Твердая рука - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Дик Фрэнсис (Глава шестнадцатая) #20

Глава шестнадцатая

В обед я позвонил Чико и рассказал ему все, что выяснил о лошадях Розмари.

— В двух словах, у всех четырех лошадей были проблемы с сердцем, потому что их заразили свиной болезнью. Я раздобыл еще кучу заумной информации о том, как это было проделано, но с этим пусть теперь распорядители разбираются.

— Свиная болезнь? — недоверчиво переспросил Чико.

— Ну да. У одного крупного букмекера, Тревора Динсгейта, есть брат, который работает в фирме, производящей вакцины от оспы там, дифтерита и прочего в том же духе, и эти двое придумали, как вкалывать фаворитам свиные микробы.

— Фавориты, значит, проигрывают, а букмекер в деньгах купается, — подытожил Чико.

— Вот именно, — подтвердил я.

Я чувствовал себя очень странно, излагая махинации Тревора Динсгейта простыми словами и обсуждая его, словно он был всего лишь нашим очередным делом.

— Как тебе удалось это раскопать? — поинтересовался Чико.

— На конном заводе Генри Трейса пал Глинер, и свиная болезнь обнаружилась на вскрытии. Когда я был в лаборатории, то увидел там человека по имени Шуммак, который занимается необычными микробами, и вспомнил, что настоящая фамилия Тревора Динсгейта тоже Шуммак. В свою очередь, Тревор Динсгейт на короткой ноге с Джорджем Каспаром... а все порченые лошади, о которых нам известно, в конюшне Каспара и стояли.

— Это все косвенные улики, — заметил Чико.

— В общем, да. Но дальше пусть этим занимается Служба Безопасности.

— Эдди Киф? — засомневался он.

— Не волнуйся, такое и ему не под силу замять.

— Ты уже рассказал Розмари?

— Еще нет.

— Вот это да!

— Угу.

— Ну что ж, Сид, старина, сегодня кругом сплошные результаты. Мы взяли след Ника Эша.

Ник Эш, с ножом в носке... выглядел довольно жалко, по сравнению с... по сравнению с...

— Эй! — донесся до меня обиженный голос Чико. — Ты что, не рад?

— Конечно, рад. Что за след?

— А он опять принялся рассылать свои дурацкие письма. Сегодня с утра я заехал к тебе домой, проверить наудачу, и в ящике лежали два конверта с наклеенными ярлыками с твоим адресом.

— Отлично! — сказал я.

— Я их вскрыл. Оба были посланы людьми, чьи фамилии начинаются на букву «П». Не зря я ноги сбивал.

— Так у нас теперь есть новые письма?

— Именно так. Они точно такие же, как и те, что рассылала твоя жена, только адрес для высылки денег другой. У тебя есть под рукой карандаш?

— Ага.

Он продиктовал обратный адрес одного из писем, отправленного из Клифтона, в Бристоле. Я задумался. Можно отдать его полиции, а можно проверить самому. В некотором роде, второй вариант выглядел весьма привлекательно.

— Чико, позвони Дженни в Оксфорд и попроси к телефону Луизу Макиннес. Передай ей, чтобы она позвонила мне сюда, в гостиницу Рутланд в Ньюмаркете.

— Боишься своей женушки, а?

— Так позвонишь?

— Конечно! — И он со смехом положил трубку.

Однако, когда телефон зазвонил снова, на другом конце оказалась не Луиза, а снова Чико.

— Она там больше не живет, — сообщил он. — Твоя жена дала мне ее новый номер. — Он продиктовал мне его. — Все на сегодня?

— Можешь завтра принести свой магнитофон в Жокей-клуб на Портман-сквер, скажем, к четырем часам?

— Как в прошлый раз?

— Нет, — ответил я. — Не таясь, с парадного входа.

К моему облегчению, Луиза взяла трубку. Когда я объяснил ей зачем звоню, она пришла в изумление:

— Ты что, действительно его разыскал?

— Ну... возможно. Так ты приедешь, чтобы опознать его?

— Да. — Ни малейших колебаний в голосе. — Куда и когда?

— Адрес в Бристоле... — Я запнулся и несмело продолжил. — Я сейчас в Ньюмаркете. Я мог бы подхватить тебя в Оксфорде ближе к вечеру, и мы бы поехали туда вместе. Может, мы застанем его на месте сегодня же вечером... или же завтра утром.

На том конце воцарилось молчание. Затем она произнесла:

— Я съехала от Дженни.

— Слышал.

Снова молчание. Затем до меня донесся ее спокойный уверенный голос.

— Хорошо.

Она ждала меня в Оксфорде. С ней был чемоданчик.

— Привет, — сказал я, выходя из машины.

— Привет.

Мы посмотрели друг на друга и я поцеловал ее в щеку. Она довольно — по крайней мере я так надеялся — улыбнулась и положила свой чемоданчик в багажник рядом с моим.

— Ты можешь передумать в любой момент, — уточнил я.

— Как и ты.

Однако, мы оба сели в машину и я поехал в Бристоль, чувствуя себя весело и беззаботно. Тревор Динсгейт еще не начал меня искать, Питер Раммилиз с его ребятами уже неделю не появлялись на горизонте, и никто, кроме Чико, не знал, куда я направляюсь. Я решил, что не позволю темному будущему омрачить вполне приятное настоящее и что не буду даже думать о том, что меня ждет, и мне это почти удалось.

Сперва мы доехали до загородного отеля, о котором мне кто-то рассказывал, расположенного высоко на скалах с видом на ущелье Эйвон и рассчитанного на богатых американских туристов.

— Вряд ли нам удастся сюда попасть, — засомневалась Луиза, оглядывая всю эту роскошь.

— Я сделал заказ по телефону.

— До чего предусмотрительно! Один номер или два?

— Один.

Она улыбнулась, явно удовлетворенная ответом, и нас провели в большую комнату с деревянными панелями на стенах, выстланную коврами и обставленную старинной полированной мебелью. В центре стояла огромная пышно убранная кровать с балдахином, увенчанным белыми муслиновыми оборками.

— Боже мой, — восхитилась Луиза. — Я-то рассчитывала на обычную гостиницу.

— Я не знал насчет балдахина, — растерянно отозвался я.

— Так еще веселее! — засмеялась она.

Мы разложили чемоданы, освежились в современного вида ванной, спрятанной за панелями и вернулись к машине. Всю дорогу до нового места жительства Эша Луиза задумчиво улыбалась.

Это оказался богатого вида дом на респектабельной улице: солидная постройка на пять или шесть спален, выкрашенная в белый цвет, который приятно смотрелся в закатных лучах солнца. По ее виду сложно было судить о владельце.

Я остановил машину на той же стороне улицы там, откуда мы могли видеть и входную дверь, и выход к подъездной дорожке. По словам Луизы, около семи часов вечера, после усердной работы за пишущей машинкой, Ник нередко выходил на прогулку. Быть может, он выйдет и сейчас, если он здесь. А может, и не выйдет. Было тепло, и мы открыли окна. Я закурил, и в отсутствие ветра колечки дыма тихо поплыли вверх. До чего же спокойное ожидание, подумалось мне.

— Расскажи о себе, — попросила Луиза.

Я пустил очередное колечко дыма.

— Я посмертный незаконный сын двадцатилетнего мойщика окон, который свалился со стремянки прямо перед свадьбой.

— Очень изящно сказано, — рассмеялась она.

— А ты?

— Законная дочь менеджера на стекольной фабрике и судьи, оба живы и проживают в Эссексе.

Мы поговорили о братьях и сестрах, которых у меня не было, а у нее было двое, и тот, и другая. Об образовании, которое у нее было гораздо лучше. О жизни в целом, в которой я повидал гораздо больше.

Так на тихой улице прошел час. Пели птицы. Проезжали редкие машины. Люди возвращались с работы и заезжали на парковки перед домами. Хлопали двери вдалеке. В доме, за которым мы наблюдали, ничего не происходило.

— Ты терпелив, — заметила Луиза.

— Иной раз я так подолгу сижу.

— Довольно скучное занятие.

Я заглянул в ее ясные умные глаза.

— Сегодня вечером мне не скучно.

Миновало семь вечера, но Ник не появился.

— Сколько мы будем ждать?

— Пока не стемнеет.

— Я проголодалась.

Прошло еще полчаса. Я узнал, что она любит карри и паэлью и терпеть не может ревень. Я узнал, что ее научная работа продвигается с трудом.

— Я совсем выбилась из графика, — жаловалась она. — И... О, господи, вон он идет!

Ее глаза широко распахнулись. Я проследил за ее взглядом и увидел Николаса Эша. Он вышел не из парадной двери, а из выхода на парковку. Мой ровесник или чуть моложе. Выше меня, но такого же худощавого сложения. Того же оттенка кожа. Темные, слегка вьющиеся волосы. Темные глаза. Острый подбородок.

Все то же самое.

Он был во многом пугающе похож на меня, но выглядел при этом совсем по-другому. Я вытащил из кармана брюк свой мини-фотоаппарат, как обычно, снял зубами крышку и сделал снимок.

Он задержался у калитки и оглянулся на выбежавшую вслед за ним женщину, кричавшую:

— Нед, Нед, подожди меня.

— Нед! — воскликнула Луиза, сползая с сиденья. — Если он повернет сюда, то заметит меня!

— Если я буду тебя целовать, то не заметит.

— Тогда целуй! — приказала она. Но я рискнул сделать еще одну фотографию.

Женщина выглядела старше, ей было в районе сорока. Стройная, миловидная, радостно взволнованная. Она взяла его под руку и заглянула ему в лицо. Даже с расстояния в двадцать футов было видно, как ее глаза светятся обожанием. Он взглянул на нее сверху вниз, весело рассмеялся, поцеловал и, словно в танце, круговым движением вынес на тротуар. Затем он обнял ее за талию и легкой, пружинящей походкой повел по направлению к нам.

Под прикрытием машины я рискнул сфотографировать его еще раз, а затем перегнулся и с энтузиазмом поцеловал Луизу. Мимо прозвучали шаги. Эш и женщина явно заметили нас, во всяком случае, мою спину, потому что они вдруг рассмеялись, весело и беззаботно, влюбленные при виде другой парочки. Они приостановились было, но потом пошли дальше, и звуки их шагов постепенно затихли.

Я с неохотой прервался.

— Ух! — выдохнула Луиза, но относилось ли это к поцелую или к внезапной близости Эша, я так и не понял.

— Он совсем не изменился, — заметила она.

— Настоящий Казанова, — сухо ответил я.

Она окинула меня быстрым взглядом и я догадался, что она пытается понять, говорит ли это во мне ревность к Дженни, но на самом деле я пытался понять, привлек ли он Дженни тем, что был похож на меня или же мы оба заинтересовали ее своим соответствием ее внутреннему образу сексуально привлекательного мужчины. Облик Николаса Эша смутил меня больше, чем я был готов себе признаться.

— Ну, что ж, дело сделано, — подытожил я. — Поедем ужинать.

Мы вернулись в гостиницу и перед тем, как пойти есть, поднялись в номер, чтобы Луиза сменила блузку и юбку, в которых провела весь день.

Я вытащил из чемодана зарядник и воткнул его в розетку. Вынул из кармана севший аккумулятор, закатал рукав, вытащил другой аккумулятор из протеза и поставил оба заряжаться. Достал из чемодана свежий и вставил его в пустое гнездо. Луиза наблюдала за мной.

— Тебе противно?

— Конечно, нет.

Я опустил рукав и застегнул манжету.

— На сколько хватает аккумулятора? — поинтересовалась она.

— Если постоянно использовать, то часов на шесть. Обычно на восемь.

Она только кивнула, словно электрические руки были не более примечательны, чем голубые глаза.

Мы спустились в ресторан, поужинали камбалой и выбрали на десерт клубнику. Даже если бы клубника отдавала рыбой, мне было бы все равно. Не только из-за присутствия Луизы, но и потому, что этим утром я, наконец-то, перестал терзать себя. Я чувствовал, как начинаю заново обретать мир в отношениях с самим собой, и это было прекрасно.

Мы сидели рядом на диване в одной из гостиных отеля, попивая кофе из маленьких чашек.

— Теперь, когда мы нашли Ника, нам нет нужды оставаться здесь до утра, — заметила она.

— А ты хочешь уехать?

— Не больше, чем ты.

— Кто тут кого соблазняет? — поинтересовался я.

— Ну... — протянула Луиза с улыбкой. — Все это так неожиданно...

Она задумчиво взглянула на мою левую руку, покоившуюся рядом с ней на диване. Я не мог угадать ее мысли, и внезапно выпалил:

— Потрогай ее.

Она вскинула на меня взгляд.

— Что?

— Потрогай ее. Пощупай.

Она неуверенно протянула ладонь и коснулась пальцами жесткой безжизненной оболочки. В ее движениях и на лице не было и намека на брезгливость и отвращение.

— Там внутри полно металла. Шестеренки, передачи, провода. Нажми посильнее и сама почувствуешь.

Она так и сделала. Я заметил ее удивление, когда она нащупала то, что скрывалось внутри.

— Есть еще выключатель, — добавил я. — Его не видно, но если нажать под большим пальцем, то при желании, можно отключить кисть.

— А зачем это надо?

— Так гораздо удобней носить всякие вещи, например, чемодан. Берешься за ручку, выключаешь, и пальцы остаются сомкнуты сами по себе, без дополнительных усилий.

И в доказательство своих слов я выключил и включил левую кисть другой рукой.

— Там тугая кнопка, как у настольной лампы. Нащупай и жми.

У нее получилось не сразу: если не знать заранее, то найти выключатель не так-то просто, но в итоге ей удалось и выключить, и включить кисть. Все это время на ее лице не отражалось ничего, кроме сосредоточенности.

Я расслабился и, уловив эту перемену, она обличающе посмотрела мне в глаза.

— Ты меня испытывал!

Я улыбнулся.

— В общем, да.

— Свинья ты, вот ты кто!

Я с удивлением понял, что мне хочется раздразнить ее еще сильнее.

— Между прочим, — начал я, взяв левую руку в правую, — если пару раз с силой провернуть кисть вокруг своей оси, то ее можно совсем оторвать.

— Не надо! — в ужасе воскликнула она.

Я с упоением рассмеялся. Никогда бы не подумал, что мне будет так легко разговаривать о протезе.

— А для чего нужно ее полностью снимать?

— Ну... для ремонта и прочего в том же духе.

— Ты выглядишь совсем по-другому, — заметила Луиза.

Я кивнул. Так оно и было.

— Пойдем наверх?

— Ну надо же! — выдохнула она гораздо позднее. — Вот уж не ожидала, что ты окажешься таким нежным любовником.

— Слишком нежным?

— Нет, мне понравилось.

Мы сонно лежали в темноте. Она оказалась отзывчивой к моим ласкам, не скупилась на собственные, и в итоге я испытал ослепительно яркое удовольствие. Как жаль, лениво размышлял я, что суть секса почти скрылась под нагромождением запретов, приемов, консультантов, разврата, соглядатаев и коммерческой суеты. Исполнение телесного предназначения касается только двоих участников, и если не завышать ожиданий, то проще достичь успеха. Себя не изменишь. Даже если девушка хотела этого, я не мог притворяться грубым и агрессивным мужланом, потому что, усмехнулся я про себя, у меня бы не вышло сохранять серьезный вид в процессе. Все и так хорошо получилось.

— Луиза... — позвал я. Ответа не последовало.

Я устроился поуютнее и по ее примеру погрузился в сон.

Проснувшись по обыкновению рано, я принялся наблюдать, как дневной свет все ярче освещает лицо спящей Луизы. Светлые волосы спутались точно так же, как при нашей первой встрече, и ее лицо смотрелось свежо и мило. Когда она проснулась, то улыбнулась еще не открывая глаз.

— С добрым утром, — сказал я.

— С добрым.

Она завозилась на широкой постели, придвигаясь поближе ко мне. Оборки белого муслина казались окружали нас.

— Словно в облаках лежим, — произнесла она.

Наткнувшись на твердый протез, она моргнула.

— Ты же снимаешь его на ночь, когда спишь один?

— Да.

— Тогда сними.

— Нет, — отказал я с улыбкой.

Она окинула меня долгим изучающим взглядом.

— Дженни была права, когда говорила, что ты твердый как кремень.

— Это не так.

— Она говорила, что в тот момент, пока тебе калечили руку, ты спокойно обдумывал план ответных действий.

Я скривился.

— Это правда?

— В некотором смысле.

— Дженни говорила...

— Честно признаться, я бы лучше поговорил о тебе.

— Да что там обо мне разговаривать...

— Вот уже и заигрываешь.

— Так чего же ты ждешь?

— Любуюсь твоим стыдливым девичьим румянцем.

Я легко коснулся ее груди, и ее реакция была под стать моей: мгновенное возбуждение, обоюдное удовольствие.

— Облака! — довольно выдохнула она. — А ты о чем-нибудь думаешь в это время?

— Во время секса?

Она кивнула.

— Я не думаю, я чувствую.

— А я иногда вижу розы... они вьются по решеткам... алые, розовые, желтые. Иногда остроконечные звезды. А сейчас я увижу муслиновые облака с оборками.

Я спросил, после.

— Нет, не видела. Только солнечный свет. Ослепительный.

Солнечный свет и впрямь заливал комнату, и балдахин сверкал в его лучах.

— Почему ты не хотел задергивать шторы на ночь? — спросила она. — Ты не любишь темноту?

— Когда вокруг рыщут враги, мне не до сна.

Я ответил машинально. А когда понял, что это и вправду так — словно угодил под ледяной душ.

— Как дикий зверь, — заметила она и добавила после паузы:

— Что-то не так?

Запомни меня таким, как я сейчас, подумал я. А вслух сказал:

— Хочешь завтракать?

Мы вернулись в Оксфорд. Я отвез пленку в проявку и мы пообедали в ресторане «Времена года». Изумительный паштет из тюрбо и воздушные кнели из щуки еще какое-то время не давали тучам сгуститься окончательно. Тем не менее, когда подали кофе, настала и неизбежная минута.

— К четырем часам мне надо быть в Лондоне, — вздохнул я.

— Когда ты сообщишь в полицию насчет Ника? — поинтересовалась Луиза.

Я задумался.

— Приеду в четверг, заберу фотографии, тогда и схожу. Пусть эта дама из Бристоля еще два дня поживет счастливой.

— Бедняжка.

— Мы сможем повидаться в четверг?

— Не ослепнем, так увидимся.

Чико с тоскливым видом подпирал здание Жокей-клуба как будто ждал уже сто лет. При виде меня он оттолкнулся от стены и пожаловался:

— Уж больно ты долго.

— Не было мест на парковке.

Чико нес за ручку черный кассетный магнитофон, которым мы время от времени пользовались. Он явился в джинсах, летней рубашке и без пиджака. Жара и не думала спадать, обосновавшись почти неподвижным антициклоном, и я тоже был в одной рубашке, хотя галстук не снял, а пиджак перекинул через руку. Все окна на третьем этаже были открыты, и в помещение врывался уличный шум, а сэр Томас Улластон за своим большим столом переживал жару в легкой хлопковой голубой рубашке в белую полоску.

— Заходи, Сид! — пригласил он, увидев меня на пороге. — Я ждал тебя.

— Извините за опоздание, — сказал я, обмениваясь с ним рукопожатием. — Это Чико Барнс, он работает вместе со мной. — Сэр Томас Улластон пожал руку и ему.

— Итак, — сказал он, — теперь, когда вы на месте, надо позвать Лукаса Уэйнрайта и остальных. — Он нажал на кнопку селекторной связи, попросил об этом секретаря и добавил: — И принесите еще несколько стульев, пожалуйста.

Кабинет постепенно заполнялся большим количеством народа, чем я ожидал, но все приходящие были мне знакомы. Высшее начальство в полном составе, человек шесть. Они держались уверенно, обладали огромным опытом и управляли скачками не на словах, а на деле. Оказавшись не в своей тарелке, Чико кидал на них тревожные взгляды. Ему предоставили столик для магнитофона, он сел, словно отгородившись им от остальных, и немного успокоился. Я выудил из кармана кассету и передал ему.

Пришел и Лукас Уэйнрайт. Эдди Киф следовал за ним по пятам. Добродушное лицо, стальной взгляд. В его отношении ко мне не было прежней теплоты.

— Ну что ж, Сид, — начал сэр Томас. — Вот мы и в сборе. Итак, вчера по телефону ты сообщил, что обнаружил, как именно Три-Нитро помешали выиграть Гинеи. Как видишь... ты нас очень заинтересовал. — Он улыбнулся. — Давай, выкладывай.

Я постарался держаться так же спокойно и бесстрастно, как мои слушатели, словно мне не было ни малейшего дела до угроз Тревора Динсгейта, словно его слова не пронзали ежесекундно мой мозг острым клинком.

— Я... записал все на пленку, — начал я. — Вы услышите два голоса. Второй принадлежит Кену Армадейлу из Исследовательского центра коневодства. Я попросил его разъяснить ветеринарную часть, поскольку он специалист, а я нет.

Начальственные головы закивали. Эдди Киф не сводил с меня глаз. Я взглянул на Чико, он нажал кнопку и в тишине громко зазвучал мой голос, отделенный от тела.

— Говорит Сид Холли. Эту запись я делаю в Исследовательском центре коневодства, 14 мая...

Я слушал бесстрастные объяснения, обнажающие суть дела. Одинаковые симптомы у четырех лошадей, проигранные скачки, проблемы с сердцем. Моя просьба, переданная через Лукаса Уэйнрайта, сообщить мне о смерти любой из трех еще живых лошадей. Вскрытие Глинера, и Кен Армадейл, объясняющий рассказанное мной более подробно. Объясняющий, следом за мной, как именно лошади смогли заразиться свиной болезнью. Он сообщил: «Я обнаружил активных возбудителей заболевания в язвах на клапанах сердца Глинера и в крови, взятой у Зингалу...» и я продолжил: «Мутантная линия болезни была получена в лаборатории вакцин Тирсона в Кембридже следующим образом...»

Понять, что произошло, было непросто, но я следил за лицами и увидел, что они понимали, особенно когда Кен повторил разъяснение от начала до конца, подтверждая мой рассказ.

— Переходя к вопросу о мотивах и возможностях, обратим наше внимание на человека по имени Тревор Динсгейт.

При этих словах сэр Томас, до этого сидевший подавшись вперед в позе внимательного слушателя, резко выпрямился и устремил на меня мрачный взгляд. Без сомнения, он не забыл как принимал Динсгейта в ложе распорядителей в Честере. Не забыл он, возможно, и то как свел там меня и Динсгейта лицом к лицу. На остальных услышанная фамилия произвела не меньшее впечатление. Его имя было известно всем, многие знали его лично. Крупный букмекер, набирающий влияние в индустрии. Сильный, властный, пробившийся наверх и принятый ими как равный. Они знали, кто такой Тревор Динсгейт и на их лицах отразился шок.

— Настоящее имя Тревора Динсгейта — Тревор Шуммак, — продолжал мой голос. — В лаборатории по производству вакцин работает научный сотрудник по имени Барри Шуммак, который является его братом. Братья дружат и их не раз видели вместе в лаборатории...

Господи, думал я. Голос продолжал рассказ. До моего сознания долетали обрывки. Дело сделано, и сказанного не вернуть.

— Мутантная линия зародилась в этой лаборатории... прошло слишком много времени, вряд ли она сохранилась где-либо еще... У Тревора Динсгейта есть лошадь, которая стоит в конюшне Джорджа Каспара. Тревор Динсгейт на короткой ноге с Джорджем Каспаром: приезжает смотреть утренние выездки и остается к завтраку. Тревор Динсгейт имел возможность крупно нажиться заведомо зная, что фавориты, которым всю зиму предсказывали победу в Гинеях и Дерби, не смогут выиграть.

У Тревора Динсгейта было орудие — болезнь, мотив — деньги, и возможность — доступ в хорошо охраняемую конюшню Каспара. Исходя из всего этого, следует вывод, что его деятельность подлежит более тщательному расследованию.

Мой голос оборвался и через минуту-другую Чико выключил магнитофон. Он вынул кассету и с потрясенным видом осторожно положил ее на стол.

— Невероятно! — произнес сэр Томас, но в его голосе не слышалось недоверия. — Что скажешь, Лукас?

Лукас Уэйнрайт прокашлялся.

— Полагаю, нам следует поздравить Сида с великолепно проведенным расследованием.

За исключением Эдди Кифа, все согласились с ним и, к моему смущению, так и сделали. Спасибо и на этом, подумал я, ведь это Служба безопасности удовлетворилась отрицательными тестами на допинг и больше ничего не стала предпринимать. Однако, в службу безопасности не являлась Розмари Каспар в растрепанном парике и столь же растрепанных чувствах. Тревор Динсгейт не выдавал себя службе безопасности еще тогда, когда никто и не думал его подозревать, и не угрожал им расправой, если они не оставят его в покое.

Как сказал Чико, наши успехи напугали преступников до такой степени, что они стали пытаться вывести нас из игры еще до того, как мы в нее вступали.

Эдди Киф не двигался и глядел на меня. Я ответил ему столь же невыразительным взглядом. Я не знал, о чем он думает в эту минуту. Сам я вспоминал как проник в его кабинет. Только ясновидящий мог бы прочесть мои мысли.

Сэр Томас и остальные администраторы совещались между собой. Лукас Уэйнрайт обратился ко мне с вопросом и они подняли головы.

— Неужели ты считаешь, что Динсгейт сам заражал лошадей? — в его голосе слышалось недоверие. — Он и к одной-то лошади не смог бы подкрасться со шприцем в руке, не говоря уже о четырех.

— Сперва я тоже думал, что это мог быть кто-то еще, — согласился я. — скажем, ездок или даже ветеринар... — Инки Пул и Бразерсмит засудили бы меня за клевету, услышь они такое. — Но на самом деле это может сделать кто угодно.

Я снова полез в карман пиджака, достал пакетик с иглой с пластмассовым шариком на конце и передал его сэру Томасу. Тот вскрыл его и вытряхнул содержимое на стол. Все уставились на иглу. Поняли. Убедились.

— Раз у него была эта возможность, то скорее всего, он делал это сам. Он не стал бы посвящать в это дело кого-либо еще и подвергаться риску шантажа.

— Сид, это потрясающе! — искренне восхитился сэр Томас. — Как у тебя это получается?

— Но я...

— Да-да, — перебил он меня с улыбкой. — Мы все знаем, что ты хочешь сказать. В душе ты так и остался жокеем.

Наступила долгая пауза. Затем я проговорил:

— Вы ошибаетесь, сэр. Вот чем я занимаюсь отныне. — Я указал на кассету. — И вот кем отныне являюсь.

Он посерьезнел, и его нахмуренный взгляд показал, что он, подобно многим другим с некоторых пор, пересматривает свое отношение ко мне. Это он, как и Розмари, продолжал считать меня жокеем, я же так уже не считал. Когда он снова заговорил, его голос звучал низко и задумчиво.

— Мы не воспринимали тебя всерьез. — Он помолчал. — Мой комплимент тебе в Честере по поводу пользы, которую ты приносишь конноспортивной индустрии, был искренним, но теперь я вижу, что сам я считал твои успехи чем-то вроде удачного экспромта. — Он медленно покачал головой. — Извини.

Лукас Уэйнрайт нетерпеливо заметил:

— Уже давно понятно, кем теперь является Сид. — Как обычно, ему надоело обсуждать одно и то же, и он спешил переменить тему. — Сид, что ты думаешь делать дальше?

— Поговорить с Каспарами, — отозвался я. — Я собирался съездить к ним завтра.

— Отличная мысль, — согласился Лукас. — Не возражаешь, если я тоже поеду? Ведь теперь этим делом займется и Служба безопасности.

— А потом и полиция, — заметил сэр Томас несколько унылым тоном. Он считал, что судебное разбирательство любого преступления, так или иначе связанного со скачками, позорит всю конноспортивную индустрию и на многое был готов закрыть глаза, если следствие грозило публичным скандалом. В общем и целом я был с ним согласен и иногда поступал подобным образом, если мог по-тихому устроить так, чтобы преступления не повторялись.

— Если вы поедете, коммандер, — предложил я Лукасу Уэйнрайту, — то, быть может, вы договоритесь с ними заранее? Я-то планировал просто поехать в Ньюмаркет пораньше в надежде их застать, но вам, наверное, это не подойдет.

— Разумеется, нет, — быстро ответил он. — Я сейчас же им позвоню.

Он прошел к себе в кабинет. Я убрал кассету в чехол и отдал ее сэру Томасу.

— Я записал объяснения на пленку, потому что они сложные и вы наверняка захотите прослушать их снова.

— И не говори, Сид, — расстроенно вздохнул один из администраторов. — Голуби какие-то...

Лукас Уэйнрайт вернулся.

— Каспары в Йорке. Они прилетели на аэротакси и вечером вернутся, чтобы Джордж мог понаблюдать за завтрашним утренним галопом, а потом они снова отправятся в Йорк. Я объяснил секретарю, что мне необходимо их видеть по делу чрезвычайной важности, так что в одиннадцать часов мы должны там быть. Тебе подходит, Сид?

— Да, вполне.

— Заезжай за мной завтра сюда, в девять.

— Хорошо, — кивнул я.

— Я буду в кабинете, разбирать корреспонденцию.

В последний раз окинув меня пустым взглядом, Эдди Киф покинул помещение.

Сэр Томас и остальные администраторы пожали мне и Чико руки, и когда мы спускались в лифте, Чико заметил:

— Так скоро и до поцелуев дойдет.

— Долго это не продлится.

Мы пошли к тому месту, где я бросил «Скимитар». Ставить машину там было нельзя, и естественно из-под дворника торчала штрафная квитанция.

— Поедешь домой? — спросил Чико, устраиваясь на пассажирском сиденье.

— Нет.

— Неужели ты думаешь, что эти типы в тяжелых ботинках до сих пор...

— Тревор Динсгейт.

Чико понимающе ухмыльнулся.

— Боишься, он тебя отлупцует?

— Он уже знает небось... от брата. — Я содрогнулся от пронзившего меня в очередной раз чувства ужаса.

— Да наверняка. — Это его не обеспокоило. — Слушай, я тут привез тебе это письмо с просьбой о пожертвовании... — Он засунул руку в карман брюк и вытащил несколько затасканный сложенный вчетверо листок. Я с отвращением прочел письмо, точно такое же как те, которые рассылала Дженни, за тем исключением, что оно было подписано с элегантным росчерком «Элизабет Мор» и в заголовке указывался адрес в Клифтоне.

— Ты понимаешь, что эту грязную бумажку скорее всего придется предъявлять в суде?

— Подумаешь, в кармане у меня полежала! — обиженно возразил он.

— Да что там у тебя в кармане, земля под рассаду, что ли?

Он забрал у меня письмо, сунул его в бардачок и открыл окно.

— Жарища-то какая!

— Угу.

Я открыл окно со своей стороны, завел машину и подвез его домой на Финчли-роуд.

— Я буду в той же гостинице, — сказал я. — Знаешь... поезжай со мной завтра в Ньюмаркет.

— Конечно, если надо. А зачем?

Я пожал плечами, стараясь выдержать беспечный тон.

— Телохранителем будешь.

Это его удивило.