Тиль Гаримму

23

Весна 685 г. до н. э.

Таврские горы

На третьи сутки отряд разведчиков вышел к одинокой горной гряде, которая, словно набухший чирей, портила холмистую степь, простиравшуюся до самого горизонта.

Сначала был долгий подъем по лесистому склону, извилистой горной тропе, потом спуск в расщелину, где протекал небольшой ручей. Дорога закончилась обрывом, откуда с высоты в двадцать саженей падала стена воды. Крохотное голубое блюдце внизу было окружено хаотично разбросанными камнями, за которыми начиналась дубовая роща.

Ахикар, почти черный от загара невысокий жилистый воин с водянистыми глазами, недовольный собой, что ошибся с выбором пути, отпил воды из кожаной фляги, обреченно вздохнул.

— Тупик значит… Ладно… Нимрод, Марона, остаетесь здесь. Обзор отсюда отличный… Нимрод — старший. Не спать. Быть начеку. Если что увидите, действуйте по обстоятельствам. Если будет тихо — дожидайтесь нас. Мы подойдем через день, может, два. Остальные — со мной, возвращаемся. Разделимся на два отряда: один обойдет гряду с севера, второй — с юга. К полуночи соединимся, там и привал сделаем.

Сказал так, и повернул коня.

Марона с завистью посмотрел вслед отряду и подумал, что Ахикар, скорей всего, просто хочет избавиться от Нимрода, который с самого начала был для них обузой.

Нимрод в свои шестьдесят два все еще оставался лучшим следопытом в армии, несмотря на то, видел не дальше чем в десяти шагах. В последнее время старый разведчик с трудом переносил дальние походы, с чужой помощью взбирался на коня, в дороге испытывал боли в животе и промежности, — и это из-за него Ахикар несколько раз вынужден был разводить в пути костер, пренебрегая опасностями, чтобы дать старику поесть горячей пищи.

«А я отдувайся за него, — проворчал в мыслях Марона, покосившись на старшего товарища. — И зачем его только брали? Толку-то».

Нимрод тем временем по-хозяйски расстелил на камнях циновку, под голову вместо подушки положил куртку, свернулся калачиком и мгновенно уснул.

«Не спать, быть начеку, — вспомнил слова командира Марона. — Как же, послушается он!»

Тяжело вздохнув, сын Шимшона подошел к краю обрыва. Окунуться бы разок в этом озере… искупаться, растянуться на камнях… Он почему-то вспомнил о рабыне, которую взял для себя его старший брат Варда. Тонкая пугливая лань с огромными черными глазами. Она ему тоже очень понравилась. Жаль, что ее заберет себе брат, очень жаль…

Он нашел для наблюдательного пункта место поудобнее: и сухое, и безветренное, где на скале рос мох — и на него можно было облокотиться, как на спинку кресла, чтобы устроиться основательнее. Решил сделать что-то вроде лежанки, для чего наломал сухих веток и собрал целую охапку листьев. К тому времени, когда все было готово, уже стемнело.

«Ничего, — успокоил себя юноша, — завтра здесь еще весь день придется торчать».

Неподалеку заржала лошадь.

Он готов был поклясться, что это Яхонт — жеребец командира.

Марона хотел было подойти к Нимроду — будить или не будить? Подумал: ни к чему, лучше сначала все выяснить самому, а уж потом поднимать шум.

Через несколько минут Марона исчез в чернеющем жерле расщелины, откуда недавно пришли разведчики.

***

Сразу за ущельем начинался густой смешанный лес, где днем и ночью царили сумерки. Здесь дерево в пяти шагах казалось стражником, а раскидистый кустарник мог сойти за всадника.

Первым по склону спускался Тиглат на опытной гнедой кобыле. Почувствовав, что она занервничала, разведчик остановился, поджидая Ахикара.

— Что случилось? — подъехав, тихо спросил командир.

— Впереди кто-то есть. Кукла что-то почуяла.

— Проверь.

Тиглат спешился, привязал лошадь и через минуту скрылся в зарослях.

Ахикар поднял руку для остальных, как знак, что надо придержать коней.

Стали ждать.

Ветер, понемногу набирая силу, раскачивал верхушки деревьев, но внизу он больше походил на пугливого ребенка: нашалит, спрячется в кустах, пригнет к земле и распушит ковыль, а то донесет пряный запах степи, как будто дразня свободой и простором. Может быть, оттого и звуки стали как обнаженный нерв. Ахикар вдруг ясно услышал, как где-то впереди хрустнула ветка, за ней другая — кто-то шел навстречу не разбирая дороги, так может идти или пьяный, или очень беспечный человек, или тяжелораненый…

Снять с плеча лук, приладить стрелу, натянуть тетиву.

Луна ненадолго спряталась за тучами.

В это время кто-то рванулся в его сторону прямо через кустарник, — лук принял боевое положение, — и Ахикар услышал цокот копыт, фырканье лошади. Испуганное животное без всадника выскочило на поляну и, заметив людей, остановилось.

Командирский Яхонт приветственно заржал, не справившись с эмоциями, но сразу успокоился, как только хозяин, припав к его уху, заговорил, погладил по загривку.

Через некоторое время вернулся Тиглат, обстоятельно доложил:

— Ниже по склону была хорошая драка. Там сейчас киммерийцы. Около пятидесяти конных. Тех, кто на них напоролся, было намного меньше. Закончилось все быстро. Собирают лошадей, подбирают оружие. Пару человек они взяли в плен.

— Наши?

— Похоже. Вот только откуда…

— Может, шли за нами всю дорогу?

— И зачем же?

— Сейчас уже не важно... Они собираются прочесывать склоны?

— Не знаю.

Сзади дважды зычно прокричал филин. Командир, немного обождав, ответил. Потом тихо приказал:

— Это Марона. Переждем. Может быть, минует. Предупреди всех, чтобы спешились и укрыли лошадей. А я вернусь к нашему желторотику и старику, узнаю, что там у них.

Ахикар и Марона встретились у входа в расщелину.

Молодой воин начал с оправданий:

— Я услышал, как заржал твой Яхонт, подумал…

— Не трать слов попусту, — перебил его командир. — Ты сделал все правильно. Здесь киммерийцы. Если нас обнаружат, мы вступим в бой, постараемся увести их подальше от вас с Нимродом. А вы пробуйте прорваться…

У Марона забурлила кровь:

— Это потому, что я самый молодой? Не надо меня спасать! Я готов к смерти!

— Ты просто баран, — незлобно заметил Ахикар, — я никогда не стал бы отправлять на смерть целый отряд ради какого-то юнца, который служит у меня всего месяц. Но ты лучший наездник, у тебя самый сильный конь, а без Нимрода тебе не выследить киммерийцев, их основные силы. Вам надо не просто прорваться, а выяснить, сколько киммерийцев, куда они идут, и вернуться живыми с донесением нашему туртану… Ступай за лошадьми, бери Нимрода, возвращайтесь сюда и ждите. Если они уйдут, мы вернемся за вами; если прокричу дважды — значит, приготовьтесь уходить без нас. Прокричу трижды — действуйте.

***

Киммерийцы не торопились. Собрав трофеи, они расположились на месте недавнего сражения лагерем; развели несколько костров и принялись жарить мясо. Несмотря на некоторую беспечность, по периметру и на всех тропах были расставлены посты, лошади охранялись, и никто из кочевников не расставался с оружием.

Ассирийцы долго выжидали, держались на расстоянии, полночи выясняли, где стоят секреты, потом принялись совещаться.

— С рассветом они поднимутся выше, и тогда наверняка обнаружат нас, — сказал Ахикар.

Тиглат посмотрел на бледнеющее небо, луну, сбегающую по небосклону, и заметил:

— Через час-другой начнет светать. Может, рискнем? Уберем дозорных… да перебьем их, пока они спят?

— Придется.

Ахикар дважды прокричал филином. Сверху, от расщелины, ответил Марона.

— Начинаем…

Разбились на группы по двое, лошадей оставили в укрытии.

Первого дозорного сняли стрелой с десяти шагов, пробив ему шею. Он захрипел, обнял дерево и захлебываясь кровью осел на траву.

Второго — тремя стрелами в грудь, руку и сердце.

Третий настолько умело укрылся в кустарнике, что его не было заметно вовсе.

— Он там, — уверенно прошептал Тиглат, — я видел, когда его меняли.

— Попробуй зайти с тыла. Смотри, слева от него валуны и поваленные деревья, они тебя прикроют.

Тиглат пополз, вооружившись мечом и кинжалом.

Спрятаться за валунами не получилось, там оказалось лежбище кабана. С перепуга огромный серый боров бросился прочь с ревом, визгом и хрюканьем, поднял на ноги дозорного, прятавшегося в кустах, и, прежде чем тот успел отскочить в сторону, вонзил ему в живот свои клыки, бросил на землю, принялся рвать его плоть и выворачивать наизнанку внутренности. На шум сбежались двое других дозорных, но увидев происходящее, замерли в растерянности на расстоянии десяти шагов от разыгравшейся драмы. Кончилось все довольно быстро. Кабан в последний раз ударил киммерийца, остановился, грозно посмотрел на обнаженные мечи и со всей прыти метнулся в лес.

Дозорные тут же бросились к израненному товарищу.

Пока они раздумывали, чем ему можно помочь, позади них показался Тиглат. Он шел в полный рост, быстро сблизился с кочевниками; сначала ударом меча в спину пробил сердце одному, затем кинжалом вскрыл шею другому.

Ахикар прокричал филином трижды — Марону и Нимроду пора было выступать. С их стороны проход уже никто не охранял. Потом подал сигнал для остальных. Собрались, определились, как действовать:

— Есть еще трое дозорных на южном склоне. Они нам не помешают. Идем в лагерь, снимаем охрану, убиваем спящих, забираем лошадей и уходим.

Лагерь кочевников был расположен на большой поляне. Вокруг затухающих костров, на воловьих шкурах, спало двадцать семь человек; еще трое чистили стреноженных лошадей, трое вполголоса совещались, спорили и, кажется, были недовольны друг другом.

— Тот, что в плаще и дорогих доспехах, клевец у ног, — это их предводитель, — пояснял Тиглат, который полночи наблюдал за врагами.

Ассирийские разведчики прятались в зарослях можжевельника и снова выжидали удобного момента.

— А те, что с ним? — спросил Ахикар.

— Один — тоже командир какой-то, тот, что бородатый, с косматой гривой. Подчиняется он предводителю неохотно, зато на всех остальных лает как цепной пес.

— Меч у него длинный.

— Я тоже заметил. Длиннее моей руки… Третий, в урартском шлеме, появился среди ночи. Встречали его как царевича.

— Может, царевич и есть? Молод, а говорит со старшими как с равными.

— Они уходят?

Военачальники в это время поднялись и направились к лошадям.

— Постой-ка, — Ахикар вдруг всполошился. — Их здесь человек тридцать, пятерых мы убрали, трое на южном склоне, где остальные? Ты говорил, их было больше.

— А ведь правда. И как это я не уследил. Уехали куда-то, пока я к вам возвращался.

— Ладно. Уже ничего не поделаешь. Как только эта троица сядет на коней, заходим в лагерь.

Но уезжал только один, тот, кого приняли за царевича. Двое других кочевников, проводив обладателя урартского шлема, отправились в противоположную сторону пешком.

— Проверять дозоры, — догадался Ахикар. — Времени мало. По моей команде…

Как только предводитель киммерийцев и его заместитель скрылись в лесу, ассирийцы покинули свое убежище. Уже светало, сумерки быстро отступали, а сон в это время был крепким. Действовали слаженно и бесшумно. У первого костра перерезали горло десятерым — короткими мечами, острыми кинжалами. Кто-то захрипел, кто-то захлебнулся кровью и попытался встать, но обошлось.

Трое киммерийцев, охранявшие лошадей, ничего не заметили. Один из них дремал, двое негромко разговаривали, стоя спиной к лагерю.

Ахикар показал: направляемся ко второму костру. Там спали еще восемь кочевников.

Командир разведчиков первым приблизился к крайнему воину, коротким быстрым движением перерезал ему горло и, вдруг почувствовав на себе чей-то упорный взгляд, поднял голову. Один из киммерийцев, спавший на боку, смотрел на Ахикара в упор, а рука тянулась к мечу. Поди пойми, отчего не закричал.

На выручку пришел Тиглат — заколол кочевника в сердце, подмигнул командиру: мол, ничего, сочтемся.

В общем, справились. Немного переждали, высматривая, как подобраться к третьему костру, который был ближе всех к лошадям и дозорным.

Ахикар понимал: стоит приблизиться еще на десять шагов, и враги их обнаружат. Снял из-за спины лук; знаками объяснил Априму, лучшему лучнику из своего отряда, что выстрелить надо одновременно, убить сразу двоих. Прицелились. Пустили стрелы… Без промаха. Одна вошла со спины под сердце, другая перебила верхние шейные позвонки. Киммерийцы упали замертво без звука. Третий дозорный по-прежнему дремал.

— Вперед! — скомандовал Ахикар, предвкушая скорое окончание дела.

Однако в это время на поляну с южной стороны, из леса за спиной у ассирийцев, осторожно выехали всадники. Те самые десять воинов, которых недоставало в лагере. Предводитель отряда, не дожидаясь рассвета, отправил их прочесать южный склон.

Киммерийцы сразу все поняли: увидели тела убитых товарищей, врагов, бегущих к спящим соплеменникам, — вскинули луки, и почти не целясь, так как их разделяли каких-то тридцать шагов, за несколько секунд выпустили в ассирийцев почти полсотни стрел.

Ахикар умер последним, успел оглянуться, увидеть, откуда пришла смерть и подумать: «Как быстро».

***

Нимрод стал ему обузой. Марона долго будил его, лишь с третьей попытки подсадил на коня, а когда тронулись, все время поглядывал, беспокоясь, не свалится ли старик на землю. Ехали они не спеша, настороженно оглядываясь по сторонам и прислушиваясь к лесным шорохам. Заметив убитого дозорного, остановились.

Марона показал, что надо ехать прямо, путь свободен. Нимрод прикрыл глаза, словно засыпал, погрозил ему пальцем: не торопись. Объяснять этому юнцу, что сюда идут двое, которых он учуял за пятьдесят локтей, не стал: много чести. Поедут по тропе, с ними не разминешься, а напрямую, через лес, — и шумно, и далеко не уйдешь.

— Спешимся. Переждем, — совсем тихо скомандовал Нимрод: — Помоги.

Марона неохотно подчинился. Пришлось подставить спину, чтобы старик слез с коня; отводя лошадей в заросли, юноша проворчал:

— Только время теряем.

Нимрод приложил палец к губам. Сын сотника задохнулся от возмущения, но тут впереди, рядом с трупом дозорного, послышались чужие приглушенные голоса на незнакомом наречии.

«Киммерийцы, — догадался Марона, прильнув к листве, чтобы лучше разглядеть врагов, — Всего двое. Если нападем внезапно, одолеем».

Предводитель киммерийцев и его заместитель, обнаружив убитого, вместо того, чтобы сразу повернуть в лагерь, поднять тревогу, стали осматриваться, изучать вражьи стрелы, следы вокруг… Потом, не сговариваясь, посмотрели туда, где прятались ассирийцы, и с оружием наперевес направились к их укрытию.

— Не лезь. Нам с ними не справится, — сразу оценил противников старый воин. — Как только я выйду, скачи напролом, им будет не до тебя. Найди их основные силы… Очень тебя прошу…

Марона почувствовал, как у него пересохло в горле.

— У них нет лошадей, мы и вдвоем прорвемся.

— Посмотри на меня. Ты же знаешь, мне все равно не уйти… Найди их основные силы… Да помогут тебе боги…

Нимрод преобразился, когда вышел из зарослей навстречу киммерийцам. Он снова был молод, полон сил и отчаянного задора: метнул короткое копье — его с трудом отбил щитом предводитель — выхватил меч из ножен и с яростью атаковал обоих соперников. Старик даже заставил их отступить на несколько шагов. Однако затем клевец трижды взлетел в воздух и трижды обрушился на щит ассирийца, с последней попытки расколов его надвое. Нимрод упал на землю, подставил под длинный меч свой короткий; но отбить клевец ему уже не хватило времени. Тот опускался на его голову, когда предводитель вдруг сам рухнул на землю, харкая кровью: копье ударило ему в спину, пробив легкие. Это был Марона.

Он выехал из зарослей на коне, оставшись без копья, взялся за лук, и успел дважды пустить стрелы. Первая ранила врага в предплечье, вторая застряла в его кольчуге.

Их единственный противник оказался словно между молотом и наковальней. С одной стороны на него наседал Нимрод, который воспользовался заминкой, чтобы снова встать на ноги, с другой — конный, вооруженный луком с меткими стелами.

«Ему долго не продержаться, — был уверен Марона, видя, что враг пятится к лесу. — Как только он побежит, ему уже не спастись».

Когда до ближайших деревьев оставалось с десяток шагов, киммериец и в самом деле бросился наутек. Нимрод зарычал и, не желая упускать победу, побежал следом. Марона вынул меч и пустил лошадь в карьер.

А потом все изменилось в мгновение ока. Киммериец вдруг развернулся и одним взмахом снес набегающему на него Нимроду с плеч голову, да так, что она покатилась через всю поляну куда-то в кусты. Во всадника кочевник метнул свой щит, а когда конь от испуга встал на дыбы, все тот же длинный меч вспорол несчастному животному брюхо. Ни ему, ни себе Марона уже ничем помочь не мог. Лошадь завалилась на бок и придавила ездоку правую ногу, сделав его своим пленником.

Киммериец подошел к Мароне и, видя его беспомощность, стал измываться.

— Улыбнись! Улыбнись! Не надо смотреть на меня волком! Не хочешь? Так я помогу тебе, — говорил он на своем языке.

Острием меча киммериец разрезал пленнику рот почти от уха до уха, после чего, довольный собой, раскатисто рассмеялся, запрокинув голову.

Все это время Марона пытался незаметно дотянуться до кинжала. Теперь же, воспользовавшись моментом, взял холодное лезвие в руку, изловчился и метнул его точно под адамово яблоко.

Смех оборвался. Кочевник выпустил из рук оружие, схватился за горло, упал на спину и завертелся волчком, издавая хрипы и харкая кровью.