Арахессены учили, что жажда мести присуща только слабым. Не существует справедливости — во всяком случае, смертной справедливости, — только справедливость богов и нитей судьбы Ткачихи. Это слишком сложная вещь, чтобы мы могли ее понять. Желание искать ее было не только жалким, но и глупым — тот, кто искренне доверял Ткачихи, знал, что человеческая оценка добра и зла несовершенна и не имеет значения.
Я хорошо знала эти учения. Я читала их студентам, которым преподавала. В общем, я верила в них.
Но, возможно, иногда я все же поддавалась тем отметинам на своей душе, которые не смогли смыть Арахессены. Потому что мысль об убийстве Таркана — мысль о том, чтобы убить его своими руками, — была просто упоительна. Я не признавала, что, возможно, у меня были какие-то причины для этого, помимо желания избежать кровопролития в Васай.
Но чем больше я говорила, тем больше убеждалась, что это лучший из двух вариантов.
Да, у Таркана была большая армия, но она была разрозненной и плохо обученной. Подавляющее большинство его солдат были верны ему только благодаря своей пагубной зависимости от постоянного Пифорайского потока— потока, контролируемого только Тарканом. Он был недоверчивым человеком. Он мало кого продвигал по службе и еще меньше кому по-настоящему доверял. Он безжалостно цеплялся за собственную власть, но в результате создал машину с единственной, критической слабостью: он сам.
Если бы сам Таркан был мертв, его армия оказалась бы бесполезной. Тогда не имело значения, насколько она была велика.
Нам не нужно было уничтожать его армию. Нам нужно было убить только его.
Атриус слушал, как я рассказывала ему все это, с безучастным выражением лица.
— И ты намерена сделать это сама, — сказал он, не пытаясь скрыть свой скептицизм.
— Знаешь ли ты, сколько убийств я совершила, будучи членом Арахессенов? — На этом я сделала паузу — на самом деле я не была уверена в их количестве. Я остановилась на: — Много. И большинство из них были очень могущественными.
Но ни один из них не был Тарканом — хотя при каждом задании я надеялась, что так и будет. Я знала, что лучше не предлагать его в качестве цели, хотя он и был важен для правления Короля Пифора, что делало его вполне подходящей кандидатурой. У Зрячей могли возникнуть подозрения, зачем он мне нужен. Я не хотела рисковать ее мнением обо мне.
— Я буду глупцом, если позволю своему единственному провидцу в одиночку броситься в объятия врага, — сказал Атриус. — Это сделает кто-то другой.
Я изогнула брови.
— Кто из твоих воинов может быть убийцей? Они не отличаются особой изощренностью.
— Я сделаю это сам.
Я рассмеялась, не сдержавшись, отчего Атриус нахмурился еще сильнее.
— Я убивал таких, о которых ты только мечтала, — сказал он.
Мой смех утих. Я не сомневалась, что это правда.
Я убивал полубогов, прорычал он на Аавеса.
Полубогов. Я хотела бы как-нибудь услышать эту историю.
— Я видела, как ты сражаешься, — сказал я. — Ты хорош. Но тебя нельзя назвать неуловимым. Один взгляд на тебя, и все поймут, что ты представляешь угрозу.
Это был легкий способ выразиться. От Атриуса прямо-таки несло «хищником».
— А ты? — холодно сказал он, жестом указывая на меня — как я поняла, на мою повязку. — У тебя лучше получается быть незаметной?
Я улыбнулась.
— Возможно, моя внешность необычна. Но не беспокойтесь обо мне. Я умею убивать тихо.
В ответ мелькнула ухмылка. Он наклонился ближе, и, к моему шоку, кончики его пальцев коснулись мягкой нижней части моего подбородка.
— Хм, — сказал он. — Подумать только, я позволяю такому опасному существу спать рядом со мной каждую ночь.
Я на мгновение замерла, застигнутая врасплох. Он дразнил меня? Это была шутка? У Атриуса либо не было чувства юмора, либо оно было самым странным из всех, что я когда-либо видела, а это о многом говорит, когда речь идет об Арахессене.
Или он флиртовал со мной? Эта мысль казалась еще более непонятной, чем сама шутка.
Но, напомнила я себе, если я ему нужна, это хорошо для моей миссии. Еще один путь к его доверию.
Будь я лучшим Арахессеном, я бы воспользовалась моментом. Вместо этого я неловко отстранилась, испугавшись странного двойного биения в груди, но не подавая виду.
— И ты не должен забывать об этом, — сказала я, чем заслужила еще одну из этих своеобразных почти-улыбок.
Он откинулся в кресле, скрестив руки.
— Отлично, — сказал он. — Расскажи мне, грозный убийца, как работает твой план.
Таркан был эксцентричной личностью — посредником Пифора, который сумел подняться по служебной лестнице при Короле Пифоре, пока не стал одним из самых доверенных и самых жестоких его подопечных. Он тщательно культивировал образ себя как избранного богом оракула. Разумеется, это была полная чушь — особенности, которые он выдавал за древние обычаи, на самом деле были грубо искажены или неверно истолкованы, а большинство из них были полными выдумками, основанными лишь на его жаждущих власти прихотях.
Одна из них заключалась в том, что он любил, чтобы лица его наложниц, как мужчин, так и женщин, были закрыты, когда они входили в его дворец, чтобы чувствовать себя так, будто он владеет их обликом, чтобы на них не смотрел никто, кроме него и тех, с кем он решил их разделить.
Отвратительно.
Но полезно, учитывая мою внешность.
Перед тем как отправиться в Васай, я надеть вуаль. Одежда была самым слабым местом в моей затее — Атриус отправил в Альку за одеждой проституток Аавеса, и хотя те платья были, конечно, прекрасны, они были… совсем другого стиля, чем те, что любил Таркан.
Я не отличалась особым мастерством, но была находчива. Мне удалось собрать что-то наполовину подходящее из одного из длинных платьев и нескольких шелковых и шифоновых шарфов, которые я накинула на него широкими драпировками — в том числе на голову и лицо.
Когда Атриус увидел меня в этом, он откровенно фыркнул. Как забавная лошадь.
— Что? — сказала я. — Тебе не нравится?
— Люди такие странные, — пробормотал он.
Я не могла заставить себя спорить с этим.
Но я надеялась, что Таркан или те, кто входит в его окружение, тоже не станут смеяться, увидев меня. Прошли годы с тех пор, как я лично видела одну из наложниц Таркана. Моя попытка воссоздать образ могла оказаться не совсем точной — или ее легко было бы разоблачить как маскировку. Я знала, что, если понадобится, смогу ускользнуть и убить, пробираясь через замок, хотя предпочла бы этого не делать.
Когда мой костюм был в целости и сохранности, я отправилась в город. Маршрут был таким же, как я его помнила: небольшая брешь в стенах, которая вела к густым улицам внутреннего города, недалеко от ступеней Тернового Дворца.
Сразу же на меня обрушились звуки и запахи Васай. Я была благодарна, что смогла позволить своему маленькому спотыканию быть частью моей роли — наложницы обычно не могли видеть больше, чем смутные очертания сквозь свои саваны, поэтому они часто цеплялись за руку подручного, когда передвигались по городу. Я была одна и привалилась к грязной кирпичной стене.
Внезапная, сильная волна гнева захлестнула меня — гнева на себя и на свое прошлое. Пятнадцать лет тренировок, пятнадцать лет тщательного изучения и преданности. Я была так же хороша, как и мои Сестры, так же трудолюбива, так же предана своему делу.
И все же.
Один глоток этого соленого, густого от пота воздуха, один миг этих городских звуков, не изменившихся за двадцать лет, — и прошлое снова притянуло меня к себе, словно ошейником за горло: Ты думала, что сбежал, но ты всегда будешь моей. Посмотри на все эти следы, которые ты не смоешь.
У мест были души. Нити, связывающие нас с местами, были такими же живыми, как и те, что проходили через живые существа. А душа Васай была гнилой. Больная, запутанная и гноящаяся разбитыми мечтами людей, которые здесь жили.
Все было так же плохо, как и много лет назад. На каждый крик рыночного торговца или веселую шутку пьяного игрока раздавался невнятный стон кого-то, медленно умирающего от употребления Пифорасида — или ломки. На каждый запах из продуктового ларька или от кузнеца приходился кисло-сладкий, обжигающий ноздри аромат разлагающегося Пифора, сожженной и повторно сожженной слишком много раз отчаявшимися наркоманами.
Все это место пахло смертью. Как труп — свежий, но еще хранящий трагические следы угасающей жизни.
Эти воспоминания не принадлежали Силине, напомнила я себе. Эта гниль не принадлежала мне. Я могла оставить ее на коже другой маленькой девочки, которую давно бросил.
Я сглотнула поднимающуюся в горле желчь, выпрямил спину и продолжил путь через город, спотыкаясь о перегруженные булыжники.
На этот раз голова разболелась быстро — в таких людных местах это всегда происходит, но в этот раз я справилась быстрее, чем обычно. Я держалась поближе к стенам, прислоняясь к ним, как какая-нибудь слабовидящая женщина, слишком закутанная в шелка, чтобы что-то видеть, и бормотала робкие извинения тем, на кого спотыкалась.
Путь до Тернового Дворца не занял много времени. Таркан придумал это название, когда захватил Васай. Лет двадцать назад он назывался Особняком Роз. Я была слишком мала, чтобы помнить, как он выглядел тогда, но могла представить его себе — наверное, сверкающим и отполированным. А потом пришел Таркан и переименовал его в насмешку над предшествующим режимом — в честь множества копий, мечей и болтов, которые торчали из внешних стен в результате жестокого натиска, принесшего ему трон. Он не убрал оружие после обмена. Вместо этого он добавил их, превратив символ тошнотворной элегантной красоты в гротескный памятник смерти. Иногда казнь видного преступника означала повешение на одном из дворцовых «шипов», пока птицы не поднимут тушу.
У мест есть душа. Душа Тернового Дворца была уродливой и покрытой смертью. Место, где были оборваны тысячи нитей.
Лестница ко входу во дворец была плохо ухоженной, мраморной, заваленной внизу мусором и хромыми, едва приходящими в сознание телами. Я, пошатываясь, медленно, шаг за шагом, поднялся по лестнице. Я чувствовала внимание стражников наверху — двух мужчин, которые наблюдали за мной с неопределенным, забавным любопытством и не делали никаких движений, чтобы помочь.
— По какому делу? — хмыкнул один из стражников, когда я наконец добралась до верха.
Я пыхтела под вуалью и разглаживала юбки вокруг себя — поступок недовольной наложницы, которая расстроена и старается этого не показывать.
— Разве это не очевидно? — промурлыкала я, указывая на себя.
— Где твой куратор?
— Он был болен. У него были ужасные приступы. — Я скривила губы от отвращения, и пусть они услышат это в моем голосе. — Конечно, ничего подходящего для присутствия его превосходительства, но он вызвал меня сегодня, и для меня было важно быть здесь, как он велел.
Стражники смотрели на меня слишком долго. Один из них жевал листья Пифора, над которыми, похоже, трудился уже довольно долго. Они, конечно, были под кайфом, но держались гораздо лучше, чем горожане, смятые у подножия лестницы.
Люди Таркана были неквалифицированными и заменяемыми. Те, о ком я действительно должна была беспокоиться, находились дальше в замке, охраняя самого Таркана. Их было бы легко одурачить. Я сомневалась, что кто-то из них занимал этот пост дольше нескольких месяцев.
Они обменялись взглядами.
— Ладно, — хмыкнул тот, что жевал. — Я возьму тебя.
Он протянул мне руку, и я взяла ее, словно была очень благодарна за то, что наконец-то у меня появился кто-то, кто действительно может видеть, чтобы вести меня.
Стражник провел меня во дворец. Внутри было тепло и душно, воздух влажный. Кому-то отчаянно требовалось открыть окна. И все же здесь было гораздо чище, чем в яме разврата Аавеса — Таркан, по крайней мере, имел более утонченное представление о власти, чем Аавес с его повальной одержимостью мехами, шелками и наркотиками. Таркан, как и сам Король Пифора, контролировал своих последователей в их пристрастиях, но сам никогда не принимал наркотиков. Умные люди знали, что лучше.
На втором этаже дворца было много людей, в основном избранные последователи Таркана, которым разрешили войти. В основном мужчины. Несколько женщин. Многие из них были подростками или моложе, в руках у них было грубое оружие, которым они, похоже, очень хотели воспользоваться. Скорее всего, в тот день, когда они это сделают, они уже будут мертвы.
Я не стала заводить светскую беседу с охранником, пока он вел меня вверх по парадной лестнице, да он и не пытался. Вместо этого я растягивала свое осознание, ощущая нити вокруг себя.
Внизу были только скопления присутствующих — размытые, расфокусированные, их собственное осознание притупилось под действием наркотиков. Я потянулась вверх, на этаж выше. Еще несколько таких типов, безликих охранников с неострым умом, но не так много.
Я потянулась дальше, когда мы достигли вершины лестницы. До чувств было далеко, большинство аур были далеки и трудночитаемы. Но Таркан… он был прост. Осколок стекла в куче перьев.
Охранник вел меня по коридору, а присутствие остальных становилось все более отдаленным. Таркан держал свой внутренний круг небольшим — он допускал своих последователей на первый этаж, но мало кто из них поднимался выше. Даже парадная лестница не вела прямо в его апартаменты. Поэтому меня повели по пустынному коридору к лестнице поменьше. Из окна в конце коридора открывался вид на скудные восточные трущобы Васай и каменистые равнины за ними, залитые серебристым светом луны.
Охранник начал поворачивать за угол, чтобы вывести меня на лестничную площадку.
Я сделала шаг.
Его было легко убить. Да, он был крупнее меня, но он не собирался драться прямо сейчас — тем более с наложницей и тем более в залах дворца своего хозяина. Минусом этого нелепого наряда было то, что в нем было трудно двигаться. А плюсом было то, что в нем было много мест, где можно спрятать клинок.
Мой кинжал в считанные секунды оказался у него в горле. Другая рука зажала ему рот, прежде чем он успел издать шокирующий хрип. Я успел перехватить его падение, прежде чем его тело упало на землю.
Крови было много. Я намеренно выбрала красное платье. К тому времени, когда кто-нибудь заметит, это будет уже неважно.
Я втащила тело, которое еще дергалось, в соседнюю комнату и закрыла за ним дверь. Затем я подошла к окну и открыла его.
Желанный порыв прохладного воздуха ударил мне в лицо, высушив пот на щеках и пятна крови на вуали. Я подняла подбородок, чтобы насладиться им, пока крупная фигура взбиралась на подоконник.
Я схватила Атриуса за руку и помогла ему войти. Он бесшумно опустился на землю. Эреккус был прав. Он был похож на кошку.
Он забрался на сотни футов. И продержался там неизвестно сколько времени, оставаясь незамеченным.
Я была рада, что по моему лицу этого не видно, но я была впечатлена тем, что ему это удалось.
Он передернул плечами и пригладил волосы, которые были растрепаны и развевались на ветру.
— Знаешь, как трудно было за тобой идти? — пробормотал он.
— Тебе не нужно было приходить.
Он хмыкнул, что каким-то образом означало:
— Я должен был прийти, и ты оскорбляешь наш интеллект, утверждая обратное.
Впечатляло, как много он мог передать с помощью этих штуковин.
Я бы никогда не призналась в этом вслух — даже себе не хотела признаваться, — но какая-то часть меня восхищалась тем, что Атриус настоял на том, чтобы сделать это лично. Если меня считали слишком важной персоной, чтобы рисковать, говорила я ему, то что же тогда делал он?
Но Атриус был тверд. Он поедет. Вот и все.
Никто не мог сказать, что он не пачкал руки. Я не могла представить себе Таркана, даже в разгар войн, в одиночку цепляющегося за стену здания несколько часов подряд.
— У нас мало времени, — прошептала я и указала на лестницу. Атриус взглянул на лужу крови, медленно растекающуюся из-за двери, в которую я запихнул стражника, и кивнул.
Как только я убила, песочные часы перевернулись. Теперь начиналась настоящая игра.
Мы крадучись поднимались по лестнице: я — впереди, Атриус — на шаг позади. Я следила за тем, что нас окружает, но при этом поглядывал вперед, на тех, кто находился этажом выше. Таркана было легко заметить, а вот уследить за точным местонахождением остальных было сложнее.
Мы вышли в узкий коридор. Это был явно черный ход, изначально предназначенный для слуг и других людей, слишком недостойных внимания знати. Но паранойя толкает человека на изобретательные меры. Таркан решил, что только так его последователи смогут добраться до него.
Первый зал был пуст. Я чувствовала общую близость Таркана, но мне было сложнее разобраться в особенностях планировки замка. С людьми и природой все было просто, их нити были яркими и четкими. Архитектура… это было сложнее.
Я остановилась на стыке двух коридоров, потянулся…
Меч Атриуса был уже на свободе, тело извивается. Что-то было в его облике, когда он готовился к убийству — какая-то решительная безжалостность, сосредоточенность, словно он готовился сделать то, для чего был рожден. — В какой стороне он?
— Думаю, в ту сторону. — Я указала, все еще озабоченный нитями. — Но…
Ответа было более чем достаточно для Атриуса. Он начал двигаться.
Я почувствовала их слишком поздно.
Я схватила его за руку и со всей силы дернула назад.
Атриус понял то, что я увидела долей секунды позже. Возможно, он учуял их — возможно, помог его превосходный вампирский слух. В одно мгновение я схватила его, а в следующее оказалась зажата между ним и стеной, когда он навалился своим телом на мое, превратившись в неглубокий анклав.
Спустя несколько секунд по коридору разнеслись голоса.
Одна из рук Атриуса прижалась к стене над моим плечом. Другая держала его меч, а я вцепилась в его запястье — мы оба боролись за эту руку. Каждый мускул тела Атриуса был напряжен, готовый к удару. Вся эта напряженная энергия окружала меня, сырая сила сдерживалась только моей хваткой.
Его дыхание шелестело по шелковой ткани моей вуали.
Я медленно покачала головой. Я чувствовала, как его глаза проникают сквозь шелк, словно руки, оттягивающие слои.
Стражники за углом, не обращая внимания, подошли ближе.
— У него нет ни единого шанса против него, — говорил один из них. — Ты видел, как он сражается? Не знаю, зачем он пытается.
Другой издал невнятный смешок.
— Дело не только в силе, идиот. Он задиристый. Ты никогда не видел его в действии.
— Я видел достаточно, чтобы не выбрасывать свои деньги на ветер. Тебе просто хочется, чтобы перед всеми этими людьми был ты.
Турниры. Спортивные состязания. Бессмысленные светские разговоры.
Я решила не вспоминать, что когда-то знала человека, который так говорил о спорте.
Взгляд Атриуса скользнул по мне. Затем в коридоры, где голоса становились все ближе. И снова на меня.
Мы не могли говорить. Но я знала, что он говорит.
Мои пальцы сжались на его запястье. Я покачала головой.
Нет. Жди.
Он слегка сузил глаза.
Я снова покачала головой, на этот раз сильнее.
Нет.
Мальчики подошли ближе. Они были под кайфом, или пьяны, или и то и другое. Один из них все время смеялся над своими шутками.
Находясь так близко, я чувствовала всю силу Атриуса, тепло его тела, окутывающее меня. Это отвлекало — особенно потому, что я все время думала о том, что это тело способно сделать с теми мальчишками за углом. Его мышцы все еще дрожали, напрягаясь от моей хватки, но он не отстранялся.
Его подбородок опустился. Кончики наших носов соприкоснулись сквозь вуаль, и, несмотря на ткань, мне все равно захотелось отпрянуть от этого прикосновения. Не то чтобы мне было куда отступать.
Он пробормотал, Почему?
Ни звука. Но я видела это слово на его губах. Ткачиха, я почувствовала это на себе.
Я снова покачала головой.
Я надеялась, что он поймет: Если ты пойдешь и убьешь этих парней сейчас, то начнешь битву раньше времени. Тебе лучше быть готовым вместе со мной сражаться с остальными.
Конечно, нам придется сделать это позже — и я не знала, как отнестись к моей странной уверенности в том, что, сколько бы их ни было, мы с ним одни сможем с ними справиться. Но я надеялась отложить это как можно дольше.
В коридоре затихли голоса. Мальчики перешли к обсуждению того, на кого они поставят на следующих скачках.
Атриус уставился на меня, опустив брови над своими серебристо-золотистыми глазами. Затем кончик его пальца поднялся и провел по краю вуали, заставив шелковую ткань затрепетать.
И он пробормотал, Ненавижу эту штуку.
Под шелком мои губы истончились. Затем, вопреки себе, скривились в улыбку.
Я могла бы поклясться, что дрожание губ Атриуса тоже было почти улыбкой.
— Который час? — спросил один из мальчиков.
Возникла пауза, затем другой пробормотал:
— Черт. Мы опоздали.
Шаги, на этот раз более быстрые, удалялись по коридору. Подальше от нас.
Я наклонила голову, надеясь сказать Атриусу, Видишь? Я была права.
Он сузил глаза, как бы говоря, На этот раз.
Наконец я отпустила его запястье. Моя хватка была настолько крепкой, что костяшки пальцев болели. Он посмотрел на свою руку, когда голоса наконец исчезли за дальним углом, и поднял брови, заметив красные следы.
Я пожала плечами и указала ему на коридор — теперь он был открыт для нас, что делало нас еще ближе к Таркану. Мы беспрепятственно прошли один зал, затем другой. Наконец, заглянув за очередной угол, я обнаружила величественные двойные двери, перед которыми стояли два стражника.
Я быстро спряталась за угол и кивнула Атриусу.
Он наклонился ближе, так близко, что я могла слышать его, хотя он едва говорил.
— Сколько их? — пробормотал он, касаясь губами моего уха.
Я не могла сосчитать. Не совсем.
— Много.
Его губы изогнулись.
— Слишком много?
Ах. Теперь это была наша игра.
Несмотря на себя, я почувствовала, что отвечаю на его ухмылку. Я покачала головой.
— Нет, — прошептала я.
Это снова был тот ответ, который искал Атриус.
Он поднял капюшон, закрывая рога и волосы, отбрасывая на лицо суровую тень. Я взяла его за руку, снова приложила свою лучшую прыть, и мы вдвоем вышли за угол.
Мы остановились перед двойными дверями и стражниками. Я наклонила голову. Атриус опустил голову, спрятав лицо под капюшоном.
— Я здесь по его приказу, — сказала я.
Не было необходимости использовать имена или титулы. Существовал только один «он».
Спрятанная под шарфом рука поползла к кинжалу.
Стражники посмотрели друг на друга. Затем на каждого из нас — скептически глядя на меня, и еще более скептически — на Атриуса.
— Мы не слышали, чтобы кто-то приходил сегодня, — сказал охранник. — Тем более в такое время.
Мне удалось обмануть охранников у входа. Они были расходным материалом. Но это были личные охранники Таркана. Тщательно отобранные. Хорошо обученные.
— Вы уверены? — сказала я, позволив неуверенной гримасе проскользнуть в моем голосе. — Я.… я очень опаздываю, но не хочу его разочаровывать. Он хотел, чтобы я была здесь сегодня.
Охранники обменялись еще одним взглядом.
А потом кровь окрасила пространство между нами.