— Ну что, молодожены, обед на столе, — подмигивая им с совершенно понятным намеком, мадам Мёнье закончила расставлять тарелки.
— Дождливыми ночами так сладко спится… — усаживаясь во главе стола с очень похожей интонацией добавил ее муж.
— И на утро о завтраке совсем не думается, — ставя на стол хлеб, добавила она.
Дэниэл улыбнулся, притягивая к себе смущенную и порозовевшую Катрину.
— Добрый день.
— Видим, видим, что сегодняшнее утро для вас добрее, чем вчерашний вечер, — указывая на места за столом, улыбнулся в ответ мсье Мёнье.
— Да, в вашем доме совершенно удивительная атмосфера, — помогая сначала сесть Катрине, а потом усаживаясь и сам, добавил Дэниэл.
— Этот дом построил еще мой прадед, — принимаясь за наваристый мясной суп, ответил хозяин. — И, знаете, все поколения, живущие в нем, были счастливы! Правда, Элоди?
— Правда, дорогой, — касаясь его руки, ответила женщина.
— Дышится в нем удивительно легко, — оглядывая крепкий потолок и стены, заметил Дэниэл. — Все-таки природные материалы и выверенные техники строения…
— Ты говоришь как какой-нибудь строитель или архитектор! — перебил его мсье Мёнье. Катрина тихонько хихикнула, но мужчина словно и не заметил этого: — Ты душой посмотри на этот дом, почувствуй его! Есть вещи, которые не подвластны чертежам и размерам…
Дэниэл замолчал ненадолго, размышляя:
— Вы правы.
Он под столом взял Катрину за руку.
— То-то же! Молодежь… — довольно заворочался на стуле фермер. — Ну, что ж, солнце так печет, что, думаю, завтра утром можно вызывать эвакуатор для вашей машины. Сегодня сосед был в «Etoile», пока еще дорога ползет, всем приходится объезжать, делая петлю через соседнюю ферму. Знатный дождь вчера случился. И ведь ничего не предвещало…
Дальше они обедали, разговаривая о погоде и любимой еде. Катрина впервые за долгое время была совершенно счастлива. Эти простые разговоры с открытыми и искренними людьми, присутствие Дэниэла, тепло его руки и воспоминания об их близости дрожали внутри сладким возбуждением. Она не могла перестать улыбаться, слушая спокойные, перемежающиеся иногда смехом от рассказанных историй, голоса.
— Дорогая, помоги мне убрать со стола и подать чай, — кивнула ей мадам Мёнье.
Девушка с радостью встала. Помощь такой гостеприимной хозяйке — одно удовольствие и маленькая возможность хоть немного отблагодарить ее.
— Все прошло хорошо? — тихо спросила она, когда Катрина составляла тарелки в большую раковину.
Девушка вспыхнула и выронила вилки, с грохотом рассыпавшиеся по железной раковине.
— Я рада за вас, — женщина положила руку ей на плечо. — Не стоит смущаться любить и быть любимой. Откройся ему, он хочет тебя понять. И, поверь моему опыту, — как только этот парень распробует такую ягодку как ты — ничего другого уже не захочет.
Мадам Мёнье ушла с чашками к столу, а Катрина шумно выдохнула и посмотрела на Дэниэла. Он оживленно что-то обсуждал с хозяином дома. Невольно она засмотрелась на него: темные брови и удивительного цвета внимательные глаза, чуть вьющиеся волосы и красивые руки… При одном воспоминании о его руках все тело покрылось мурашками. Ей очень хотелось открыться ему, но еще больше хотелось, чтобы он ее понял. Такой, как она есть. Чтобы все это не было лишь короткой вспышкой беспочвенного счастья.
Дэниэл посмотрел на нее и улыбнулся. Слева в груди стало жарко. И это всего лишь от взгляда! Она отвернулась, чувствуя, как теплом по коже скользят его голубые глаза.
Этот солнечный, но уже не жаркий день стал настоящим подарком: они провели его вместе с мадам и мсье Мёнье, помогая с несложными делами на ферме. Физическая работа отвлекала от разных мыслей и повышала настроение, близость друг друга дразнила воображение и создавала ощущение параллельной реальности: такая простая и понятная жизнь, где они вместе без объяснения статусов и без формальностей.
Катрина вышла из душа и застала Дэниэла в кресле, поглощенного разглядываем ее рисунков. На короткий миг стало неловко — во-первых, все они — про него. Одного взгляда достаточно, чтобы понять, что она на него запала… Во-вторых, живопись была чем-то настолько интимным, что даже с отцом она не всегда решалась обсуждать свои работы. И, в-третьих, невезуха и кризис в последнее время… Но то, с каким вниманием и неподдельным интересом Дэниэл изучал наброски, тронуло ее.
— Я впечатлен, Катрина Минц, — негромко сказал он, но девушка все равно вздрогнула от неожиданности. — Вероятно, стоит сделать скидку на то, что мне безумно лестно видеть на каждом наброске себя, что говорит о твоих ко мне чувствах, но…
Катрина вспыхнула, выхватила у него альбом и спрятала за спиной. Не-е-ет, ей все-таки стало неловко!
Дэниэл, казалось, только и ждал, когда она окажется рядом, — потянул ее за руку и усадил к себе на колени. Оба на мгновение замерли, ослепленные близостью.
— Ты должна рисовать, — сходя с ума от ее запаха, сказал он.
Девушка едва заметно нахмурилась: никак не вязалась эта болезненная тема с негой, растекающейся по ее телу. Она обняла его за шею:
— Пожалуй, мне не стоит доверять твоему мнению. Только что ты признался, что не объективен…
Дэниэл хмыкнул. Подловила, ничего не скажешь.
— Тогда у меня к тебе другое предложение, — томительно нежно пробегаясь руками по ее бедрам, спине и плечам, прошептал он. — С радостью отдамся в твои талантливые руки и стану твоим музом… — терпения на разговоры больше не было, он запустил пальцы в ее волосы и, притянув к себе, коснулся ее губ своими.
Катрина испытывала ощущение полета, когда он целовал ее. Порой казалось, что где-то в районе лопаток тянет и вздымается, словно крылья вырастают за спиной. Он вдохновлял ее, но, что еще важнее — наполнял жизнью и раскрашивал черно-белый мир яркими красками.
Она не узнавала себя, тая в его объятиях… Разве знала она раньше что-то о близости? Миша оставлял ее в одиночестве в остывающей постели, а сам садился за мольберт… Он подолгу курил на балконе, глядя куда-то в темноту ночного Питера и не торопился возвращаться к ней. Холодом и одиночеством заканчивалась их близость…
Дэниэл не выпускал ее из объятий даже после того, как их дыхание из прерывающегося становилось спокойным. Он гладил ее спину и плечи, касался шеи и губ… Катрина чувствовала: ему мало того, что между ними было. Ему мало, мало, мало ее! И он снова искал ее губы, до невозможности сжимая в своих объятиях и вознося на самый пик удовольствия.
Он был другой. В промежутках между их близостью, в голове мелькала мысль, что он — ее мужчина. Что именно так все и должно было быть. С самого начала!
Все было настолько хорошо, что Катрина не выдержала этого. Сердце замерло, а по щеке сползла горячая слеза. Секунда — и она упала на его плечо.
— Кэт… — сонный теплый голос с хрипотцой обжег еще сильнее. Она зажмурилась, кусая губы, чтобы не разрыдаться в голос.
— Девочка моя… — он склонился над ней, вытирая слезы. — Что случилось?
Она помотала головой и закрыла лицо руками.
Ей было невыносимо страшно. Потому что она уже знала, как рушится мир, в котором ты был счастлив.
Дэниэл выдохнул и прижал ее к себе. Откуда взялось это беспокойство? Сердце заколотилось как бешеное.
Он не знал, что чувствовал сейчас то же самое: невозможность потерять ее.
— Все хорошо, слышишь? Все будет хорошо… — шептал он как никогда ясно осознавая, что мир перевернет, чтобы так оно для нее и было.