Тет-а-тет. Беседы с европейскими писателями

Ларс Соби Кристенсен (Lars Saabye Christensen)

Норвежский прозаик, поэт, драматург и сценарист.

Родился в 1953 г. в Осло. Изучал историю искусств, норвежский язык и литературу. Работал внутренним рецензентом и редактором антологии дебютов «Signaler» в издательстве «Каппелен». Держит абсолютный рекорд для всей скандинавской литературы — переведен более чем на 30 языков мира.

Книги: «Зеленый свет» (Grønt lys, 1972), «История Глу» (Historien om Gly, 1976), «Amatøren» (1977), «Kamelen i mitt hjerte» (1978), «Jaktmarker» (1979), «Billettene» (1980), «Jokeren» (1981), «Paraply» (1982), «Битлз» (Beatles 1984), «Blodets bånd» (1985), «Åsteder» (1986), «Colombus ankomst» (1986), «Sneglene» (1987), «Герман» (Herman, 1988), «Stempler» (1989), «Bly» (1990), «Ingens» (1992), «Den akustiske skyggen» (1993), «Mekka» (1994), «Jubel» (1995), «Den andre siden av blått Et bildedikt fra Lotten og Vesterålen» (1996), «Den misunnelige frisøren» (1997), «Pasninger» (1999), «Falleferdig himmel» (1999), «Mann for sin katt» (2000), «Полубрат» (Halvbroren 2001), «Maskeblomstfamilien» (2003), «Sanger og steiner» (2003), «Oscar Wildes heis» (2004), «Модель» (Modellen 2005), «Цирк Кристенсена» (Saabyes cirkus, 2006), «Ordiord» (2007), «Bisettelsen» (2008), «Visning» (2009) и др.

Литературные премии: «Tarjei Vesaas debutantpris» (1976), «Cappelenprisen» (1984), «Rivertonprisen» (1987), «Norwegian Critics Prize for Literature» (1988), «Sarpsborgprisen» (1988,1999), «Bokhandlerprisen» (1990,2001), «Amandaprisen» (1991), «Dobloug» (1993), «Riksmålsforbundets litteraturpris» (1997), «Aamot-statuetten» (2001), «Brage Prize» (2001), «Den norske leserprisen» (2001), «The Nordic Council's Literature Prize» (2002).

Член Норвежской академии языка и литературы. Командор ордена Святого Олафа (2006). Кавалер французского Ордена искусств и литературы (2008).

«Кристенсен так часто публикуется, что я не успеваю его читать», — довольно ехидно заметил другой известный норвежский писатель Пер Петтерсон. Российский читатель вряд ли сможет вполне оценить эту шутку. Кристенсен на русском выходит нечасто. Но вот то, что Кристенсен пишет много, видно хотя бы по его роману «Полубрат». Это настоящая эпопея, семейная сага какой-то мифологической мощи. Кристенсен — очень норвежский писатель и очень, если можно так сказать, «ословский». Лирика его романов чаще всего связана именно с Осло. С тех пор как состоялась наша беседа, на русском языке вышла повесть «Цирк Кристенсена». Замечательная история о мальчике, точнее — воспоминания писателя о времени, когда он был подростком и мечтал купить себе электрогитару.

Скажите, вы действительно хотели стать музыкантом?

Я родился в 1953 году в Осло, и мы все, писатели этого поколения, особенно мужчины, прежде чем возмечтали стать писателями, обязательно прошли через одну великую мечту — мы все хотели стать рок-музыкантами. Рок играл в моей жизни и в жизни моего поколения огромную роль. Именно через рок-музыку я пришел к сочинительству, к поэзии, а позже к романам и литературе. У меня есть роман, который так и называется — «Битлз». Это роман воспитания, в нем описывается дружба четырех подростков на почве влюбленности в музыку «Битлз» и желания стать рок-музыкантами. Они живут в Осло, в 60-е, и их мир — те же улицы города, на которых рос я. Считается, что этот роман стал моим писательским прорывом; что он создал мне имя, но, по-моему, главное в нем то, что я показал, как думало, жило и существовало целое поколение.

Все-таки между простыми на вид песнями «Битлз» и большими романами есть существенная разница. Почему вы говорите, что музыка «Битлз» открыла вам дорогу к романам? Каким образом?

Для меня это было таким образом, что эта музыка открыла мне поэзию. Когда тебе пятнадцать лет, у тебя не хватает слов описать твои мысли, чувства, и ты формулируешь их словами из песен. Они написаны для тебя и о тебе. Но таким образом ты чувствуешь, что не один, ты ощущаешь свою принадлежность, не побоюсь этого слова, к некоей общности, к человечеству. Через музыку я пришел к сочинению стихов. Вот так просто все получилось.

Меня музыка очень вдохновляет. Для меня она тесно связана с писательством, с текстом. И тут, и там в основе ритм, темп, композиция, гармония и дисгармония. Я черпаю в ней вдохновение, когда сочиняю тексты, и стихотворные, и прозаические.

Скажите, Ларс, а вы продолжаете писать стихи?

Да, продолжаю. Я считаю себя по-прежнему поэтом, хотя пишу в основном действительно прозу. Но для меня проза и поэзия — вещи настолько связанные, что я не представляю одного без другого. И бывают такие краткие мгновения, когда мне кажется возможным соединить поэта и прозаика. Так что я действительно продолжаю сочинять и стихи, и прозу параллельно, потому что для меня одно настолько связано с другим, что не поддается разделению.

Ваши произведения привязаны к одному определенному району Осло, всю его топографию можно вычитать из ваших книг. Почему именно этот район?

Это очень просто. Мне очень нравится считать себя писателем одного конкретного района. Я описываю те дома, кварталы, улицы, парки, в которых вырос, откуда родом. Всякому писателю нужно место, где произойдет его история, потому что всякая история происходит в каком-то месте. И для меня это места, где я рос, вот и все. К ним привязаны мои стихи, моя поэзия, мои песни, и здесь жили герои моих книг.

А тогда скажите, откуда взялся остров Реет, где вырос Арнольд, и с чем связаны эти впечатления?

Я сказал, что я родом из одного столичного района и что он составляет ландшафт всех почти моих романов. Это так. Но мы с моей женой прожили пятнадцать лет на севере Норвегии, в Вестероллене, и это расширило географию моих романов. Я нашел другие места, где могли бы происходить мои истории. Например; остров Рёст, который с точки зрения географии находится на задворках романа, но тематически составляет его центр. Это маленький плоский островок, затерянный посреди моря, на самом краю Норвегии, единственный в своем роде.

Расскажите о своей семье. Вы были единственным ребенком?

Я вырос в районе Фрогнер. Мой отец был архитектором, мама — домохозяйкой, как это было принято в 60-е годы. У меня есть брат, он старше меня на три года. Мы были очень обычной, типичной норвежской семьей.

Барнум и Фред — это во многом ваши знания об отношениях между братьями, один из которых старше, а другой младше?

Я не пишу автобиографических романов, то есть главные герои моих книг — это не я. Но, как и все писатели, я, естественно, пользуюсь личным опытом, используя в своих романах свои ощущения или места, где бывал. По-моему, «Полубрат» — это картина классических отношений любви-ненависти, которые связывают двоих не достигших цельности братьев. Если их сложить, получился бы один цельный брат. Но особенно интересны эти отношения любви-ненависти, где каждый из братьев не может без другого, а в то же время иногда не может его выносить.

Насколько важно для романа, что Фред и Барнум — сводные братья?

Это очень важно тематически, потому что роман посвящен людям, которым, как и всем нам, не достает цельности. Они поэтому стремятся найти что-то, что поможет им стать совершенными, цельными. Это касается не только главных действующих лиц, но и всех персонажей романа. Они стремятся обрести что-то, что сделает их больше, совершеннее. И для меня в этом основополагающий мотив, главная метафора всего романа.

Но сами по себе отношения братьев загадочны, в них есть нечто таинственное, это одна из тайн романа. Потому что я считаю, что все романы строятся на какой-то тайне.

Болетта говорит Барнуму, что, если он не полюбит ребенка Вивиан, он навсегда останется получеловеком. Значит, это фраза ключевая в романе?

Да, вероятно, это так. В ней сформулировано то, о чем на последних страницах романа говорится очень много. Что любовь — это тоже выбор это решение, которое человек может принять. Я имею в виду не столько страсть, сколько заботу, умение давать другому чувство защищенности, уважать его. Поэтому да, приведенная цитата — одна из ключевых фраз романа.

В романе описываются люди, которые старше вас, намного старше. Откуда взялся этот мир прабабушки, бабушки, который в первую очередь завораживает?

Одним из очень сложных моментов этого романа была необходимость вжиться в роль женщин разных поколений. Конечно, я тешу себя надеждой, что обладаю некоторым даром сочинительства. Но, как всякий пишущий человек, я профессиональный слушатель и наблюдатель. И должен сказать, что я многому научаюсь из того, что слышу и вижу. И я, например очень много говорил с мамой и слушал ее. И пока я писал этот роман, я понял, что его единственными героями, если так вообще можно выразиться, являются эти три женщины.

А в жизни вы встречали таких людей, как Пра?

Все герои моих романов — вымышленные персонажи, но они составлены из таких черт характера, особенностей поведения, которые я наблюдал в близких мне людях. Если речь идет о том, чтобы я выбрал среди них кого-то одного, я бы назвал свою бабушку со стороны отца, я взял в роман многое от нее. Она была датчанкой, и ее отношение к жизни, ее мудрость, как я понимал и воспринимал их ребенком, вошли в этот роман. Хотя это, безусловно, книга не о ней.

В ваших романах именно Пра является главной хранительницей секретов. Секретом может оказаться газетная заметка или даже просто пуговица. Для вас это умение хранить тайны, иногда годами, принципиально?

Умение хранить тайну — это черта, которую я ценю в некоторых обстоятельствах, значимость ее не абсолютна. А вот умение собирать реквизит, хранить и беречь то, что составляет твою историю, это ценность абсолютная. Для меня вспоминать и писать — вещи, теснейшим образом связанные. Я часто повторяю, что я пишу для того, чтобы вспомнить, чтобы сохранить историю. И для меня как для человека это главное, центральное дело в жизни. И одним из важнейших предметов, ценностью, которую Пра хранит, является письмо, которое ее возлюбленный, отец ее ребенка, написал ей из Гренландии. Это письмо — одна из главных тайн семьи, оно сплачивает семью, привязывает к ней детей, оно важно не только для Фреда, но и для самоощущения всей семьи как семьи.

Это реальное письмо, я помню его с детства, помню, как письмо читали вслух. Мой дед со стороны отца был, в XIX еще веке, моряком, и они ходили из Копенгагена в Гренландию, чтобы поймать для зоосада овцебыка. С того дня, как я решил стать писателем, я знал, что когда-нибудь использую в своем романе это письмо. И сделал это в «Полубрате». Дело в том, что в письмах есть одна очень жестокая сцена, в этой метафоре как бы концентрируется смысл романа. Если помните, моряки убивают двадцать овцебыков, которые закрывают собой детенышей, чтобы добыть для зоосада двоих малышей. И для меня это символическое изображение женщин из романа, которые сбиваются в круг, чтобы сохранить своих мальчиков от посягательств внешнего мира. Вся история семьи строится вокруг этого письма. Письмо сплачивает семью. Когда оно пропадает, то, в общем-то, рассыпается и семья тоже. Это центр, вокруг которого строится семья, это странное семейство.

А ваш дедушка тоже погиб? Или роман в этом смысле отличается от реальных обстоятельств жизни?

Нет, погиб только герой моего романа, мой дед вернулся целым и невредимым. Но я писатель и, как все писатели, пользуюсь самым разным реквизитом из своей жизни, не только конкретными событиями, но и накопленным чувственным опытом.

Иногда персонажи начинают напоминать романтических героев. Девятимесячное молчание Веры, двадцатидвухмесячное молчание Фреда, странный вид Арнольда, маленького человека, в самом деле почти что недочеловека, его обморок — это намеренное использование романтических идей?

Вряд ли можно сказать, что я намеренно стремлюсь использовать какие-то романтические идеи, сцены или события, но это части повествования, и я действительно не отворачиваюсь от них. «Полубрат» — это прежде всего осанна роману, эпическому повествованию. Мы имеем дело с ненадежным рассказчиком, слишком поэтической натурой. У него есть история, которую он хочет нам рассказать, эта история больше реальности, больше самого рассказчика, и он рассказывает нам такую историю, которая дает ему самому простор для роста.

Возьмем такого персонажа, как Арнольд, с его цирковым прошлым, который сразу воспринимается как гротескный персонаж, хотя бы потому, что он гротескно маленького роста и эту особенность он передает своему сыну. Он воспринимается почти как сказочный герой. Это так и есть?

Арнольд — важная фигура в романе, его можно бы назвать романтическим персонажем. Он обаятелен, соблазнитель, шарлатан и, видимо, негодяй. Он несет в себе все хорошие и плохие черты циркача, коверного. К тому же он иллюзионист по жизни, он несет это в себе из цирковой жизни. И все это становится важными элементами повествования. Барнум, его сын-коротышка, будет рассказывать историю себя и своего рода. Но Арнольд парадоксальным образом одновременно и трагическая, и комическая фигура. Таким вижу его я, и таким я хотел его изобразить. И, безусловно, Арнольд именно тот персонаж, с которым тесно связана мрачная тайна романа.

Имя Барнум звучит довольно дико для норвежского уха.

Безусловно, Барнум — это не заурядное норвежское имя. Именно поэтому священник в церкви на Майорстюен отказался крестить его под этим именем и родителям пришлось везти Барнума на крайний север Норвегии, где у людей гораздо более демократичное отношение к именам. Арнольд назвал сына в честь П. Т. Барнума, американского циркача, шоумена и рекламщика, и оба они, и отец и сын, несут в себе и хорошие, и плохие черты этого циркового мира.

В романе Барнум пишет сценарий, в котором пытается соединить свою историю с сагой, и сам роман чем дальше, тем все больше превращается в сагу. Вы учитывали эту традицию эпического повествования, когда писали свой роман?

Я преклоняюсь перед большими эпическими полотнами, которые в состоянии охватить собой и отобразить большие, насыщенные, протяженные, сложноформатные куски жизни. К тому же традиция эпического повествования всегда очень сильна не только в норвежской, но и во всех скандинавских литературах.

Барнум пишет сценарии, я и сам написал несколько сценариев, так что Барнум использует весь кинематографический арсенал, язык кино, его структуру, его драматургию. Потому что ведь фильм — это тоже всегда эпическое разноплановое полотно. И для всего «Полубрата» соотнесение с кино очень значимо.

Такое впечатление, что кино вообще является подтекстом судьбы каждого из героев. Бабушка была актрисой немого кино, Барнум становится сценаристом, участвует в кинофестивалях. А какую роль кино играло в вашей жизни?

Фильм, кино всегда были для меня важным искусством, важной точкой отсчета. Как я уже сказал, я сам писал сценарии. Я не хочу сейчас сравнивать кино и литературу, потому что это два разных мира, к счастью. Но фильм как язык, система ценностей, как способ выражения и драматургия очень важен для меня.

Ларс, скажите, а вы в большей степени горожанин или нет?

Да, городской житель, но, как и у всякого норвежца, во мне есть и городская, и сельская стороны. Здесь в Осло я, к счастью, живу на краю города, можно сказать, между городом и лесом, и меня это очень радует.

Когда вы выбирали места действия для своего романа, чем вы руководствовались? Ну, например пансионат Коха откуда взялся?

Когда я выбирал его, речь шла о том, чтобы привязать одно место к другим, уже задействованным в романе. Для жителя Осло, например эти улицы, эти места значат очень много. Но когда я говорю, что считаю себя писателем одного места, то имею в виду, что это нисколько не мешает, так сказать, универсальности. Потому что люди вовсе не настолько отличаются друг от друга, в целом они повсеместно довольно одинаковые. В детстве я часто проходил мимо пансионата Коха, и это место считалось нами каким-то загадочным, в нем происходило неизвестно что. Это было для нас пугающее мистическое место. И выбрать его в качестве места преступления было для меня более чем естественно. Я мог бы с таким же успехом сочинить его. Но пансионат уже существовал.

То, что Арнольд строит в комнате пансионата ветряную мельницу, и есть один из примеров странности пансионата Коха. Это и есть то загадочное, что там происходит?

Да, мне показалось естественным выбрать для такого странного занятия такое странное место. И мир и место действий должны быть в романе чуть больше, чем они есть на самом деле.

Один из основных мотивов вашего романа — мотив отцеубийства, который заставляет вспомнить другие романы, ну а для российского читателя это в первую очередь «Братья Карамазовы». Насколько сознательно было обращение к этой мощной мифологеме вообще?

Это два мотива, которые сочетаются. И один — это поиск отца, а второй — отцеубийства. В «Полубрате» я пытаюсь слепить оба этих мотива вместе. Они вообще очень тесно связаны. И этим вопрос в романе передается из поколения в поколение: кто мой отец, кому и что я наследую, кто я. Этот вопрос проходит через весь роман.

И еще одна вещь, о которой я хотел спросить применительно к «Полубрату». Это вопрос повторов. Арнольд дает Барнуму имя значимого для него человека. Вера после смерти бабушки находит в шкатулке газетную вырезку и выясняет уже наверняка, что Рахиль погибла. И вот эти постоянные рефрены и возвращение создают ощущение, что из поколение в поколение все повторяется, что дети обречены повторить судьбу родителей.

Я не думаю, что жизнь повторяется, но некоторые ситуации возникают снова и снова. Я думаю, что есть некоторый рисунок судьбы, некоторые направляющие нити, которые человек изо всех сил стремится передать следующим поколениям, во зло и во благо. Не то чтобы человек был рожден для определенной судьбы, но жизнь тоже представляет собой рисунок, который бесконечно повторяется.

Один из важных, вернее, ключевых моментов в жизни Арнольда — это когда он почти утонул и тогда понял, что должен уехать с острова. Были ли в вашей жизни какие-то такие переломные моменты?

Ну они, конечно, были, но неизмеримо меньшего размера, чем то, что я пытаюсь описывать в своем романе. Но как писателю мне хочется изобразить те мгновения, те краткие миги торжества или падения, когда жизнь в прямом смысле слова меняет свое направление, когда мир переворачивается с ног на голову и все идет не так, как прежде. Это изнасилование Веры, это Арнольд на дне моря, это Барнум в танцевальной школе. Для писателя это самые интересные моменты.

А скажите, какой из двенадцати ваших романов, не считая «Полубрата», вы считаете самым удачным? Я понимаю, что писателю трудно выделять, но все-таки.

Я все же назову «Полубрата», потому что в этом романе проявились все мотивы, темы, сюжеты, здесь я в той или иной мере использовал весь свой репертуар. Но я еще назову и роман «Битлз», в котором я создал этот свой мир. Оба романа очень тесно связаны, между ними большая общность. Поэтому мой ответ — «Битлз» и «Полубрат».

Расскажите, пожалуйста, о других романах, переведенных на английский, — «Герман» и «Модель».

Это два совершенно разных произведения. «Модель» вышла в 2005 году, это последний на сегодняшний день мой роман, а «Герман» был написан давным-давно. Это роман о мальчике, который внезапно лысеет. Начав вам рассказывать, я вдруг понял, что между этими книгами есть и кое-что общее. В «Модели» речь идет о художнике, который в возрасте пятидесяти лет вдруг теряет зрение. И обе книги рассказывают о том, что человек выбирает, что он решает делать, чтобы встретить беду, новую ситуацию, то полное изменение жизни, в которое он вступает. Но если «Герман» — самое светлое произведение из всего написанного мной, даже с хэппи-эндом, то «Модель» — полная ему противоположность.

Если бы вы показывали Осло приезжему человеку, куда бы вы в первую очередь его повели?

Я бы, конечно, поводил его по улицам своего детства, чтобы иметь возможность порассказывать ему всякие истории. Потом я сводил бы гостя в музей Мунка. Погулял с ним по центру. Поплавал по фьорду. И отвез бы его в самую большую часть города — в леса Нурдмарка. Это неописуемой красоты природа прямо в черте города.