Убить королеву

Глава 28 Тоби Сейнт-Энн-лейн, район Олдерсгейт, Лондон 5 января 1602 года

Рождество я встретил в одиночестве, как и Новый год. Эта неприятная традиция родилась в год смерти Марло и с тех пор процветает. Я отклонил приглашение на королевский праздник в Уайтхолле — еще одна традиция — и приглашение Кэри на рождественский ужин с его семьей. Не потому, что мне не хотелось к людям. Просто сама мысль о том, чтобы весь вечер плести все новую и новую ложь, утомительна, к тому же в такой день ложь особенно нехороша. Проще и безопаснее остаться одному.

Точнее, с письмом.

Я получил его четыре дня назад, в первый день нового года, из западной Англии. Оно пришло на день раньше, чем я рассчитывал, и я до сих пор его не открыл. Внутри ответ на мой вопрос о дружбе Кита с юношей по имени Ричард и сведения о том, не пропадал ли конюх или какой другой слуга не только в Девоншире, но и в Корнуолле.

Я не открывал письмо, потому что ответ меня больше не интересует. Может быть, конюх и пропал. Но если этот конюх не был девушкой, то он мне не нужен. И юноша по имени Ричард тоже. Кит говорил, что Ричард — сын аристократа. Я думал, что это правда, но могу и в этом ошибаться. Может быть, никакого Ричарда вовсе нет. Или он носит другое имя. Однако кем бы ни был этот человек — суженым Катерины, обманутым и брошенным в Плимуте или Корнуолле, разгневанным, испуганным, убитым горем или безразличным, мне нет до него дела.

Но в холодной сырой одинокой комнате я начинаю думать, что все же есть.

Я беру письмо. Пергамент потерся на сгибах, забрызган грязью, покрыт пятнами дождя. К черному воску небрежно приложен большой палец. Сжечь ли письмо? Бросить ли его в тихо потрескивающий огонь камина? Я потратил шесть пенсов на вязанку дров, и это моя единственная уступка празднику. Тогда я освобожусь от Катерины и смогу вернуться к делу, к своим подозреваемым. К работе. Смогу окончательно воплотить в жизнь план, который вынашивал два года. Завтра все закончится. Я буду свободен идти, куда пожелаю, думать и делать, что захочу, без чужого присмотра.

Быстро, чтобы не успеть передумать, я взламываю печать.

Ричард Арундел. Тайный католик из Корнуолла, убитый во время нападения на его дом в октябре, укрывавший священника, казненного в прошлом месяце и признавшегося в злоумышлении против королевы. Пропавший конюх — тех же лет, которые Кит приписал себе на прослушивании. Пропавший в октябре.

Я опускаю письмо.

Если бы я считал Кита парнем, этого хватило бы, чтобы забыть об Аларе и Севере и посвятить остаток времени — с сегодняшнего дня и до самого представления — слежке за ним. Это совпадает со всем, что я о нем знаю. Странный мелодичный выговор, казавшийся мне слишком нарочитым для Девоншира, но в самый раз подходящий для Корнуолла. История о службе конюхом у аристократа. Неожиданная образованность, знание пьес и книг. Я думаю о словах, которые она выбирает, о безупречных манерах, об изящном реверансе перед Шекспиром в первый день в «Глобусе». То, чего не понимаешь, пока оно не окажется прямо под носом. Все сходится. Вот только Кит — девушка по имени Катерина.

Это совпадение необходимо запомнить. Все чувства, отточенные шестью годами работы, кричат, что что-то здесь не так. Я не могу понять, цепляюсь ли за нее, потому что испытываю подозрения, или просто потому, что не хочу ее отпускать.

До сих пор я не позволял себе об этом думать: что случится, если Кит окажется убийцей? Каково будет сообщить его имя министрам? Привести королевскую стражу туда, где он точно появится. Не в «Глобус», там слишком много людей, а в его пансион или в «Розу» или перехватить его на одной из ночных прогулок. Взять его, заковать хрупкие запястья в железо, оттащить в Тауэр, где держат самых опасных преступников — тех, что угрожают королеве и королевству. Туда засунули священника из Корнуолла. Его могли бы даже посадить в ту трехфутовую клетку под названием «Без отдыха», выводя только для пыток. Вырывать у него имена заговорщиков, как вырывали их у священника. Растягивать его на дыбе, пока не лопнут кости, бросить изломанное окровавленное тело на телегу и отвезти в Тайберн. Казнить не тайно, в Тауэре, как Эссекса, а прилюдно, в публичном месте, где народ будет выкрикивать оскорбления и швырять в него палками и камнями, пока палач не разрежет его, пока руки и ноги не полетят в стороны, а голова…

Я закрываю глаза. Пол под ногами качается.

Но этого не случится, потому что Кит — девушка по имени Катерина. И я впервые понимаю, что это значит. Она не представляет для меня интереса в этом расследовании. Королева и министры никогда не узнают ее имени. Да, она лгунья, но лжет не потому, что участвует в заговоре католиков и хочет убить королеву.

Это значит, что мой интерес к ней, отрицать который я больше не могу, не опасен. Ни для одного из нас.

Я смотрю в окно, на шумную толпу — город встречает Двенадцатую ночь. Еще один праздник, которого я избегаю. Из-за толп, из-за пьяных, из-за веселья, которого я не чувствую ни в эту ночь, ни в другие. Последний раз я был на этом празднике вместе с Марло. Многого я уже не могу припомнить, но помнится, у него в волосах были ветки, а у меня ягоды, мы оба оделись как Человек-Падуб — это зимняя ипостась Зеленого человека, языческого духа. В Двенадцатую ночь не нужно притворяться тем, кем ты не являешься, как я делаю всю жизнь.

Кем бы я стал, если бы не был Тоби, шпионом, шифровальщиком, искусным лжецом? Жил бы я в этой квартирке, тесной и гадкой, как вся моя жизнь, запершись и никого не впуская внутрь? Или я смог бы сказать, наконец, правду? Что, если, притворяясь кем-то другим, я стану ближе к самому себе? Изменит ли это что-то? Один день остается до того, как все изменится окончательно. Я не знаю. Но знаю, что здесь ответа не найду.

Я встаю, накидываю плащ и выхожу на шумную улицу.