ДЕВЯТЬ. ВОЗВРАЩЕНИЕ

Вернемся ненадолго вспять во времени и посмотрим на Миклоша и Бёлька, пока те, один на другом, движутся ко Дворцу и, во времени, к тому моменту, к которому мы с помощью Виктора уже пришли.

Перебравшись на северный берег Реки, они неспешно и планомерно двигались на запад, минуя деревушки, что жались к речному берегу этакими мазками кисти художника, сотворившего весь здешний пейзаж. В деревушках гроздья перца пропали с крыш, зато сами дома, каменные и деревянные, были вновь проконопачены, готовясь к зиме.

Небо было пронзительно-синим, редкие облака пятнали его примерно так же, как деревушки - берег Реки. Воздух дышал морозцем, Миклош плотно закутался в плащ. Никто не обращал на них особого внимания, а вот Миклош с удовольствием смотрел на людей. Сотни людей, занятых своими делами и не думающих ни о Дворце, ни о его обитателях.

- Больше не хочу пробираться тайком, - вдруг заявил он.

- И не нужно, хозяин.

- Но стражники - пропустят ли они нас?

- Конечно, хозяин. Разве ты не принц? Так что они тебя впустят. Вопрос, что случится с тобой потом.

- Да. Но ты точно думаешь, что я должен просто открыто появиться у ворот?

- В прошлый раз, когда ты попробовал проникнуть незаметно, вышло не очень.

- Да, но…

- Возможно, однажды и настанет необходимость скрывать то, что ты делаешь, но пока такой необходимости нет - не стоит.

На той стороне Реки они увидели высокий и узкий особнячок какого-то барона, а может, графа из мелких. Весь из дерева, окрашенный в желтый цвет. Красили недавно. Селянские домики попадались все чаще, как и деревушки. Вскоре. Почти незаметно, они слились в одну деревню по обе стороны Реки, не столько большую, сколько ДЛИННУЮ. То есть дома, торговые ряды и постоялые дворы (которые отличались от домов разве что дурно намалеванным знаком с той или с другой стороны) были возведены строго вдоль берега, не отступая от него в стороны, и при этом тянулись непрерывно.

Стена, окружающая город Фенарио, скорее представляла собой череду разнообразных проломов. Приблизившись, Миклош точно мог сказать, где поработали тараны во время осады при Иштване Втором, а где - веревки и воловьи запряжки после вторжения в дни правления Яноша Четвертого. Ворот, как и стражников, тоже не осталось, но место, где таковым полагалось быть, обозначить все же было можно.

Когда Миклош ехал по улицам Фенарио, в глазах его почти стояли слезы. Более двух лет не был он здесь, и улицы эти даровали ему ощущение мира и покоя, какого он в себе прежде не открывал. Внимания он по-прежнему особо не привлекал, разве только тех, кто восхищался статью Бёлька, так что Миклош спокойно ехал и глазел по сторонам, как крестьянин из глубинки.

Улицы по большей части были неширокими и изобиловали изгибами. А еще одновременно были длинными и короткими - иными словами, улица пересекала город из конца в конец, иногда даже включала пересекающий Реку мост или продолжалась в пригород, но при этом на всем своем протяжении меняла название раз десять или двадцать. И любому чужаку в поисках дома на улице Фенарра пришлось бы изрядно попотеть, ибо почти каждая улица здесь в один прекрасный момент становилась улицей Фенарра.

В Фенарио, в отличие от деревушек, постоялые дворы распознавались легко: они были высокими, в два или даже три этажа, а вывески - большими, часто там же имелась статуя и дверной колокольчик; проехав мимо одного заведения, где вход охраняли черные фигуры лежащих дзуров в натуральную величину, он вспомнил случай в лесу и вздрогнул. Миклош двигался дальше, время от времени поглядывая на Башню Богини и Королевскую башню. Вскоре в поле зрения появилась Башня Былой славы, и он снова подумал о родителях. В детстве он мало видел отца, а вот мать - постоянно. Говорила она о нем немногое, насколько он понял - каким хорошим королем на самом деле был ее муж.

Думая об этом сейчас, при виде поникшей башни, Миклош сообразил, что говорила она чистую правду, как бы трудно ни было ее сейчас принять. При короле Яноше королевство оставалось неизменным и стабильным, а может ли король сделать большее? Великими история называет тех королей, которые поднимали страну после катастрофы или уничтожали вторгшихся захватчиков. Более того, осознал он, далеко не всякий человек сам оставит столь высокий пост, осознав, что груз обязанностей ему более не под силу.

Ну а мать… Он улыбнулся. Никто не мог удалить занозу так же безболезненно, как она.

Возможно, у него все же найдется, что им сказать.


И вот они достигли дворцовых ворот.

- Стоять! - воскликнул начальник караула. - Кто таков и с чем пожаловал?

Глубоко вздохнув, он ответил:

- Я Миклош, принц Фенарио, собираюсь войти в свой дом.

Стражник застыл, широко распахнув очи, чуть не уронив копье, что держал в руке.

- Минутку, принц Миклош, мы сейчас, то есть…

Троица караульных в надвратной башенке быстро о чем-то посовещалась. Миклош ласково улыбнулся, ничего не сказав. Затем решетка ворот распахнулась.

- Вперед, Бёльк, - сказал Миклош. - Посмотрим, что у него на уме.

И вступил во двор. Кто-то умчался вдаль, несомненно, сообщить Ласло, что он здесь. Что решит Ласло?

Он выпрямился в седле. Слуга, имя которого Миклош почти вспомнил, приблизился с низким поклоном:

- Могу ли я увести вашего коня, мой принц?

Миклош, чуть поразмыслив, спешился и кивнул.

- Позаботьтесь о нем как следует. Чтобы был накормлен и ухожен.

- Да, мой принц.

Бёльк был уведен на конюшню, подарив Миклошу взгляд, которого тот не понял. Принц зашагал ко входу во дворец. У изваяния Богини ждал еще один стражник, который поклонился и проговорил:

- Мой принц, королю доложили о вашем прибытии.

- Очень хорошо.

- Если вы подождете здесь, уверен, нам сообщат…

- Чушь. Это мой Дворец, и я вхожу. Или мне этого не дозволено по каким-то причинам?

- Я… то есть нам ничего такого не приказывали, мой принц.

- Вот и хорошо. А то я таких причин не знаю.

И прошел дальше. Но до дверей оставалось еще шагов двадцать, когда левую створку распахнул изнутри тот самый слуга, который убежал с сообщением. Отступил, и в дверях выросла фигура его брата Ласло, короля Фенарио.

Братья смотрели друг на друга, каждый отказывался первым продемонстрировать свои чувства, каковы бы они ни были. Миклош на миг пожалел, что Бёлька здесь нет, тот бы дал ему совет - но что бы он сказал? Воспоминания огненными стрелами вспарывали память Миклоша. В самых первых воспоминаниях Ласло предстал каким-то чужаком. Затем годы отчаянных попыток задобрить его. Шок открытия, что однажды Ласло станет королем, Миклош с ним тогда целую неделю не разговаривал. Редкие моменты, когда Ласло садился и рассказывал ему истории о великих битвах за независимость Фенарио, или легенды о Фенарре, или историю отцовского меча, который сейчас сам носил на поясе. И какими становились глаза Ласло, когда он все это рассказывал - мечтательными, отстраненными, - и Миклош понимал, что они тоже часть тысячелетней истории, и дрожал от удовольствия.

Женщина, в которой Миклош узнал Маришку, дочь графа Мордфаля, появилась позади Ласло и ласково сжала его руку. Говорили ли они о нем? Несомненно. Что она сказала?

В этот самый миг Ласло сурово склонил голову.

- Миклош, брат мой. Добро пожаловать домой. Светильники зажжены, стол накрыт. Мы приветствуем тебя.

И Ласло собственноручно распахнул правую створку дверей во Дворец.

Вновь Миклош ощутил, как глаза его застилают слезы, и во вспышке безвременного внезапно все его намерения, планы и стратегемы для переговоров с братом были смыты потоком чистейшей беспримесной радости, какой он не ощущал много-много лет.

- Брат, - выдохнул он, и они с Ласло обняли друг друга.

Ласло шепнул ему на ухо:

- Добро пожаловать домой, Мики.

- Спасибо, Лаци, - сказал Миклош, - спасибо тебе.


Через несколько минут они были в Главном чертоге. Как всегда, народу тут хватало, но все уважительно держались на некотором расстоянии от них обоих

Беседа не клеилась: Миклош отказывался обсуждать свое пребывание в Стране эльфов, а Ласло совершенно не хотел говорить о своем будущем браке или сложностях в управлении страной. Повисло неуютное молчание, и Миклош кашлянул.

- Лаци, я чувствую, мне следует извиниться перед тобой. Я знаю, как сильно ты привязан…

- Не нужно говорить об этом, Мики.

- Возможно. Но я чувствую, что должен. Можно?

Король словно собрался с силами и коротко кивнул. Руки его лежали на подлокотниках кресла, словно он приготовился покрепче в них вцепиться, если понадобится.

- Я знаю, как сильно ты привязан к нашему Дворцу, - продолжил Миклош. - Я наговорил много такого, чего не должен был говорить. Причин тому много, но хороших среди нет. В будущем попытаюсь придержать язык. - Взглядом он обвел помещение, отметил трещины на штукатурке, щербины на блоках песчаника, подгнившие потолочные балки. Но увидел и игру теней от светильников на стенах, и резные потолочные своды, и изящную резьбу на дверных косяках. - Я тоже люблю это место, Лаци. Может, не столь сильно, как ты, и по-другому, но все равно люблю. Тебе стоит это знать.

Король закрыл глаза и явно пытался собраться с чувствами.

- Спасибо, Мики. Знать это и правда приятно. Со своей стороны, - он помолчал и также обвел взглядом зал, - готов признать, что здесь не все идеально. Возможно, теперь, когда мы все четверо вместе, мы сможем починить его - привести в ту форму, в какой ему надлежит быть. В ту форму, какой он может быть. Я говорил об этом с Маришкой, у нее есть немало идей на эту тему. С твоими новыми способностями и после дальних странствий у тебя наверняка тоже найдутся полезные идеи.

- Да, - согласился Миклош, - будем работать вместе.

Улыбка его была такой же, как у короля.

Затем лицо Ласло омрачилось.

- Что такое, Лаци? Если есть трудности, сейчас как раз пора поговорить о них.

- Да, Миклош. Я готов, сейчас, сегодня, простить тебе все, что угодно, если прощение требуется.

- Я готов попросить прощения, Лаци, если сделал что-либо плохое.

- Вот в этом и вопрос. Сделал ли?

Брови Миклоша вздернулись сами собой.

- Если ты говоришь о чем-то конкретном, я не знаю, о чем именно.

- Твоя комната. Та штука, что там растет.

- А, тот крохотный росток! Да, я…

- Крохотный росток?!

Миклош нахмурился.

- А что?

Король поднялся.

- Пошли. Посмотрим на этот твой крохотный росток.

Миклош последовал за ним, вниз по лестнице и в свои прежние покои. Ласло отбросил занавес, и Миклош ахнул.

- Во имя Богини!

- Да, - сказал Ласло. Он сжал руку Миклоша - крепко, но не до боли. - Миклош, еще раз спрашиваю: это ты сделал?

Миклош не без труда отвел взгляд от дерева. Внимательно изучил лицо короля и, глядя прямо в глаза брату, ответствовал:

- Ласло, я понятия не имею, что это такое или как оно здесь оказалось. Если я каким-либо образом к этому причастен, я не знаю, как.

Ласло кивнул.

- Хорошо. Я тебе верю. - Усмехнулся. - Хотя вынужден отбросить теорию, которая мне нравилась.

- Что это все я натворил? А почему тебе эта теория нравилась?

- Потому что я надеялся убедить тебя избавиться от него.

- Избавиться от него? А что, нельзя ни срубить, ни выполоть?

- Виктор выщербил об него свой меч. А вырвать корни не под силу никому, кроме Вильмоша. Мы не можем привести сюда толпу работников или установить технику, которая выкорчевала бы корни. А Вильмош почему-то не хочет.

- А что Шандор?

- Его чародейские фокусы, кажется, тоже на него не действуют.

- Хммм. Если хочешь, Ласло, я поговорю с Вильмошем. Мы с ним всегда были близки, возможно, я смогу его убедить…

Ласло хлопнул его по плечу.

- Да! Спасибо, брат. Этим ты и правда поможешь.

- Так и сделаю, - пообещал Миклош.

Покинув комнату, они пошли обратно к Главному чертогу.

- Пока эта штука не уничтожена, - проговорил Ласло, - тебе в той комнате все равно не жить. Но граф Мордфаль отбывает, у нас освобождаются покои, я велю, чтобы их подготовили для тебя.

- Спасибо, Лаци. А где сейчас Вильмош?

- Со своими норсками, скорее всего. Ты его встретишь за ужином. Я собирался ужинать наедине с Маришкой, но раз теперь мы все вместе, не хочу откладывать наш первый семейный ужин за два года.

- Да, мне тоже не терпится.

- А, и - Мики, насчет этих двух лет…

- Да.

- Я тоже прощу прощения. Той ночью, когда я вынудил тебя сбежать…

- Не нужно говорить об этом, Лаци. Не надо. Я понимаю.

Король обнял брата за плечи, и так они вернулись в Главный чертог, избрав окольный путь, потому что винтовая лестница была слишком узкой, чтобы позволить двоим идти бок о бок.


Андора они нашли в Главном чертоге.

- Мне сказали, ты вернулся. - проговорил он. Миклош кивнул, и услышал назидательное: - В будущем мы ожидаем от тебя лучших поступков.

Миклош услышал, как Ласло позади вдохнул сквозь зубы, но промолчал, как и он сам, ограничившись вежливой улыбкой. Он слышал, как за спиной у него активно перешептывались, однако слов разобрать не мог.

В маленькую столовую он вошел первым, за ним Ласло, сопровождающий Маришку, а следом Андор. Ласло занял место во главе стола, Маришка - в противоположном его конце. Ласло кивнул Миклошу, куда сесть, и он как раз шел к стулу, когда стены и пол знакомо задрожали. Миг спустя в помещение шагнул Вильмош, свежеумытый и переодетый после своих дел с норсками. Взгляд его нашел Миклоша, и лицо великана просияло, как Главный чертог в День Вознесения.

- Мики! - воскликнул он. - Ты вернулся! А ты вернулся?

Он бросился вперед, и братья обнялись.

- Да, Вили, - ответил он, когда снова смог дышать, - я вернулся.

Вильмош смотрел на него, ухмылка до ушей.

- Это хорошо, - твердо, словно заявление.

- Давайте-ка покушаем, - сказал Ласло, который также улыбался.

Миклош устроился на стуле между Вильмошем и Маришкой, хихикнув.

- Я сегодня столько улыбаюсь, что уже лицо болит.

Ласло так же хихикнул. Вильмош громогласно хохотнул. Андор не то улыбнулся, не то сморщился. Маришка наблюдала за Ласло.

Из кухонной двери возникла Юлишка, яркая и нарядная в платье цвета лаванды и вышитом белом переднике, волосы ее были подобраны в тугой пучок. Перед каждым из сидящих она поставила тарелочку с пропаренным полотенцем, кипяченом в лимонной воде. Миклош прижал полотенце к лицу. Оно только что не обжигало, а запах пробудил в памяти то, отсутствия чего он и не замечал эти два года.

Быстро протерев полотенцем ладони, он отложил его, чтобы Юлишка могла убрать ненужное. Она исчезла на кухне и почти тут же вернулась с пятью большими мисками той же похлебки, которую Виктор недавно хвалил. Миклош улыбнулся, едва попробовав. Густая, с картофелем и луком, похлебка источала крепкие ароматы чеснока и красного перца.

- А я знаю, что у нас сегодня основным блюдом, - заявил он.

- Да, - сказал Ласло.

- Кажется, я еще не поздравил тебя и графиню. Удачи. Уверен, все будет…

- Зачем ты вернулся? - вдруг спросил Андор.

Ласло шлепнул ложкой по столу.

- Хватит.

- Но я хотел… - начал было Андор.

На сей раз его прервало утробное урчание со стороны Вильмоша. Андор сморщился и вновь занялся собственной тарелкой. Короткое молчание нарушила Маришка:

- Спасибо, принц Миклош.

Затем Юлишка принесла кабачки, фаршированные рисом, свининой, луком, помидорами и грибами, под соусом из красного перца, чеснока и сметаны, и каждый был завернут в тоненький листик ветчины. К ним Мате[47], помощник Юлишки, подал первую перемену вин. Сейчас было знаменитое "песчаное вино", его разливали в восточных краях, неподалеку от Мордфаля, родины Маришки. Та улыбнулась, признавая комплимент. Мате показал вино Ласло, но король указал, что одобрить напиток должен Миклош.

Как водилось в семье, во время второй и третьей перемены блюд ни о чем не болтали. Третьей же переменой был цельнозапеченный молочный поросенок, фаршированный перцем, грибами, луком и ягнятиной - дабы оттенить переход к четвертой перемене. Как раз перед ней сидящие за столом мужчины ослабили застежки брюк до второй пуговицы.

Юлишка подала второе вино, на сей раз легкое северное, когда самолично главный повар, Амбруш[48] Толстый, вынес и разложил картофель. Две половинки для каждого, фаршированные ягнятиной и свининой. Собственно от картофеля осталась лишь кожура, остальное ушло в похлебку, а также мясные соки, которые не использовались для соусов. В мясе ощущался лишь тончайший привкус вина.

Вильмош одобрительно проворчал в адрес повара:

- Хорошо.

Миклош сказал:

- Много чеснока. Спасибо.

Маришка заявила:

- Выше всяких похвал. Вот оно, счастье.

Андор заявил:

- Очень вкусно. Да. Очень вкусно.

Ласло встал и поклонился повару, и тот с улыбкой вернулся в собственное кухонное королевство. Мате подал бобовые стручки и зеленые перцы с имбирем и лимонной цедрой, Юлишка разлила вино, и слуги также удалились на кухню.

- Я уж и забыл, что такое настоящая еда, - сказал Миклош.

Ласло улыбнулся.

- Я передал Амбрушу, что ты вернулся.

- О. Польщен.

Андор скривился, не отрываясь от тарелки. Ласло отправлял в рот маленькие кусочки, запивая каждый глоточком вина. Миклош заметил, что Вильмош наблюдает, как король ест, и улыбается, но решил не спрашивать, по какому именно поводу. Вместо этого поинтересовался:

- Когда свадьба?

- Через несколько месяцев, - сообщил король.

Маришка добавила:

- Отец подготовит все у нас дома. Он поэтому сейчас и отбывает.

Миклош кивнул.

- Лаци, ты предпочтешь не обсуждать за едой то, что у меня в комнате?

Ласло скользнул ножом по тарелке и проговорил:

- Да, я бы предпочел подождать. Спасибо, что спросил.

Андор хотел что-то сказать, но встретил взгляд Вильмоша и не стал.

Еще до появления салата все перешли к третьей пуговице - то есть, разумеется, все, кроме бедняжки Маришки. В салате овощи, фрукты и сыры переплетались в симфонию имени искусника Амбруша, и были залиты свежим уксусом из яблок "ружанемеш"[49], что растут в восточной долине у реки. Миклош сосредоточился на том, чтобы выжить до появления медовых пирожных.

Миклош шел, едва переставляя ноги, дабы привычно вздремнуть после ужина, к своим старым покоям, но на полпути сообразил, что они для этого уже не годятся. Остановился, а потом все равно зашагал туда же, ощутив желание еще раз взглянуть на странное дерево, что проросло в полу в его комнатах.

Отодвинув занавес, он обнаружил, что комната уже занята. Сбоку от дерева стояла Бригитта, внимательно разглядывая один из длинных узких листьев. Когда Миклош вошел, она повернула голову, кивнула ему и вновь принялась изучать растительность.

Миклош шагнул ближе к дереву, раздвинул переплетение ветвей и листьев и присмотрелся к паутине трещин, разбегавшейся по полу от ствола. Вновь отступил, оценил размеры дерева - до потолка осталось чуть больше ладони. До стен осталось несколько больше, но в общем, тоже не так далеко.

За его спиной Бригитта цыкнула.

- Что такое?

- Ты неправильно на него смотришь.

- Неправильно?

- Ты не видишь важного.

Склонив голову, он посмотрел на нее, наполовину в тени дерева, наполовину в лучах вечернего солнца, заглядывающего сквозь окно.

- Ну и что тут важное?

- Посмотри на листья. Видишь, они слегка вогнутые, как ладони? Рассмотри прожилки. Или, если хочешь увидеть его целиком, взгляни на свежую зелень или идеально симметричную форму.

Миклош так и поступил, проговорив затем:

- Все равно не понимаю.

- Оно прекрасно. Разве не видишь?

Глаза Миклоша округлились, однако он повернулся к дереву и вновь изучил его. Прекрасно? Это дерево, да, деревья по-своему прекрасны, и конечно, ему нравилось гулять в Блуждающем лесу и по этой причине в том числе. Но здесь оно попросту неуместно. Так он и сказал.

Бригитта грустно кивнула.

- Я так и думала, что ты увидишь так.

Он прислонился к стене, затем присел на корточки. И проговорил - потому что ему хотелось продолжать говорить с Бригиттой, ну и из других соображений тоже.

- А можешь научить меня видеть иначе?

- Вряд ли. У меня это чувство, а не сознательное решение.

- А что, если я решу, что ДОЛЖЕН чувствовать не так, как сейчас?

- Не знаю. Спроси у Бёлька.

- Может, так и сделаю.

Он смотрел, как она смотрит на дерево.

Когда Миклош встретил свою семнадцатую зиму, как и положено для принцев его возраста, создали его портрет. Он сравнил свой с тем, где изобразили Ласло. Ему бросилось в глаза, что у старшего брата плечи были квадратными, а у него округлыми. Его брат на портрете был сильным и цельным, а он - слабым и колеблющимся. Но у Бригитты плечи были даже круглее, чем у Андора, и для нее они подходили лучше некуда. Очертания плеч, шеи и скул казались более изящными, чем у статуи во дворе.

Он проговорил:

- Думаю, что ТЫ прекрасна.

Она перевела взгляд на него, снова на дерево. Потом ответила:

- Спасибо.

Молчание стало неуютным. Миклош поднялся, отряхнул с одежды пыль.

- Пойду, пожалуй, повидаю Бёлька, как ты и предложила. Хочешь составить мне компанию?

- Нет, спасибо.

Он еще немного смотрел на нее.

- Дерево - оно завораживает тебя.

- Да.

- Почему?

- Я уже сказала тебе - оно прекрасно.

- Но никто больше, кажется, так не считает.

- Никто больше на него и не смотрел.

- А. Ну что ж, наверное, еще увидимся.

- Да.

Он вышел в коридор и пошел дальше. Когда проходил мимо покоев Вильмоша, брат позвал:

- Мики!

Миклош просунул в комнату голову. Вильмош лежал на своей громадной кровати, полностью одетый, с тремя подушками под головой.

- Да?

- Ты уже покемарил и так рано поднялся?

- Я и не ложился.

- А. Был занят.

- Да. Иду проведать своего коня.

- Твоего коня? На котором ты сюда приехал? Я слышал, это великолепное животное.

- Да.

Вильмош воздвигся в сидячее положение.

- А можно и мне посмотреть?

- Конечно, Вили, если хочешь.

Великан поднялся, и они вдвоем пошли к конюшням.

- Ты изменился, - сказал Вильмош по пути.

- Правда?

- Я не уверен, как именно. Скажи, Мики, ты правда отправился в Страну эльфов?

- Да.

- Зачем?

- Больше некуда было идти.

- А. - Потом: - И что там было?

- Я понял, кто я такой.

- А.

Они прошли еще немного.

- И кто ты?

- Твой брат.

- А. Да.

Пока они пересекали двор, Миклош бегло взглянул на изваяние Богини Демонов. Подумал о том, что сказал о ней Бёльк, покачал головой. Вильмош шел позади него и молчал.

У входа в конюшню обнаружился кучер Мишка. Он лежал на спине, вцепившись в бутыль, и похрапывал. Когда они проходили мимо, он сказал:

- Принц Миклош.

Принц остановился, повернулся к нему. В полумраке трудно было понять, но кажется, глаза кучера открылись.

- Да? - спросил Миклош.

- Отличный конь.

- Да, - сказал Миклош.

Они вошли в конюшни и быстро обнаружили Бёлька в просторном стойле. Миклоша охватило странное чувство нереальности, когда он смотрел на коня. Словно конюшня и стойло была частью одной картины, а Бёльк - частью другой, и масштабы не совпадали. Бёльк как-то казался больше, чем все его окружение, но больше не так, как Вильмош; это было нематериально.

- Добрый вечер, хозяин, - проговорил скакун-талтош.

- Привет, Бёльк. Тебя тут хорошо обихаживают? - он быстро покосился на Вильмоша, который смотрел на коня, сведя брови.

- Вполне прилично. Я предпочел бы оставаться на воле, но понимаю необходимость быть здесь, пока ты общаешься с братом.

Миклош нахмурился. Не почудилось ли ему легчайшее неодобрение в голосе Бёлька?

- Если хочешь, я выведу тебя за ворота, чтобы ты смог отправиться куда пожелаешь.

- Спасибо, хозяин, но лучше я пока останусь с тобой.

- Хорошо. Скажи тогда вот что: что мне делать, если я чувствую одно, но считаю, что должен чувствовать другое? Чему верить?

- Верь своим мыслям, если считаешь правильно. Верь своим чувствам, если инстинкты твои верны.

- Отлично, - проговорил Миклош. - А как понять, что верно и правильно?

Бёльк отвернулся.

- Мики? - голос Вильмоша был мягким и неуверенным.

- Да?

- Мики, этот конь… говорит?

- Да, Вили.

- Это конь-талтош?

- Да.

- Я и не думал, что они есть на самом деле.

- Я тоже, Вили.

- И он твой?

- Он решил пока остаться со мной.

- Почему?

Миклош вздохнул.

- Если бы я это знал, Вили, я бы понял кучу вещей, которые мне безусловно следовало бы знать.

Вильмош кивнул, хотя вид все еще имел несколько озадаченный. Бёльк не ответил.

- Кормят нормально, Бёльк? - спросил Миклош.

Жеребец рассмеялся.

- Ты помнишь, как я питаюсь, хозяин. Еды всего ничего, но это лучшее, что я могу получить сейчас.

- О, - ответил Миклош.

- Я почти могу его понять, - проговорил Вильмош.

- Да, - сказал Миклош, - я тоже.

Когда они возвращались во Дворец, Миклош произнес:

- Лаци мне рассказал, что у тебя возникли сложности, когда ты пошел выдирать корни того дерева, которое вроде как растет в моих старых покоях.

- Да.

- Какие именно сложности?

Вильмош вздохнул.

- Не знаю, Мики. Просто в них нечто такое… не знаю.

- Ты решил, что они… - Миклош помешкал. - Прекрасны?

- Прекрасны? Нет, не то. Они казались такими целеустремленными. Не могу объяснить.

- Ладно. Не хочешь попробовать еще раз?

Они вошли во Дворец.

- Я подумаю.

- Хорошо, Вили. Мы об этом еще поговорим.

Вильмош направился к себе в комнату. Миклош, помешкав, повернул к погребу - посмотреть, как там поживает Аня. Она всегда была его любимицей.


Поздно ночью Миклош, все еще не в силах уснуть, вернулся в свои старые покои. Поставил лампу на пол и медленно подошел к дереву.

- Скажи мне, дерево, - прошептал он, - почему ты прекрасно? Как мне на тебя посмотреть, чтобы увидеть твою красоту? Можешь сказать?

Дерево безмолвствовало.

Принц подошел и взялся за один из листьев. На ощупь вроде бархата, но прохладный, и куда крепче, чем казался. Он поднес лампу к листу и изучил прожилки.

- Почему ты растешь в МОЕЙ комнате, дерево? Ты как-то связано со мной? Я должен вскарабкаться по тебе за пределы Дворца, пока не смогу ходить меж звезд? Ты это собой представляешь, дерево? Лестницу в страну богов?

Он отступил и поднял лампу, изучая верхушку, которая уже царапала потолок. Дерево раскачивалось, словно танцевало, так вдруг показалось ему. А потом Миклоша посетило внезапное видение танцующей Бригитты. Танцующей лишь для него одного, медленно, ее вытянутое лицо оставалось печальным, а глаза-омуты манили. Ощутив прилив чувств к нужным местам организма, он улыбнулся собственным фантазиям.

Однако раскачивающаяся верхушка дерева привлекала его внимание - своим движением, своим танцем, своей красотой.

Загрузка...