Утренняя смена

XXVI

Чжоу скомкал исписанный лист и прибавил к валявшимся на полу. Ему никак не удавалось выразить свои мысли на бумаге. Редакция заводской газеты просила его написать несколько статей о Китае, и Чжоу старался как можно добросовестней познакомить читателей с историей и жизнью своего народа. Сегодня работа не клеилась. Едва он принимался писать, мысленно представляя себе желтые воды Хуанхэ, живописные деревни и зеленеющие сады, хижины из тростника, ветхие кумирни, украшенные разноцветной глянцевой бумагой, шумные и пестрые города, крестьян, ремесленников, торговцев, как с улицы доносился назойливый, неприятный голос и мешал ему сосредоточиться. Какой-то бродячий торговец с удивительным упорством непрерывно гнусавил под окном:

— Тилисати копеека мячика, тилисати копеека мячика, холоший, холоший мячика...

Чжоу подошел к окну и выглянул на улицу. На солнцепеке, у края тротуара, пожилой китаец в черной запыленной куртке сидел на корточках перед большой плетеной корзиной, наполненной пестрыми бумажными мячиками. Что мог он высидеть здесь в самый разгар рабочего дня, когда на улице не было ни одного прохожего, а все ребятишки убежали в лес или ушли гулять в сквер?

— Тилисати копеека мячика, тилисати копеека мячика, — упоенно выкрикивал торговец, чуть покачиваясь и невозмутимо поглядывая по сторонам.

«Зачем он кричит? — подумал Чжоу. — Какая сила привычки!»

Торговец вызывал к себе одновременно жалость и раздражение.

— Послушайте, не лучше ли вам перейти в тень? — громко спросил Чжоу, перегибаясь через подоконник.

Торговец запрокинул голову и выспренне ответил ему на родном языке:

— Если вы утолите мою жажду, господин, вы обнаружите достоинства своего сердца.

Чжоу не мог отказать человеку в стакане воды.

— Я сейчас принесу вам напиться, — сказал он торговцу.

— Не утруждайте себя, — поспешно возразил тот, поднимая с земли корзину. — Я зайду к вам.

Чжоу пошел отворить дверь.

Торговец медленно переступал по лестнице. На площадке он остановился, как-то незаметно вдвинулся вместе с корзиной в переднюю, секунду постоял и, хотя Чжоу не собирался его пускать дальше, прошел в комнату.

Чжоу взял с обеденного стола чайник с кипячёной водой, наполнил стакан, протянул посетителю.

Тот отхлебнул несколько глотков, поставил стакан на стол и, чуть держась пальцами за край скатерти, благодарно поклонился.

Чжоу вопросительно смотрел то на своего соотечественника, то на его корзину.

— Я приношу вам свои глубокие извинения за то, что нарушил ваш покой, господин Чжоу, — вдруг внятно отчеканил торговец. — Меня просили передать вам одно письмо.

Он склонился над корзиной, порылся в своих мячиках, взял один из них, вытащил из кармана перочинный нож и разрезал мячик пополам. Опилки высыпались на скатерть. Торговец осторожно разгреб их, нашел крохотный бумажный комочек и аккуратно расправил тонкую бумагу.

Чжоу с недоумением взял записку, взглянул на подпись, на обращение. Неровные красные пятна выступили у него на щеках. Письмо от отца!

Он отвернулся к стене, стесняясь обнаружить свое волнение перед этим странным посетителем.

Долго не имел он никаких сведений об отце! Что-то ему пишут из дома? Как живет семья?.. Чжоу внимательно разбирал иероглифы. Его звали обратно! Отец просил сына поскорее вернуться на родину. Он порицал необдуманную выходку сына и тут же признавал свое обращение с ним слишком резким, соглашался, что оскорбил сына недоверием, учредив за ним полицейский надзор. Все будет прощено и забыто. Отец писал, что нуждается в помощнике и, кроме сына, ему не на кого положиться. Отец выражал надежду, что Чжоу лучше узнал жизнь и теперь сам достаточно критически относится к своим юношеским увлечениям. Он просил полностью довериться человеку, который передаст записку. Отец сообщал, что в Китае некому компрометировать Чжоу: революционеры и демагоги, бывшие его товарищи по университету, пойманы и казнены. Чжоу может не опасаться ни неприятных встреч, ни обвинений в предательстве. «Колея твоей судьбы проложена мною на дороге жизни, — высокопарно заканчивал отец письмо. — Тебе остается только приехать».

Чжоу стиснул записку в кулаке. Жгучий стыд, один жгучий стыд чувствовал он сейчас. За отца, помыслы которого направлены только на то, чтобы непрестанно подниматься со ступеньки на ступеньку по иерархичеой лестнице. За самого себя, за то, что к нему могли обратиться с подобным предложением, за то, что так долго не возвращался на родину, за то, что почти забыл товарищей. В то время, когда его сотоварищи боролись за отечество, он бежал из Китая.

Чжоу взглянул на торговца и еще сильнее стиснул в кулаке отцовскую записку. Торговец как встал, опираясь на стол кончиками пальцев, так и продолжал стоять все в той же позе.

Чжоу прошелся по комнате.

— Это пишет мой отец, — сказал он, вопросительно взглядывая на торговца.

Тот выжидательно и вежливо молчал.

— Отец просит меня вернуться на родину, — продолжал Чжоу. — Он рекомендует полностью вам довериться.

— Что же вы ему ответите? — предупредительно спросил торговец. — Могу ли я позаботиться о вашем возвращении?

— Странный способ пересылать письма, — усмехнуся Чжоу. — Разве в России не существует почты?

— Не все можно доверить почте, — педантично разъяснил торговец. — Мало ли какие могут возникнуть препятствия...

— Препятствия! — воскликнул Чжоу. — Какие могут быть препятствия моему возвращению в Китай?

— Они могут возникнуть, если вы... Могут быть различные причины, — уклончиво заметил торговец и еще раз спросил: — Вы возвращаетесь?

— А кто вы такой? — в свою очередь прямо спросил Чжоу.

Торговец отрицательно покачал головой.

— Не беспокойтесь обо мне, господин Чжоу. Я маленький человек и не представляю для вас интереса. Но я могу переправить через границу вас и...

— И? — переспросил Чжоу.

— И все, что вы захотите, — любезно объяснил торговец. — Вы изучаете экономику, вас интересует советская промышленность... Если вы захотите, я смогу переправить интересующие вас записки, книги, документы...

Какие-то чужие, почти неуловимые интонации прозвчали в голосе торговца. Чжоу опять почувствовал стыд. Не забывает ли он родной язык, если не сумел сразу распознать своего посетителя?

— Скажите, — в упор спросил Чжоу торговца, — а какая выгода японцам, вернусь я или нет?

— Вы напрасно так рассуждаете, — вкрадчиво возразил торговец. — У вас превратные понятия о японской помощи Китаю. Япония по-родственному заинтересована в установлении в Китае порядка. Китай нуждается в образованных и рассудительных людях. Япония готова содействовать их возвращению, и я вам искренне советую вернуться к себе на родину...

— Почему вы так беспокоитесь о моей родине? — перебил его Чжоу. — Вы же не китаец!

Посетитель холодно улыбнулся.

— Во всяком случае, я больше китаец, чем вы, господин Чжоу. И я еще раз искренне советую вам подчиниться своему отцу.

— Захватив с собой кое-какие документы? — вспылил Чжоу.

Впервые за время разговора посетитель переступил с ноги на ногу.

— Это ваше дело, господин Чжоу. Я выполняю поручение вашего отца. Остальное меня не интересует.

Чжоу растерялся, не зная, ни что ответить, ни как поступить.

— Какое же вы приняли решение? — строго спросил торговец.

Чжоу провел рукой по волосам.

— Я должен подумать, — ответил он. — Подумать и взвесить.

— Ваша нерешительность меня затрудняет, — недовольно сказал торговец. — Я предоставляю вам некоторый срок, хотя мне хотелось бы знать, в какую сторону вы больше склоняетесь.

— Вероятно... Вероятно, я возвращусь в Китай, — нерешительно признался Чжоу. — Но в помощи вашей я нисколько не нуждаюсь.

Торговец вежливо и низко поклонился.

— Извините за беспокойство, — пробормотал он, нагибаясь к своей корзине. — Я не смею учить, но хочу лишь сказать, что ваш отец выражает надежду, что вы осознаете свой долг.

Чжоу с трудом сдержался, чтобы не ответить на эту дерзость.

— Пожалуйста, извините, — продолжал бормотать посетитель, почтительно раскланиваясь, поднял корзину и попятился. — Пожалуйста, не провожайте... — Он выскользнул из комнаты. — Не беспокойтесь...

Чжоу вышел в переднюю.

— Не беспокойтесь...

Торговец захлопнул за собой дверь.