Тени сгущаются

Глава двенадцатая

На краю поляны Счастливчик остановился и лизнул Грозу в ухо:

— Нам лучше зайти в лагерь порознь. Не стоит подавать собакам повод для лишних подозрений. А то ещё подумают, будто мы с тобой в каком-то сговоре, — пробормотал Бета. — Спокойной ночи, Гроза!

«Как грустно и обидно, что нам приходится учитывать такие вещи», — подумала Гроза, отделившись от Счастливчика. И всё-таки было здорово поговорить с ним с глазу на глаз — как в старые времена, когда она доверяла ему свои секреты, а он в ответ делился с ней собственными сокровенными мыслями. Не успела она об этом подумать, как в памяти всплыли слова Беты о Свирепых собаках. На языке появилась противная горечь. Решительно сплюнув её, Гроза пошагала по холодной траве к своему логову: «Я не хочу больше думать об этом».

У её подстилки суетилась маленькая белая собачка. Она старательно перебирала листья, траву и мох.

— Привет, Солнышко, — потёрлась Гроза носом о шейку Омеги. — Тебе не стоило заниматься этим в такой поздний час!

— Я сама это захотела, — дружелюбно лизнула охотницу Солнышко. — Мне нужно было себя чем-то занять. И я решила проверить твою свежую подстилку после того, что случилось вчера ночью. Я подумала, что это отвлечёт меня от всяких дурных мыслей, но… — маленькая Омега расстроенно выдохнула: — Как только я начала перебирать листья, как сразу же вспомнила о прозрачном камне… Ой, Гроза! Это ведь не было случайностью, — нервно вскинула глаза Солнышко и, словно испугавшись, что их могут подслушать, понизила голос до шёпота. — Это сделала какая-то собака из нашей Стаи.

Видеть маленькую Омегу — обычно оживлённую и жизнерадостную — такой угрюмой было непривычно. Гроза обернулась и окинула взглядом лагерь и собак за их вечерними занятиями. В воздухе витало раздражение, которого прежде не было. Точнее, даже не раздражение, а неприятная напряжённость. Жук и Колючка, преисполненные чувства долга, тренировали охотничьи приёмы. Но Щётка вдруг оскалился на них:

— Что вы так расшумелись? Уже поздно! Вы совсем помешались на своей охоте! Луна, в свою очередь, рявкнула на Щётку:

— Они оттачивают свои навыки! Это важнее твоего желания поспать подольше. Чем быстрее они всему научатся, тем скорее начнут добывать больше пищи для Стаи!

Щётка сердито зарычал, и на его сторону тут же встал Лесник:

— Охота — это инстинкт, который даётся природой, — заявил пёс, буравя глазами Луну. — А у этих двоих он явно отсутствует!

— Да как ты смеешь! — зарычала Колючка, набросившись на Лесника. — Если мы по натуре не охотники, это ещё не значит, что мы не можем овладеть этим искусством в совершенстве!

— Вот именно, — поддержал сестру Жук. — Может, и ты, Лесник, стал бы искусней в охоте, если бы больше упражнялся!

Гроза вперила усталый взгляд в небо — уже почти чёрное. «Неужели так будет теперь каждый день? Перебранки, пререкания, ссоры… и никакого взаимодействия… Так в Стае не живут! Стая — это когда всё сообща!»

Моргнув, собака поняла, что бледный блеск за деревьями исходил от поднимавшейся на небо Собаки-Луны. Она снова была полной и опять смотрела на земных собак, отбрасывая на них свой серебряный свет. «Собака-Луна больше не показывает нам свой хвост. Я знаю, она любит поворачиваться то так, то сяк. Но я так боялась, что она никогда больше не обернётся к нам мордой и не посмотрит на нас! Она даёт нам шанс!»

«А ведь Стае следовало предвидеть такую ночь, — подумала Гроза с чувством вины. — О, Всесобаки! Мы настолько погрязли в разногласиях, что позабыли о своих традициях и ритуалах! И чуть было не пропустили Великую Песнь!»

Гроза призывно и громко гавкнула:

— Сегодня ночью Собака-Луна полная. Пришло время первой Песни для наших щенков!

На поляне установилась тишина Собаки начали медленно поворачивать к Грозе потрясённые морды. Даже бранящиеся охотники уставились на неё в изумлении. «Они действительно ничего не заметили…»

— Посмотрите на небо! — снова воззвала Гроза.

Задрав морды, все члены Стаи устремили глаза на Собаку-Луну, изящно перепрыгивавшую через ветви деревьев. Альфа вынырнула из своего логова и пошагала на середину поляны.

— Ты права, Гроза, — обратила она свои тёмные глаза на охотницу. — Мы должны исполнить Великую Песнь, прямо сейчас. Нам велит это сделать Собака-Луна. Пора Кувыркушке, Пушинке, Грызушке и Крошке приобщиться к собачьему ритуалу и пропеть эту песнь вместе с нами. — Наклонившись, Альфа потёрлась носом о макушку Пушинки. — Спать ляжете попозже, малыши! А сейчас вам предстоит узнать, что значит «быть одной Стаей»!

Четыре щенка завизжали от удовольствия. «Похоже, их обрадовала не столько предстоящая церемония, сколько возможность подольше пободрствовать, — с нежностью подумала Гроза. — Но вскоре они поймут, что такое Великая Песнь. И прочувствуют собственными шкурками, что значит — быть членом сильной, сплочённой, любящей и заботливой Стаи». Сердце Грозы вновь согрела надежда.

А затем она пересеклась взглядом со Счастливчиком и увидела в его глазах грусть. Должно быть, он думал о своей сестре. О том, что на этот раз ни Белла, ни её избранник не смогут спеть хором со всеми собаками. А ведь в жилах щенков текла и кровь Беллы…

«Жаль, что она пропустит их первую настоящую Песнь! — опечалилась Гроза. — В такие моменты любой собаке будет не хватать родных. Я помню Вертушку во время наших песнопений… Бедный Вертушка, он так и не успел стать взрослым… А Ворчун, названный потом Клыком… Несмотря на всё, что между нами было, я скучаю по нему так же сильно… И я прекрасно понимаю, что сейчас чувствует Бета».

Тем не менее, пока четыре щенка носились в воодушевлении по поляне, Гроза заметила, что хвост Счастливчика завилял, а его челюсти раскрылись в восхищении. Печаль Беты уравновесило счастье. «И мою тоже, — осознала Гроза, когда её собственный хвост задёргался от наслаждения при виде непоседливых малышей. — Они ещё сами не понимают, что своим участием в ритуальном песнопении принесут Стае надежду на лучшее будущее! А это тоже — вклад в её жизнь».

Собаки с энтузиазмом начали выстраиваться в круг для исполнения Великой Песни. Щенки всё ещё продолжали резвиться, то и дело врезаясь друг в друга, и Альфа, напустив на себя притворно строгий вид, рассадила их по местам.

— Успокойтесь, малыши! И не шумите! Это очень торжественная церемония. Вы должны относиться к ритуалу Великой Песни с большим почтением.

Один за другим щенята затихли и присмирели. Их возбуждение выдавали только подрагивавшие кончики хвостиков. Малыши послушно кивнули своей Маме-Собаке, и она с любовью облизала каждого щенка, а потом подняла голову к Собаке-Луне и испустила первый мелодичный вой.

Остальные собаки стали поочерёдно присоединяться к ней, подстраиваясь под голос Альфы. Гроза тоже откинула голову назад, устремила свой взор на Собаку-Луну и завыла. Но что-то вдруг встревожило её. Гроза скосила глаза в сторону. Ветерок стояла вместе со всеми в кругу, но не выла! Конечно, такое бывало и раньше. Некоторые собаки из бывшей стаи Хромого всегда хранили молчание во время ритуальных песнопений — из боязни привлечь внимание Собаки-Страха. Но разве они до сих пор не избавились от своих суеверий?

Сам Хромой то ли не заметил молчания Ветерок, то ли сделал вид, что ничего не случилось. Он просто продолжил блаженно выть. Гроза закрыла глаза и завыла ещё громче и сильней. «Пусть Ветерок молчит, если хочет. Я не буду на неё отвлекаться. Это же такое важное и отрадное событие — первая Песнь в жизни наших щенят. Я не позволю никому из собак его испортить!»

Вой вокруг Грозы становился всё пронзительнее и выше. Собака-Луна засверкала ослепительным серебряным сияньем — её кровь наполнилась силою Песни земных собак. «Правда, не всех… Не всех собак…» — пронеслось в голове у Грозы. Но она тут же одёрнула себя: «Нет! Я буду думать только о Песне и Собаке-Луне!»

И, сжав ещё плотнее свои веки, Гроза взвыла с утроенной силой, стараясь заглушить неуместные, но чрезвычайно навязчивые мысли.

Не успело эхо Песни затихнуть, как члены Стаи снова начали ссориться.

— Что это значит?

— О чём ты думала, Ветерок?

Сердитые голоса проникли в затуманенное сознание Грозы, и собака резко встряхнулась, пытаясь сосредоточиться: «Что-то опять не так…»

— Щётка тоже не выл! Я за ним наблюдал! — злобно выкрикнул Жук.

— И Лесник тоже, — лязгнула зубами Колючка. — Хромой, что ты скажешь о поведении твоей стаи?

— Это больше не моя стая, — мягко поправил её Хромой. — Мы все — одна стая, и вожак у нас Альфа. А Великая Песнь — дело добровольное. Если собака не хочет выть, зачем её принуждать? Песнь должна исходить из нутра, иначе она будет фальшью.

— Почему твои собаки не захотели выть? — прорычала Луна.

— Может быть, они просто были не в настроении? Собака-Луна сразу бы почуяла, что земная собака выла неискренне, — Хромой оставался невозмутимым. — Это бы обидело и оскорбило Всесобаку ещё больше, чем чьё-либо нежелание подвывать.

— При чём тут это? — рявкнул Бруно, оскалив пасть и прижав к голове уши. — Великая Песнь предполагает участие всех членов Стаи, всеобщее единение собак, независимо от их настроения! Но твои бывшие подопечные, Хромой, всегда держались особняком. Даже после того, как присоединились к нам! Они и сейчас ведут себя как чужаки! Они всё ещё верят в Собаку-Страх! И даже не стараются стать частью нашей Стаи!

— Как мы можем считать себя частью вашей Стаи при таком отношении к нам?! — взвизгнул Щётка.

— Вот именно, — поддержал его Лесник, обнажив зубы. — О каком единстве может идти речь, если предпочтение всегда и во всём оказывается только избранным собакам — из бывшей стаи полуволка? Они ходят в любимчиках, а нас держат за «чужаков»? Разве это правильно?

«Довод Лесника был довольно веским», — отметила про себя Гроза. Но при упоминании о старом полуволке Альфе её пробрал зябкий озноб испуга. Все собаки знали, что полуволку нельзя было доверять, и закончил он тем, что предал свою собственную стаю и переметнулся на сторону Стали и её Свирепых собак. Почему Лесник и Щётка помянули в споре его имя? Уж не намекали ли они на то, что не испытывали доверия ни к кому из стаи Диких псов?

— Стая! — разнёсшийся по поляне командный рык их нынешней Альфы сразу же утихомирил собак. Съёжившись от одного лишь укоризненного тона собаки-бегуньи, они разом обратили к ней и морды, и глаза. Альфа стояла, высоко подняв голову и глядя на всех них с презрением. — Это была первая Великая Песнь для моих щенков. Вы не омрачите её своими мелочными склоками!

Шерсть на спине у Грозы вздыбилась. «Опять она за своё! — подумала с горечью собака. — Похоже, кроме щенков Альфу ничего больше не заботит! Проблемы не только у её малышей. Неужели она этого не понимает? Проблемы у всей её Стаи!»

Но Гроза опять ничего не сказала, только покрепче стиснула челюсти. И никто из собак не посмел возразить своей Альфе. Они только молча переглянулись, а некоторые вообще опустили глаза, уставившись в траву. А потом, пристыженные, они стали разворачиваться и кучками отходить к логовам.

С повисшим хвостом и упавшим сердцем Гроза пошагала к своему ночному пристанищу. Она не принимала участия в перебранке, но эта ссора испортила всю концовку ритуальной церемонии. Не удивительно, что Альфа так осерчала. Да и Собака-Луна, наверное, тоже. Хотя она всё ещё оставалась полной и яркой на чёрном небе.

«О, Собака-Луна! Похоже, объединение наших стай было огромной ошибкой. Быть может, даже погибельной…»

Опустошённая и удручённая, Гроза, по обыкновению, намотала перед сном несколько кругов, прежде чем прилечь на свежую подстилку, так тщательно приготовленную Солнышком. Где-то вдали послышался вой собак.

Навострив одно ухо, Гроза прислушалась. В этом вое она отчетливо различила блаженство и наслаждение. Это было красивое, гармоничное пение в два голоса, совсем не похожее на нескладную песню их Стаи.

«Это воют Дротик и Белла, — догадалась Гроза. — Они действительно — одно целое, чего, увы, не скажешь о нашей Стае…»

Сильное, непреодолимое желание, всколыхнувшееся в её нутре, вынудило собаку вскочить на лапы. Её шерсть затрепетала, в глотке поднялся ответный вой. Испугавшись, что она не сумеет сдержаться и завоет в полный голос, охотница плотно стиснула свои челюсти и зажмурила глаза: «Я не должна петь вместе с Беллой и Дротиком. Не должна! Но мне так этого хочется…»

Собака заставила себя снова распластаться на подстилке, но запретить ушам прислушиваться к прекрасной, далёкой песне она не смогла. «Вот это настоящая стая, хоть и состоит она всего из двух собак!»

Грозе потребовались вся её воля и сила, чтобы не прыгнуть опять на лапы и не слиться в страстном и искреннем вое с изгнанной парой.