В Объятиях Соблазна

Глава 13

Едва закрыв за собой дверь комнаты, я без сил привалилась к ней спиной. Колени подгибались, дыхание срывалось. Зажмурившись, я пыталась унять бешеный стук сердца. В ушах эхом отдавался грубый голос Марко, его издевательский смех. Всем телом я ощущала фантомный жар прикосновений, чувствовала терпкий запах табака и виски.

— Мисс Элизабет! — ахнула подбежавшая Ханна. — Что стряслось? Вы белее полотна!

Служанка проворно расстегивала жемчужные пуговички моего дорожного пеньюара. Тонкий батист платья под ним промок от пота и неприятно липнул к коже. С облегчением стянув душные перчатки, я жадно глотала воздух. Постепенно сердцебиение выравнивалось.

— Все хорошо, — выдавила я, силясь придать голосу твердость. — Просто небольшая размолвка с синьором Альвизе. Ничего серьезного.

Ханна неодобрительно поджала губы, но расспрашивать не стала, за что я была ей благодарна. Меньше всего хотелось сейчас пересказывать неприятную сцену.

— Принеси-ка мне лавандовой воды, Ханна, — попросила я, опускаясь за туалетный столик и бездумно разглядывая свое отражение, — и камфарных капель от головной боли, если отыщешь.

Ханна кивнула и засуетилась, позвякивая склянками. А я вгляделась в зеркало, словно видя себя впервые. Растрепавшиеся локоны выбились из аккуратной прически. Щеки пылали неровными пятнами румянца. Во взгляде застыл лихорадочный блеск. Я с трудом узнавала эту взвинченную, испуганную девицу.

Взяв со столика черепаховый гребень, я яростно рассчесывала спутанные пряди, дергая до боли. Физический дискомфорт странным образом отрезвлял. Ноги ныли после беготни по венецианским улочкам. Тесные атласные туфельки натерли мозоли. Юбки многослойного платья давили на поясницу. В висках пульсировала тупая боль. Хотелось тишины, покоя и никогда больше не видеть мерзкую ухмылку Марко.

Но в то же время я осознавала: бегство — не выход. Не за тем я приехала в Венецию, чтобы пасовать перед первыми же трудностями. Да, этот спесивый индюк считает меня пустоголовой дурехой. Думает, сумеет запугать, унизить, вышвырнуть вон.

Но я не доставлю ему такого удовольствия. Буду стоять до конца. В конце концов, я — Элизабет Эштон, дочь своего отца. А он никогда не отступал перед власть имущими. И меня учил тому же.

Решимость скользнула в зеркале по лицу Элизабет, прогоняя тревогу и неуверенность. В синих глазах вспыхнули знакомые упрямые искорки. Даже подбородок вздернулся вызывающе, бросая вызов невидимому противнику.

— Итак, — произнесла я вслух, обращаясь к своему отражению. — Завтра как ни в чем не бывало спускаешься к завтраку. Ослепляешь всех безупречным видом и ослепительной улыбкой. Мило щебечешь с гостями, если таковые будут. Игнорируешь колкости и провокации Марко. А вздумает грубить — осаживаешь ледяным взглядом.

Отражение согласно прищурилось. Я продолжала, все больше воодушевляясь:

— Затем с достоинством сообщаешь о назначенной встрече с лордом Уэстбруком. Визите на его мануфактуру. Небрежно обронишь, мол, рассчитываешь поучиться у него ведению дел. Это должно задеть Марко за живое!

Я хищно ухмыльнулась и даже подмигнула своему двойнику в зеркале. Посмотрим, синьор Альвизе, как вам придется по вкусу, что я ищу советов на стороне!

Внезапно в голову пришла еще одна мысль. Я жестом подозвала замершую у двери Ханну.

— Ханна, дорогая, у меня к тебе важное поручение, — зашептала я. — Разузнай как можно больше о синьоре Альвизе. Его привычки, слабости, скандальные похождения. Порасспроси слуг, горничных, кого сумеешь. Можешь посулить вознаграждение за ценные сведения. Разумеется, в пределах разумного.

Ханна изумленно захлопала ресницами, но кивнула. Славно. Надо знать врага в лицо. Глядишь, и сыщется на него какой-нибудь компромат. Недаром говорят, знание — сила.

Я с наслаждением потянулась, разминая затекшие мышцы. Страх и смятение постепенно уступали место куда более привычным чувствам — несгибаемой решимости и предвкушению схватки. Что ж, синьор, вы сами напросились. Я вам еще покажу, кто тут «глупая девчонка»!

Я вздрогнула и открыла глаза, не сразу сообразив, что меня разбудило. Сквозь остатки сна пробивались какие-то звуки — приглушенный смех, шорохи, неясная возня. Словно множество людей изо всех сил старались вести себя тихо, но получалось у них из рук вон плохо.

Приподнявшись на локте, я прислушалась, пытаясь понять, что происходит. Ханна безмятежно посапывала на соседней кровати, свернувшись под одеялом уютным калачиком. В спальне царил полумрак, лишь лунный свет пробивался сквозь щель в тяжелых портьерах, прочерчивая на полу длинную серебристую полосу.

Любопытство быстро прогнало дремоту. Я осторожно встала, поежившись от прикосновения босых ног к прохладному мрамору, и накинула на плечи невесомый шелковый пеньюар. Стараясь не шуметь, я прокралась к двери, повернула витую бронзовую ручку и выглянула в коридор. И тут же застыла, будто громом пораженная.

Вдоль всей галереи второго этажа, пригибаясь и хихикая, пробирались полураздетые девицы. Шелка неглиже струились по округлым бедрам, растрепанные пряди выбивались из причёсок. Куртизанки возбужденно переглядывались, пихали друг дружку локтями, то и дело озираясь по сторонам. Некоторые ныряли за портьеры или исчезали в боковых коридорах. Казалось, весь этаж превратился в площадку для игры в прятки, где резвилась целая орава разгоряченных, взбудораженных девиц.

— Что за чертовщина? — пробормотала я, чувствуя, как вдоль позвоночника пробегает холодок нехорошего предчувствия.

— Ах, синьора Элизабет! — раздался за спиной знакомый голос.

Я вздрогнула и обернулась. В проеме одной из дверей стояла Лаура, небрежно прислонившись плечом к косяку. В руке куртизанка держала длинный янтарный мундштук, дымящийся ароматным табаком. В призрачном лунном свете ее точеное лицо казалось мертвенно-бледным, а глаза — двумя провалами тьмы.

— Лаура? Объясни мне ради всего святого, что здесь творится? — прошипела я, кивнув на галерею, где продолжали сновать полуодетые тени. — Почему все эти девицы носятся по палаццо словно безумные в такой неурочный час?

Лаура хмыкнула, затянулась дымом и медленно, со смаком выпустила его в потолок идеальным колечком. В этом жесте сквозили отточенная ленивая грация и некий глубинный цинизм многое повидавшей женщины.

— Ах, это… Всего лишь «Ночная охота», миледи. Излюбленная забава наших особых гостей. Раз в сезон месье Марко потчует их этим пикантным… развлечением.

Недоброе предчувствие, зародившееся раньше, оформилось в четкую леденящую догадку. Я сглотнула вязкий ком в горле и выдавила, едва ворочая одеревеневшими губами:

— И что же это за развлечение?

Лаура вновь неспешно затянулась, рисуясь и явно растягивая паузу. Выдохнула дым узкой струйкой прямо мне в лицо и произнесла с ленивой издевкой:

— О, все до банальности просто. Девочки прячутся по всему палаццо. У них есть фора — полчаса. Потом господа отправляются на охоту. Кого первой найдут — ту и… осчастливят своим вниманием. Без всяких ограничений и запретов. Вот и все незамысловатые правила.

Жар плеснул в щеки, в висках застучала кровь от душащего коктейля гнева, страха и отвращения. Да это же откровенное узаконенное насилие! Чудовищный сговор разнузданных скотов! Как можно обращаться с беззащитными женщинами будто с дичью для жестокой травли⁈

Лаура впитывала мою реакцию с явным садистским удовольствием. Смаковала каждую эмоцию — смятение, потрясение, ярость. Наслаждалась произведенным эффектом, как гурман изысканным блюдом.

— И знаете что еще, синьора Элизабет? — промурлыкала она, прищурив подведенные глаза. — Те девочки, которых охотники не отыщут до рассвета — получат вознаграждение. Золотом, прямо из рук месье Альвизе.

Выдержав театральную паузу, Лаура добавила с плохо скрываемым ехидством:

— Впрочем, вам об этом тревожиться не стоит. Участникам охоты дозволено вламываться куда угодно. И в спальни гостей в том числе. Пусть даже там изволит почивать сама хозяйка.

Бросив последнюю фразу мне в лицо, точно пощечину, Лаура развернулась на каблуках и удалилась по коридору — зло, размашисто, чеканя шаг. А я осталась стоять, оглушенная, дезориентированная, чувствуя, как почва уходит из-под ног, а мир вокруг рассыпается на острые грани кошмара.

Застыв посреди галереи, я лихорадочно соображала, что делать дальше. Мысли разбегались, как стайка вспугнутых рыбешек. Сердце частило, во рту пересохло от липкого, удушливого страха.

Вернуться в спальню, запереться на все замки и молиться, чтобы никто не вломился? Потребовать у Марко прекратить этот беспредел, напомнив, кто здесь истинная хозяйка? Но хватит ли у меня духу и авторитета, чтобы покончить с варварской традицией?

Внезапно снизу, со стороны парадной лестницы, послышался нарастающий гул мужских голосов вперемешку с гиканьем и улюлюканьем. Из обрывков долетавших фраз явственно следовало, что господа охотники вышли на тропу " любовной войны" и предвкушают легкую добычу. Зловещий гомон приближался, эхом отдаваясь от стен. Тяжелая поступь, смех, грохот опрокидываемой мебели… Недвусмысленные звуки подтолкнули меня к срочному действию.

Я со всех ног бросилась назад в спальню, рывком захлопнула массивную дверь и трясущимися руками заперла замок. К счастью, в палаццо Альвизе двери и стены издревле возводили на совесть — крепкие, дубовые, почти в ладонь толщиной. Такую просто так не вышибешь, не взломаешь. Но расслабляться не стоило.

— Ханна! — сдавленно вскрикнула я, подлетая к кровати служанки и начиная трясти ее за плечо. — Ханна, просыпайся немедленно!

Девушка недовольно замычала, отмахнулась, перевернулась на другой бок. Но я продолжала ее тормошить, пока она не открыла мутные со сна глаза.

— М-миледи? Ч-что за переполох? — пролепетала Ханна хриплым спросонья голосом, силясь сфокусировать на мне взгляд. Обычно ведь наоборот — это она меня по утрам будит…

— Вставай скорее, одевайся! — скороговоркой выпалила я, стаскивая служанку с постели. — Нельзя терять ни минуты! Мы должны забаррикадироваться в комнате!

— Забаррикадироваться? Зачем? От кого? — окончательно обалдела бедняжка, послушно, но неуклюже натягивая предложенное платье.

Торопливо, в двух словах я объяснила ей суть затеянной Марко гнусной «забавы», пока лихорадочно соображала, чем можно укрепить дверь. Тяжелый комод? Кровать? Придвинуть или просто нагромоздить перед входом?

— Матерь Божья, спаси и сохрани! — охнула Ханна, всплеснув руками и побледнев до синевы. Страх в ее глазах отразил мой собственный, клокочущий внутри ужас.

Грохот, вопли и топот множества ног приблизились вплотную — судя по всему, «охотники» уже рыскали по нашему коридору, вламываясь во все подряд двери. Времени на сооружение по-настоящему прочной баррикады уже не оставалось.

— Так, послушай меня внимательно! — зашептала я на ухо Ханне, крепко стиснув ее плечи. — Сейчас мы погасим все светильники, чтобы снаружи казалось, будто комната пуста. А потом спрячемся в гардеробной, в самой глубине, за плащами и юбками. И будем сидеть тихо-тихо, пока этот кошмар не кончится. Ты меня поняла?

Ханна часто-часто закивала, всхлипывая и затыкая рот кулаком, чтобы не разрыдаться в голос. Глаза ее лихорадочно блестели, но я видела — она не подведет, выдержит испытание.

Я бросилась гасить свечи и плотно задергивать шторы, погружая комнату во мрак. Сердце бешено колотилось, готовое вот-вот выскочить из груди. За дверью кто-то грубо ругался, сыпал отборными проклятиями вперемешку с неприличными шуточками. Судя по звону стекла и скрежету металла, «герои-любовники» крушили и переворачивали все на своем пути.

Что, если Марко выдаст им, где искать меня? Вряд ли запертая дверь надолго их удержит. А от мысли, что будет, если эти пьяные скоты прорвутся в спальню, к горлу подкатывала тошнота… Мне оставалось лишь молиться, чтобы Господь уберег нас с Ханной от поругания.

Схватив служанку за руку, я увлекла ее в смежную гардеробную. Мы протиснулись в самый дальний угол, съежились там на полу среди ворохов шуршащих тканей. Платья и накидки немного приглушали звуки «охоты», дарили слабое подобие защиты.

В кромешной тьме мы сидели, сжавшись в комочек и судорожно вцепившись друг в друга. Губы беззвучно шептали слова давно забытых детских молитв. Каждый шорох снаружи, каждый громкий хохот или вскрик заставлял нас вздрагивать и сжиматься еще сильнее. Только бы продержаться до рассвета, не выдать себя ни единым звуком…

Впервые в жизни я по-настоящему уразумела весь ужас и беспомощность положения женщин. Даже титул, богатство и связи не давали никаких гарантий безопасности в мире, где правят грубая сила и мужская похоть. Где самый отъявленный негодяй может безнаказанно творить с тобой что угодно, а ты даже пожаловаться не смеешь, чтобы не стать «опозоренной».

Вдруг в дверь нашей спальни требовательно забарабанили. От неожиданности мы с Ханной одновременно ахнули, зажав рты ладонями. Сердце подскочило к горлу, в висках застучало.

— Эй, куколка, открывай! — проорал снаружи грубый мужской голос. — Не строй из себя недотрогу, все равно попадешься рано или поздно!

— Да-да, выходи, красотка! — подхватил второй, гнусаво хихикая. — Обещаем, тебе понравится! У нас тут кое-что имеется для твоих сладких дырочек!

Раздался многоголосый гогот, быстро перешедший в похабные шуточки и оскорбительные предложения, от которых мои щеки вспыхнули жарким румянцем стыда и негодования. Ханна тихонько заскулила, вся сжавшись. Я притянула ее к себе, баюкая словно дитя, хотя сама тряслась как осиновый лист.

Удары и пинки в многострадальную дверь становились все сильнее. Отборная брань и неприличные комментарии неслись уже сплошным потоком. Но, к счастью, в палаццо Альвизе двери делали на совесть. Даже под натиском пьяных озабоченных мужланов створка держалась, лишь угрожающе потрескивая.

Спустя целую вечность, показавшуюся мне самой долгой в жизни, преследователи наконец угомонились. Видимо, решили, что овчинка выделки не стоит, и отправились искать добычу подоступнее. Грохот и улюлюканье постепенно стихли, растворившись в недрах дома.

Мы с Ханной продолжали сидеть, боясь пошевелиться и даже дышать. В звенящей тишине наше убежище казалось крохотным островком безопасности посреди бушующего океана ужаса. Как бы ни хотелось верить, что кошмар позади, расслабляться было рано. Возможно, не все «охотники» вернулись к себе…

Внезапно с балкона послышался странный шорох, будто кто-то обдирал ногтями каменную кладку. Следом раздался тонкий звон стекла — кто-то определенно вознамерился проникнуть в спальню через окно!

Мы застыли, парализованные новым приступом ужаса. Похоже, кто-то из «охотников» оказался не промах. Сообразил, что ломиться в запертую дверь — только время терять да шум поднимать. То ли дело — влезть через балкон, застать добычу врасплох!

Так или иначе, отсиживаться дальше не имело смысла. Если злоумышленник заберется внутрь — он быстро нас отыщет. Глупо надеяться отсидеться в шкафу… Надо как-то действовать!

Еще пару мгновений я лихорадочно взвешивала шансы. Их было немного. Даже если негодяй окажется в одиночестве, справиться с ним в рукопашной у нас вряд ли выйдет. Но, может, удастся застать врасплох? Сыграть на элементе неожиданности, вынудить отступить?

Я осторожно поднялась, делая Ханне знак, чтобы она молчала и не двигалась. Затем на цыпочках прокралась к окну, распахнутому неведомым взломщиком. Тот уже перекинул ногу через подоконник и шумно пыхтел, пытаясь протиснуть в проем грузное тело.

Особо не раздумывая, повинуясь инстинкту, я подскочила к нежданному гостю и изо всех сил пихнула его в грудь! От неожиданности мужчина вскрикнул, нелепо взмахнул руками и, не удержав равновесие на скользком карнизе, рухнул вниз!

Раздался оглушительный треск веток, отборная ругань вперемешку с жалобными стонами. К счастью, балконы второго этажа нависали прямо над густыми кустами, смягчившими падение. Похоже, неудачливый ловелас отделался лишь изрядным испугом и парой ушибов. Главное — больше не полезет.

Я перевела дух и выглянула вниз, опасаясь новых сюрпризов. Болезненно кряхтя, пострадавший кавалер выбирался из колючих зарослей, отряхивая сюртук. А неподалеку, облокотившись на ствол апельсинового дерева, стоял… Марко!

В неверном свете занимавшейся зари его лицо казалось вырезанным из мрамора — бледное, бесстрастное, со змеящейся улыбкой на тонких губах. Словно не шокированный наблюдатель, а сторонний зритель, лениво следящий за представлением.

В длинных пальцах дымилась полупогасшая сигара.

Меня прошиб холодный пот. Он все видел! От начала до конца, и даже не попытался вмешаться, предотвратить насилие. Просто стоял и глазел, получая извращенное удовольствие. Чудовище!

— Так будет с каждым, кто посмеет сунуться! — выкрикнула я, свесившись из окна. Голос сорвался на визг, но мне было плевать. — Слышите, синьор Альвизе? Всех до единого покалечу! И вас заодно, если рискнете!

Несколько секунд мы буравили друг друга взглядами — настороженно, испытующе, будто бойцы перед схваткой. Затем Марко лениво отсалютовал мне сигарой и, резко развернувшись на каблуках, растворился в утренних сумерках. Растаял словно приведение, оставив меня в смятении и замешательстве.

Что это было? Очередная скрытая угроза? Или, напротив, знак неохотного уважения? Пытался ли Марко лично удостовериться, удалось ли меня «настичь»? Или просто холодно наблюдал за представлением со стороны, упиваясь моим страхом и беспомощностью?

Голова шла кругом от вопросов. Ясно было одно — сегодня Альвизе увидел во мне нечто новое. То, чего явно не ожидал от чопорной английской леди. А я… Похоже, недооценивала свою решимость. И готовность дать отпор любой ценой.