Эмма ожидала увидеть у себя за спиной Монговица, в крови, с искаженным лицом, готового наброситься на нее. Но это был Тим. Выглядел он странно. Его лицо как-то обмякло, взгляд был пустым.
— Его там нет, — испуганно сказала Эмма.
Тим, казалось, не слышал ее. Эмма заметила, что он держал гарпунное ружье. Значит, Тим понял, что происходит, и пришел с оружием.
Эмма отступила в сторону, чтобы дать ему пройти. Тим шагнул вперед и приставил гарпун ей к подбородку:
— Есть два варианта: мягко или жестко. Выбирайте.
— Что… что?
— Вы будете делать то, что я хочу, или я вас накажу. Я не люблю, когда меня не слушаются. От этого я впадаю в ярость. Вряд ли вам это понравится.
Эмму ужаснуло даже не то, что произошло, а выражение, с которым он произнес слово «ярость».
— Но Жан-Луи исчез…
Ее мозг отказывался понимать, что происходит. Эмма пыталась убедить себя, что все это недоразумение.
— Я его убил. А теперь слушайте меня внимательно. Я не тронул детей и, если вы будете слушаться, клянусь, что оставлю их в живых и высажу на берегу. Но если вы станете сопротивляться, я привяжу их на веревке позади катера и утоплю. Вы меня поняли?
Острие гарпуна вонзилось Эмме в подбородок, уже показалась кровь.
— Да, — простонала она.
— Тогда раздевайтесь.
— Тим…
Она увидела, как желваки заходили у него на скулах.
— Я сказал, раздевайтесь.
У Эммы заколотилось сердце. Она искала выход, зацепку и ничего не находила. Это был не тот человек, которого она знала. Этот был беспощаден, с безразличным выражением глаз. От него исходила враждебность.
Тим уставился на спящую Матильду:
— Очень хорошо, пусть это сделает девчонка.
— Нет, нет! Я сделаю то, что вы хотите.
Эмма сбросила жилет и села на ступеньки, чтобы развязать шнурки ботинок.
— Кто вы, Тим? — спросила она, чтобы выиграть время.
Он наконец улыбнулся. Но улыбка была жестокой.
— Меня зовут Иван. Тимом был тот придурок, который должен был приехать за вами в аэропорт.
— Не понимаю, — пробормотала Эмма.
— Я сидел в тюрьме «GERIC», вот и всё. Когда всё полетело к черту, я сбежал вместе с остальными. Когда напали на Омоа, там были этот Тим и его катер. Пришел факс, в котором говорилось, что нужно встретить вас и привезти сюда. Эта идея мне понравилась.
Его голос проникал в уши Эммы, четкий и жесткий, но смысл слов не доходил до нее. Она слышала, но не понимала, словно не могла больше воспринимать действительность. Что он собирается со мной делать? Это невозможно… только не он… Я сейчас проснусь. Нет, не он… Выиграть время. Нужно заставить его говорить. Ты очень хорошо знаешь, что он сейчас с тобой сделает. А потом? Убьет меня? Возможно… а может быть, он оставит нас в живых. Если я отдам ему свое тело, он пощадит детей.
Ее глаза наполнились слезами. Она не могла с этим смириться. Я не могу. У меня не получится.
Она не спасется, даже подчинившись ему.
Он был из стаи. Из подопытных. Этот человек — не Тим, который все это время был вместе с ней.
Это Иван, серийный убийца.
Нужно отвлечь его. Проявить к нему интерес, заставить говорить о себе.
— Почему вы вернулись за мной? — спросила она, превозмогая ужас. — Вы могли бы спастись, ведь у вас был катер!
— А удовольствие?! А упоение всё знать, в то время как вы ни о чем не подозревали! Я мог позволить себе всё! Сделать с вами всё что угодно! Я был полным хозяином положения.
— Но те, другие?.. Они же пытались убить и вас!
— Это просто животные. И кроме того, опасность придает блюду остроту, разве нет? Отложенное удовольствие приносит больше наслаждения.
— Вы…
— Нет, Эмма! Не говорите так. Я только учился вас познавать. Я завладел вашим сознанием. Тот, кто получает воду, как только ему захочется пить, — тот просто утоляет жажду. Но тот, кому приходится ждать, — тот начинает мечтать о воде, и, когда добирается до нее, когда она касается его губ, тогда она имеет уже вкус не воды, а наслаждения!
Эмма дрожала.
— И для этого вы вернулись в этот ад?
— Мне представилась возможность пробыть несколько дней с вами наедине. Нам никто не мешал, кроме этого болвана Монговица. Вот этого я не мог предусмотреть. Да еще дети!
Теперь она лучше понимала, почему он не хотел их спасать. Узнав, что она ему не подчинилась, он, должно быть, пришел в ярость. Продолжай, он поддается! Попытайся выиграть время.
— Все это было специально, чтобы поиграть потом, но тогда…
— Нет, не «специально»! Это была порция чистого адреналина! Миллионы тупиц платят за то, чтобы прыгнуть с моста на веревке или с парашютом из самолета! Я был Богом, Эмма! Я знал все, мог играть вами, наблюдать за вами, и никто не помешал бы мне взять вас, когда мне захочется. Каждую минуту, каждую ночь на этом острове, где не существовало никакого закона, я мечтал, как облизываю вашу кожу. Я был законом! Я мог делать с вами всё что хочу. И я ждал. Это мгновение должно быть неистовым, как взрыв. — Он был в экстазе. — И вот мы с вами наконец…
Боже, а ведь она его почти желала… Эмму замутило от отвращения, но она справилась с собой.
Он великолепно сыграл свою роль.
Но теперь Эмма вспоминала детали, которые показались ей странными, но задумываться над ними не было времени. Его белая кожа, а ведь он якобы жил под солнцем Маркизских островов. Некоторая неуверенность в обращении с катером, ведь он принадлежал не ему. И дробовик… У Тима была та же модель, которую она видела в ангаре. Он взял его там, когда убегал. Она вспомнила, как он покрылся мурашками, когда Монговиц рассказывал о камерах пыток в «GERIC». Сколько раз он лгал ей на Омоа, когда они заходили в дома его вымышленных друзей?
— Значит, вы всё выдумали?.. И там, на острове, в деревнях, всё это было…
— Нет, не всё. Спасибо Тиму, среди его барахла обнаружился подробный путеводитель по острову, и я успел его прочитать. Тут главное верить!
— Вы таскали меня за собой, чтобы узнать…
— Чтобы вами овладеть, — сказал он, улыбаясь. — Чтобы вы принадлежали мне.
Носовая часть судна поднялась и резко нырнула вниз. Эмма сделала еще одну попытку.
— Это безумие — оставлять судно без рулевого! — проговорила она дрожащим голосом.
Но все было бесполезно. Ее охватил ужас, и на мгновение она подумала, что разбиться о скалы — не самый худший вариант.
Тим пожал плечами:
— Я включил автоматическое управление. И теперь я хочу заняться вами. И помните, я могу показать вам клыки!..
Его надо отвлечь. Надо продолжать говорить.
— Вы нарочно посадили катер на мель?
Я говорю слишком быстро. Он сейчас догадается, что я просто тяну время. Он знает, я вижу это! Он играет со мной, как кошка с мышью. Он знает, что уже победил.
— Это был единственный способ заставить вас остаться на острове. В крайнем случае, если бы помощь прибыла раньше, чем я ожидал, начался бы такой бардак, что я успел бы улизнуть. Я затащил бы вас в дом, вы стали бы моей, и всё! Никто ничего не заметил бы!
Он испытывал своеобразное удовольствие, раскрывая ей свои планы. Теперь Эмма понимала, насколько эгоцентричным он был на самом деле. Он гордился тем, как хорошо всё продумал.
Больше всего удовольствия ему доставляет то, что он говорит это мне — своей жертве. Он считает, что, манипулируя мной, он подчинил себе мое сознание… А потом он овладеет и телом.
— Всему свое время! — сказал Тим. — Мы, конечно, никуда не торопимся, но не вздумай морочить мне голову. Давай снимай свои тряпки.
Эмма стащила футболку.
— Ваша жизнь в Бордо и в Африке, всё это тоже выдумки?
— Нет. Это правда. Я только изменил свое имя.
— Я, кажется, догадалась. Браконьеры… вы ведь их не ранили, да?
Внезапно выражение его лица изменилось. Он помрачнел, его глаза потемнели.
— Я убил их всех. Изрешетил пулями, а выживших зарезал. Я изуродовал их так, как они делали это со слонами. Я вырвал у них зубы и яйца. У одного за другим.
Вот его слабое место, рана, которая до сих пор не зажила.
— Это было ваше первое убийство…
— Да, я не собирался этого делать, но когда взял ружье, понял, что целиться надо не по колесам.
— Все эти ужасы, которые вы видели в Африке, убийства слонов… Они травмировали вас, Тим. Но еще не поздно, вы можете…
Он замолчал и хищно улыбнулся:
— Хватит дешевой психологии! Поторопись, не то я убью девчонку.
Эмма спустила бретельки бюстгальтера, и Тим замер, зачарованный тем, что его ожидало. У Эммы взмокли ладони, ноги дрожали. Она обнажила грудь. Тим бурно дышал, он дрожал, как голодный, перед которым поставили тарелку супа. Эмма больше не могла этого выдержать. Нужно найти любую лазейку, но не дать вовлечь себя в эту игру!
— А теперь брюки, — приказал он.
— Тим, всё еще можно исправить! Вы не должны…
— Не трать свою слюну, она еще пригодится…
Эмма обвела взглядом каюту в поисках оружия или выхода. Тим по-прежнему угрожал ей гарпуном.
Эмма боялась, что от возбуждения он случайно нажмет на спусковой крючок и убьет ее.
У нее был выбор: подчиниться или пожертвовать Матильдой.
Эмма расстегнула ремень.
Выиграть время, найти решение…
— Значит, это вы тогда обратились к Винсенту по имени, — сказала она.
— Да, это было глупо, у меня просто вырвалось… Была буря, я думал, что вы не расслышали. Я убил их обоих вот этим. — Он указал на гарпунное ружье. — Я же не собирался позволить им украсть мой полдник!
И он расхохотался. Его смех звучит фальшиво, на самом деле он ничего не чувствует… Вот зачем ему нужен этот спектакль — чтобы настроить себя. Только так он сможет что-то испытать!
Эмма сняла брюки. Ее сердце билось так быстро, что ей было больно.
— Раздевайтесь полностью, — сказал Тим таким тоном, что Эмма содрогнулась. — Быстрее.
— Тим… То есть Иван, но мы можем как-то договориться, я могу…
— Ты можешь заткнуться и раздеться! — заорал он. — Думаешь, я столько терпел, чтобы сейчас остановиться? Пять дней без сна я терпел твои идиотские выходки и ломал комедию, чтобы в конце концов остаться ни с чем? Пять дней подыхать с голоду и отказаться от главного блюда?
Вдруг Эмма подумала: что означают все эти намеки на еду? Что он сделает с ней после того, как изнасилует?
Злоба исказила его лицо, на его лбу пульсировала вена. Судно резко накренилось, Тим схватил Эмму и сжал так, что она еле могла дышать.
Она больше ничего не могла сделать.
— Если через три секунды не снимешь трусы, она умрет, — сказал он, едва сдерживая ярость. — Бежать тебе некуда. И не надейся, что я передумаю, — помнишь, что написал тебе муж? Я серийный убийца, я будущее человечества. И поверь мне, с тех пор как я это знаю, чувствую себя гораздо сильнее! Давай! — прорычал он.
Эмма сжалась. Тим достал из кармана пару наручников. Где он их взял? Там же, в ангаре, когда убегал…
— Надень их. Если не застегнешь как следует, я проткну девчонке горло.
Эмма подчинилась, обливаясь слезами. Думать было слишком поздно.
Она догадывалась: он был на гране срыва и готов в любой момент убить Матильду.
— У них есть имена. — Она нашла силы произнести это сквозь сотрясающие ее рыдания. — С самого начала вы называете их «девчонка», «мальчишка», но у них есть имена.
Тим проверил, хорошо ли застегнуты наручники, и положил оружие около Матильды.
— Ты привязана. Я намного сильнее, и, кроме того, мне не привыкать, — предупредил он. — Если ты попытаешься что-либо сделать, я изобью тебя, а затем изнасилую девчонку гарпуном. Ясно?
У Эммы не было сил отвечать.
Тим коснулся рукой ее груди. Эмму затошнило.
Ловушка захлопнулась, а она ничего не придумала, чтобы спастись. До самой последней секунды она молилась, чтобы кто-нибудь ее спас.
Тим взял шелковую ленту и обмотал шею Эммы. Он прерывисто дышал.
Он потянул ленту, и Эмма стала задыхаться. Тим оскалился, расстегнул пуговицы комбинезона и сунул руку внутрь.
Он провел влажным языком по животу Эммы, потом от груди до лобка. Эмма вздрагивала от отвращения, и Тим еще сильнее затянул удавку. В уголках его губ выступила белая пена.
Эмма не могла больше дышать, воздух едва проникал в ее легкие.
Тим навалился на нее всем телом, грубо раздвинул ей ноги и стал лизать лицо, словно ребенок, набросившийся на мороженое. Его отвратительные руки мяли ее грудь, он хрипел от наслаждения. На его лбу забилась жилка; сгорая от возбуждения, он смотрел во все глаза, чтобы ничего не пропустить. Эмма задыхалась. Ее ноги дергались, она пыталась схватить ленту, ослабить удавку, но только ободрала кожу.
Перед глазами у нее появились черные пятна. Эмма не понимала, что происходит. Сознание покидало ее. Его словно засасывало в глубины мозга, как воду в сливное отверстие. Свет постепенно угасал.
Она увидела, как Тим выгнулся, и услышала звук, напоминающий удар хлыста.
Что-то теплое хлынуло сверху, заливая ее тело, попадая в рот.
Дышать стало легче.
Тим лежал неподвижно. Из его тела торчал гарпун.
Оливье опустил ружье.