В стране Львиных гор

ПАСХАЛЬНЫЕ ДНИ В БУШЕ

Никогда бы не подумал, что и в Африке солнце иногда перестает светить. Вот уже два дня, как его жгучие лучи тонут в грядах беспросветных серых облаков, плотно затянувших все небо. Вчера во второй половине дня несколько часов подряд даже накрапывал дождик. В результате сегодня, т. е. всего день спустя, крылатая рать насекомых по крайней мере удвоилась. Трудно себе представить, какое действие оказывают в тропиках несколько капель воды. То и дело я нажимаю на распылитель с противомоскитным средством, меня уже мутит от его запаха, но все мои старания напрасны, жалящее воинство непрестанно получает новые подкрепления. Стараюсь без всякой надежды на победу, тем более что большинство африканских домов в глубинке лишено противомоскитных приспособлений. Для полноты картины следует добавить, что утром и вечером влажность воздуха увеличивается до предела и тягостная духота становится невыносимой.

Я использую пасмурные дни для приведения в порядок моего многострадального гардероба. Две пары штанов нуждаются в срочном ремонте: после прогулок по бушу на них образовались живописные дыры в виде треугольников, а на безжалостные стирки Сури они реагировали тем, что разошлись по швам. На рубашках недостает многих пуговиц. Чистосердечно признаюсь, мое швейное искусство намного ниже европейских стандартов, во всяком случае, ниже требований, предъявляемых женами в Европе к нам, мужьям, но здесь, в Теко, я герой! Как только я с иголкой в руках сажусь и начинаю слишком толстой ниткой зашивать шов на штанине, вокруг немедленно собираются любопытные зрители. Среди них присутствует и несколько девушек из деревни, которые часто навещают Сури. Они с удивлением наблюдают за моей работой, а иногда даже возгласами выражают свое восхищение. Конечно, я чувствую себя польщенным. Роза, хорошенькая девушка из народности темне, в красных серьгах, с покрытыми красным лаком ногтями, неизменно дает мне понять, что я ей вполне подхожу. Сури же, когда я шью, приходит в особенно веселое расположение духа и рассказывает про меня смешные, по-видимому, истории, потому что девушки хихикают не переставая. Хотел бы я знать, что этот плут про меня плетет! Но Сури говорит только на своем родном локо, на темне, менде и немного на крио.

Скоро пасха. В государственном лесничестве Макени никто уже не начинает серьезных дел. Служащие лесничества находятся в том радостном предвкушении отдыха, которое и у нас дома охватывает всех задолго до каждого праздника. «После праздников…» — слышится повсюду. Пробудить сейчас в ком-нибудь служебное рвение просто невозможно.

Поэтому я решил в пасхальные дни на свой страх и риск отправиться через буш в две деревни — темне и лимба, куда можно добраться только пешком. «Баркас» я оставил на попечение Сури и на следующий день, на рассвете, взяв лишь самое необходимое, вышел из дому. В рюкзак я запихал спальный мешок, продукты, пленки и запасные объективы, аппараты повесил на грудь: они должны быть под рукой. Ночью снова была гроза и шел дождь, но сейчас опять вовсю светит солнце.

Странное чувство охватывает, когда идешь один по тихой тропе через буш. Здесь вряд ли можно встретиться с крупными хищниками, но следует остерегаться некоторых видов ядовитых змей — кобр, мамб, гадюк. Ампулы с сывороткой, применяемой при змеином укусе, я оставил у Хассана во Фритауне. Инъекции эти действуют лишь в том случае, если она хранится при температуре ниже 10 градусов по Цельсию, а в моем (багаже нет холодильника. Длинные плотные брюки в принципе должны защищать меня от «ядовитых» сюрпризов.

По бокам тропы растут тамариски и различные пальмы. Иду не торопясь. Мои шаги глухо отдаются в сухой земле. При каждом моем шаге десятки насекомых скачут в разные стороны. Это пестрая короткоусая саранча, неуклюжее существо с выпуклыми ржаво-коричневыми сложными глазами овальной формы, желтой, цвета лимона, переднеспинкой, короткими зеленоватыми крыльями, красивыми — желто-бело-красно-черных оттенков — и сильными ногами, позволяющими прыгать в высоту до двух метров. Окраска саранчи поразительно гармонирует с окружающей средой, но не только служит ей защитой, скрывая от врагов, а вероятно, и отпугивает их.

Над сверкающими соцветиями различных диких растений кружатся крошечные нектарницы. Кажется, что они «стоят» несколько секунд в воздухе перед привлекшим их источником нектара — так быстры и неуловимы для нашего глаза взмахи их крыльев. Несколько раз вижу перед собой на тропинке маленьких бурых бурундуков с длинными пушистыми хвостами. Повсюду порхают роскошные пестрые бабочки всех размеров и форм, только позировать мне они не желают.

В стороне от дороги я обнаружил в густом кустарнике цветущие наземные орхидеи из богатого видами рода Наbеnriа. Их толстый зеленоватый стебель, от которого в разные стороны отходит до двенадцати цветков, лишен листьев, ассимиляция осуществляется непосредственно отростками и корнями. Лиловая губа околоцветника резко контрастирует с его пятью ослепительно-белыми узкими листочками. Она служит орхидее дополнительным средством привлечения опылителей и, выдаваясь далеко вперед, своего рода посадочной площадкой для них. Главные отростки, длиной до восьмидесяти сантиметров, сохраняют большое количество влаги. Как ни странно, дикие цветы, которые в Африке цветут в сухой сезон, будучи срезаны и поставлены в вазу с водой, тотчас же вянут.

На одинокой кокосовой пальме обосновалась огромная гнездовая колония буйволовых ткачиков. Я насчитал сто двадцать гнезд, причем двенадцать из них висели на одной ветке, принявшей под их тяжестью почти вертикальное положение. Этот орнитологический феномен просился на пленку! Вокруг ворковали на деревьях гвинейские голуби. Я целиком углубился в фотографирование ткачиков, когда до моего слуха донесся снизу металлический крик птицы: «тирлинк, тирлинк». Внимательно осмотрел землю вокруг: между короткими кустиками травы прыгали в поисках пищи астрильдовые перепела. Этих маленьких птичек, не больше воробья, легко узнать по яркой белой полоске на груди и на боках, а также по «очкам» — белым овалам вокруг глаз. «Очки» особенно ярко выражены у самцов. Я осторожно подкрался к перепелам и попытался их сфотографировать, но они меня обнаружили. «Пик, пик, пик!» — громко возвестили они об опасности, и один за другим улетели.

Затем я пересек светлый участок леса. Здесь, к моей радости, на деревьях кувыркалась стая юрких белоносых мартышек. Эти маленькие существа с длинными хвостами прыгали с ветки на ветку с легкостью кобольдов[13], будто они почти невесомы. Но это не мешало им все время держаться вместе. Долго я пытался поймать подвижных зверушек в видоискатель, несколько раз уже был готов нажать спуск, но в этот самый миг мартышки прятались за ближайшее дерево или за развилку ветвей, словно играли со мной в прятки. «Ну, шельмы, постойте, я вас все же перехитрю», — подумал я и переменил тактику. Зная, что от природы мартышки очень любопытны, я сел на полянке, вытащил из кармана желтый банан и с аппаратом наготове застыл в неподвижности. Ждать пришлось недолго. Вскоре в кустах раздалось подозрительное шуршание. Метрах в двух от меня появилась мартышка и любопытными круглыми глазками уставилась на меня. На веселой мордочке белым пятном резко выделялся нос. Клик! — нажал я спуск «Пентакона-шесть», и в ту же секунду храброе животное исчезло в зеленой листве. Несколько секунд спустя выглянула другая мартышка, затем еще одна и еще, пока вся стая не осмотрела меня.

А может, не меня? Может, я слишком самонадеян и мартышек привлекал только соблазнительный желтый банан у меня в руке? Может, и так, но, во всяком случае, одна мартышка рассматривала меня, широко раскрыв ротик от удивления, с таким «человеческим» выражением лица, что я с трудом удерживался от смеха. Вдруг вся стая, подавая лающими звуками сигнал тревоги, умчалась. Что случилось? Что заставило их столь поспешно обратиться в бегство? В это время совсем рядом грянул выстрел. В лесу охотник! Тут и я как можно быстрее удалился в противоположном направлении, чтобы не быть принятым за антилопу. Бывает, что в азарте охотники стреляют по любому движущемуся предмету в лесной чаще.

За холмом горел буш. Белые клубы дыма широким фронтом поднимались к небу, отчетливо слышалось потрескивание горящего сухого дерева. Я быстро подошел ближе, но людей нигде не обнаружил. Отчего же возник огонь? Самовозгорание? Или тот охотник неосторожно бросил на землю горящий окурок и от него занялась сухая трава? Установить это было невозможно. Египетские цапли большими стаями спешили к месту пожара, шипящая стена огня как магнитом притягивала их к себе. За несколько минут надо мной промчались сорок три птицы. Они летели за добычей — кузнечиками и другими насекомыми, спасавшимися бегством от огня и дыма. Маленькие белые цапли рассыпались вдоль горящего участка, подобно загонщикам перед охотой.

Кроме них дым привлек орлов, коршунов и грифов, которые в поисках бежавших от огня грызунов и пресмыкающихся кружили на небольшой высоте над саванной. То один, то другой пернатый хищник в охотничьем запале пикировал прямо в клубы дыма, чтобы схватить замеченное животное. Зрелище потрясающее! Но птицам дым вреден не меньше, чем человеку: грифы могут дышать им очень недолго. Некоторые хищники, измученные жарой и дымом, едва находили в себе силы растерзать добытую такой дорогой ценой жертву.

На рухнувшем стволе дерева сидел, сохраняя стоическое спокойствие, старый стервятник. На голом черепе выделялись пурпурно-красные участки вокруг глаз, шея, почти без перьев, была цвета сырого мяса. Грифы в саванне всегда меня интересовали. Ведь они играют в саванне важную роль: питаясь падалью и таким образом уничтожая ее, они препятствуют распространению инфекции, т. е. несут полезную санитарную службу. Но этот стервятник, к моему удивлению, еще и охотился на живых лягушек. Он спрыгивал со своего места, неуклюже пробегал несколько шагов за скакавшей мимо лягушкой, хватал ее трепещущее тело острым изогнутым клювом и, зажав между сильными лапами, начинал уничтожать свою добычу, по свойственной коршунам манере быстро отрывая маленькие кусочки. Другой стервятник, завидуя его охотничьей удаче, несколько раз подбегал поближе, но был вынужден довольствоваться одним созерцанием: порция была слишком мала для двоих. Вдруг из подлеска выскочила маленькая коричнево-черная антилопа дукер и поспешно устремилась вдаль: ей, несомненно, тоже стало неуютно в ее дневном убежище. Она быстро исчезла среди кустов тамариска — в этой чащобе нетрудно найти новое пристанище.

Огонь неудержимо распространялся вширь. Сухая трава давала ему достаточно пищи, может, он будет бушевать еще несколько дней.

Через два часа я дошел до первого поля — это был маниок. Значит, деревня темне недалеко. И действительно, вскоре я увидел кокосовую рощу, а в ней — молодого темне, который с помощью толстого каната «бежал» вверх по стволу стройной пальмы. «Бежал» — самое точное слово для обозначения этого способа подниматься на деревья. Он состоит в том, что человек захлестывает самодельный канат из толстых растительных волокон петлей вокруг ствола пальмы и своей спины и, опираясь босыми ногами о шершавую поверхность дерева, держась обеими руками по бокам от себя за петлю, постепенно передвигает ее противоположную часть вверх по стволу. Этот силовой трюк, требующий предельного напряжения мускулов рук и ног, бесспорно, производит сильное впечатление. Я был поражен тем, как быстро человек взобрался таким образом на раскачивавшуюся верхушку пальмы, где под круглой кроной висели коричневые орехи. В мгновение ока парень срезал спелые плоды и сбросил их вниз. Там маленький мальчик собирал их в одну кучу. «Секе, секе!» — звонко крикнул он, завидев меня. Рядом под кустами сидели, почесываясь, две бледно-желтые собаки с короткой шерстью, очень похожие на отощавших динго.

Деревня была погружена в удивительный покой. Люди и животные укрылись в тени от горячих лучей солнца. Только куры озабоченно кудахтали между домами да лениво бродило с десяток черно-белых коз.

Я спросил, где можно найти вождя деревни, и меня немедленно к нему проводили. Старый темне с морщинистым лицом и редкой седой растительностью на щеках и подбородке с достоинством ответил на мое приветствие и осведомился по-английски о цели моего посещения. Вежливо вручил я ему маленький подарок. Это принято в сельских местностях Африки даже при встрече с совершенно незнакомыми людьми. Если человек соблюдает этот обычай, значит, он уважает неписаные законы страны. И он может надеяться, что его пожелания будут встречены благосклонно. Старый вождь нс возражал, чтобы я провел несколько дней в его деревне и занимался фотографированием. Ночевать же я могу в пустой маленькой хижине. И повелительным тоном он приказал обступившим нас детишкам не мешать гостю. Затем он снова удалился в тень у своего дома и лег на узкую деревянную лежанку, покрытую циновкой из маисовой соломы. Такое же ложе я обнаружил позднее в отведенной мне хижине.

После этого короткого, но успешного визита вежливости я мог ходить куда угодно и спокойно осматривать деревню. Она была невелика: я насчитал двадцать три дома. Это все были глиняные хижины, крытые соломой, только дома вождя и другого важного лица имели «современную» твердую крышу из рифленого железа, которой не страшен самый жестокий сезон дождей.

Жители африканских деревень по сей день употребляют для строительства те материалы, которые дает природа. Их не надо доставлять издалека и покупать, поэтому строительство дома в саванне обходится дешево, но зато требует упорного труда. Происходит оно обычно в конце сухого сезона. Вот и сейчас я могу наблюдать работы по возведению четырех домов, находящихся в разной степени готовности. В этой деревне темне строятся преимущественно квадратные или прямоугольные дома площадью двадцать-тридцать квадратных метров, с вальмовой, или шатровой, крышей. Строительство ведется самыми простыми методами. Очищенные от коры тонкие стволы забивают довольно глубоко в землю и переплетают тонкими жердями. Полученный каркас составляет основу стен. Жерди скрепляют не гвоздями и проволокой, а веревками и канатами домашнего производства. На их изготовление идут встречающиеся в окрестностях растения: эластичные волокна ротанговой пальмы, луб кокосовой, жилки листьев рафии, древовидные стебли лиан. На эту крепко связанную деревянную конструкцию плотно укладывают высушенные на солнце крупные кирпичи из глины, щели между ними замазывают мокрой глиной, смешанной с коровьим навозом и песком. Единственным орудием служат при этом руки.

Сложенные таким образом глиняные стены под жарким солнцем быстро становятся твердыми как камень. Собственно, камня в саванне почти нет, и я ни разу не видел, чтобы его употребляли при строительстве. Когда стены нового дома готовы, точно так же складывают крышу из длинных тонких жердей, которые соединяют более толстыми концами у конька и крепко связывают друг с другом. Большой запас таких жердей, составленных в пирамиду, я видел на деревенской площади. Затем в остов крыши тщательно вплетают снопы просяной соломы или пучки длинной травы, а сверху прижимают их бревном. Такая плотная травяная крыша выдерживает несколько сезонов дождей. Пол внутри дома чаще всего из плотно утрамбованной глины.

Обычно темне ремонтируют старые дома в конце сухого сезона, когда в желтых глинобитных стенах образуются длинные широкие трещины. Это излюбленное убежище агам, известного вида африканских ящериц, обитающих вблизи человека. Они, подобно хамелеонам, обладают ярко выраженной способностью менять окраску и благодаря этому по «настроению» и обстановке в соответствии с позами ухаживания, угрозы, испуга принимают тот или иной облик, прекрасно сочетающийся, кроме того, с окраской окружающей среды.

За исключением полевых культур — маниока, проса и риса, все необходимое для ежедневного пропитания жителей деревни растет между хижинами. Здесь стоят пышные бананы, многочисленные серо-зеленые ананасы с поспевающими соплодиями, дынные деревья высотой в несколько метров, носящие название папайя. Их полупудовые плоды наподобие дыни, заканчивающиеся розеткой листьев, прикрепляются прямо к древесному стволу. На некоторых старых деревьях висит до сорока таких желто-красных плодов. В период созревания к ним слетаются птицы, лакомящиеся их сочной мякотью. Папайя имеет приятный, умеренно сладкий вкус, чаще всего ее едят в сыром виде, хотя ее можно и варить и печь или же приготовлять как овощ. Даже листья дынного дерева находят применение, например как моющее средство или как действенное лекарство при кишечных и иных заболеваниях. В деревне немало также деревьев манго, которые не только дают прекрасные ароматные плоды, но и благодаря раскидистой кроне отбрасывают столь необходимую тень. Листья манго регенерируют в течение всего года; со старой темно-зеленой листвой на деревьях всегда соседствует несколько веток с молодыми, свежими листочками.

Около одной хижины старая женщина толчет рис. Она без передышки бьет тяжелым деревянным пестом по твердым зернам, лежащим в грубом деревянном сосуде. Эту трудную работу она делает каждый день: рис составляет основу питания местных жителей. Вообще, повседневная реальность буша куда менее романтична, чем это изображают авторы старых книг о путешествиях. То, что многим путешественникам еще и сейчас кажется африканской романтикой, оборачивается для жителей затерянных в тропиках деревень лишениями, нищетой и отсталостью. Нет рабочих мест, а значит, и возможности заработка, не хватает школ, врачей, транспортных средств, торговых связей, воды, электричества, не говоря уже о средствах связи и разных других удобствах, существующих в крупных городах Африки. Между прогрессом городов и традиционным образом жизни деревни разрыв огромный. Современная Африка мечтает о ядерных реакторах и автоматических линиях, а глухие деревни в саванне по-прежнему отрезаны от благ социального прогресса. Их жители живут по старинке в рамках старой социальной структуры деревенской общины, которая, правда, предоставляет помощь и защиту больным и старым, но и строго регламентирует жизнь ее членов. Мне всегда казалось, что время здесь остановилось. Эти люди живут и действуют так, как с незапамятных времен требовала окружающая природа. И понять их можно, только наблюдая их в связи с окружающей средой и диктуемыми ею условиями жизни. Многие старые африканские законы колонизаторы толковали превратно, объявляли недействительными, даже боролись против них, а между тем они выполняли полезную функцию и соответствовали своему назначению. С безграничным высокомерием колонизаторы пытались навязать иноземную «культуру» и «цивилизацию» африканцам, хотя те обладали и своей замечательной культурой, и социальной структурой, значительно лучше отвечавшей их проблемам[14]. Колониальные державы, притязавшие на господство в Африке, сознательно тормозили ее общественное, культурное и экономическое развитие и фактически отбросили ее далеко назад.

Вечером вождь деревни прислал мне со своим сыном фруктов и калебасу с пальмовым вином. Эти знаки дружеского внимания чрезвычайно меня тронули, тем более что эти простые люди сами живут очень скромно. Я был рад, что на несколько дней покинул удобный дом Сэма Джонсона в Теко и предпринял этот поход на восток, в деревню темне. И я был вознагражден тем, что узнал много нового. Например, я понял, что именно благодаря гостеприимству африканцев предшественники колонизаторов сто лет назад могли без особого труда склонять африканских вождей к заключению сомнительных «договоров о защите», равносильных бессовестному надувательству.

Когда на следующий день я решил возвратиться в Теко, полдеревни собралось попрощаться со мной. Я «выстрелил» еще несколько снимков. Темне не боялись фотографироваться, а дети, так те и вовсе прыгали от радости — для них это было веселое развлечение. К сожалению, чаще всего они принимали неестественные позы или корчили невероятные гримасы.

Мне пришла в голову мысль, что неплохо бы мне тоже попасть на пленку. Я выбрал мальчика постарше и объяснил ему, что надо делать. Он охотно согласился, и я вложил ему в руки «Пентакон-шесть», нашел точку съемки, установил выдержку, диафрагму и фокус. Покончив с этими приготовлениями, я присоединился к темне, с которыми по незнанию их языка объяснялся, подобно миму, с помощью рук и даже ног. Просто поразительно, как быстро можно научиться «разговаривать» таким простым способом. Все шло хорошо, темне вели себя совершенно непринужденно, только вот аппарат все не щелкал. Я нетерпеливо скосил глаза на моего «оператора». О ужас, он взволнованно крутил шкалу расстояния, переставлял выдержку, то открывал, то закрывал диафрагму, одним словом, двигал все, что двигалось, и только спуск никак не мог найти. Вдруг зажжужал задетый им автоспуск, и перепуганный мальчик, впервые в жизни державший в руках фотоаппарат, бережно положил его на землю и бросился опрометью бежать от «адской машины». Но смех односельчан убедил его, что эта техника безопасна. Я еще раз его проинструктировал, на сей раз юный темне проявил сообразительность и прекрасно справился с поручением. К счастью, снимок получился удачным.