В стране Львиных гор

ВЕРНЫЕ ДРУЗЬЯ. ДРАГОЦЕННЫЕ АЛМАЗЫ

Покрытые походной пылью, измученные, мы возвратились в Теко. Из-за непогоды и ливней обратная дорога была сплошным мучением. А тут еще на меня напала непреодолимая слабость, сопровождавшаяся сильными приступами потливости. Я глотал подряд все пилюли, какие только были в моей тропической аптечке, а приехав в Теко, немедленно заперся в своей комнате и, безразличный ко всему, залег спать. То ли я перенес легкий приступ малярии, то ли сказалось ежедневное перенапряжение от походов по раскаленной саванне Килими — так или иначе, на следующее утро я почувствовал себя уже лучше и обдумывал планы новых поездок.

Мне сказали, что в больнице Магбураки работает группа советских врачей. Что могло быть естественнее, чем посетить их? Сказано — сделано. До Магбураки, на реке Рокел в дистрикте Тонколили, час езды машиной на юго-восток от Макени. Дорога туда, правда, без асфальтового покрытия, но вполне приличная. Магбурака, городок на северной дороге из Сефаду и Енгемы к алмазным россыпям, — типичное африканское поселение с одной широкой улицей и маленькой рыночной площадью. Прямо на улицу выходят и больничные ворота. Больница на сто двадцать коек и родильный дом построены при деятельной помощи Всемирной Организации Здравоохранения в Женеве.

Советский врач в больнице Магбураки

Систематическое развитие здравоохранения было одной из самых неотложных задач молодого правительства Сьерра-Леоне. В 1965 году один врач приходился на 14 800 жителей, одна акушерка — на 22 600 женщин, зубной врач — на 218 400 человек, а фармацевт — даже на 243 000 человек. Кроме того, весь медицинский персонал был сконцентрирован в Западной области, а в глубинных районах страны положение было еще хуже. За десять лет независимости правительство сделало очень много для улучшения медицинского обслуживания. Значительную часть имевшихся средств оно вложило в строительство больниц и подготовку медицинских кадров. Достаточно сказать, что из восьмисот студентов, направленных в 1972 году в Советский Союз, свыше пятисот училось на медицинском факультете. В том же году во всех больницах Сьерра-Леоне было по одному врачу, исключение составляли лечебные учреждения в городах Фритауне, Бо, Кенеме, Магбураке. Между тем в Тропической Африке людям угрожает куда больше болезней, чем в Европе. Первые советские врачи приехали в Магбураку по приглашению правительства Сьерра-Леоне в 1966 году. С тех пор здесь постоянно работает сменяющийся время от времени медицинский персонал из СССР. Сейчас группу из четырех врачей возглавляет москвич д-р Дубынин.

Когда я въехал на обширную территорию больницы, утренний обход подходил к концу. Советские врачи немало удивились при виде гостя из Лейпцига. За все время их пребывания в Сьерра-Леоне я вообще первый посетитель, заехавший в этакую глушь. По этому торжественному поводу я вручил д-ру Дубынику маленький подарок — бутылку настоящей советской водки (из пассажа «Медлер» в Лейпциге). Ничего лучшего я не мог придумать! За несколько минут между нами и даже между мной и пациентами установились самые сердечные отношения. Объяснялись мы с помощью молодого африканского терапевта д-ра Фофана, который, прекрасно владея русским, английским, немецким, менде и лимба, помогал преодолевать языковые барьеры. Фотографировать я мог сколько угодно.

Из пяти врачей дольше всех живет в Сьерра-Леоне анестезиолог Николай Гончаренко из Киева. С чисто русским юмором он рассказывает, что в 1968 году приехал в Магбураку, не зная ни слова по-английски, каждый день занимался языком по два часа и в результате стал говорить с ошибками… по-русски. Гончаренко работает здесь больше четырех лет, но страну, можно сказать, еще не видел: работа не позволяет. В больнице всегда должны дежурить три врача — гинеколог, хирург и терапевт. Пациентов так много, что медицинский персонал вынужден работать день и ночь.

Директор больницы, африканец, д-р Камара, рассказал о том, о чем из скромности умолчали советские коллеги:

— У нас катастрофическая нехватка мест. Вот посмотрите, сколько кроватей стоит под открытым небом! Ведь больница предназначалась только для жителей ближайших районов, но из-за того, что у нас работают советские специалисты, мы буквально задыхаемся от пациентов. Что делать? У нас, например, нет изолятора для инфекционных больных, но не можем же мы отказать больным в помощи. Мы стараемся принять всех, а при этом еще надо соблюдать правила гигиены и порядок. К сожалению, у нас мало медикаментов, часто они поступают со склада во Фритауне с опозданием. Поэтому иногда родственникам больных приходится самим доставлять необходимые лекарства. Но, естественно, чаще других болеют и больше всех нуждаются в медикаментах бедняки из буша, и наименее обеспеченные получают у нас, конечно, бесплатную медицинскую помощь и лекарства. Об обслуживании остальных пациентов заботятся их ближайшие родственники.

Д-р Камара на секунду замолкает: мимо несут иа носилках умершего, накрытого бумагой. Нахмурившись, он продолжает:

— Допустим, где-то в буше заболел человек. Его могут доставить в больницу только родные. У нас нет необходимых транспортных средств, а если бы они даже были, то нет дорог, по которым они могли бы проехать. Особенно трудно и к тому же опасно доставлять к нам больного, если у него какая-то инфекционная болезнь. Да, кстати, месяц назад мы открыли первую в Сьерра-Леоне поликлинику для детей до пяти лет, которая когда-нибудь станет образцом подобных учреждений для всей страны. Там мы делаем малышам профилактические прививки от наиболее распространенных в тропиках инфекционных заболеваний.

Начало, несомненно, прекрасное, но и оно, как я узнал из беседы, сталкивается с трудностями. Многие родители, еще не освободившиеся из плена традиционного мышления, не хотят делать своим детям прививки, пока те здоровы.

— А как вы относитесь к деятельности знахарей в тех сельских районах, куда ваше влияние еще мало проникло? — спрашиваю я врачей.

Д-р Камара понимающе улыбается и отвечает за всех своих коллег, африканских и советских:

— Научная медицина долгое время боролась против знахарства. Врачи считали его надувательством, а надувательство, естественно, надо искоренять. Ученые были убеждены, что проверенное лекарство оказывает целительное воздействие само по себе, кто бы его ни применял — врач или пациент. Ну а если лекарство не действует, то опять же не в нем дело, просто неверно поставлен диагноз. Однако опыты с плацебо[15] убедили нас в том, что это не совсем так. Например, пациентам, страдавшим мигренями, были прописаны таблетки якобы от головной боли, на самом деле таковыми не являвшиеся. Результат был поразительный: у большинства больных мигрени прекратились. Многочисленные эксперименты такого рода доказали, что в Европе выздоровление шестидесяти процентов всех больных, обращающихся за медицинской помощью, определяется именно плацебо. Из этого следует, что только часть целительного воздействия медицины основывается на силе лекарства, очень многое зависит от веры в него. Для больного из буша почти все, что ему «назначает» знахарь, — плацебо. Вера в колдовство, переносимое разными магическими приемами на «снадобье», имеет огромное значение. И совершенно безразлично, принимает ли больной лекарство внутрь или носит его на шее. Оно поможет, если больной верит в действенную силу колдовства. Конечно, не все недуги поддаются такому лечению: при переломе кости, скажем, заговоренный амулет помогает мало. Вернемся, однако, к вашему вопросу: до тех пор, пока мы не в состоянии открыть амбулатории во всех отдаленных селениях, не следует поносить знахарей. Наоборот, наша цель — сотрудничать с ними, тем более что эти люди накопили очень ценный опыт лечения с помощью природных средств.

Советские специалисты были полностью согласны со своим главным врачом. Затем д-р Камара и д-р Дубынин показали мне больницу. Хирург Гудовский, сам восторженный фотолюбитель, с большим пониманием отнесся к моему увлечению фотографией и даже разрешил мне пройти в операционный зал, где он собирался сделать операцию с помощью медицинской сестры Тамары.

Я уехал, увозя с собой убеждение, что успешное сотрудничество африканских и советских врачей, прекрасная деловая обстановка не только способствуют выздоровлению пациентов, но и являются важным вкладом в укрепление дружбы между СССР и Сьерра-Леоне.

Теперь меня влекли к себе алмазы. Хотя у меня не было специального пропуска в знаменитый район алмазодобычи близ Сефаду в Восточной провинции, но, находясь на полпути к нему, в Магбураке, я не мог отказать себе в удовольствии посетить «сокровищницу» Сьерра-Леоне. После недолгих колебаний я по довольно сносной дороге поехал на восток и вскоре пересек реку Пампану. В нескольких километрах за рекой начинается район добычи алмазов, для посещения которого требуется пропуск. Иностранцам его обычно не дают, а если дают, то в виде большого исключения.

Часовой, вооруженный с ног до головы, строго потребовал мои документы. Алмазные прииски по хорошо понятной причине тщательно охраняются полицией и войсками, чтобы по крайней мере удерживать в каких-то рамках хищение драгоценных камней, ставших главным источником валюты для молодого государства. Совсем прекратить воровство невозможно: алмазы так малы, что их можно спрятать в самые потаенные места. Я предъявил мою пресс-карту с печатью министерства, и она снова сработала. Часовой немного поколебался, но затем пропустил меня. Я дал полный газ, и, прежде чем он мог передумать, я уже был далеко. Тем не менее я нервничал. И было от чего. Даже друзья в Теко при одном упоминании дистрикта Коно, где находились знаменитые алмазные россыпи, хмурились и уверяли меня, что там хлопот не оберешься.

Добыча золота и алмазов испокон веков привлекала к себе самых отъявленных авантюристов, богатство часто шло здесь рука об руку с преступлением. Об этом написаны горы романов, но мне хотелось все увидеть своими глазами. Еще я не кончил перебирать в памяти соответствующие сюжеты разных писателей, когда мне повстречался небольшой автомобильный конвой. Он состоял из трех «лендроверов». В первом стояли четыре полицейских с автоматами наготове. За ними следовала закрытая машина, которую вел также полицейский. Рядом с ним сидел человек в штатском. Через открытое окно я разглядел, что он держит на коленях ярко-красную сумку. Судя по охране, ее содержимое представляло собой большую ценность. В последней машине также сидели четыре полицейских, выставившие дула скорострельных карабинов на все четыре стороны. Весьма воинственное зрелище! Я видел подобные конвои для перевозки алмазов еще во Фритауне и знал, что у них есть приказ без предупреждения открывать огонь при малейшей опасности, угрожающей человеку с опечатанной красной сумкой.

Только самоубийца может решиться приблизиться к такому конвою! Полицейские подозрительно оглядели мой безобидный «Баркас», словно предполагая в нем какую-то западню. При колониализме вооруженные нападения на британские транспорты алмазов не были редкостью. Да и теперь еще кое-где существуют организованные банды, которые стараются поживиться за счет молодого государства. Между тем дорога из Восточной провинции, где находятся алмазные копи, во Фритаун частично пролегает через малонаселенные местности, и именно там можно ожидать неожиданного нападения.

Первые алмазы на востоке Сьерра-Леоне были найдены в 1930 году. Сенсационные сообщения газет об этих находках вызвали настоящую «алмазную лихорадку». Со всех концов страны в Коио устремились молодые люди, чтобы древним старательским способом попытать счастья и быстро разбогатеть. Целые деревни опустели; их жители ушли копать алмазы.

В 1935 году «Сьерра-Леоне селекшн траст», акционерное общество с преобладанием иностранного, преимущественно английского, капитала, получило концессию на добычу алмазов на всей территории страны. При разведке и разработке месторождений общество проявило поспешность, характерную для последнего периода колониализма в Сьерра-Леоне. В течение двадцати лет трест как единоличный хозяин алмазной концессии вел без помех добычу ценнейших полезных ископаемых, отчисляя взамен в бюджет колонии Сьерра-Леоне кроме ничтожного налога на горнорудные работы двадцать семь с половиной процентов чистой прибыли. Из-за начавшихся беспорядков среди африканского населения тресту в 1955 году пришлось отказаться от его монопольного положения. Он, однако, сохранил концессию на самые крупные и самые доходные алмазные россыпи в Енгеме и Тонго. Около сорока тысяч сьерралеонцев отправилось на поиски алмазов в ставшие доступными аллювиальные алмазоносные области Восточной и Южной провинций.

В 1959 году временное национальное правительство основало в Кенеме Государственное алмазное управление и передало ему монопольное право закупки и экспорта всех добытых на территории Сьерра-Леоне осадочных алмазов. Отныне «Сьерра-Леоне селекшн траст» передавал управлению половину своей добычи. Осенью 1970 года был сделан решительный шаг в деле национализации алмазной промышленности. По решению государства «Сьерра-Леоне селекшн траст» был обязан продать государству пятьдесят один процент своих акций, которые передавались вновь образованной государственной компании «Нейшнл дайамонд майнинг компани» — сокращенно ДИМИНКО.

Несмотря на введение государственного контроля над добычей и сбытом алмазов, контрабандный вывоз алмазов за границу по-прежнему процветает. Власти даже не могут определить его размеры. «В очень больших масштабах», — говорилось по этому поводу в официальных сообщениях. Соответственно закон «очень сурово» карает нелегальный вывоз алмазов. Тем не менее в алмазный район Сьерра-Леоне «просачивается», чаще всего через соседнюю Либерию, много людей, надеющихся на легкую наживу. Преобладают среди лих проходимцы различных национальностей, которые действуют как подставные лица иностранных «дельцов» и сколачивают шайки контрабандистов для расхищения природных богатств Сьерра-Леоне. При таких условиях естественно, что малейшие сомнения в честности лиц, находящихся в районе россыпей, заставляют органы общественной безопасности принимать энергичные меры. Теперь только гражданам Сьерра-Леоне разрешается получать государственные лицензии на добычу алмазов. Работы ведутся в пределах «Области добычи алмазов по лицензиям» на строго определяемых в каждом отдельном случае участках, преимущественно в богатых водой болотистых местностях или в песчаных руслах рек. Все свои находки старатели сдают исключительно Государственному алмазному управлению в Кенеме, и оно же производит с ними расчеты.

В долине реки Сева я наконец увидел старателей. Им, местным жителям, с 1966 года открыт здесь доступ к алмазоносному слою гравия, протянувшемуся на сто шестьдесят километров вдоль реки. Стоя на мелководье по колено в воде, они вонзали широкие лопаты в мягкий прибрежный песок. Алмазы залегают чаще всего в грядах гравия шириной пятнадцать-двадцать сантиметров, покрытых метровым пластом песка. Старатели слой за слоем снимали песок и гравий, промывали и просеивали в круглых лотках. На берегу возвышались высокие песчаные пирамиды — «отходы производства». Долго я наблюдал за старателями, работавшими в поте лица. Это тяжелая, кропотливая работа, целиком зависящая от везения и случайностей, в которой я при всем желании не обнаружил ничего романтического. Если бы мне пришлось менять профессию, кем-кем, а старателем я бы наверняка не стал.

На реке Сева работы ведутся только в сухой сезон, но Алмазное управление круглый год платит жалованье старателям. Работают они самыми примитивными орудиями, по кроме них добычу алмазов ведет с применением самых современных методов государственная компания ДИМИНКО. Она располагает на полигонах в Енгеме, Сефаду, Тонго и Моа обогатительными и сепарационными установками, заменяющими тяжелый ручной труд. Отделение драгоценных камней от гравия основано на способности сырых алмазов реагировать определенным образом на некоторые клейкие вещества и освещение. К сожалению, мне не разрешили посетить прииски и сделать там снимки.

Ежегодная добыча алмазов в Сьерра-Леоне составляет около двух миллионов каратов, не считая, конечно, нелегальной добычи. Только Государственное алмазное управление имеет право вывозить сырые или обработанные алмазы. Эти операции совершаются через посредство «Дайамонд корпорейшн Уэст Африка» (ДИКОРВАФ), международной торговой фирмы с широкими связями, в которой преобладает английский капитал. На долю алмазов приходится свыше шестидесяти процентов всего сьерра-леонского экспорта. Если считать на караты, Сьерра-Леоне занимает четвертое место в мире среди стран — экспортеров алмазов и поставляет около десяти процентов мировой добычи. Сьерра-леонские алмазы обычно превосходят по величине найденные в других странах Западной Африки и употребляются в основном для производства украшений. Алмазы пользуются огромным спросом и в промышленности — это самый твердый из природных материалов, недаром его можно шлифовать только алмазной же пылью. Самый крупный в мире алмаз — в 245 каратов — был найден в Сьерра-Леоне еще в период колониализма и «подарен» английской королеве, которая поместила его в королевскую сокровищницу. После огранки и шлифовки его стоимость достигла пяти миллионов леоне, или около тридцати миллионов марок. Африканская собственность в чужих руках! Сколько мостов и больниц можно было бы сейчас построить на эти деньги в Сьерра-Леоне!