Как только солнце зашло, ночь озарилась активной деятельностью. Солдаты и лекари тут же выползали из палаток, готовые оказать помощь раненым или продолжить сбор припасов. Вампирское исцеление творило чудеса — моя собственная рана теперь была не более, чем второстепенным делом.
Я выбрала длинный путь к своей палатке, идя вдоль береговой линии. Вдалеке лунный свет ласкал прибрежные скалы. Я не могла не думать о том, что произошло там прошлой ночью. Ткачиха, я подумала, не оставила ли я следов ногтей на тех камнях. Затем я резко остановилась.
Мое внимание привлекло далекое присутствие — знакомое присутствие. От боли в нем у меня перехватило дыхание.
Я спустилась на берег и подошел к другому скоплению зазубренных камней. Между ними, сидя на влажном песке и подтянув колени к груди, свернулась фигура. В одной руке у него был клинок, который он искусно крутил, раз за разом сильно вгоняя его во влажный песок. ТУК-ТУК.
— Эреккус, — тихо сказала я.
Он услышал меня. Он не смотрел на меня.
Он выдернул клинок из песка, покрутил его, снова вогнал. ТУК-ТУК.
Я подошла к нему и села рядом. Вблизи его аура вибрировала от такой агонии, что она пронзала меня, как битое стекло. Выражение его лица было тягучим и измученным. Одна сторона его лица была обожжена — плоть была фиолетовой и слегка покрылась волдырями. Он не позаботился о том, чтобы уберечься от солнца.
— Мне не нужны банальности. Он говорил хрипло, словно не разговаривал уже несколько дней.
— Я их не принесла.
ТУК-ТУК, и он снова вонзил клинок в песок.
— Я не хочу говорить, — сказал он.
Мое сердце разрывалось от боли. Мне было так хорошо знакомо это чувство. Его душа кричала о дочери — сидя так близко, я практически видел лицо девочки.
Я читала в своих исследованиях, что многие вампирские общества, особенно дворянские, возмущались своими детьми, что они часто убивали или калечили своих отпрысков, рассматривая их как конкурентов своей власти. Поначалу я полагала, что люди Атриуса такие же, как и все остальные. Теперь мне было стыдно за это предположение.
Конечно, они не были такими же. Люди Атриуса боролись с любой несправедливостью. Им некуда было идти. Они объединились и нашли утешение друг в друге. Как и я когда-то давно.
И теперь они горевали так же, как и я.
— Я не прошу тебя говорить, — сказала я.
ТУК-ТУК. Эреккус развернулся ко мне, обнажив зубы в болезненном оскале.
— Тогда какого черта тебе надо?
Я положила руку поверх его руки — на рукоять его клинка.
— Я прошу тебя действовать, Эреккус.
Под моим прикосновением костяшки его пальцев дрогнули.
— Я прошу тебя, — пробормотала я, — помочь нам убить ублюдка, который отнял у тебя дочь.
Его челюсть затряслась. В горле заклокотало.
— Ты сможешь это сделать? — прошептала я.
Долгое мгновение Эреккус не двигался.
Потом он встал и выдернул оружие из песка.
— Да, — сказал он.
Рассвет был сырым и влажным. Я была измотана. Последние две ночи прошли в напряженной подготовке к предстоящему движению к Перевалу Задра. Я была так слаба, что у меня не было ни минуты, чтобы отвлечься, даже днем, когда Атриус уводил меня в свою палатку, чтобы обсудить со мной стратегию. К тому времени, когда он засыпал, обычно засыпала и я.
Но сегодня я знала, что не могу больше откладывать. После того как Атриус окончательно уснул, я выскользнула из палатки так тихо, как только могла. Я оставила ему записку на случай, если он проснется до моего возвращения — Ушла прогуляться. Скоро вернусь.
Это казалось обманчиво обыденным для той ситуации, в которой мы оказались, даже если бы это было правдой.
Я вышла далеко за пределы лагеря, туда, где местность становилась настолько каменистой, что было трудно ориентироваться. Туман сегодня был густым, а воздух — жарким. Когда я добралась до спокойного участка воды — небольшой лужицы, оставшейся после отлива, — пот прилип к моей одежде.
Я опустилась на колени рядом с приливной ямой, и мои руки зависли над водой, а затем легли плашмя на поверхность. Нити воды ожили под моим прикосновением. Я глубоко вздохнула и позволила себе почувствовать их — их, себя и нашу связь друг с другом.
На фоне всего остального это было странно успокаивающе. Прошло уже много времени с тех пор, как я медитировал на практике.
Я тянулась сквозь воду, ее нити и связи, все глубже, глубже и глубже — до самого Соляной Крепости. Его присутствие всегда было так ощутимо даже на больших расстояниях. В течение пятнадцати лет он был севером на моем компасе, единственной стабильной вещью в постоянно меняющемся мире.
У меня был еще один шанс восполнить этот пробел. Один шанс убедить Зрячую Мать, что Атриус может стать союзником. А если нет, то хотя бы шанс убедить ее в моей преданности, чтобы мы смогли пройти через Перевал Задра.
Шли секунды, потом минуты, но никто не отвечал. Ни Зрячая Мать, ни Аша, ни другие Сестры.
Это было… необычно.
Я снова потянулась к ней, на этот раз через другую комбинацию нитей. Возможно, они меня не почувствовали.
И снова ничего.
Я попробовала еще раз, и еще, и наконец откинулась на пятки.
Мое сердцебиение было слишком быстрым. В животе забурлила тошнота.
Это не должно было ничего значить. Иногда добраться до Соляной Крепости не удавалось. Сестры были заняты, а Зрячая Мать — еще больше. Не было ничего необычного в том, что Сестры не могли выйти на связь только потому, что никто не ждал их в Соляной Крепости.
Но я зашла слишком далеко, чтобы лгать самой себе. У меня было плохое предчувствие.
Я коснулась кинжала, лежащего у меня на боку, — кинжала, который не приближался к сердцу Атриуса.
Завтра мы выступали в поход за Королем Пифора.
Мне просто нужно было пройти через это. После этого Арахессены могли убить меня за мою нелояльность.
Я встала и пошла прочь, оставив за собой нетронутый бассейн.