Товарищ Артур, кто вы?

ПРОЩАЙ, ИСПАНИЯ!

Осенью 1937 года часть советских советников отзывалась в Москву. Готовился покинуть Испанию и Спрогис. Перед отъездом он зашел в отель «Гэйлорд» попрощаться с Сыроежкиным. В номере у него он застал гостя лет двадцати с небольшим.

— Лейтенант республиканской армии Савинков Лев Борисович, — представился незнакомец, — волонтер из Франции. Служу на Мадридском фронте под началом старшего советника корпуса Сыроежкина.

Новые знакомые обменялись рукопожатием. Лейтенант был строен, по-военному подтянут. На его статной фигуре ладно сидел мундир офицера республиканской армии.

«Знакомая фамилия! — мелькнуло в голове Спрогиса. — Не сын ли он Бориса Викторовича Савинкова, к аресту которого лет десять назад Сыроежкин и он, Спрогис, имели самое непосредственное отношение?» Секунды потребовались на то, чтобы перед ним, словно на киноленте, промелькнули события, связанные с этим одиозным именем. Эсер, товарищ военного министра во Временном правительстве Керенского после Октября был одним из самых злобствующих врагов революции, организатором контрреволюционных мятежей в Ярославле, Рыбинске, Муроме, Москве. Примыкал к заговору Локкарта — Рейли, сотрудничал с генералами Корниловым и Алексеевым, помогал формировать Добровольческую белую армию. Его кровавый синодик вместил в себя и поход с бандами Булак-Балаховича на Белоруссию. Затем побег за границу и организация шпионско-диверсионных акций против Советской России. Переход советской границы и арест в 1924 году прервали его антисоветскую деятельность. Советский суд приговорил Бориса Савинкова к расстрелу. Однако в связи с полным признанием своей вины и бесполезности борьбы с Советами высшая мера наказания была заменена 10 годами тюрьмы. В 1925 году Борис Савинков покончил с собой.

Разумеется, сын Бориса Савинкова не мог знать о той роли, которую сыграл некогда Григорий Грандэ и он, Спрогис, в жизни его отца.

«Какие только превратности судьбы не подстерегают в жизни людей, — думал Артур. — Кто бы мог предположить, что родной сын одного из самых ярых столпов контрреволюции станет защитником революции в республиканской Испании?!»

Между собеседниками зашел разговор о русской эмиграции во Франции, о русских эмигрантах-добровольцах, сражающихся в интернациональных бригадах.

Савинков охотно поддержал беседу.

— Российская эмиграция уже не та, какая была в 1917—1920 годах. Ее раздирают противоречия, борьба за лидерство отдельных «вождей». Правда, некоторые из них отошли от активной деятельности против Советской России. Бывший лидер кадетов Милюков публично заявил, что в случае войны Германии с Россией никакой борьбы с Советами эмиграция вести не будет, так как эта власть будет защищать Родину. А генерал Деникин открыто назвал Гитлера «злейшим врагом России и русского народа». Но это не значило, что эти два лидера потеряли надежду на реставрацию капитализма в России. Среди творческой интеллигенции полный разброд и шатания. В Советский Союз вернулся граф Алексей Толстой. Хлопочут о выезде на родину писатель Александр Куприн и эстрадный певец Александр Вертинский. Многие эмигранты, особенно из офицеров, оставшись без средств к существованию, вынуждены наниматься на службу шоферами, официантами и даже швейцарами и дворниками.

— Простите за нескромность, Лев Борисович, но каково ваше личное отношение к Советской России? — спросил лейтенанта Артур Карлович.

— Я всегда был далек как от эмигрантских страстей, так и от политики вообще. Студентом познакомился с французами, симпатизирующими Советской стране. Начал читать марксистскую литературу, труды Ленина. К России отношусь как к своей Родине и не теряю надежды вернуться. События в Эфиопии, бесчинства гитлеровцев в Германии, наконец, фашистский мятеж в Испании окончательно определили мое мировоззрение. Не раздумывая, я оказался здесь…

После ухода лейтенанта Сыроежкин, видя на лице Артура недоумение, посвятил его в историю молодого Савинкова.

— Когда арестовали Бориса Савинкова, Лева был еще мальчишкой, учился в пансионе. Сыном и семьей старший Савинков не занимался, и влияния отца сын на себе практически не испытывал. Потеря близких поставила Льва в тяжелые материальные условия. Бывшие друзья отца им не интересовались. Только благодаря своим незаурядным способностям Лев закончил университет, самостоятельно изучил иностранные языки. Узнав о судьбе отца, не осуждал его, но и понять вражду Бориса Савинкова к Родине не смог.

Здесь в Мадриде он отлично изучил подрывное дело, сражается на самых опасных участках фронта. Откровенно говоря, Артур, его отвага, честность и бескорыстие импонируют мне. Я даже назначил его своим адъютантом.

Лев Борисович Савинков, уже будучи в чине капитана, воевал в Мадриде, пока не пала республика. После захвата власти Франко вернулся в Париж, занимался литературной деятельностью, писал о борьбе испанских революционеров-республиканцев против Гитлера и Муссолини. После вторжения гитлеровцев во Францию добровольно вступил в ряды Сопротивления, сражался в рядах французских партизан — «маки». В пятидесятых годах встречался в Париже с Константином Симоновым. Встречи были сердечными, искренними. Симонова заинтересовала судьба сына Бориса Савинкова. Он даже попытался опубликовать в Москве некоторые из его произведений.

Расставание с Испанией было грустным. Жаль покидать боевых друзей, с которыми Спрогис ежечасно рисковал жизнью в тылу врага. Путь его лежал в Ленинград через Париж и Гавр. Вместе с ним уезжала и переводчица Лиза Паршина.

Почти полтора года провел в боях на Пиренейском полуострове Артур. Пройдут годы, и он станет кавалером 25 правительственных наград, но никогда не забудет, что первые ордена заслужил на испанской земле в яростных сражениях с фашизмом, нависшим зловещей свастикой над Европой.

— Я никогда не думал о наградах. В самых рискованных операциях в Испании мной руководили совесть коммуниста-интернационалиста, стремление помочь республике не допустить к власти фашистов. О своем награждении я узнал лишь по возвращении в Москву, когда меня пригласили в Кремль и вручили сразу два ордена — Ленина и Красного Знамени, — вспоминал Артур Карлович.

В интернациональных бригадах в Испании, презирая смерть, сражалось около 50 тысяч добровольцев из 54 стран мира: в том числе восемь с половиной тысяч французских волонтеров, 5 тысяч поляков, около 5 тысяч немецких антифашистов, 4 тысячи итальянцев, 6 тысяч англичан, бельгийцев и австралийцев и т. д. Республику защищали почти 3 тысячи советских добровольцев. Все они страстно желали подавить фашизм в Испании в зародыше, не дать ему накинуть смертельную петлю на всю Европу.

Франкисты совместно со своими союзниками всей своей хищной армадой раздавили республику и установили в Испании кровавую диктатуру. Только в одной захваченной Малаге Франко предал казни 18 тысяч республиканцев; сотни коммунистов и им сочувствующих томились в тюрьмах Мадрида, Барселоны, Севильи, Гвадалахары, Гранады.