В гнезде Орла

Глава 4

Анна и Максим шли по выжженным улицам Берлина. В воздухе стоял запахом обгоревшей плоти. Кругом лежали обугленные останки людей, которые в агонии бились об землю, пытаюсь сбить с себя языки пламени. Практически все, оказавшиеся на улице вовремя атаки, были обречены.

Перешедший под контроль повстанцев войска жестоко и беспощадно их уничтожили. Самолёты Люфтваффе не оставили своему населению ни единого шанса. Самое страшное и обидное — всё это входило в план повстанцев. Кадры разрушенного города должны повергнуть остальную часть Рейха в шок. Для девяносто процентов населения слово «война» — не больше чем что-то далекое и непонятное. Это слово давно минувших дней, для них японцы, русские, да кто-либо — всего лишь какие-то непонятные народы, живущие далеко от них и, по рассказам говорящего ящика, не представляющие никакой угрозы. В общем и целом, это правда. Угрозу, оказывается, представляет своя же армия.

— Это всё неправильно! — Анна, едва сдерживая слёзы, держа Максима за руку, вглядывалась на застывшие в ужасе в лица людей, на лежавшие в саже разрозненные конечности и разрушенные здания. – Не должно всё быть так. Неужели нельзя было всё сделать по-другому...

Максим не нашёл слов для девушки. Он не мог поверить своим глазам. Среди сгоревших было немало стариков, женщин и детей. Интересно что чувствовали лётчики, бомбившие своих граждан. Был ли у них торг, гнев, принятие? Или они руководствовались тем, что выполняли приказ? Неважно, они выполняли бесчеловечные приказы, которым нет оправдания.

— Дальше будет только хуже... — Анна начала осознавать, что вторая часть плана, заключающаяся в том, чтобы посеять в умах людей панику, ничем не отличается от геноцида той далёкой войны, которую выиграл Гитлер. – Всё разговоры о том, что важно самим не уподобиться нацистам, это всё брехня, скрытая под лицемерными словами о борьбе с режимом.

–— Можно ли было поступить по-другому? — Максим сел на кусок, разрушенный стены. — Наверняка был другой способ...

— Нам с тобой врали... — Анна села рядом. — Мы не построим лучший мир. Нам просто нечего будет строить. — Она прикрыла нос рукой, подул ветер и запах сгоревшей плоти стал сильнее. — Страшно подумать, что будет дальше...

— Дальше нас ждёт война... – вздохнул Максим. — Внутри Рейха и за его пределами... Она наверняка началась. Я больше чем уверен, японцы уже у берегов Португалии, а Русские пересекли границу на Востоке.

Вдалеке снова раздались взрывы, над головами пронеслись два истребителя.

— Надо уходить! — Максим взял Анну за руку. — Они полетели на дозаправку. Могут для верности ударить ещё раз, и после... — во рту пересохло. — И повстанцы введут имеющиеся войска. Устроят зачистку. Будут воевать со своим населением. Перешедшие на нашу сторону генералы захватят город даже без помощи Юргена.

— Разве таким способом можно добиться лояльности населения… — Анна заплакала и прижалась к Максиму.

— Никакая лояльность не нужна. Цель — всё уничтожить.

— Чтобы построить новый мир?

— Мир на руинах и костях… — Максим закрыл глаза. Он не мог всё это видеть. — Вся наша борьба направлена не против Рейха, а против своих же граждан.

***

В одной из главных больниц Берлина, в подвальном помещении, суетились толпы врачей и работники медперсонала. Они изо всех сил старались спасти пациентов, переводили всех в безопасное место. Повсюду пахло кровью и хлоркой.

На улицах города всё рушилось. По обрывочным сообщениям, все новостные каналы сообщали о военном перевороте, атаки русских и японцев. Царила полная паника. Никто не знал, что делать. Правительство молчало. Только врачи пытались до конца исполнить свой долг — спасать людей пока это возможно.

Многие люди всегда стараются цепляться за жизнь, находясь на волоске от смерти. Так было и сейчас. Люди кричали, просили помощи. Помимо пациентов, с каждой минутой в подвалах прибавлялось раненых с улиц, было не протолкнуться.

— Мы только отсрочили неизбежное, — еле слышно, произнёс Оливер Харму, который пришёл его навестить буквально за несколько минут до начала обстрелов. — Хотелось бы мне умереть на пару дней раньше. Хотел запомнить страну Великой!

Обессиленный, практически одной ногой в могиле, бывший рейхсканцлер прекрасно слышал, что говорят врачи. Рейх уничтожают его же бывшие солдаты, не считаясь, сражаются ли они с правительством или простым народом.

— Она есть и остаётся Великой! — вздохнув, отметил Харм, держа в руке иссохшуюся левую ладонь своего друга. Врачи сообщили, что в случае с жизнью бывшего рейхсканцлера счёт идёт на часы. — Мы ещё не проиграли… Они просто застали нас врасплох. Всё произошло слишком быстро. Ещё есть шанс всё исправить.

— Ты сам веришь в свои слова? Оглянись мой друг. Мы проиграли самим себе. Не русским и японцам, а тем людям, которым доверяли. Однажды Гиммлер не получил верных сведений и в итоге поплатился. Не находишь схожести?

Харм отрешено посмотрел на зелёную блеклую стену, которую едва освещала жалкая настольная лампа. Оливер прав. Директор Абвера был слеп, возможно, даже остаётся слепцом и сейчас. Просто он не хочет принимать поражение.

— Я уже говорил тебе однажды и повторю сейчас, — Оливер с трудом повернул голову и посмотрел мёртвым взглядом на Харма. — Невозможно шпионить за смертью. У неё есть всё, чтобы тебя перехитрить. — Он сильно закашлялся. На его хриплые вздохи даже прибежала светловолосая молодая медсестра, на её халате были кровавые следы от рук.

Девушка хотела позвать доктора, на что бывший рейхсканцлер запротестовал. Он ощущал, что доживает последние минуты. Их он хочет провести с другом, а не с врачом, изо рта которого постоянно попахивает рыбой.

— Тебе нужна помощь, — Харм пододвинул стул и сел в плотную к Оливеру, отпустив его руку. Каждый вздох бывшему рейхсканцлеру давался с трудом. — Я вижу, что тебе больно.

— Мне больно за страну. Мы её спасли и сами уничтожили, — Оливер попытался говорить, как можно увереннее. Нет больше смысла беречь силы, он вскоре покинет этот мир. — Ради чего мы столько всего сделали?

— Нельзя было сидеть на двух стульях. Рудольф изначально был прав. Мы слишком многое позволили покорённым народом.

— Без них страну бы давно поглотили японцы… — Оливер посмотрел в потолок, он весь дрожал от взрывов. — Надо было отдать территории русским, наши люди не видели на их землях дома. Нам нужны были союзники, а не враги под боком.

Снова Оливер был прав. Харм в душе со всем соглашался. Они пятьдесят лет продолжали выкачивать ресурсы из Сибири, совершенно не находя язык с русским правительством. Хотелось их всех держать в страхе, следовать идее Великогерманского Рейха. Но как идти этим путём, если ты не веришь во все идеи фюрера, а лишь делаешь вид, что продолжаешь его дело. Харм и его друзья ничем не лучше нацистов, а возможно даже хуже. Те хотя бы не скрывали своих планов.

Можно ли назвать освободителями от угнетателей повстанцев? Харм на этот вопрос видел однозначный ответ.

— Нет! — твёрдо ответил он. Взгляд директора Абвера был направлен на Оливера. — Наш мир обречён.

— Вот ты и всё понял, — Оливер закрыл. — Всё больше не имеет смысла. Нет ни правых, ни левых. Все идут по одному пути самоуничтожения. Нацисты, коммунисты. Неважно кто. В другом мире, быть может, всё иначе, а в нашем всё предельно ясно…

Бывший рейхсканцлер закрыл глаза и больше их не открыл. Его сердце перестало биться. В импровизированную палату вбежали врачи и медсёстры. Они начали суетиться вокруг мертвеца. Пытаться вернуть его к жизни.

В этот момент Харм истерично засмеялся. Снял белый халат, который был надет поверх его пиджака, засунул руки в карманы и вышел из палаты, напоследок последний раз взглянув на своего друга. В его глазах в этот момент на больничной койке лежал не иссохшийся труп, а молодой и амбициозный политик Оливер Штайнмайер, который улыбался ему яркой улыбкой и смотрел на него глазами полными жизни и стремлений.

— Ты полностью прав, Оли, — Харм вышел из палаты. — В нашем мире всё предельно ясно.

Он протиснулся между десятками каталок с лежащими на них людьми. Они просили помощи. Раненные, перемазанные грязью, с перебитыми осколками руками и ногами. Директор Абвера даже не желал на них смотреть, отмахивался от тянувшихся к нему рук.

Он дошёл до лестницы ведущий из подвала. Наверху всё ещё было неспокойно. Харм, кряхтя, с больной старческой спиной, сел на ступеньки. Хочется выпить, но нет ничего с собой, только жвачка в кармане. Он достал одну подушечку, отправил её себе в рот и принялся медленно и монотонно жевать. Мимо него продолжали проносить раненных, врачи то и дело, под обстрелами бегали наверх за медикаментами.

— Герр Келлер? — раздался знакомый голос.

Харм повернул голову и увидел Клауса, всего перевязанного бинтами, в больничной одежде поверх который был накинут офицерский мундир, а на голове — фуражка. Агента в срочном порядке доставили в Берлин из Гамбурга. Ему серьезно досталось. Газ сильно изуродовал его кожу. Благо врачи смогли его слегка подлатать. После нескольких операций от гнойных прыщей остались лишь шрамы, которые пока закрывали бинты, на лице ещё оставались кровоточащие раны, но все было не смертельно. Клаус готов к новой работе, особенно в такой тяжелый для страны момент.

— Присаживайся, — Харм пригласил майора сесть на ступеньки.

Клаус сел на ступеньку ниже, опершись перебинтованным ладонями в холодный бетон. Все его тело болело, а заживающая кожа безумно чесалось. Приходилось терпеть, обезболивающее помогало плохо.

— Как твоё самочувствие? — поинтересовался Харм и предложил жвачку. — Будешь?

— Получше, чем в Гамбурге. У меня было ощущение, что с меня слазит кожа. Дышать всё ещё тяжело, — ответил Клаус и протянул ладонь, на которую из серебристой пачки упала белая подушечка. Он отправил её в рот. — Спасибо. Юрген чуть меня не убил. Я выжил чудом.

— Раз ты живой, то в тебе наверняка ещё остались силы послужить Рейху! — Харм сверху вниз посмотрел на майора. — Или у тебя больше нет сил вести борьбу?

— Я сделаю всё, что нужно. Любые указания, приказы, — поспешил заверить Клаус. У директора наверняка есть план. — Любой приказ будет выполнен.

— Славно, — Харм и не ожидал другого ответа. — Мир может и обречён, но у Рейха ещё есть чем ответить. — Клаус не понял о чём говорит директор. Тот тем временем продолжил: — Если ты в состоянии вести борьбу, то у меня для тебя будет одно поручение. Бомбить нас вечно не будут. Как станет по тише, отправляйся в мой кабинет, за портретом Оливера ты найдёшь сейф. Я скажу тебе код, открой его и забери документы, всё прочитай и отправляйся по указанным координатам на запад Берлина. На месте ты всё поймёшь. Тебя наверняка встретят.

— Будет сделано! — Клаус был готов на всё. — Мне идти одному?

— Отправляйся один. Никому не доверяй. На месте будут наши люди. Я им всем доверяю. Они только и ждут, чтобы начать делать то, к чему их всех готовили.

Клаус согласно кивнул. Майор не совсем понимал свою задачу, но кто он, чтобы сомневаться в приказах директора Абвера.

Харм был доволен такому покладистому подчинению. Сейчас ему нужен человек, который готов сделать всё, что он прикажет. Клаус всегда был таким. Он не подведёт. В конце концов черта майора не задавать вопросы была весьма и весьма полезна. Как не крути, у Харма у самого было немало секретов, о которых мало кто знал и знать был не должен.