг — движущаяся реберная клетка гигантской змеи, что плыла в абсолютной пустоте вместе с сотнями других таких же.

— Очень хорошо, — искренняя похвала смутила Къярта, и тот почти пропустил мимо ушей следующую фразу: — Но здесь лучше не задерживаться. Слишком много мха.

Люфир взглядом указал на полусгнившую плоть, на которой они стояли. С их появлением она пришла в движение.

Къярт торопился переместиться в следующее течение, но змея не собиралась так просто их отпускать. Сперва он торопливо шел, стараясь не отвлекаться на катящиеся следом бугры плоти, затем перешел на легкий бег, а потом, когда Люфир не высказал каких-либо возражений, побежал со всех ног. Ему казалось, что так он сможет угнаться за отголосками других течений, которые время от времени превращали ребра змеи в деревья, в копья, а иногда — в светящиеся огнями небоскребы, размытые и нечеткие, точно их собственные отражения в дождевых лужах.

Пространство раскроило ударом молнии. Кости змеи покрылись трещинами, от ее вывернутой наизнанку плоти начали отваливаться куски. Къярт не знал, было ли это следствием его действий, или произошло само собой. Но когда один из них растворился, пронзенный лучом света, причины происходящего потеряли свою значимость.

Они ухнули в сияющее море, но то было так же нестабильно, как и прошлые течения. Къярт хватался за отражения других, стремился к ним, но вместе с сокращением времени, необходимого для перехода, увеличивался и царящий вокруг хаос. Он расползался по течениям, смыкался вокруг непроглядной пеленой, пробирался внутрь, мешая трезво мыслить.

— Къярт, хватит. Ты слышишь меня? Остановись, — Люфиру пришлось опустить руку на его плечо, чтобы тот, наконец, отреагировал. — Мы попали в циклон. Сейчас у тебя уже не получится из него вырваться.

— Но вы ведь можете нас вывести?

— Бежать не обязательно. Двигайся в самый эпицентр.

— Разве это не место наибольшего…, — Къярт запнулся, даже не зная, чем чревато попадание в циклон на горизонте, и что это вообще такое.

— Искажения, — подсказал Люфир. — Да, это оно. Чем ближе к эпицентру, тем больше силы, воздействующие на душу, — он снова набросил на плечи Къярта свой плащ. — Если задержаться, они разорвут нас на части.

Сосредотачиваясь на хаосе, от которого до этого пытался сбежать, Къярт проклинал наследственность за то, что сперва Райз, а теперь Люфир в абсолютной уверенности ждал, что он способен совершить какое-нибудь чудо, вроде воскрешения паладинов или благополучного прохода через циклон.

Теперь образы, в которых плавали сферы завихрения вокруг кузницы, казались детским лепетом. Пускай они пугали до замирания несуществующего сердца, но хотя бы не пытались разорвать его на тысячи частей. Если бы не уверенность, что в случае необходимости Люфир вмешается, Къярт однозначно лишился бы самообладания. Но когда их выбросило в абсолютный штиль, способность здраво мыслить все еще была при нем.

— Ты отлично справился.

Къярт вздрогнул, приняв ладонь Люфира, опустившуюся на голову, за прикосновение настигшего их хаоса.

Он оглянулся, и внутри похолодело. Сейчас, с островка спокойствия, на котором они очутились, циклон казался чем-то прекрасным в своем непрекращающемся, безмолвном движении. Но Къярт знал, что это жуткая, обманчивая красота.

— Что дальше?

— Нужно подождать. Циклоны возникают в областях смешения течений, прилегающих к мирам, скорость времени в которых значительно различается. Но они нестабильны и не стоят на месте. Рано или поздно энергия уляжется.

— Но вы ведь говорили, что время для нас остановилось.

— А еще я говорил, что в верхних слоях горизонта оно подвижно, и что циклон состоит из множества течений, которые примыкают к мирам. У тебя много вопросов, я понимаю, но далеко не на все из них я знаю ответ. Тебе придется искать его самостоятельно, а пока что…

Лежащая на макушке ладонь потяжелела и повернула голову Къярта так, чтобы в поле зрения попало гигантское зерно, парящее среди блуждающих в пустоте огней. От края до края его пересекала тонкая трещина, из которой сочился синий туман.

— Что это?

— Плавучая пристань. Если где-либо на горизонте появляется циклон, можешь быть уверен, что в его центре найдется одна из них.

— И как она оказывается внутри? Может, причиной появления циклонов является не разница в скорости времени, а такая вот громадина?

— Может быть и так, — уголок рта Люфира приподнялся. — Лучше поторопиться, пока нас не затянуло обратно.

Вблизи пристань выглядела как ореховая скорлупа: с изъеденными циклоном половинами, приоткрытыми, будто между ними просунули нож и немного надавили. Этого «немного» вполне хватило бы, чтобы внутрь мог, не наклоняясь, пройти исполин вроде Химеры.

Толщина «скорлупы» пристани не уступала длине дредноута метаморфов. Къярт думал, что они переждут «непогоду» здесь, но Люфир продолжал идти. В какой-то момент скорлупа осталась позади, а впереди — пустота, в центре которой находился еще один «орех», меньших размеров.

Здесь, как и в любой другой точке горизонта, не существовало законов физики, которые нельзя было нарушить. Пересекая, словно птица, разделяющее его и сердцевину пристани пространство, Къярт рассматривал внутреннюю сторону гигантской скорлупы. Чернеющие в ней дыры напоминали отверстия в диком улье, и Къярт гадал, каких размеров были «осы», создавшие их.

От размышлений его оторвала музыка и, захваченный врасплох, он с удивлением посмотрел на внезапно приблизившийся «орех» и льющийся из него фиолетовый, почти электрический свет.

Ноги коснулись гладкой поверхности, и спустя десяток шагов Къярт с Люфиром оказались на краю просторного, будто затянутого сигаретным дымом, зала. Парящий в центре шар освещал помещение и его посетителей.

Среди широких нефтяных луж, таящих в себе десятки фиолетовых бликов, расположились силуэты существ, которых Къярт не видел ни собственными глазами, ни глазами призванных. Здесь было и гудящее облако, присмотревшись к которому, он заметил сотни крошечных созданий, что вились вокруг воткнутого в пол столба со свисающими с него гроздьями ягод; и нечто огромное и бесформенное, напоминающее заготовку под скульптуру, которой полагалось изображать зверя. Существо сидело возле одной из нефтяных луж и рассеянно водило по ней конечностью в безнадежной попытке что-то выловить. В луже по соседству стояла выструганная многоярусная подставка, облюбованная змееподобным зверем. Заметил Къярт и несколько существ, обладающих признаками, что делали их схожими со знакомыми биологическими формами.

Они тоже заметили его. Один за другим они оборачивались, провожая взглядами Къярта и Люфира, как ни в чем не бывало идущего в сторону центрального фонаря.

— Слишко не глазей, — сказал тот, даже не посмотрев в сторону существ. — Некоторые из них могут воспринять твой взгляд, как оскорбление или вызов на поединок.

Къярт поспешно уставился в пол перед собой.

— А другие сочтут оскорблением отсутствие внимания с твоей стороны, — добавил Люфир.

— И как мне тогда быть?

— Не приходить в пристань, если ты не готов оказать отпор.

— Я без понятия, как это сделать, — буркнул Къярт, чувствуя себя мышью, которая в поисках зерна залезла в мешок с котами.

— Пока ты со мной, тебе не нужно об этом думать.

Люфир остановился у лужи, что находилась на отдалении от остальных посетителей пристани. Спустя несколько секунд маслянистая поверхность ожила, потянулась вверх, отчего Къярт принял ее за еще одну форму мха. Но отростки не пытались его схватить. Они становились толще, шире, округлялись, приобретая очертания барной стойки и двух стульев. Когда метаморфоза завершилась, посреди лужи стоял воспроизведенный до мельчайших деталей кусочек бара Республики. На боковой рамке стульев значилась надпись «Неоновый пион».

— Откуда здесь обстановка Республики? — полушепотом спросил Къярт, занимая место по соседству от Люфира.

— Распорядитель пристани воссоздал его по моим воспоминаниям. Не беспокойся, он не получит доступ к знаниям, которые хранит твоя душа, пока ты не дашь на это разрешение.

Къярт собирался спросить о распорядителе и самой пристани, когда выросший по ту сторону барной стойки нефтяной столб покрылся вмятинами и выпуклостями. Будто глиняная заготовка, из которой неопытный гончар пытался что-то вылепить впопыхах. Несмотря на беспорядочность происходящих изменений, результат оказался более, чем впечатляющим. Вскоре столб посветлел и превратился в загорелого мужчину с резкими чертами лица, стрижкой «ежиком» и люминесцентной татуировкой на скуле. Одетый в облегающую майку, с блестящим обручем на шее, он, вероятно, выглядел так, как должен был выглядеть бармен бара Республики, которому посетительницы оставляли чаевых больше, чем его месячный оклад.

— Снова ты, — на чистом огнедольском произнес бармен, скривив губы широкого и подвижного рта.

— Снова я, — согласился Люфир.

Похоже, бармен рассчитывал на другой ответ, и состроив еще более недовольную, а оттого свирепую, гримасу, уставился на Къярта.

— Что это за гшанк рядом с тобой?

— Его зовут Къярт. Он будет заходить сюда время от времени.

— Еще один тэццэ в моей бухте, — сдавленно прорычал бармен и демонстративно сплюнул на пол.

— Он не такой, как я.

— И в чем разница?

— Он моложе. И дружелюбнее. Будь с ним приветлив, и он не доставит хлопот.

В ответ бармен издал неразборчивое ворчание. Он буквально сочился неприязнью, но Люфир оставался спокоен. Он не пытался заискивать, или проявлять несвойственную ему мягкость, а попросту пропускал мимо ушей нападки, как лай неугомонной собаки в полдень.

— Что ты здесь ищешь? — хмуро спросил бармен.

— Убежище. Мы переждем бурю и уйдем.

Полученный ответ снова пришелся не по вкусу собеседнику. Сначала его лицо покраснело, затем побелело. Казалось, еще немного, и оно станет черным, как нефть, из которой бармен был создан, его черты превратятся в масляные подтеки, а рот расползется во все стороны огромной дырой, засасывающей нежеланных гостей в недра пристани.

— Мерзкий тэццэ, ты никогда не ищешь убежища, — зашипел он, все меньше походя на человека. Придвинувшись к Люфиру, он оперся ладонями на барную стойку, и Къярт заметил между его пальцев серые перепонки. — Ты ищешь только проблемы. В прошлый раз из моей бухты пропало шесть гшанков, защита которых была моим долгом! А сколько еще пришли жаловаться?

— Разве твой долг не защищать всех гшанков в бухте? — Люфир не шевельнулся, когда шея бармена удилинилась, и его лицо приблизилось к лицу лучника. — Если один гшанк нападает на другого, а ты не предпринимаешь никаких мер, второй гшанк не имеет права на оборону?

Бармен гортанно зарокотал и резко подался назад, будто Люфир плеснул ему в лицо водой из стакана. Но ни воды, ни стакана поблизости не было.

— Ты знаешь, что на тебя будут нападать, и все равно приходишь, — бармен порывисто провел ребром ладони по своей шее. — Пользуешься человеческой личиной, чтобы искушать других гшанков. Но ты — не гшанк, ты — подлый тэццэ.

— Извини, что не позволяю твоим гшанкам полакомиться моей душой.

Раздув щеки, бармен шумно выдохнул. Кажется, Къярт упустил момент, в который тот из подтянутого тридцатилетнего жиголо превратился в одутловатого, осунувшегося мужичка, разменявшего шестой десяток.

— Мне не нужен здесь еще один тэццэ, — сдувшись и обвиснув, как его щеки, бармен зыркнул на Къярта.

— Он — не тэццэ.

— Не заговаривай мне глаза, — оскалился тот, продемонстрировав щучьи зубы. — Я вижу, кого ты привел. Пусть ведет себя тихо, или выдворю вас обоих.

— Къярт никого не потревожит.

Бармен не поверил словам Люфира, но, бросив на Къярта очередной предвзятый взгляд, решил не спорить. Вместо этого он протянул перед собой руку, и поверхность барной стойки зашлась ходуном, выплюнула в пальцы-сардельки наполненный мутной жижей стакан.

— Используй, — бармен гулко поставил его перед Люфиром. — Не будет лишним в твоем состоянии.

— С чего такая милость? — мужчина приподнял брови.

— Мой долг — беречь каждого, кто ищет прибежища в моей бухте. Даже если это тэццэ, притворяющийся гшанком.

— Что ж, спасибо, — Люфир поболтал жижу в стакане и, долго не раздумывая, опустошил ее в несколько глотков. — Мы займем одну из нор.

— Следи за своим маленьким гшанком, тэццэ, — предупредил бармен и начал таять, точно жир на солнце.

— Он никого не тронет.

Люфир поставил стакан на стойку и прежде, чем Къярт успел что-либо сказать, положил руку на его плечо и потянул прочь.