— Марш к себе, — бросаю красноречивый взгляд на Фёдора. — Пока я с ними не поговорю, оставайся в комнате.
— А мне что делать? — спросила Джан.
— Продолжай готовить. Веди себя естественно. Если что — покажешь жетон самостоятельности. Я хозяин, ты в гостях. Про убийство ничего не знаешь. Поняла?
Девушка испуганно кивнула.
Стук повторился.
Отложив кусаригаму, я вышел из кухни. Сильно не спешил, но и не тормозил. Вряд ли копы прямо сейчас начнут штурмовать наше скромное жилище. Сначала они захотят поговорить. Задать пару вопросов, как это у них принято.
Я ошибался.
За дверью стояла хмурая парочка. Мужчина и женщина в тёмно-синей форме, узнаваемой, наверное, в любой точке планеты любой параллельной реальности. Мужик носил красивую фуражку с золотой кокардой, женщина — некое подобие берета.
— Капитан Мирзенко, — представился полицейский, сунув мне в лицо ксиву.
— Младший лейтенант Фелицкая, — отрекомендовалась женщина.
— Здравствуйте, — по моим глазам ничего нельзя прочесть.
— Если мы не ошибаемся, Сергей Иванов, — капитан Мирзенко демонстративно сверился с фотороботом. — У вас есть минутка?
— Сколько угодно минуток, — я улыбнулся. — Что-то случилось в нашем районе?
— Не в вашем, — покачал головой полицейский. — Рядом со Змеиными Кварталами. Мы пройдём?
Пришлось посторониться.
Копы переступили через порог и начали профессионально осматриваться. Я заметил, что в отличие от стражей порядка из моего мира, у этих не наблюдалось огнестрельного оружия. Вместо кобуры офицеры носили у пояса ножны с одноручными мечами.
— Это ваш дом? — спросила Фелицкая.
Вопросик с подвохом. Документов на Бродягу у меня нет, это легко проверить. Как и то, что по архитектурному плану здесь должен находиться пустырь. К счастью, у местных полицейских нет электронных баз, всяких планшетиков и бортовых компьютеров. Чтобы вычислить враньё, им надо позвонить в муниципалитет или сделать официальный запрос по телеграфу.
— Нет, — честно признаюсь я. — Снимаю.
Вторая часть ответа — ложь.
Фелицкая кивнула.
— Живёте один? — уточнил капитан.
— Да.
И в этот момент Джан высунулась из кухни.
— А это кто? — насторожилась Фелицкая.
— Добрый день, — менталистка очаровательно улыбнулась.
— Джан, — представил я подругу. — Она у меня в гостях.
— Понятно, — Мирзенко резко развернулся. — Где вы были сегодня ночью, Иванов?
Врать я не стал:
— На Малой Артамоновской.
— Что вы там делали? — подключилась к допросу Фелицкая.
— Дрался с Ефимом Ставриным.
Полицейские несколько секунд переваривали информацию.
— Боюсь, нам придётся проехать в участок, — лицо Мирзенко помрачнело. — До выяснения обстоятельств… хм… произошедшего.
— Как скажете, — я шагнул к двери. — Я подозреваемый или свидетель?
— Подозреваемый, — заверил Мирзенко. — И не только по делу Ставрина.
Сковывать меня наручниками не стали.
Я последовал за Фелицкой под обеспокоенным взглядом Джан. Спасибо, ребята, что не пошли на кухню и не забрали мою кусаригаму. У вас её потом хрен выцарапаешь…
Улица помаленьку оживала после дождя.
Соседи вылезли из своих домов и зачем-то начали поливать из шлангов асфальт. Женщины вывешивали постиранное бельё на балконах, сдвигали тросы на катушечках и громко переговаривались. Я почти физически ощущал их взгляды на своей спине.
Полицейская машина была припаркована в двадцати шагах от крыльца.
Я оценил чудо имперского автопрома. Тачка была приземистой, с плоским и широким капотом, выступающей радиаторной решёткой и утопленными круглыми фарами. Выключенная мигалка — в наличии. На боковой дверце красуется герб — четыре поля, стилизованная корона и свернувшаяся кольцом змея. Герб вписан в щит с перекрещенными мечами и надписью: «ПОЛИЦИЯ ФАЗИСА».
— На переднее сиденье, — бросил через плечо капитан.
Открыв дверь со стороны водителя ключом, Мирзенко полез за руль. Щёлкнули блокираторы. Никаких пультов, сигнализации, иных признаков современных технологий.
Я открыл дверь и уселся справа от Мирзенко.
В салоне пахло натуральной кожей, прогретым металлом и немножечко кофе.
— Пристегнись, — сказал капитан.
Хлопнув дверцей, я начал разбираться с карабином.
— Нечего хлопать, — буркнул Мирзенко. — Хлопает он мне…
Тон полицейского радикально изменился. Вежливость пропала, мужик перешёл на «ты» и даже начал хамить. Вероятно, мои конвоиры пришли к выводу, что церемонии излишни.
Дождавшись, пока напарница устроится сзади меня, капитан неспешно тронулся с места.
Несколько минут все молчали.
Тачка развернулась и покатила через тишину улицы Пиросмани в сторону петляющей по Старому Городу Судьбы. Вот как, скажите на милость, ножны не мешают этому типу управлять автомобилем? Ага, он отстегнул меч и поместил в специальную ячейку между сиденьями. В опасной близости от меня. Совсем чуваки расслабились…
— Значит, вы дрались, — нарушил затянувшуюся паузу капитан. — Что дальше?
— Я убил Ефима Георгиевича.
Должен признать, нервы у полицейского были стальными.
Мирзенко спокойно притормозил на повороте, пропустил грузовик, двухэтажный автобус и пару легковушек, затем тронулся с места.
Высоко над нашими головами в небесах плыл дирижабль.
— Ты же мещанин, — не выдержала Фелицкая.
— И что?
— Надолго упрячут.
Рукалицо.
— Я учусь в гимназии Эфы.
Машина свернула на неприметную улочку.
— Говори, как было, — приказал Мирзенко.
— Не для протокола?
— Потом составим.
— В школе ко мне прицепился Антон Ставрин. Обнажил клинок, я защищался.
— Он мёртв, — констатировал капитан.
— Само собой. Дальше его папочка объявил вендетту, нанял людей. Они напали на нас в горах. На меня и Маро. Пришлось отбиваться…
— Куча покойников, — хмыкнул Мирзенко.
— Вроде того, — стараюсь игнорировать сарказм офицера. — В общем, вы понимаете, я в своём праве. Пришёл, чтобы сразиться со Ставриным. Его охрана спустила собак. Пришлось защищаться.
— Плюс один труп, — подвёл безрадостный итог капитан. — Не считая собаки.
— Очевидцы утверждали, ты прошёл сквозь стену. — В зеркале заднего вида я увидел, как Фелицкая сверяется с блокнотиком. — У тебя сверхспособность?
— Пробудился сегодня ночью.
Машина ещё дважды свернула на неизвестных перекрёстках и остановилась перед серым трёхэтажным зданием явно административного происхождения. Над козырьком висела знакомая эмблема. Рядом на тротуарах было припарковано несколько автомобилей, но капитан, игнорируя свободные места, повёл тачку в ворота, чугунные створки которых были распахнуты настежь.
Мы въехали на обширную территорию, где парковки перемежались с пальмами, туями, кипарисами, ухоженными кустами и клумбами. Кто бы мог ожидать такого от полицейских…
— Выходи, — сказал капитан, вжавшись между двумя патрульными машинами, смахивающими на советские «уазики».
Я выбрался наружу.
Фелицкая провела меня через весь двор к зданию участка. У задней двери нас нагнал Мирзенко. Втроём мы поднялись по обшарпанным ступенькам чёрного хода, затем по лестнице на два пролёта, свернули в казённого вида коридор с паркетным полом и коричневой ковровой дорожкой, после чего оказались в кабинете на две персоны. Окно кабинета выходило во двор.
— Садись, — сказал капитан.
Устраиваюсь на чёрном стуле.
— Пиши, — Фелицкая положила передо мной лист бумаги и шариковую ручку.
— Что писать? — уточнил я.
— Чистосердечное признание, — хмыкнул капитан. — Что же ещё.
— Вы издеваетесь.
— Ты же признаёшь, что убил группу лицензированных мстителей, — опешил полицейский. — И главу рода, входящего в клан Эфы. Так?
— Так, — растерянно ответил я.
— Вот, — Мирзенко радостно погладил телефонный аппарат с наборным диском. — Чистосердечное признание поможет скостить срок.
Похоже, день перестаёт быть томным.
— Нет, — отрезал я.
— Что — нет? — Мирзенко больше не улыбался.
— Я не буду подписывать эту чушь. Гимназия Эфы, в которой я учусь, обеспечивает меня равными правами с другими клановцами. Имела место дуэль, из которой я вышел победителем. Вы не смеете меня задерживать дольше обычного.
— Очень даже смеем, — заверил Мирзенко. — Представитель гимназии не зафиксировал протекцию. Фактов, подтверждающих твоё обучение, нет. Отказываешься от признания? Ладно, посиди в КПЗ, там разберёмся.
Гадство.
Не успев толком опомниться, я загремел в камеру предварительного заключения. Фелицкая вызвонила кого-то по телефону, за мной явились очередные люди в форме и сопроводили в подвал, разграниченный на зарешёченные клетки. Когда за мной с лязгом затворилась дверь, я смог по достоинству оценить своё новое положение. Клетка четыре на пять шагов, толстые металлические прутья, примитивная сетчатая кровать с пожелтевшим матрасом… И видимое отсутствие легендарной параши. Они тут что, в туалет не ходят? А ещё мне не совсем понятно, как эти прутья смогут удержать прыгуна. Впрочем, одарённые здесь — явление почти невозможное…
Клетки были смежными и располагались в два ряда, формируя широкий коридор. Я мог при желании рассматривать своих соседей. Их было не так уж много. Щупленький старичок, сидевший на своей кровати в позе лотоса с закрытыми глазами. Затрапезного вида барыга, который, перехватив мой взгляд, проворчал, что, дескать, чего пялишься. Какой-то оборванец-беспризорник, явно пойманный на карманных кражах. И нагловатая потаскуха — страшная, неопределённого возраста, ярко накрашенная и вызывающе одетая. С потёкшей тушью и синими кругами алкоголички под глазами. Приятная компания, ничего не скажешь.
Раздались неспешные шаги.
Я увидел своего конвоира — тот, грохоча ключами в замке, отпер камеру со стариком.
— Думбадзе, на выход.
Аксакал открыл глаза, медленно встал с кровати и с важным видом прошествовал в коридор. На меня дедок даже не обратил внимания.
— Эй! — окликнул я полицейского. — Начальник!
— Я тебе не начальник, — отрезал мужик.
Полицейский был упитанным, к его поясу крепился ремешок с тонфой. Прорезиненной полицейской тонфой — такой если приложат, мало не покажется.
— Ваше благородие, — исправился я.
Лицо копа снова помрачнело.
— Не важно, — я закатил глаза. — У меня разве нет права на звонок?
— Какой ещё звонок, — опешил полицейский.
— Адвокату, — наугад ляпнул я.
— Нет у тебя никакого права, щенок, — беззлобно ответил страж порядка. — Сиди и не выделывайся.
Против такого аргумента не попрёшь.
Усевшись на край своего ложа, подальше от подозрительных жёлтых пятен, я задумался над тем, что ситуация оставляет желать лучшего. Сегодня воскресенье, в школе никого из администрации нет. Следовательно, по запросу они не ответят. Джан знает о том, что меня забрали, но какой в этом толк? Маро не поможет — я ей даже позвонить не могу. По всем раскладам получается, что я здесь проторчу до понедельника. Или дольше. Без еды, сортира и нормальных человеческих условий.
Что ж, менты в любой реальности ведут себя одинаково. Надо навесить на кого-то нераскрытое дело, улучшить показатели раскрываемости, получить премию. Не хочешь подписывать? Торчи в этом клоповнике, через пару дней или часов станешь сговорчивее. С точки зрения капитана Мирзенко я — обычный подросток из мещанского сословия, на которого легко надавить.
Теоретически я могу воспользоваться своей новой способностью и сбежать из полицейского участка. А что? Если я спокойно прохожу сквозь стены, то и через решётку, наверное, пролезу. Проблема в том, что это будем прямым нарушением закона. Вряд ли побеги из КПЗ поощряются силовиками Фазиса.
И что теперь делать?
Попробую запастись терпением.
И последовать примеру освобождённого старика. Медитация успокаивает нервы, равномерно распределяет по телу энергию ки, отвлекает от неприглядной действительности.
Сказано — сделано.
Аккуратно сняв мокасины, я поджал ноги под себя, принял удобное положение и постарался избавиться от посторонних мыслей.
Дыхание стало ровным.
Заточение растянулось на несколько часов, как я и рассчитывал. За это время я набросал в голове план покупок, обдумал модификацию кусаригамы, которую я хотел бы заказать у Фёдора, а также прикинул, что неплохо было бы попросить у паренька кейс с ячейками для хранения всякого-разного оружия. А ещё я активно обдумывал проблему отсутствия огнестрела. Знаете, хороший ствол типа "стечкина" или "макарова« существенно упростил бы мою жизнь.
Когда мне захотелось в сортир, я начал стучать по прутьям решётки и звать надзирателя.
Никто не откликался.
— Заткнись там, — раздался прокуренный голос крашеной давалки.
— Я в туалет хочу.
— Все хотят.
— У них тут сортира нет?
— Есть, — вмешался в разговор барыга. — Только ходят туда по расписанию. И по очереди.
Я перестал стучать.
Дурацкие правила.
Сделали бы камеру с общим сортиром, чтобы не возиться с каждым сидельцем по отдельности… Ну, или доступ из каждой камеры к общему санузлу предоставили бы… Тоже вариант.
Терпеть я ещё мог, поэтому вновь погрузился в медитацию. Хотелось верить, что я не проведу здесь остаток вечера и ночь. Местечко неприятное.
Через полчаса лязгнули засовы двери, ведущей из коридора на лестницу, и в подвале появился неизвестный полицейский.
— Иванов?
— Я здесь, — открываю глаза.
— Готовься на выход.
Уже интересно.
Лёд тронулся, господа присяжные заседатели.
Дородный коп, повозившись с ключами, отпер решётчатую дверь моей камеры. Быстро натянув мокасины и завязав шнурки, я шагнул в коридор.
— Топай, — прогудел конвоир.
— А можно в туалет?
— Вон дверь. Одна нога здесь, другая там.
Сортир притаился за поворотом. Клетушек для заключённых во втором коридорчике не было — насколько я понял, там располагались хозяйственные помещения. Я остановился перед дверью с литерой «Т». Никакого распределения на мужчин и женщин. Пожав плечами, я вошёл внутрь и оказался в пропахшем хлоркой кафельном царстве. Два умывальника, четыре кабинки, писсуары. Решётка на замазанном белой краской окне. Шумит вода в подтекающем бачке…
Через несколько минут я уже топал по знакомому этажу. Конвоир предсказуемо отвёл меня в кабинет Мирзенко, постучался и кивнул. Дескать, тебя ждут.
Фелицкой не было.
Зато в кабинете присутствовал человек… с которым я никак не рассчитывал пересечься. Вадим Петрович, школьный надзиратель. Одарённый, владеющий навыком телепортации.
— Добрый день, — поздоровался я.
— И тебе не хворать, — Вадим Петрович явно был не в духе. — Подпиши, что тебе дают, и выметайся на все четыре стороны.
Капитан сунул мне в руки целую пачку бумаг.
Я бегло просмотрел содержимое писулек. Всё отпечатано на пишущей машинке, компьютерным набором и близко не пахнет. Первый бланк представлял собой мои показания, где чёрным по белому было указано, что я защищался от нападения, в результате чего по неосторожности расправился с нападавшими, бла-бла-бла. Претензий к роду Ставриных не имею, они ко мне — тоже. Выпущен на свободу по поручительству Дома Эфы в лице директора Андерсона Г.О. Официальный представитель — Гирс В.П.
Второй документ подтверждал, что мне оказано надлежащее внимание, условия содержания в камере соответствуют имперским стандартам, и претензий к полицейскому участку № 246 я не имею.
Третья бумажка порадовала больше. Вдова Ефима Ставрина, Валентина Венедиктовна Ларская-Ставрина, отменяла режим вендетты и отказывалась от кровной мести в будущем. Бланк имел говорящее название «МИРОВАЯ». Разумеется, требовалась моя подпись на двух экземплярах.
— Не имею претензий к участку, — мстительно произнёс я.
Капитан нахмурился.
— Пожалуй, не имею.
С этими словами я взял ручку и начал подписывать образцы местного крючкотворства.
Когда мы вышли на свежий воздух, я открыл рот, намереваясь поблагодарить школьного надзирателя, но Вадим Петрович и слушать ничего не стал. Просто шагнул в удлинившуюся вечернюю тень от кипариса и… бесследно исчез.
Телепортация, как и было сказано.