Теория Гайи

37

Человек в рубашке и льняных брюках встал с земли. То, что Эмма приняла за черный горошек, оказалось пятнами, а сквозь разорванные брюки были видны исцарапанные ноги.

— За вами погоня? — спросил он.

— Нет.

— Похоже, помощь не пришла?.. — спросила какая-то женщина.

— Нет, мне очень жаль.

— Проходите, здесь есть место, — пригласил ее мужчина.

Эмма разглядывала пещеру, которая расширялась, уходя вглубь метров на десять.

— Я не одна, — сказала она, — и должна предупредить друзей, что нашла вас. Я вернусь.

Она быстро пришла обратно с детьми и Тимом, которого пришлось долго уговаривать войти в каменный мешок. Один человек, увидев Матильду, вскочил и бросился к ней, назвав ее по имени, но девочка отшатнулась и прижалась к Эмме. Эмма загородила ее.

Мужчина выглядел огорченным.

— Я… у меня не было выбора! Моя дорогая, это был несчастный случай, — бормотал он. — Я не хотел ничего плохого, это был просто несчастный случай!

Матильда схватила Эмму за руку, а Оливье прижался к Тиму.

— Что это за человек? — очень тихо спросила Эмма.

Матильда зашептала:

— Это Франсис. Когда чудовища пришли в деревню, мы прятались в помещении для мусорных баков. Они вошли, а Франсис вытолкнул нас вперед, чтобы самому спрятаться. И нас схватили.

Франсис плакал и что-то бормотал. Эмма села на корточки перед детьми и сказала:

— Я обещаю, что больше никому не позволю причинить вам зло! А сейчас скажите мне, есть ли здесь кто-нибудь из вашей семьи.

— Нашу семью убили, — сказал Оливье дрожащим голосом.

У Эммы разрывалось сердце.

— Я знаю всех, кроме него, — сказала Матильда. — Они с острова. Но я с ними не останусь. Никто нам не помог. Они ничего не сделали для наших родителей. А потом толкали друг друга, чтобы самим не упасть со склона.

Эмма знала, на что способен человек, стремящийся выжить. Когда на деревню напали, первыми погибли самые слабые. За ними — те, кто пытался помочь другим. Выживают обычно те, кто идет по головам. Эмма знала этот позорный закон эволюции: право на будущее получает только тот, кто стремится выжить любой ценой. Когда в человеке просыпаются низменные инстинкты, он возвращается в животное состояние, становится хищником, каким был когда-то и который залез на вершину пищевой цепочки.

Но то, что об этом узнали двое совсем маленьких детей, которые теперь боятся тех, у кого еще вчера они сидели на коленях, потрясло Эмму до глубины души.

— Мы хотим остаться с тобой, — сказала Матильда.

Эмма кивнула и погладила ее по голове:

— Договорились.

— Это неразумно, — сказал Тим, указывая на огонь.

— Он согревает нас и дает свет, — сказал усатый мужчина.

— Мы видели его с перевала сегодня утром, его могут заметить и другие. Его нужно погасить.

— Никто не смеет посягать на наш костер! — возмутилась женщина, сидевшая рядом с ним.

Все были измучены тревогой, а некоторые страдали от ран.

— Меня зовут Жан-Луи… — сказал мужчина лет пятидесяти, костюм которого превратился в лохмотья.

— Монговиц? — договорила Эмма.

Он побледнел и кивнул:

— Да… а вы?

— Эммануэль Де Вонк, доктор палеоантропологии, которого вы ждали.

Эмма придвинулась ближе к огню. Одной рукой она обнимала Оливье, а другой — Матильду.

— Вы можете объяснить, что произошло? — спросила она.

— Нет. Мы с двумя коллегами прибыли сюда в среду в полдень, а вечером остров превратился в ад… Вы, должно быть, умираете с голода. У нас почти ничего нет, но…

— Это наша еда! — рявкнул мужчина, сидевший в глубине пещеры.

— Замолчи, — возразила ему женщина. — Бедным детям нужно поесть.

Она достала остатки продовольствия, и люди стали передавать им еду.

Эмма открыла свой рюкзак, вынула галеты и фрукты и дала детям, которые стали жадно есть. Эмма почувствовала себя виноватой. Она думала только о том, чтобы защитить их, и забыла о том, что они могли быть голодны. Она посмотрела на Монговица. Он явно был не в своей тарелке, избегал вопросов, и Эмма подумала, не боится ли он, что другие могут накинуться на него, решив, что кошмар на острове как-то связан с его приездом.

Тим тоже поел, но напряжение не покидало его. Он не сводил глаз со входа в пещеру.

— Я расскажу вам, что произошло, — сказал старик в халате, который, пошатываясь и морщась, пробирался к Эмме. Он сел рядом с ней. — Они появились ночью, неизвестно откуда. Не знаю, сколько их было, пять или двадцать. Они двигались быстро, у них было оружие и они были так свирепы, что те, кто выходил на улицу, цепенели при виде их жестокости. Они вбегали в наши дома и выбегали на улицу, воя как дикие звери и пронзительно крича. Их руки были в крови. Если кто-нибудь пытался убежать, они стреляли. Сначала мы защищались, а потом сдались, потому что нас отстреливали, как кроликов. Они согнали нас к машинам, позади которых были привязаны цепи с веревками, и заставили привязаться к цепям. Конечно, никто не привязался крепко. Они это заметили и застрелили тех, кто стоял впереди. Поверьте, после того как вы вытрете мозги соседа со своего лица, вы завяжете узел как надо! Вот так и становятся сумасшедшими.

Эмма прижала детей к себе и закрыла им уши.

— Они подперли педали бревнами и на полной скорости пустили машины по улице к дамбе, — продолжал старик свой рассказ. Пары алкоголя распространялись вокруг при каждом его движении. — Все вопили, ноги выворачивало так, что они доставали до лица. Кругом валялись вырванные с мясом руки! Этот вой я никогда не смогу забыть! — Из его глаз текли крупные слезы, блестевшие в свете огня. — Те, кто не умер по дороге, утонули в бухте. Вдоль дороги валялись шевелящиеся куски плоти, люди, разорванные на части веревками. Они добили всех, кто был еще жив. Стреляли в упор, прямо в ухо.

— Вы это видели?

— Я один из тех, у которых лопнул узел.

Он распахнул халат и показал ободранные гниющие ноги. Кожа была содрана, почерневшее мясо отваливалось кусками. Эмма поняла, почему старик шатался — он был пьян. Он пил, чтобы хоть как-то заглушить боль.

— Мне повезло, я откатился в заросли, но большинство так и погибло там, — сказал он.

— Кто напал на вас? Кто они? — спросила Эмма.

Старик покачал головой, будто не мог больше говорить.

— Это черти! Дети Сатаны! — закричала женщина. — Слуги Люцифера!

Эмма больше не могла этого слушать и сменила тему:

— Сколько вас здесь?

— Одиннадцать.

— Восемь! — поправил ее усатый. — Фелисьен и те, кто пошел с ним, не вернулись. Мы знаем, что это значит: — Он повернулся к Эмме. — Трое ушли вчера за едой, и больше мы их не видели. А вы кто такие?

В один миг в глазах сидевших вокруг снова вспыхнуло недоверие.

— Я приехала в четверг вечером с Тимоти, — объяснила Эмма. — Монговиц… Жан-Луи должен был меня встретить. Я приехала от Европейской комиссии.

Этого объяснения оказалось достаточно, люди успокоились.

Матильда заснула, прижавшись к Эмме, и Оливье тоже засыпал. Эмма уложила их рядом, накрыла курткой и смогла поесть.

Монговиц встал у входа, и Эмма подошла к нему. Монговиц закурил.

— Последняя сигарета, хотите? — предложил он.

— Я не курю.

— Мне тоже нужно бросить. И на будущее: не спрашивайте у меня при остальных объяснений по поводу того, что произошло.

— Вы боитесь, что они заподозрят вас, потому что вы здесь чужой?

— Вы были у большого ангара с надписью «GERIC»?

— Мы как раз оттуда. Там мы и нашли детей.

Монговиц осторожно оглянулся и кивнул.

— Когда я приехал сюда в среду, первое, что я сделал, — спросил, есть ли на острове научные объекты. Нам указали это место, и мы приплыли туда на пироге. Я успел увидеть, чем они занимались, доктор Де Вонк.

Он всматривался в ночную темноту, его небритое лицо осунулось.

— Эксперименты, — зашептал он. — Нацистские опыты! Я не знаю, что они ищут, но их методы чудовищны.

— Это как-то связано с генетикой? Мой муж — генетик, его вызвали одновременно со мной.

— И с генетикой тоже…

— Они экспериментируют с ДНК, ставят опыты на людях?

Монговиц выпустил дым и пристально посмотрел на Эмму:

— Это страшнее, чем просто на людях.