В стране Львиных гор

НА ФЕРМЕ «ПОДКОВА»

Я решил, что пора мне покинуть гостеприимный дом Хассана, Фритаун, Западную область и в поисках фотографических открытий направиться в глубинные районы страны.

Однако Хассан, выслушав меня, проявил полное непонимание.

— Зачем тебе туда ехать? Чего ты там не видел? Дороги отвратительные, от москитов нет житья, люди отсталые, — уговаривал он меня. Привыкший к универсальным магазинам столицы, телевидению, комфорту и вообще к современному образу жизни, Хассан гордо заметил: — Сьерра-Леоне — это Фритаун, и больше ничего!

Подумать только, в Африку уже проникло высокомерие, присущее жителям всех столиц мира. Известно ведь, что и для парижанина Франция — это Париж.

С улыбкой выслушал я похвалы Хассана по адресу его прекрасного Фритауна, но остался при своем мнении, так как хорошо знал, что в городах и урбанизованных местностях живет не больше пятой части населения Сьерра-Леоне, остальные же составляют «деревенщину», как выражаются с легкой насмешкой африканские горожане. Правда, и официальные власти не очень-то думают о каком-нибудь сусу, живущем где-то там, в непроходимом буше. Я уж не говорю об английской администрации, но и у молодого африканского правительства пока совсем иные заботы.

Корделия же, куда меньше, чем Хассан, верящая в чары Фритауна, решила, что просто мне не нравится ее стряпня. Ее я успокоил очень легко, уничтожив вечером огромную порцию кушанья из риса с множеством приправ. Не одобрил моих планов и Ганс Юрген Порат, который, задумчиво покачав головой, попытался отговорить меня от поездки — правда, совсем по другим причинам, чем Хассан: я могу, опасался он, застрять в буше, и помощи мне тогда ждать неоткуда. А заведующий отделом информации Рой Джонсон извинился, что ввиду теперешнего напряженного положения не может дать мне сопровождающего. Четверо против одного! Но я твердо помнил старую истину: если хочешь чего-нибудь добиться от человека, переупрямь его. В конце концов мне удалось преодолеть все сомнения моих друзей и добиться их поддержки.

На следующий день, вечером, я залил канистры водой, загрузил в «Баркас» сухари и консервы и на рассвете, сопровождаемый добрыми напутствиями и советами, тронулся в путь, в «дикие места», как выразился при прощании со мной Хассан.

Моей первой целью была звероловная станция, находящаяся в ведении австрийского зоолога д-ра Зиттера. До нее всего лишь час езды на машине от Фритауна. «Баркас», бодро пофыркивая, быстро пересекал по хорошему шоссе прибрежную равнину, но у притока Киси дорогу ему преградило стадо светло-желтых коров ндама, которых восемь юных пастухов гнали с громкими криками на водопой. Сотни копыт вздымали плотную тучу пыли, которая сопровождала стадо на всем его пути с гор к Киси. Босые пастухи, размахивая кнутами, суетились вокруг животных, не давая им разбегаться.

Оба рога у каждой коровы обвязаны у основания веревкой длиной около метра, скорее всего для того, чтобы можно было ее привязывать или вести.

Чем ближе к воде, тем стремительнее двигались коровы, и пастухам только с большим трудом удавалось немного задерживать их бег. Я вышел из машины, чтобы заснять стадо, и весь углубился в это занятие. Вдруг мимо меня медленно проехал «Баркас» с открытой передней дверцей. Вот дьявольщина, я забыл поставить машину на ручной тормоз, и одна из коров привела ее в движение, толкнув коротким крепким рогом. На задней двери остались в качестве сувенира его следы — две вмятины на железе. Воинственные существа эти ндама. В испуге я быстро вскочил в катившийся дальше вниз «Баркас» и крепко затянул тормоз. Со злорадным хихиканьем мимо меня промчались два пастуха, обливаясь потом. Пасти ндама — работа не из легких.

Наконец коровы достигли воды и расположились на многочисленных камнях, разбросанных по руслу ручья. Эти огромные камни вынес сюда бурный поток, мчащийся с гор в дождливый сезон, и большинство из них круглые — так отполировала их вода. С громким сопением коровы жадно пили тепловатую воду.

А тем временем метров на пятьдесят выше по течению происходила настоящая феерия стирки. Двадцать юных девушек, стоя по щиколотку в воде, били плоскими колотушками по замоченному белью, чтобы отделить грязь. Некоторые, наоборот, колотили белье о большие круглые камни. Метод, конечно, очень примитивный, но он дает хорошие результаты. На большинстве девушек была только пестрая набедренная повязка, но некоторые пренебрегли и ею. Обнаженные коричневые тела с маленькими упругими грудями раскачивались в такт ударам. Работа была нелегкая, но девушки весело болтали и смеялись. При виде этой прачечной под открытым небом я тут же вспомнил о своих прегрешениях: мое «дорожное обмундирование» давно нуждалось в стирке. Может, мне присоединиться к ловким девушкам и тоже «отбить» рубашки? Это, безусловно, вызовет бурю восторга, но выдержит ли мой гардероб столь неделикатное обращение?

Побив, отполоскав и выжав белье, прачки разложили его на горячих камнях. Когда я был уже довольно близко от девушек, они начали петь. Слов я не понимал — они пели на темне, но мелодия звучала чудесно. Может быть, это африканский вариант песни о прилежной прачке? А мой магнитофон, конечно же, остался в машине! Я кинулся за ним, но, когда я снова спустился к ручью, девушки молчали, и никакими уговорами, никакими посулами я не мог добиться, чтобы они спели еще раз. Все мои дипломатические уловки кончились ничем, и я горько корил себя за любовь к легкой жизни. Впредь кроме трех фотоаппаратов с различными длиннофокусными телеобъективами, сумки, экспонометра и письменных принадлежностей, которые всегда должны быть под рукой, я буду вешать на шею еще и магнитофон с микрофоном. Одним килограммом больше или меньше — это уже не существенно.

Я уже хотел возвратиться к машине, когда одна из девушек подозвала меня:

— Спойте сначала вы, тогда и мы повторим песню.

Никогда я не думал, что пою хотя бы сносно, не так я самонадеян, а тут петь перед двадцатью насмешливыми девушками, под горячими лучами африканского солнца… Но цель оправдывает средства, и я храбро затянул: «Все мои утятки по озеру плывут…»

Успех был потрясающий! Девушки сгибались пополам от смеха. Только допев свою арию до конца, я убедился, что эти шельмы обвели меня вокруг пальца. Конечно, они и не думали исполнить свое обещание, и я ретировался не солоно хлебавши. Видно, обещаниям женщин нельзя верить и в Африке!

Ферма «Подкова», — гласила английская надпись над входом на звероловную станцию д-ра Зиттера. Ворота были заперты, но на продолжительные сигналы моего клаксона появился сторож. Он пошел доложить обо мне хозяину дома, и через несколько минут д-р Зит-тер приветствовал меня у ворот. «Баркас» проехал по мату с противоинфекционной пропиткой, мне тоже предложили обтереть об него ноги. Предприимчивый австриец не только занимается ловлей зверей, но и держит домашних животных — коров, овец, свиней, лошадей и оберегает их от инфекции. Огромную территорию фермы «Подкова» окружает высокий забор. Три собаки вместо приветствия тщательно обнюхали мои брюки. Я перенес эту процедуру со скромным достоинством. «Совершенно незнаком», — сообщило обоняние псам, и они ни на минуту не выпускали меня из виду.

Д-р Зиттер повел меня на заднюю террасу дома. Там играла с детьми его молодая жена, прелестная африканка.

— Д-р Хассан уже предупредил меня по телефону о вашем визите, — сообщил мне, улыбаясь, загорелый дочерна зоолог.

— Это я вполне мог ожидать. Д-р Хассан печется обо мне, как наседка о своих цыплятах, — ответил я.

— После событий во Фритауне это нетрудно понять. У нас тут почти ничего не ощущалось, да и вообще вам нигде не будет так хорошо, как здесь. Африканец, живущий в сельской местности, — воплощенное гостеприимство. Основа сельской общины до сих пор большая семья. Если вы не нарушаете законов гостеприимства и сумели расположить к себе вождя деревни, вам будет оказана любая помощь, какая потребуется.

Его слова меня успокоили, но д-р Зиттер продолжал:

— Только не проявляйте интереса к делам тайных союзов. Школы в буше — для чужака табу. Я три года дружил с руководителем общества Поро, который, по сути дела, является светским властителем или, если хотите, управляющим деревни. Он избирается собранием рода и, если не справляется со своими обязанностями, может быть смещен. Нас связывала самая сердечная дружба, и все же я не мог посетить территорию, где находилось его общество, хотя именно там для меня, зоолога, было много интересного. Вблизи священных мест охота запрещена, и большинство животных становятся очень доверчивыми. В некоторых религиях буша они считаются священными. Благодаря этому идея охраны природы получила неожиданного союзника, и смею вас заверить, ни в одном национальном парке она не осуществляется столь последовательно, при полном отсутствии браконьерства. Избыток популяции животных переселяется с этих «священных островов» в соседние районы и там становится добычей местных охотников.

После непродолжительного молчания д-р Зиттер рассмеялся и дружески похлопал меня по плечу:

— Не опрашиваю вас о цели вашего приезда отнюдь не из-за недостатка вежливости. Я и так догадываюсь, что привело вас сюда. Вы хотите увидеть и сфотографировать слонов, антилоп и, если удастся, шимпанзе.

— Угадали, — подхватил я. — Первоначально мы собирались путешествовать вместе с венгром, д-ром Ласло Каса, директором зоологического сада в Веспреме. В этом зоопарке восемь лет жила шимпанзе Вебе, очень умное животное, которую детенышем поймали в пограничном районе между Гвинеей и Сьерра-Леоне. Мы хотели выпустить ее к диким шимпанзе, чтобы проследить, как сложатся отношения между прирученной обезьяной и ее дикими сородичами.

Д-р Зиттер слушал меня с большим интересом.

— Так почему же вы отказались от вашего намерения? — спросил он нетерпеливо.

— К сожалению, за месяц до отъезда Вебе по недосмотру персонала сильно простудилась и вскоре умерла от гриппа.

Д-р Зиттер молча кивнул. Он явно вспоминал другие печальные случаи, часто мешавшие его работе зверолова.

— Я почти ничего не знаю о количестве видов и густоте популяций крупных диких животных в Западной Африке, — продолжал я. — А те животные, что я имел возможность наблюдать во время экскурсий в прибрежные районы, производят довольно жалкое впечатление.

— Друг мой, не забывайте, сколько эта земля выстрадала по вине иноземцев. Войны и охота на рабов не только наносили урон людям, но и были причиной сокращения численности диких животных. Кроме того, Западную Африку нельзя сравнивать с открытыми саваннами высокогорий Восточной Африки, богатыми дичью. Сьерра-Леоне всегда была страной лесов, здесь не было саванны, где пасутся огромные стада травоядных, какие еще и теперь можно наблюдать в национальных парках Восточной Африки. В Сьерра-Леоне никогда не водились жирафы, зебры, носороги, по разнообразию видов и их численности здешняя фауна всегда уступала восточноафриканской, но зато мы вправе гордиться несколькими зоологическими редкостями, каких не найдешь в больших заповедниках Восточной Африки.

В это время г-жа Зиттер предложила нам прекрасный фруктовый напиток, которому мы воздали должное.

— У вас есть хорошая карта? — поинтересовался мой гостеприимный хозяин. Он хотел показать мне на ней распределение некоторых интересных видов, что, конечно, говорило о его доверии ко мне. Вне себя от радости, я помчался к «Баркасу» за картой, но, когда я попытался открыть дверцу, из-под машины выскочил фокстерьер и яростно впился в мою левую штанину. Грозно рыча и явно сознавая свое превосходство, он трепал мои брюки из стороны в сторону, я же, испугавшись до полусмерти, пытался ласковыми словами улестить злобную тварь. Но хотя дома у меня осталась большая охотничья собака, с этим отвратительным фоксом я никак не мог найти общий язык. Он вообще не подпускал меня к моей собственной машине. Я чувствовал себя, как мышь в западне, и, естественно, старался не шевелиться, так как малейшее мое движение заставляло пса еще крепче впиваться в штаны.

— Где же вы, г-н Ланге? — услышал я нетерпеливый возглас приближавшегося хозяина дома, тут же перешедший в громкую брань: — Ах ты!.. — С вашего разрешения я опущу несколько эпитетов, которые д-р Зиттер адресовал своему фоксу. — Пусти, пошел! — Но храбрый четвероногий страж и не думал расставаться с моими штанами. Только после того, как д-р Зиттер вылил на него полведра холодной воды, я снова обрел свободу передвижения.

— Простите, пожалуйста, я совершенно забыл про фокса. Когда в доме появляются чужие люди, его надо немедленно запирать. Однажды он напал на высокопоставленного государственного чиновника, и еще счастье, что тот смог спрятаться в сарае, хотя ему пришлось просидеть в нем три часа, прежде чем я его наконец нашел. Это было очень неприятное происшествие, и его последствия не замедлили сказаться. Порвал штаны?

— Да пустяки, стоит ли об этом говорить, — старался я успокоить д-ра Зиттера. Он запер фокса в конуру, и мы склонились над картой. Хотя австрийский зоолог уже давно не занимался ловлей животных, по многолетнему опыту работы в Сьерра-Леоне он знал, где лучше всего наблюдать различные виды.

— Вот, пожалуйста! — Он ткнул указательным пальцем в три точки на территории Северной провинции, которые я немедленно отметил крестиком. — Здесь вы можете встретить лесных слонов. А в этих отдаленных речных районах Восточной провинции еще водятся карликовые бегемоты. Теперь они встречаются только у нас, в Сьерра-Леоне, и в соседней Либерии, где в 1912 году Ганс Шомбургк поймал первых пять животных. — В голосе д-ра Зиттера звучала гордость. — Ареал их расселения пока недоступен, поэтому им ничто не угрожает. А вот чтобы увидеть шимпанзе, нужно не только иметь хорошего проводника и много времени, но еще и большое везение.

Далее последовали указания, как легче добраться до того или иного места, с какими опасностями я могу встретиться, кого следует выбирать в проводники. Моя записная книжка заполнялась страница за страницей. Теперь я мог руководствоваться кроме собственной интуиции и скудных данных литературы подробными сведениями, полученными от д-ра Зиттера. По его словам, все интересные для зоолога районы расположены на севере и северо-востоке страны. Мне обязательно надо подняться на Лома — самые высокие горы Сьерра-Леоне. Там, на плоскогорье, в очень красивой местности ярко выраженного саванного характера, водятся леопарды, сервалы и золотые кошки. Там еще можно увидеть следы красного буйвола, там пасутся многочисленные стада дукеров, а на северных склонах бродят лесные слоны и встречаются водяные козлы. Островки дождевых лесов, особенно на востоке, служат прибежищем для многих видов обезьян. Среди них преобладают гверецы, но встречаются также дианы, потто, полуобезьяны из семейства лориобразных, и галаго.

Д-р Зиттер показал мне свои трофеи, помещавшиеся в двух длинных просторных бараках в стороне от хлевов для домашнего скота. Когда мы вошли, нас встретил оживленный птичий гомон. В больших клетках порхали красноголовые и наполеоновские ткачики, всевозможные другие ткачики и вьюрки. Восемь молодых серых попугайчиков приветствовали нас громкими хриплыми криками и ругательствами. Одного из них, особенно дерзкого, я хотел приласкать, но он что было силы долбанул своим кривым клювом мой указательный палец.

— Осторожнее, — предупредил меня с некоторым опозданием д-р Зиттер. — Это очень больно.

— Мне тоже так показалось, — пробормотал я тихо.

За решетками мелькали оранжевые неразлучники и бананоеды. Два маленьких дукера Максуэлла с острова Джатвард на реке Рокел с осторожным любопытством сделали несколько шагов по направлению к нам и застыли в ожидании. Они уже знали мягкий голос хозяина, который становился еще мягче, когда он обращался к своим питомцам. Наше внимание привлек было шум, производившийся иголками нескольких великолепных дикобразов при передвижении, но его заглушила трескотня мартышек в другом углу. В соседнем бараке шесть шимпанзе, завидев нас, закричали: «У-уп, уп, уп!» При этом они выражали переполнявшие их чувства тем, что изо всех сил сотрясали прутья клетки. «Уп, уп, уп!» — ответил д-р Зиттер на языке шимпанзе и по очереди потрепал их по волосатым затылкам. Они явно обрадовались при виде своего хозяина, на меня же не обратили никакого внимания.

Золотая кошка, по-видимому совсем молодая, слегка выгнув спину и приняв угрожающий вид, прижалась к задней стенке клетки.

— Свежий трофей, — пояснил зоолог. — Она у нас всего несколько дней и еще не привыкла к новой обстановке.

Он внимательно оглядел животное. Затем мы подошли к гигантским змеям. Питоны длиной в несколько метров лежали в клетке, свернувшись небольшим клубком. Сытые, они ленивы и избегают движений, чтобы не мешать процессу пищеварения.

— А что за белый порошок там на полу? — спросил я.

Д-р Зиттер засмеялся.

— Мука. По просьбе одного приятеля я взял на работу молодого человека из города. Чудак решил, что, раз змеи, завидев муку, извиваются и ползут к ней, значит, они ее едят. Разубедить его невозможно. Высыпает в клетку горсть муки и удивляется, что ее не становится меньше.

— А может, у него на уме иное?

— Так я и сам думал сначала. Но на самом деле все намного проще: жители африканской сельской местности — полные невежды в зоологии. Исключение составляют охотники. Они умеют наблюдать за животными и хорошо знают их нравы. Удачливый охотник и сейчас в почете. В его честь односельчане часто устраивают праздники с песнями и танцами. Старайтесь брать в проводники по диким местностям только опытных охотников.

Его слова не были для меня откровением. Ведь и у нас сколько угодно людей, особенно в больших городах, которые не знают, например, какой породы деревья растут в их родной стране. А мой друг, африканец Мустафа, студент медицинского факультета в Лейпциге, признался мне, что диких животных он впервые в жизни увидел в лейпцигском зоологическом саду.

— Почему вы решили отказаться от ловли животных? — спросил я д-ра Зиттера.

Зоолог вздохнул.

— К сожалению, многие виды, пользующиеся сейчас спросом на рынке, в Сьерра-Леоне настолько оскудели, что отлов и продажа этих животных равносильны преступлению. Да и потом, честная ловля зверей требует невероятного терпения, это длительный, упорный труд, романтики в нем нет никакой. Для него нужны опытные люди и дорогое оборудование. Возьмите, например, ловлю шимпанзе сетями. Чтобы не рисковать жизнью животного, приходится прибегать к предосторожностям, которые, естественно, повышают цену «товара». Некоторые бессовестные звероловы, к сожалению, «упростили» задачу: они убивают самок и захватывают детенышей.

— Да, да, я уже не раз об этом слышал.

— Тут во многом виноваты и наши зоологические сады. Они редко интересуются, откуда поступают нужные животные, кто их поймал. Если бы зоопарки покупали животных только у звероловов, зарегистрированных в природоохранных учреждениях, наши пернатые и четвероногие друзья в буше были бы избавлены от многих трагедий.

Доктор Зиттер был совершенно прав. В этом направлении уже кое-что предпринимается, но хороших начинаний пока чрезвычайно мало.

— И сейчас еще сюда наезжают «охотники», прежде всего европейцы, часто даже члены дипломатического корпуса, — с горечью продолжал австрийский зоолог. — По местным законам им не требуется лицензии на отстрел животных. Имеют разрешение на оружие — и достаточно, ведь они якобы защищают поля африканцев. Редких зверей нельзя уничтожать, но кто это понимает? Охотники сплошь и рядом завоевывают несколькими монетами благосклонность местного вождя, и смотришь, их пули уже сразили последние оставшиеся экземпляры западноафриканских животных. И уж конечно, подавай слонов этим так называемым охотникам. Зло, которому нет оправдания! Черт знает что такое!

Последние слова д-р Зиттер произнес очень взволнованно. Я был рад, что познакомился с человеком, который в отличие от большинства приезжающих в Западную Африку европейцев был полон решимости бороться, пока не поздно, за сохранение ее животного мира. Он предложил правительству Сьерра-Леоне объявить национальным парком незаселенные районы гор Лома, последний девственный край в этой стране, и построить там на плоскогорье гостиницу для туристов. Мягкий климат, своеобразный местный колорит, фауна, хотя и менее богатая, чем в Восточной Африке, могут привлечь многочисленных туристов. Тогда и звери окажутся под надежной защитой, и государство получит дополнительный источник валюты — выгода будет двойной. Ничем не ограниченная охота недопустима еще и потому, что европейские охотники обычно гоняются только за трофеями, а ценное мясо, которое невозможно унести без помощи носильщиков, они оставляют на съедение хищным птицам.

Перед отъездом в Сьерра-Леоне я перелистал охотничий справочник Роуленда Уорда, изданный в Африке. Оказалось, что многие рекордные трофеи были добыты именно в Сьерра-Леоне, в основном английскими офицерами, подвизавшимися здесь в период колониализма. По системе оценок, предложенной Роулендом Уордом, шкура леопарда из Сьерра-Леоне признана лучшей в мире. Лесной слон (Loxodonta cyclotis), убитый неким сэром Арнольдом Ходсоном на сьерра-леонской земле, занимает третье место в списке лучших в мире охотничьих трофеев, на втором стоит западноафриканский бонго (Tragelaphus euryceros), выслеженный этим же охотником здесь. Третьи места поделили также уроженцы Сьерра-Леоне черный дукер (Cephalophus mger) и чернолобый дукер (Cephalophus dorsalis).

Только под вечео я распрощался с Зиттерами и фермой «Подкова». Д-р Зиттер долго и сердечно жал мне руку.

— Доброго пути! — кричал он уже в окно «Баркаса». Он сам отпер ворота и помахал мне вслед рукой. По мату с пропиткой «Баркас» выехал наружу. Началась вторая часть путешествия. До захода солнца еще оставалось два часа, и я хотел за это время сделать порядочный рывок в глубь страны.