ГЛАВА 37

Как только солнце зашло, ночь озарилась активной деятельностью. Солдаты и лекари тут же выползали из палаток, готовые оказать помощь раненым или продолжить сбор припасов. Вампирское исцеление творило чудеса — моя собственная рана теперь была не более, чем второстепенным делом.

Я выбрала длинный путь к своей палатке, идя вдоль береговой линии. Вдалеке лунный свет ласкал прибрежные скалы. Я не могла не думать о том, что произошло там прошлой ночью. Ткачиха, я подумала, не оставила ли я следов ногтей на тех камнях. Затем я резко остановилась.

Мое внимание привлекло далекое присутствие — знакомое присутствие. От боли в нем у меня перехватило дыхание.

Я спустилась на берег и подошел к другому скоплению зазубренных камней. Между ними, сидя на влажном песке и подтянув колени к груди, свернулась фигура. В одной руке у него был клинок, который он искусно крутил, раз за разом сильно вгоняя его во влажный песок. ТУК-ТУК.

— Эреккус, — тихо сказала я.

Он услышал меня. Он не смотрел на меня.

Он выдернул клинок из песка, покрутил его, снова вогнал. ТУК-ТУК.

Я подошла к нему и села рядом. Вблизи его аура вибрировала от такой агонии, что она пронзала меня, как битое стекло. Выражение его лица было тягучим и измученным. Одна сторона его лица была обожжена — плоть была фиолетовой и слегка покрылась волдырями. Он не позаботился о том, чтобы уберечься от солнца.

— Мне не нужны банальности. Он говорил хрипло, словно не разговаривал уже несколько дней.

— Я их не принесла.

ТУК-ТУК, и он снова вонзил клинок в песок.

— Я не хочу говорить, — сказал он.

Мое сердце разрывалось от боли. Мне было так хорошо знакомо это чувство. Его душа кричала о дочери — сидя так близко, я практически видел лицо девочки.

Я читала в своих исследованиях, что многие вампирские общества, особенно дворянские, возмущались своими детьми, что они часто убивали или калечили своих отпрысков, рассматривая их как конкурентов своей власти. Поначалу я полагала, что люди Атриуса такие же, как и все остальные. Теперь мне было стыдно за это предположение.

Конечно, они не были такими же. Люди Атриуса боролись с любой несправедливостью. Им некуда было идти. Они объединились и нашли утешение друг в друге. Как и я когда-то давно.

И теперь они горевали так же, как и я.

— Я не прошу тебя говорить, — сказала я.

ТУК-ТУК. Эреккус развернулся ко мне, обнажив зубы в болезненном оскале.

— Тогда какого черта тебе надо?

Я положила руку поверх его руки — на рукоять его клинка.

— Я прошу тебя действовать, Эреккус.

Под моим прикосновением костяшки его пальцев дрогнули.

— Я прошу тебя, — пробормотала я, — помочь нам убить ублюдка, который отнял у тебя дочь.

Его челюсть затряслась. В горле заклокотало.

— Ты сможешь это сделать? — прошептала я.

Долгое мгновение Эреккус не двигался.

Потом он встал и выдернул оружие из песка.

— Да, — сказал он.

Рассвет был сырым и влажным. Я была измотана. Последние две ночи прошли в напряженной подготовке к предстоящему движению к Перевалу Задра. Я была так слаба, что у меня не было ни минуты, чтобы отвлечься, даже днем, когда Атриус уводил меня в свою палатку, чтобы обсудить со мной стратегию. К тому времени, когда он засыпал, обычно засыпала и я.

Но сегодня я знала, что не могу больше откладывать. После того как Атриус окончательно уснул, я выскользнула из палатки так тихо, как только могла. Я оставила ему записку на случай, если он проснется до моего возвращения — Ушла прогуляться. Скоро вернусь.

Это казалось обманчиво обыденным для той ситуации, в которой мы оказались, даже если бы это было правдой.

Я вышла далеко за пределы лагеря, туда, где местность становилась настолько каменистой, что было трудно ориентироваться. Туман сегодня был густым, а воздух — жарким. Когда я добралась до спокойного участка воды — небольшой лужицы, оставшейся после отлива, — пот прилип к моей одежде.

Я опустилась на колени рядом с приливной ямой, и мои руки зависли над водой, а затем легли плашмя на поверхность. Нити воды ожили под моим прикосновением. Я глубоко вздохнула и позволила себе почувствовать их — их, себя и нашу связь друг с другом.

На фоне всего остального это было странно успокаивающе. Прошло уже много времени с тех пор, как я медитировал на практике.

Я тянулась сквозь воду, ее нити и связи, все глубже, глубже и глубже — до самого Соляной Крепости. Его присутствие всегда было так ощутимо даже на больших расстояниях. В течение пятнадцати лет он был севером на моем компасе, единственной стабильной вещью в постоянно меняющемся мире.

У меня был еще один шанс восполнить этот пробел. Один шанс убедить Зрячую Мать, что Атриус может стать союзником. А если нет, то хотя бы шанс убедить ее в моей преданности, чтобы мы смогли пройти через Перевал Задра.

Шли секунды, потом минуты, но никто не отвечал. Ни Зрячая Мать, ни Аша, ни другие Сестры.

Это было… необычно.

Я снова потянулась к ней, на этот раз через другую комбинацию нитей. Возможно, они меня не почувствовали.

И снова ничего.

Я попробовала еще раз, и еще, и наконец откинулась на пятки.

Мое сердцебиение было слишком быстрым. В животе забурлила тошнота.

Это не должно было ничего значить. Иногда добраться до Соляной Крепости не удавалось. Сестры были заняты, а Зрячая Мать — еще больше. Не было ничего необычного в том, что Сестры не могли выйти на связь только потому, что никто не ждал их в Соляной Крепости.

Но я зашла слишком далеко, чтобы лгать самой себе. У меня было плохое предчувствие.

Я коснулась кинжала, лежащего у меня на боку, — кинжала, который не приближался к сердцу Атриуса.

Завтра мы выступали в поход за Королем Пифора.

Мне просто нужно было пройти через это. После этого Арахессены могли убить меня за мою нелояльность.

Я встала и пошла прочь, оставив за собой нетронутый бассейн.

Загрузка...