В гнезде Орла

Глава 8

События для Анны развивались стремительно. Чуть более суток назад её чуть не изнасиловали, она видела смерть и как языки пламени озаряют её родной город. Сейчас она едет на поезде под личиной другого человека, чтобы доставить какую-то важную информацию повстанцам.

Из положительного, девушка кажется встретила своего родного человека. Максим сидел напротив неё и мило улыбался, когда Анна украдкой посматривала на него. Ранним утром они покинули Плескау и теперь скоростной поезд вёз их в Шварцланд.

— Я схожу куплю попить, — Максим встал из-за маленького столика. — Тебе что-нибудь взять?

— Возьми мне фанты.

Парень ушёл за газировкой, а Анна тяжело вздохнув, постучала кончиками пальцев по столу и посмотрела в окно. Из-за высокой скорости поезда, который нёсся по рельсам со скоростью 300 км/ч было сложно что-либо разглядеть за его пределами. После войны Гитлер по проекту «Breitspurbahn[1]» опутал сетью железных дорог, со сверхширокой колеёй, всю Европу, пути которой продолжались в Азии и протягивались по всей Африке. С самого только замысла считалась личной «игрушкой» фюрера. Им было отвергнуто не мало идей. Его инженеры предлагали расширить двухпутную магистраль до четырёхпутной. Расходов минимум, а пропускная способность увеличивалась в два раза. Вот только Гитлер со своим эго всего большого хотел того, чего ни у кого нет. Поэтому работы по проекту начались, никто не хотел отправиться в концлагерь, и в начале пятидесятых по магистрали промчались первые гигантские локомотивы.

— Анна? — Максим поставил на стол перед девушкой открытую стеклянную бутылку с фантой.

— О да, спасибо, — Девушка улыбнулась и взяла бутылку в руки. Напиток появился в сороковом году в результате наложенного США на Третий Рейх эмбарго на сироп для производства Кока-Колы. Тогда руководитель местного подразделения Макс Кайт принял решение создать новый продукт на основе доступных ингредиентов. — Скоро мы будем в Шварцланде.

— Ехать ещё примерно час. — Максим посмотрел на часы: полседьмого. Чуть более суток назад он впервые убил человека. Но для него прошло всё так легко, словно он не сделал ничего плохого. Дело в не том, что Гюнтер был последней тварью, просто пропаганда с обеих сторон четко и ясно давала ему понять — ты будешь убивать, на твоих руках будет кровь и ничего тебе с этим не сделать. — Я никогда не был в Воронеже. — Ему хотелось отвлечься от не самых лучших мыслей.

— Я тоже… — Анне было не привычно слышать исконное название городов.

Девушка мало, что знала о Шварцланде, в отличии от Максима. Алексей Петрович много ему рассказывал о своём родном городе. Вся информация собиралась им по крупицам: он искал старые советские фотографии, картины, газеты — всё, что не успели сжечь. Воронеж в прошлом был колыбелью русского кораблестроения. До войны был красивым индустриальным городом, в котором жили богатые и знатные люди, которые не хотели предавать свою родину. Когда пришли немцы, ни один воронежец не записался в полицаи. Вместо этого они активно вели против оккупантов партизанскую войну, не боялись полевых жандармов, устраивающих карательные акции, и свято верили в победу, которая так и не наступила. Почти все жители Воронежа, фактически стёртого с лица Земли, были либо убиты, либо сосланы в концлагеря. Алексей Петрович не забывал повторять Максиму, стоит режиму пасть и город вернёт свое исконное название. Поганый Шварцланд сгинет в умах, словно его и не было никогда.

Максиму доводилось бывать в городе. Правда, со времён Российской Империи и СССР, там практически ничего не осталось. В настоящее время город представлял из себя улицы с однотипными малоэтажными зданиями, на горизонте которых возвышались заводы и фабрики, бесперебойно работающие день и ночь на благо Рейха. Никаких увеселительных заведений, кинотеатров, театров или музеев. Берлин ненавидел бывший Воронеж настолько, что даже офицерам полиции или армии, служившим округе, приходилось ездить отдыхать в Лейпциг (Липецк). Были школы, но ограничивались восьмью классами. После их окончания выпускники Шварланда не имели право продолжить своё образование, в армию тоже их не брали. Уехать в другое место было нереально. Все жители в городе, представляющие из себя смесь народов восточной Европы и бывшего СССР, жили без надежды на завтрашний день.

***

По прибытии на вокзал города, Анна сразу заметила различие Шварцланда от городов Московии. Воздух был пропитан гарью и копотью, а обстановка была наполнена одним сплошным напряжением. Никакого радушия, только боль, пот и страдания.

— Герр офицер, простите… — взмолилась худощавая бледная женщина и упала на колени перед сотрудников Орпо[2]

— Halt die Klappe![3] — прокричал высокий офицер в серой полицейской форме и ударил её прикладом в нос. — Ты грязная сука, должна работать, а не стоять и смотреть по сторонам.

— Простите…

Офицер вновь замахнулся женщину, но бить не стал. Слишком много, не самых простых пассажиров, вышло из поезда. Не для их глаз устроенное представление.

— Geh an die Arbeit zurück.[4] — сквозь зубу процедил офицер и вместе с парой своих подчинённых скрылся в толпе.

Женщина плача и держась за разбитый прикладом нос, постанывая, начала подниматься. Анне стало её жалко, чувство сострадания хотело заставить подойти и помочь ей. Максим понял её намеренья, жестко схватил за руку и одним взглядом дал понять, что не стоит вызывать лишнего внимания, особенно под личиной американских граждан.

За пределами вокзала различия ещё сильнее начали бросаться в глаза. Не броские улицы, дома с расклеенными по стенам листовками с нацистскими девизами и лозунгами вроде: «Arbeit adelt[5]», «Alles fur Deutshland[6]» и другими. Устаревшая архитектура прошлого века, царивший вокруг мусор, минимум легковых машин и отряды грозной полиции, которые вылавливали в рабочее время всех тех, кто отлынивает от работы. Не было даже элементарных баннерных щитов и электронных панелей, напоминающих о грядущих выборах. Город не будет голосовать, за его жителей уже давно всё решили. Они жили практически в концлагере, и каждый час разносящееся по рупорам города разносилась фраза: «Jedem das Seine[7]»!

— Каждому своё! — повторила вслед за громкоговорителем Анна. От сказанного по её телу пробежала дрожь. Обратная сторона Рейха открывалась для неё всё шире и шире. Что будет дальше? Вопрос риторический. Ребёнку понятно, что ничего хорошего.

— Ань, нам надо идти, — Максим взял девушку за руку и отвел в сторону от настороженных взглядов сотрудников Орпо, в зелёных и чёрных мундирах, что дежурили у входа на вокзал. Они переговорились друг с другом, настороженно, посмотрев на пару. — Нам не стоит лишний раз светиться. — он огляделся. — Нас должны встретить, но я никого не вижу. Чёрт!

Анна не понимала, что делать. Ей стало страшно, и она взяла Максима под руку и крепко притянула к себе. Ей казалось, что если сотрудники правопорядка обратятся к ним, то она потеряет над собой контроль. После чего вся их миссия в миг провалится.

— Всё будет хорошо, — Максим вселил в Анну уверенность и увёл от взглядов полиции.

Не удивительно, что сотрудники Орпо обратили на них внимание. И на Максиме, и на Анне были надеты синие джинсы и голубые куртки. Такие вещи невероятно сложно достать в Рейхе. На голове парня к тому же была бейсболка хоккейного клуба «Нью-Йорк Рейнджерс», чтобы как можно меньше показывать свои светлые волосы и яркие зелёные глаза. Максим был максимально далёк от хоккея. Единственное, что он слышал из Российской Республики, какой-то русский хоккеист сумел перебраться за океан и сейчас очень круто играют в Нью-Йорке. Долго японцы не могли держать канадцев и американцев в оккупации. Если территорию первых они покидать не собирались, то вторые под конец двадцатого века смогли позволить себе начать навёрстывать упущенные годы и даже открыть свои посольства в Рейхе, России, Китае, Аргентине и той же Японии.

Пара отошла от вокзала на несколько сотен метров, пытаясь скрыться от посторонних глаз насколько это только возможно. Нужно обдумать дальнейшие действия. Мимо пары, то и дело проходили одинаковые толпы рабочих, шагая монотонным потоком. Они старались не соприкасаться друг с другом, придерживались дистанции, шли, шаркая подошвами потёртой обуви, на свои рабочие места. Для них Анна и Максим были людьми не из этого мира. Даже инородными элементами. Ведь эти люди кроме кнута ничего не знали. Они родились работать и не знали другую жизнь.

Пара продолжала идти, пока рядом с ними не затормозил белый «Фольксваген».

— Не самая лучшая одежда для прогулок, — стекло автомобиля опустилось и перед парой предстал мужчина за пятьдесят в чёрных очках и коричневой фетровой шляпе. — Прошу прощения за задержку.

Максим с Анной молча залезли на задние сиденья и принялись ждать, куда их повезут.

— Шварцланд не самое лучшее место для туристов, благо местной полиции платят на столько мало, что им не сильно хочется что-либо делать… — ведя автомобиль продолжил говорить мужчина. — За последние сутки многое изменилось. Человек, который изначально должен был привезти посылку, был пойман в Заратау (Саратов), поэтому вам приходиться делать его работу.

— Простите, мы не представлены. Герр? — спросил Максим.

— Wo sind meine Manieren?[8]— саркастически воскликнул мужчина, хлопнув ладонями по рулю. — Герр Раум. Для вас просто Герман. Я полагал, что вы знаете, кого ждёте. О вас обоих, я наслышан.

— Герман, скажите куда мы едем? — поинтересовалась Анна.

— Ко мне домой. Обговорим некоторые детали. После вы отдохнёте, и сегодня в ночь я вас посажу на прямой поезд до Кракау. Алексей Петрович на вас очень рассчитывает. Поначалу мне не понравилось, что в наш план внесены некоторые изменения… Но старику я доверяю. Поэтому я не сомневаюсь в вас.

— Вы сказали, что вы о нас наслышаны? — Анна задала ещё один вопрос. — Простите за мою дотошность, но я совсем не давно в ваших рядах. Меня удивляет, что вы просто так, сажаете в свою машину людей, которых видели только на фотографии.

— А вы без раздумий садитесь в автомобиль к незнакомцу, — Герман посмотрел на Анну и Максима. — Конечно, фройлян Анна, я о вас наслышан. О Максиме я давно знаю, а о вас мне не составило труда навести справки.

Больше Анна вопросы не задавала. Всё понятно. О ней с Максом знают всё. Только вот она ещё ничего не знает. Едет по рабочему городу, в американской одежде, под чужим именем. Всё это какой-то ужасный сон, которому не видно конца.

Вскоре сжимающие с двух сторон дорогу серые улицы пропали с одной стороны и перед взором предстала расстилающая синяя гладь реки Воронеж. Последнее, что осталось от прошлого города. В сорок втором году река разделила его на две части, пока в конце концов немцы не забросали левый берег бомбами, а следом не выслали карательные батальоны с приказом «Пленных не брать».

Вскоре на горизонте возник полноценный микрорайон со школами, детскими садами, спортивными площадками, и комфортабельными квартирами в двадцатиэтажках с подземным паркингом. В таких жили офицеры и немецкие рабочие. Всё для комфортной жизни. Правда только для избранных.

— Приехали — Герман остановил машину на подземной парковке. — Здесь вроде никого, но лучше не задерживаться. Нечего мозолить глаза.

Анна и Максим спорить не стали и молча последовали за Германом. Зашли в лифт и поднялись на семнадцатый этаж и вошли в квартиру триста тридцать шесть.

Внутри всё было минималистично. Просторная однокомнатная квартира была обставлена в серых тонах. Неброская мебель, элементы интерьера, выполненные из стекла, металла и гладкой древесины, в полной мере отражали жизнь Германа Раума. Он был руководителем технического обеспечения воздушного флота Люфтваффе на аэродроме в Шварцланде. В прошлом был лётчиком испытателем, но подающее зрение заставило сойти с небес на землю. В жизни никогда себя не выпячивал, вёл скромный и учтивый образ жизни. Такая манера поведения позволяла ему год от года скрывать свою ненависть к нацистскому режиму. Не все немцы разделяли политику Рейха, и их не следовало всех сгребать под одну гребёнку.

— Вы располагайтесь. А я вам пока расскажу не много своей истории, — Герман улыбнулся. — Вы наверняка, задаётесь вопросом, почему немец принимает участие во всем этом действии. — короткая пауза. — Мой дед был немецким коммунистом, тридцать три года был узником Заксенхауза[9] и лишь в семьдесят четвёртом году вышел из него. — начал рассказывать он, отойдя на кухню, включая электрическую плиту. — Удивительно, но мой отец был партийным членом НСДАП и все цело поддерживал политику Рейха. Благо дед успел вернуться домой раньше, чем папаша успел засрать мне голову этим дерьмом. — Из закипевшего чайника вода разлилась по кружкам. — Простите за столь возможные грубые слова, но по-другому не выразиться. Всё не должно происходить так, как происходит.

Герман передал по чашке чая Анне и Максиму, расположившихся на собранном диване в единственной комнате.

— Спасибо, — поблагодарила Анна за чай. — Если не затруднит, расскажите Герман о вашей роли в сопротивлении. Я ещё недавно ничего о вас не знала и вот сижу здесь, с вами…

— Не волнуйтесь Анна. Всё в порядке, — заверил Герман, присаживаясь в кожаное кресло. — Ваша право спрашивать. Если всё делать без доверия, то какой вообще смысл в нашей борьбе? — он почесал затылок. — Видите ли, в каждом рейхсгау или гау есть человек, который отвечает за свою часть общего, трёхступенчатого плана. В Украине таким человеком являюсь я, в Московии — Алексей Петрович. Кого-то мы специально ставили отвечать за определённую административную единицу человека, который полностью соответствовал нашим замыслам. Безусловно, в каждом регионе Рейха, особенно в Западной Европе, наши коллеги имеют свои планы, цели. От этого никуда не деться, но пока всё только начинается, мы придерживаемся одной цели — дестабилизировать обстановку в Рейхе. Способы везде разные, не везде можно действовать, так, как в Московии, Украине или том же Готенланде. Р

— Не совсем вас понимаю… — Анна обхватила кружку обеими руками и внимательно посмотрела на Германа.

Максим напротив всё понимал. Он и взял слово:

— Ты видела пожар на вокзале Линдеманштадта. В той же Франции, Нидерландах или той же Испании подобного не было. Там были атаки на критическую инфраструктуру, хакерские взломы банков, глушение спутниковой и сотовой связи. Никаких атак на военные объекты, и на это есть две причины…

— Спасибо Максим, я продолжу, — прервал Герман. — В первую очередь, сама армия. На тех территориях в армии преобладает этническое население. Это нам на руку, многие солдаты грезят о своей свободной стране, идёт плотная работа по вербовке высших офицерских чинов. Они в один момент выйдут на передний план и…

— Устроят в регионах военный переворот, — поняла Анна.

— Верно! Российская Республика в нужный момент выдвинет свои войска на Московию и будет продвигаться в глубь бывших советских территорий и при полном успехе остановится на советско-польской границе тридцать девятого года. На Западных территориях повстанцам придётся действовать самостоятельно, — Герман отставил чашку на журнальный столик. — Максим, давайте посмотрим привезённые чертежи.

— А какая вторая причина? — Анна хотела знать всё. — Вы сказали, что есть две причины, почему в западных рейхсгау нет атак на военные объекты.

— Японцы, — ответил за Германа Максим, передовая чертежи, спрятанные во внутреннем кармане его джинсовой куртки. — Сама прекрасно знаешь, что японцы давно готовятся к войне.

— Всё так… — Герман принял чертежи из рук Максима и принялся их рассматривать. —Важно не ослабить армию на западе, важно, чтобы армия поддержала нас. Японцы в любом случае нападут. Их новый император Тоши Сато грезит старым миром и Меморандумом Танаки[10].

В комнате воцарилось молчание. Герман нацепил на нос очки и принялся рассматривать чертежи, время от времени делая какие-то записи в свой планшет.

Анна смотрела на него и видела уставшего человека, который много и упорно работает. Седые, пепельного цвета волосы, гладковыбритое лицо, на левой руке часы фирмы «Original Glashütte». Герман время от времени поглядывал на чёрный циферблат. С минуты на минуты должен к их компании присоединиться ещё один винтик.

— Будьте добры, откройте пожалуйста, дверь, — попросил Герман своих гостей, когда в коридоре раздался звонок.

Анна встала с дивана и пошла в коридор. Отворила дверь и увидела на пороге коротковолосую девушку в сером рабочем комбинезоне.

[1] Breitspurbahn (с нем. — «ширококолейная железная дорога») — проект железнодорожной сети со сверхширокой колеёй (3000 мм), подготовленный по личному приказу Адольфа Гитлера. Разрабатывался Deutsche Reichsbahn.

[2] Полиция порядка — полицейские силы в Великом Рейхе.

[3] Заткнись! (пер. с нем)

[4] Живо иди работай (пер. с нем)

[5] «Труд облагораживает» — Девиз Имперской службы Труда

[6]«Всё для Германии» — Трудовой лозунг

[7] Дословный немецкий перевод латинской фразы suum cuique, базовое юридическое понятие, означающее «каждому своё» или «каждому то, чего он заслуживает». Во время Второй мировой войны эта фраза цинично использовалась нацистами как девиз, изображённый над входом в концентрационный лагерь «Бухенвальд» и обращённый лицевой стороной внутрь к заключённым

[8] Где мои манеры (пер. с нем)

[9] Заксенхаузен — нацистский концентрационный лагерь, расположенный в городе Ораниенбург в Германии.

[10] Меморандум Танака — приписываемый 26-му премьер-министру Японии Танака Гиити японский стратегический документ планирования 1927 года, в котором он якобы представил императору Хирохито стратегию завоевания мира. Сегодня этот документ, как правило, рассматривается учеными как фальшивка.