Утренняя смена

XXIV

Было темно и тихо. Такие ночи бывают только на исходе лета, в конце августа или начале сентября. Зина переступила через порог. Сноп света на мгновение вырвался вслед за нею, но она тотчас захлопнула за собой дверь, и тусклый рыжий свет едва успел лизнуть утрамбованную землю. На улице было удивительно хорошо. Ни ветра, ни сырости... Хоть бы трава зашелестела. Но не шелестела и трава. Казалось, такая темнота и такая тишина будут длиться вечно. Зина медленно пошла вдоль улицы. Ни одного прохожего. Лишь кое-где смутно светились окна, но не успевала Зина к ним приблизиться, как они потухали. Улица засыпала.

Несколько месяцев назад комсомольская организация поручила Зине раз в шестидневку читать газеты в одном из рабочих общежитий. Когда она впервые пришла в барак, на нее почти не обратили внимания, только две-три женщины, да и то больше из вежливости, стали её слушать. Невнимание не смутило Зину, постепенно она научилась разбираться в газетных сообщениях и отбирать самые важные из них для чтения. Теперь в слушателях не было недостатка, и они постоянно задерживали ее допоздна.

Теплый и свежий ночной воздух окутывал землю. Зина медленно шла по неосвещенным улицам. Хотелось побыть одной... В последнее время Зина стала замечать, что иногда у нее появляется желание остаться наедине с собою. Она удивлялась этому. Прежде ей всегда хотелось быть на людях, одной было скучно...

Из раскрытого и неосвещенного окна углового деревянного дома доносились звуки рояля. Чуть похрипывая, радио передавало игру какого-то пианиста. Зина никогда еще не слышала такой совершенной музыки. Она остановилась у палисадника, коленями коснулась низенькой скамейки и неслышно притулилась в темноте.

Она слушала, как где-то далеко-далеко рассыпались пригоршни необыкновенных звуков, и смотрела на такие же далекие звезды, мерцавшие в бездонном черном небе. Планеты, созвездия, туманности, какие-то таинственные миры... Чжоу рассказывал ей о них. В бесконечном пространстве холодно сияла большая желтая звезда. Чжоу называл ее. Вега, Альдебаран, Сириус?.. Зина не помнила. А как называется другая, меняющая свой цвет, то зеленоватая, то голубоватая? Тысячи тысяч звезд. Раньше Зина воображала, что знает все. Почти все. Она ничего не знала.

Желание познать мир тяготило и волновало ее. Газеты дразнили воображение. Сегодня она прочла о мужественном переходе туркменских всадников из Ашхабада в Москву. Зина мысленно представила себе их путь, и ей самой захотелось пересечь раскаленные пустыни, знойные пески, безводные степи, отвесные горы и порожистые реки, леса, поля, города, преодолеть все препятствия и достигнуть цели... Какой смелой она могла бы стать, если бы совершила такое путешествие!

После прыжка с самолета Зина чувствовала себя гораздо увереннее. Она не могла не заметить, что ее стали больше уважать, что на заводе все чаще и чаще стали считаться с ее мнением. Зине было приятно это уважение, но одновременно оно ее тяготило. Такое отношение обязывало непрестанно следить за собой и быть к себе требовательнее. Приходилось не только смотреть на окружающий мир, но заглядывать в себя и думать — годишься ли ты для этого мира? Раньше она удовлетворялась похвалами других, теперь сама старалась дать оценку своим поступкам; раньше она плохо отдавала отчет в этих поступках, а теперь упрямо доискивалась до их смысла.

Почему-то вспомнилась взволновавшая ее заметка о неизвестном донецком забойщике, во много раз перевыполнившем свою норму. Какой-то Стаханов нарубил сто две тонны угля. Сперва она не сообразила, что Стаханов добился того, о чем она еще только мечтала...

Звуки рояля оборвались: то ли выключили приемник, то ли пианист окончил концерт... Зина машинально поднялась и пошла, занятая своими мыслями.

Технические нормы, существующие в цехе, предназначены для отсталых и неспособных людей. Рабочих заставляют равняться по худшим работникам. Как только Зина поняла устройство станка, она стала перевыполнять задания. Ей хотелось вывести цех из прорыва. Завтра производственное совещание. Николай Семенович опять будет говорить о технических неполадках, беспечности мастеров и несогласованных планах. Все будут топтаться вокруг да около. Надо отбросить сомнения и высказать все до конца: мы работаем на совершенных станках, мы всем обеспечены, ударники окружены почетом, — почему же у нас плохо спорится работа? Потому что мы не делаем того, что, можем, не даем того, что способны дать. Чтобы повысить производительность труда, надо изменить самый способ работы у станков.

В центре поселка еще горели уличные фонари, еще попадались прохожие, еще бродили прогуливающиеся парочки.

Сокращая путь к дому, Зина свернула в узкий и неосвещенный переулок. До нее донеслись приглушенные голоса и чей-то смех. Она вгляделась в темноту. Вспыхивали папироски. Перед одним из подъездов разговаривало несколько человек. Зине показалось, что они навеселе. Пережидая, когда компания удалится, она остановилась за выступом каменного дома.

— Глупо не идти завтра на совещание, — узнала она голос Халанского. — Николай Семенович предупреждал...

Зина прислушалась.

— Будет нас Груз спрашивать, — возразил кто-то. — Пустая говорильня. Все равно нормы инженеры устанавливают.

— Зинке, что ли, их устанавливать?— насмешливо и негромко процедил сквозь зубы Халанский. — Инженеры поумней нас с вами... Многие готовы поддержать Зинку. Видят, что много зарабатывает. Привлекательно! Неужели непонятно, из-за чего она старается? Думаете, останется на производстве? Полегче работу найдет... Такая везде пролезет! Видит, к китайцу с особым вниманием относятся, китайца к рукам прибрала. Теперь, к Григорьеву хочет подмазаться... Ради личной выгоды она на всех товарищей наплюет. Собственной шкурой придется нам за ее успехи расплачиваться. Выскочка! Следовало бы ее завтра проучить.

Зина отстранилась, точно ее ударили по лицу. Какая низость... Как смеет он вмешиваться в ее отношения с Чжоу! Затем она испугалась, что завтра никто не обратит внимания на ее слова. Кто ей поверит, если о ней так думают. Подойти и пристыдить Халанского? Еще скажут, что подслушивала. Уйти, незаметно уйти и никому ничего не говорить. Все равно завтра она будет настаивать на своем. Все равно.

Она тихо пошла обратно, чтобы подойти к дому с другой стороны.

Позади кто-то сказал:

— Девчонки наши опасались прыгать, так она первая выпрыгнула, тоже чтобы к Григорьеву подмазаться? Напрасно девку обижаешь.

Она обрадованно оглянулась. Вспыхнувший огонек папиросы смутно осветил чей-то упрямый и крутой подбородок. Нельзя было разобрать, кто стоит рядом с Халанским.