Грэм впился зубами в яблоко. Белый сок брызнул на его рыжую бороду.
— Я сделал такое длинное вступление, — сказал он, работая челюстями, — чтобы показать, куда мы, люди, себя загнали. Насколько мы теперь неспособны защитить себя.
Петер все еще не понимал, куда клонит Грэм:
— Защитить от чего?
— От того, что происходит на наших глазах! От атавизма. Я думаю, вы согласитесь, что успех эволюции Homo sapiens лишь отчасти объясняется удачным стечением обстоятельств. Наш вид выжил и господствует на планете благодаря своей невероятной способности приспосабливаться. Но в самом начале пути было кое-что еще. Повышенная жестокость и умение охотиться на других, вложившие в руки человека оружие — ради продолжения жизни, ради того, чтобы такое хрупкое существо смогло уничтожить другие, более опасные виды. Нельзя отрицать, хищничество привело нас туда, где мы теперь находимся, и этот инстинкт настолько силен, что мы никогда не перестанем убивать друг друга. В наших генах изначально спрятан убийца. Со временем жизнь в обществе, цивилизация принудила нас направить этот инстинкт в другое русло, заглушить его, заставить исчезнуть. У нас осталась только его тень.
Грэм снова захрустел яблоком. Петер и Бен молчали.
— Однажды у меня был опоясывающий лишай, — вновь заговорил Грэм. — Это крайне неприятно. Заболевание передается тем же вирусом, что и ветряная оспа. Вам кажется, что вы уже избавились от ветрянки, а на самом деле она прячется в нервных окончаниях, готовая проявиться вновь, когда организм уже истощен. Эта чертова оспа превращается в лишай, который терзает вас с интенсивностью в тысячу единиц зуда. Если высыпания от ветрянки просто чешутся, то лишай заставляет вас выть от боли.
Петер наклонился к Грэму:
— То есть вы хотите доказать, что социоэкономическая мутация, о которой вы только что говорили, способствует возникновению инстинкта убийцы, который восходит к доисторическим временам…
— Как известно, это называется атавизмом, и даже генетики не отрицают его существования.
— Но не в такой форме! То, о чем вы говорите, — это регресс! — возмутился Петер.
— Да, если не рассматривать его как заложенную самой природой программу, которая ждет своего часа, чтобы заработать, — сказал Грэм, слабо улыбнувшись.
— Что вы хотите этим сказать?
— Природа так изобретательна!.. В ней все совершенно, расставлено по местам, спланировано. Обезьяна, от которой мы произошли, эволюционировала очень быстро. У нее были шерсть для защиты от холода, зубы, подходящие для любого корма, она стала всеядной, выжила и приспособилась к любой среде обитания, ко всем типам пищи. Мы с самого начала были машиной для выживания. Природа так предусмотрительна, она ничего не делает просто так! Она создала существо, которое стало безраздельно властвовать на земле… и даже более того — подчинило себе саму природу.
— Вы считаете, что в основе эволюции лежал чей-то замысел? Вы наделяете эволюцию сознанием? — возмутился Петер.
— Нет, я утверждаю, что волшебство природы объясняется чем-то большим, чем «постоянное везение»… Это выражение так любят специалисты, когда говорят о самой потрясающей супертехнологии — жизни, появившейся на нашей планете! Я говорю, что осталась последняя неисследованная область механики жизни — интеллект молекулы. Вот это и есть «Теория Гайи». Это форма сознания, которую мы не способны понять, первичная и в то же время всеобъемлющая. Этот интеллект работает только на одну-единственную цель: жить, выживать, существовать. Разумеется, это сознание не имеет языка и способности рефлексивно мыслить. Это скорее некая логика, которая заставляет кипеть бульон, в котором зародилась жизнь. Именно это — источник нашего знаменитого инстинкта выживания. Оно заставляет каждую бактерию, каждую клетку развиваться, жить! Эволюция — не только химический коктейль, смешанный его величеством случаем, это еще и энергия! Гайя!
— Если я правильно понял, — подхватил Петер, — это сознание, или логика, позволило человеку стать настолько сильным, что у него не осталось конкурентов?
— Да. В ходе эволюции Гайя снабдила человека солидным арсеналом для завоевания Земли. И человек превратился в бомбу замедленного действия. Это заложено в наших генах. Чтобы господствовать, мы готовы на любую жестокость, а она не может бесконечно спать в наших генах. Она просыпается, чтобы уничтожить нас. Нельзя представить себе более совершенное оружие, чем самоуничтожение, заложенное в наших собственных генах.
— Что? — воскликнул Бен, внезапно уловив мысль. — Значит, в ближайшие годы агрессивность резко возрастет? Насилие, серийные убийцы… А дальше мы все начнем убивать друг друга? Это нонсенс! Если ваша теория верна, то форма сознания, о которой вы говорили, работает на продолжение жизни. Тогда почему же вы утверждаете, что мы изначально запрограммированы на самоуничтожение?
— Вы не поняли. Гайя распространяет жизнь — это ее единственная цель. Мы возникли только для того, чтобы осуществить это ее стремление. И мы сделали это! Более того, мы распространяем жизнь и за пределами Земли. Наши бактерии путешествуют в зондах, спутниках… Однажды, пусть даже пять миллионов лет спустя, они попадут на другие луны, астероиды или планеты. И жизнь возобновится. Робко, смиренно, но она продолжит свое распространение. Выживание.
Петер скрестил руки на груди:
— Моя жена с удовольствием напомнила бы вам, что человек не первый живой вид, завоевавший мир, а потом внезапно исчезнувший. Самые известные виды, жившие до нас, — это динозавры, однако палеоантропологи обнаружили доказательства пяти больших вымираний!
Грэм вновь продолжил:
— После каждого такого вымирания происходило перераспределение ролей, и очень скоро мы оказались на авансцене! Жизнь словно проводила эксперименты до тех пор, пока не появились мы — последние актеры, вышедшие на сцену, чтобы с успехом произнести положенный текст. А теперь пора выходить на поклоны, пока, опьяненные кратким успехом, мы ненароком не разгромили театр.
Петер собирался ответить, но тут распахнулась дверь и в комнату ворвался Жерлан с бутербродами в руках.
— Он что, с вами разговаривает? — сказал он, указывая на Грэма, словно на животное в клетке.
— Доктор Грэм прочитал нам лекцию об искусстве скуки, — объяснил Петер. — Мы ждали вас.
Жерлан недоверчиво посмотрел на него.
— Можно вас на два слова? — спросил Бен, чтобы отвлечь его внимание от Грэма.
— Да, разумеется.
Жерлан отвел их в сторону, и Петер объяснил ему, что теперь они уверены в том, что Грэм занимался генетическими экспериментами, результаты которых пока не обнаружены. Он ни словом не обмолвился о серийных убийцах, побегах из тюрем и похищениях. Пока они говорили, ноутбук со спутниковой связью стал издавать сигналы.
— Вы очень медленно продвигаетесь, — посетовал Жерлан. — Я пришлю вам одного из моих людей. Он просмотрит досье и покажет то, на что следует обратить внимание.
— Думаю, не стоит этого делать, — отказался Петер. — У нас свой ритм работы, а новый человек может его нарушить. Он будет только отвлекать нас.
— Как хотите, но постарайтесь работать быстрее. Нужно подумать, что делать дальше, когда эта проклятая погода наладится. И не забудьте передать мне записку, где сказано, что Грэм — полковник. Если за всем этим стоит армия, хотелось бы не тянуть время. Я приехал сюда с обычной проверкой, а тут, оказывается, играют по-крупному.
— А связь? Что с телефонами?
— Ничего нового. Связь пока восстановить невозможно.
Раздраженный монотонными сигналами, Жерлан обернулся и застыл, обнаружив, что сигнал исходит от ноутбука со спутниковой связью. Он нажал кнопку, по экрану пробежали цифры и вдруг стало проступать зеленое изображение. К камере приблизилось лицо.
На экране появилась Эмма.