Третья капля магии

Глава 43

Ройкус широко распахнул ворота Лянсиды, чего уже давно не случалось. Конечно, если бы он имел право решать, то подождал бы, пока хозяин поправится, а уж затем бы открывал двери дома бывшим врагам, но верный слуга и охранник предпочел оставить свои мысли при себе.

Укка велела велела накрыть роскошный стол и подать несколько бутылок самого лучшего вина. Она предупредила, что ожидает гостей из Этеляны. Никто не посмел ей возразить. Приказы выполнялись стремительно и беспрекословно, слуги боялись, что если начнут задавать вопросы или замешкаются хотя бы на миг, то колдунья превратит их в каких-нибудь мерзких и скользкий гадов.

Укку забавлял этот суеверный страх. Она даже не стала переубеждать их в обратном и объяснять, что чары превращения людей в животных ей недоступны.

Вилла, оставшаяся у постели Изенара, принялась горько жаловаться ему на то, что слишком быстро рушатся, установленные веками порядки, и такие перемены могут оказаться не к добру.

Но Изенар, если и слышал ее, то не понимал. Взгляд его был бессмысленным, а душа, разлученная с телом, билась в тесных путах, сковавшей ее магии, не имея возможности ни вернуться назад, ни устремиться вперед.

— Не знаешь ты, мой господин, что здесь творится! — причитала Вилла и бережно промокала сухой тканью, блестевше от пота лицо Изенара, — Кому такое по душе придется: гости из проклятой Этеляны в нашем доме! Слыханное ли дело! И стол им накрой и вина подай! Недоброе замыслила ведьма, пришедшая из лесу, эта Укка… Не верю я ей. Может и ты зря поверил, господин! Никто кроме тебя не наведет порядок в доме… Ох, боюсь я, что крыша его рухнет нам на головы!

Тут дверь распахнулась, и в комнату, сияя улыбкой, впорхнула Мерьята, увлекая за собой смущенного Сайма.

— Отец, — приближаясь к постели, сказала девушка, — Это Сайм, отец! Сайм, которого ты хорошо знаешь! Ты всегда держал его за врага, но отныне все станет вестись по другому! Теперь, Сайм — мой муж, древним и нерушимым ритуалом соединили мы нашу кровь, и бог Огня по воле всех богов мира Сбывшихся Надежд благословил наш союз! Ни на земле, но над землей, ни под ней не найдется силы, способной разлучить нас!

Не обратив внимания на горестный вскрик Виллы, опустилась Мерьята на колени, взяла слабую, безвольную руку отца и прижалась к ней губами.

— Надеюсь, твоя душа, как бы далеко она не пребывала, услышит слова дочери, обращенные к отцу…Я люблю Сайма, люблю с того самого часа, когда едва не погубила его в Сухом русле по твоей просьбе… И Сайм тоже любит меня… Мы любим друг друга, отец, и я жду твоего благословения, как ждут рассвета после темной и страшной ночи…

Нелегко было Сайму сдерживать торжество, глядя на беспомощного врага. Не им он был повержен, но его сестрой Айной, отомстившей за слезы всех тех, кто пострадал из-за лянсиданской злобы и зависти.

Но торжество его длилось недолго, и скоро душу молодого вождя охватила досада. Как просто, оказывается, можно было завершить многолетнюю вражду… сколько сил было потрачено, сколько крови пролито! Неужели, напрасно? И почему именно ему выпала судьба привести Этеляну и Лянсиду к миру?

Вилла, сидевшая в углу за изголовьем кровати, косилась на него неприязненно. Очевидно, ей не нравилось все происходящее, и она не собиралась этого скрывать. Видимо, надеялась, что хозяин ее поправится и все станет так, как прежде.

Сайм в ответ на ее взгляд, лишь безучастно сдвинул плечами. Он мог сделать за мгновение так, чтобы старая служанка, растаяла от теплых чувств, но не стал. Нет, Мерьята не требовала от него никаких клятв, но Сайм сам себе дал слово, что впредь не станет околдовывать женщин ни при каких обстоятельствах.

Пока они проведывали Изенара, Иви с нескрываемым интересом рассматривала дом, где Тэумар родился и вырос.

Прежде она так страстно желала сюда попасть и вот теперь, попав, получив возможность коснуться стен, которых касался Тэумар, ощутить их энергию, Иви не испытала ничего, кроме легкой и даже какой-то приятной грусти.

Бесспорно, она могла бы заявить, что желает остаться непременно в этом доме, могла бы расположиться в комнатах Тэумара и дождаться его возвращения. Иви не осознавала или не желала понимать, в какой непростой путь отправился ее возлюбленный.

Но едва лишь переступив порог его спальни, каким-то шестым чувствов ощутила она неизбывное присутствие в ней другой женщины.

Скорее всего, это ничего не значило, но для Иви то был не добрый знак. Она не желала, чтобы Тэумар оставался с ней по принуждению, из сострадания или под влияние чар-зелья. Мужчина с таким непростым норовом очень скоро взбунтуется, и тогда не очень хорошо придется самой Иви. И дело не в жестких словах или не слишком нежных движениях, которые он порой себя позволял по отношению к ней, намного страшнее было видеть его равнодушные глаза в тот момент, когда он обнимал ее.

Иви много думала в последние дни. Она уже сомневалась в правильности своего поступка и сожалела о том, что поддалась на уговоры матери. Конечно мать желает ей добра, но к чему может привести добро, добытое таким нечестным путем?

Но если зелье все же заставит Тэумара взглянуть на нее с прежней страстью, то почему бы не дать их чувствам второй шанс? Легче мечтать о новой жизни, чем сделать шаг ей навстречу…

Но Сайм — ее удача. Молодой вождь оказался столь мягок и уступчив, что чувство вины угнетало его не за совершенный поступок, а за одно лишь намерение. А ведь Иви ничего от Сайма не просила, он по собственной воле предложил ей помощь. Вот бы Тэумар был так чувствителен и нежен!

“Куплю тебе два таких дома за первый поцелуй, осыплю драгоценностями за второй…” — вспомнился ей жаркий шепот Сайма.

Пусть он шептал это ей с притворной страстью, но обещание произнесено и услышано…

Иви медленно бродила по комнатам, легонько прикасаясь к стенам, к мебели…

На кресле, притаившемся в углу, лежал позабытый хозяином нож, а рядом — кожаный чехол для него.

Иви узнала этот нож с черной резной рукояткой и широким лезвием. Тэумар часто имел его с собой, когда приезжал в Сетао.

Иви осторожно взяла нож в руки. Она никогда не разглядывала его так близко, в этом не было нужды. Но теперь все иначе…

Она пристально вглядывалась в узоры на рукоятке, врезанные в форме каких-то непонятных символов. Она рассматривала нож так, словно тот был ей незнаком и старалась представить мужчину, которому он принадлежит, стремилась угадать, обычные ли это узоры или все же — письмена, в которых зашифрована некая древняя и очень важная тайна. А вдруг эта тайна поможет ей прочитать все то, что скрывает Тэумар в своем сердце?

Иви коснулась пальцем тусклого, остро заточенного лезвия. Пореза она не почувствовала пореза, но невольно вскрикнула, увидев выступившую кровь, и выронила нож из рук.

— Что случилось? — спросила, бесшумно возникшая за ее спиной, Укка.

— Порезалась… вот… — досадливо поморщилась Иви и хотела было зализать рану языком, но колдунья остановила ее.

— Постой!

Укка выдернула из за пазухи кусок светлой ткани, прижала к ране, быстро что-то пробормотала и убрала ткань, на которой осталось несколько ярких кровавых пятен.

— Ух ты! — воскликнула Иви, глядя как порез затягивается прямо на ее глазах.

— Хочешь остаться здесь, в Лянсиде? — осведомилась Укка, пряча ткань обратно за пазуху.

— Я хотела познакомиться с Изенаром…

— Это неподходящее время для знакомства. Увидишь его, когда он обретет себя.

— Тогда вернусь в Этеляну. Здесь мне не совсем спокойно, — призналась Иви.

— Поторопись, тебя ждут!

Иви вышла, а Укка, подобрав с пола нож, вложила его в чехол и сунула себе за пояс.

Иви и Аула отправились обратно, а Мерьята уговорила Сайма провести эту ночь в Лянсиде, в комнате ее детства и юности.

Проводив гостей, Укка уединилась в облюбованных ею бывших покоях второй жены Изенара, которые давно пустовали и, достав ткань с кровью Иви, принялась задумчиво ее разглядывать.

Как любой, обладающий силой, Укка имела хорошую интуицию и привыкла ей доверять. Едва взглянув на Иви в первый раз, она уловила связь, что протянулась, словно невидимая нить, между девушкой и Тэумаром. Затем она вспомнила, как в глазах Тэумара мелькали странные всполохи, напомнившие ей отголоски любовных чар, но Укка, озабоченная болезнью Изенара, не удосужилась тогда разобраться с тем, околдован Тэумар или нет. К тому же, никаких других симптомов морока Укка не заметила.

Но теперь колдунья хмурилась и кусала губы, подносила ткань с кровью к носу, принюхивалась к ней, пробывала на вкус кончиком языка.

Наконец она решилась проверить свои подозрения. Взяла медный котелок, бросила туда скомканную тут же ткань, затем налила воды из кувшина и несколько раз провела над тарелкой раскрытой ладонью, заклиная воду, которая быстро испарялась, послушная словам ведьмы и легким розовым облачком уносилась под потолок.

Кровь медленно отделилась от волокон ткани. Укка достала ее, чистую, обратно. На дне котелка дрожала рубиновая лужица, посверкивая в заходящих лучах солнца.

Укка открыла маленький сундучок, который привезла с собой из лесу, взяла оттуда флакон с прозрачной жидкостью и откупорив крышку, стряхнула в котелок две бесцветные капли.

Капли полетели вниз, растворились в крови и она медленно стала менять свой цвет на ярко-зеленый.

Укка усмехнулась. Предчувствия не подвели ее. Приворот случился, и это был сильный, умелый приворот. Но не Иви его создавала, ее кровь лишь послужила орудием для любовных чар.

Мудра была знахарка, применившая столь древние знания! Если бы Иви случайно не поранилась кинжалом, и Укка не уловила бы запах ее крови, то она бы так и не сумела догадаться, несмотря на все свои знания и опыт, что Тэумара привязали к этой девушке варевом неодолимой страсти — одним из самых жестоких и опасных среди прочих любовных зелий.

Действие приворота в любой миг может лишить Тэумара ясности мышления, и в смертельной опасности он станет думать не о том, как спастись, а о предмете своей неудержимой страсти.

Укка нахмурилась. Конечно, она остановит действие чар, но для этого нужно, чтобы Тэумар выпил особое зелье, которое она приготовит.

Укка пожалела, что отпустила Иви в Этеляну. Судя по запахам, варево приготовила ее близкая родственница, вероятно, мать, поэтому Иви может знать или догадываться, какие слова при этом произносились. Так легче сделать противоядие.

Но пока нужно воспользоваться тем, что есть и попытаться замедлить биение яда в крови Тэумара.

Укка взяла котелок, подошла к открытому окну и с силой выдохнула воздух из груди наружу.

Лес за стеной тот час взволновался, стая птиц взметнулась вверх, зашумела затрепетала листва под резким порывов вскинувшегося ветра. Ветер со страшной силой подул на север, вслед Айне и Тэумару.

Укка медленно мешала пальцем кровь в котелке, пока та не почернела и не обратилась хлопьями пепла. Укка растерла пепел в ладонях и швырнула его по ветру.