Вознесение гор

Глава 13

Даниэл очнулся от чувства, будто начался летний дождь. Большие, тёплые капли тяжело падали ему на щёки и лоб. Тёплый воздух ласкал его лицо, принося с собой знакомый, сладкий запах, которому он не мог подобрать название.

«Если есть небеса, то там всё должно быть именно так», — подумал он. «Знай я, что всё так будет, я бы умер ещё раньше»,

— Пожалуйста, пусть он не умрёт. — Голос, произнёсший эти слова, принадлежал Кэйт, и когда Даниэл открыл глаза, то увидел, что она молилась над ним. Тёплые капли дождя оказались её слезами, а лёгкий ветерок был её глубокими, частыми выдохами. Она молилась, крепко зажмурившись, и когда он раскрыл рот, чтобы её успокоить, свежая слеза упала ему на верхнюю губу. Её солёный вкус принёс в его сердце странное умиротворение.

— Я всё ещё здесь, Кэйт, — тихо сказал он ей.

Её глаза резко распахнулись, пронзив его зелёной вспышкой. Мягкие красные локоны упали вокруг него, когда она отпустила свои волосы, чтобы обнять ладонями его лицо. Наклонившись, она прижалась своей щекой к его собственной, и продолжила плакать, позволяя горю медленно вытечь из себя, пока наконец она не успокоилась.

Руки Даниэла, похоже, стали повиноваться гораздо лучше, и он использовал их, чтобы бережно прижать Кэйт к себе. Они молчали. Не осмеливаясь прервать этот единственный идеальный миг, он использовал свой разум, чтобы бесшумно осмотреть окружающую местность. Ронни Банкс лежал неподалёку, его тело было совершенно неподвижным. В нём не было шевеления, его лёгкие и сердце не двигались. Он был мёртв.

Астона и Билли нигде не было видно. Сэт был рядом, и, к облегчению Даниэла, его сердце всё ещё крепко билось. Глаза Сэта были закрыты, а дыхание было медленным, поэтому Даниэл подумал, что тот, должно быть, всё ещё без сознания. Его аура имела такой же вид, как у спящего человека.

«Блю?». Даниэл с беспокойством начал искать своего пса. Он нашёл его не на склоне внизу, а лежащего рядом с собой. Первой его реакцией было подумать, что Блю вернулся, и лёг рядом, но секунду спустя он понял, что Блю был мёртв.

Кэйт сходила за ним, и принесла обратно, положив рядом с его хозяином. Она всё ещё была обнажённой и раненной, но это было первым её действием после того, как она проверила состояние своих товарищей. Если Даниэл и гадал о причинах, почему он её любил, то теперь эти сомнения развеялись.

Смерть Блю вызвала слёзы у него самого, и он заплакал вместе с ней, позволяя боли сорвать стену, которую он держал между собой и своими эмоциями. Он плакал как дитя, бесстыдно и несдержанно, пока не осталось ничего. Кэйт продолжала жаться к нему.

Её обнажённая кожа была гладкой под его ладонями, но его низменные инстинкты не отзывались. Когда они в конце концов отстранились и встали на ноги, он посмотрел на неё, изучая грязь и синяки, пятнавшие её гибкое тело.

Она уставилась на него в ответ, не стыдясь своей наготы. Голую кожу она показывала с достоинством королевы.

— Нам нужно занести его в дом, — сказал Даниэл, глядя на Сэта.

— Мне не хватало сил дотащить кого-то из вас вверх по холму, — призналась Кэйт.

Это удивило его. Он и не осознавал, что был в настолько глубоком бессознательном состоянии.

— Как долго я провалялся?

— Почти час, — сказала она ему.

— Чёрт. — Нагнувшись, он стал размещать конечности Сэта, пока не сумел просунуть руки под колени и плечи своего друга. Медленно застонав, он встал, поднимая Сэта на руках. — Думаю, я смогу донести его, — сказал он ей, — если ты понесёшь… — Комок застрял в его горле, прежде чем он смог произнести «Блю».

Она кивнула, мгновенно всё поняв, и вместе они понесли Сэта и пса вверх, к её дому.

Даниэл беспокоился о том, что увидит Брэнду, когда они доберутся, но мгновенно отбросил эти мысли. Следовало думать о более важных вещах.

— Твоя мать знает что-нибудь про помощь раненным? — спросил он.

— Её нет дома, — ответила Кэйт. — Сэт зашёл, чтобы рассказать мне, как у неё дела.

— Сэт?

— Она живёт у них в доме. Его мать ухаживает за ней, — объяснила Кэйт.

— Почему? — спросил Даниэл, совсем сбившись с толку. — Если она заболела, то могла бы попросить моих родителей. Мы ближе.

Кэйт покачала головой:

— Она и слышать об этом не хотела.

— А что с ней не так? — продолжил он. Он подумал, что её желание избегать помощи его родителей было понятно, но ситуация всё равно казалась странной. За последние несколько недель он часто бывал в городе, и ни одна из женщин не упоминала ничего о том, что Брэнда Сэйер была серьёзно больна.

— Ничего с ней особо не так, она была беременна, Даниэл. Сэт пришёл сказать мне, что у меня появилась сестрёнка, — наконец сказала Кэйт. Эти слова она произнесла одновременно со стыдом и с удивлением.

Они наконец достигли дома, и как только они оказались внутри, Даниэл осторожно опустил Сэта на кровать Брэнды Сэйер. Он уставился на Кэйт, не в силах найти слова.

Прежде чем он смог что-нибудь придумать, она продолжила:

— Она отказывается говорить, кто отец. Поэтому и скрыла беременность. Родители Сэта пообещали никому не говорить.

— О.

Они устроили Сэта как можно удобнее, сняв его рубашку, и использовав влажные тряпки, чтобы вымыть грязь из раны у него на виске. Та уже больше не кровоточила, и его дыхание казалось нормальным. Не зная, что ещё делать, они оставили его в покое.

— Тебе, наверное, следует надеть что-нибудь, — сказал ей Даниэл, покосившись на её тело. До этого он не особо обращал внимание, но теперь обнаружил, что её гладкие изгибы притягивают к себе его взгляд. За всё время их злоключения она не выказала перед ним ни одного признака застенчивости.

— Ты такое уже видел, — сделала наблюдение она.

Хотя за последние несколько месяцев он видел много обнажённых женщин, Кэйт голой он не видел ни разу. Он был весьма уверен, что запомнил бы это. Снова посмотрев на неё, он утвердился в этой мысли: «Да, это бы я точно запомнил».

— Нет, не видел, — возразил он, а потом снова задумался. В детстве они несколько раз ходили купаться вместе. Но он не думал, что это считалось. Она сильно изменилась с тех пор.

— У других, — откровенно сказала она.

Даниэл отвёл взгляд, внезапно поняв. Тёмная тень снова начала смыкаться вокруг его сердца. Он и не догадывался, что эти слухи дошли до неё.

Она удалилась, и минуту спустя вернулась одетой в простую белую сорочку. Та выглядела принадлежащей к такому типу платья, которое Кэйт могла бы надевать на ночь. Взяв его за руку, она провела его в свою комнату, и жестом приказала ему сесть на кровать.

— Я уже чувствую себя гораздо лучше, — сказал он ей, думая, что ей будет лучше смыть засохшую кровь со своей щеки, прежде чем пытаться заставить его лечь, будто он калека какой-то.

Кэйт толкнула его на кровать, и села рядом с ним. Когда он попытался встать, она нпридавила его, используя свой вес, чтобы удержать его на месте:

— Нет. Это — первый раз после той случившейся на танцах хрени, когда ты вообще сказал мне хоть слово. Я не отпущу тебя, пока ты не заговоришь.

Он отвёл взгляд.

Она заползла к нему в кровать, и прижалась к нему, положив голову ему на грудь, и закинув свою ногу поверх его собственной:

— Если не хочешь говорить — хорошо. Можешь лежать здесь всю оставшуюся жизнь, если хочешь. Мы оба можем оставаться здесь, но ты ни шагу не ступишь из этой комнаты, пока не расскажешь мне всё.

То была приятная мысль. Он подумал, что легко мог бы провести так всю жизнь.

— Если бы ты знала правду обо мне, то побоялась бы приближаться ко мне даже на милю, Кэйт. Я держался подальше, потому что хотел защитить себя, и я ничего не сказал, потому что не мог вынести мысли о том, что ты будешь меня ненавидеть.

— Защитить меня от чего? — без следа страха спросила она.

— От меня.

— Это как-то связано с тем, что случилось с Ронни?

Он кивнул.

— Это действительно ты сделал? — подтолкнула она.

Даниэл зажмурился:

— Я убил его.

— Тебя коснулись боги, — внезапно сказала она. Именно так иногда называли людей, которые служили лесным богам. Надзиратели часто демонстрировали странные способности, которые нельзя было легко объяснить. Соответственно, пошли слухи о том, что их близкая связь с лесными богами дала им их собственные силы.

— Это никак не связано с богами, Кэйт. Внутри меня что-то злое, что-то неправильное. И дело не просто в силе. Я едва это понимаю, но то, что я совершал… Я превращаюсь в чудовище, — признался он.

Она потянула его за подбородок, пока они не оказались лицом к лицу.

— Открой глаза, — приказала она.

— Нет.

Она поцеловала его, не лёгким, а глубоким, страстным поцелуем. Через несколько секунд она отстранилась:

— Открой глаза, иначе я буду продолжать это делать, пока не откроешь.

— Да что с тобой такое? — спросил он. — Ты играешь с огнём.

— Почему? — парировала она. — Потому что ты — опасный злодей? Потому что ты — какой-то любовный демон, совративший половину женщин в городе? Потому что скоро ты потеряешь контроль, и захватишь мне своей злой силой, запятнав меня так же, как поступил со многими другими?

Её слова прорезали его до сердца, и он ошеломлённо уставился на неё. Было ясно, что она очень хорошо знала, о чём он думал, и также было ясно, что она многое знала о его недавнем безнравственном поведении.

— Да, — ответил он.

— Это полнейшая хуйня! — пылко сказала она ему. Он был ошарашен, услышав от неё сквернословие второй раз за день. Такое поведение было совсем не в её характере.

— Я знала тебя с тех пор, как мы едва начали ходить. Я видела, как ты заботился о животных. Я видела, как ты держал новорождённого ягнёнка, когда помогал при родах. Мы бегали, дрались и плакали годами, пока росли. Ты — наверное самый добрый, самый нежный мужчина из всех, кого я когда-либо смогу встретить. Что бы ни случилось, заставив тебя посчитать себя злым, или никчёмным, что бы это ни было… это ложь. И если ты именно поэтому оттолкнул меня, и начал спать с каждой распутной женщиной, готовой раздвинуть ноги, то ты — идиот! — закончила она.

Даниэл уже не в первый раз осознал, что совершенно недооценил Катрин Сэйер. Она не только раскрыла значительную часть его преступлений, но и каким-то ненормальным образом уже простила ему их, по крайней мере частично.

Она явно была не в себе.

— Единственное, чего я не понимаю, — продолжила она, — это то, почему некоторые из них это делали. Мне казалось, что некоторые из них были из числа хороших людей, а не тех, кто пошёл бы на такого рода риск.

— Я был очень убедителен, — просто сказал он.

— Ты имеешь ввиду свою новую силу? — спросила она. — Так ты действительно считаешь себя каким-то любовным демоном?

Он кивнул.

— Когда это случилось впервые? — спросила она.

Подождав пару минут, она снова подтолкнула его:

— С тем же успехом можешь просто рассказать. Я и так уже многое знаю. Говори!

— Когда я впервые был с женщиной? — осторожно спросил он.

Она кивнула:

— Когда ты впервые использовал свой дар, чтобы кого-то совратить.

То были два разных вопроса, но он не собирался говорить о её матери.

— Думаю, это было через месяц или два после танцев.

— Кто это был?

— Элис Хэйс. В тот раз это случилось как бы случайно.

Она ахнула:

— Про неё никто не знал.

— Никто?

Он начинал гадать, откуда она брала свою информацию.

— Многие женщины в городе начали говорить о тебе. Кто-то признался, а о других пошли слухи, будто они были с тобой. Говорят, что ты их околдовал, — объяснила она.

Теперь он встревожился ещё больше:

— А их мужья знают?

Она покачала головой:

— Нет, хотя некоторые могут подозревать. Пока что леди Колна держали эти слухи в своём кругу. Если бы это случилось только с одной или двумя, то они, возможно, позволили бы слухам разойтись, но мне кажется, что ты поставил под угрозу столь многих из них, что они все боятся кому-то рассказывать.

Он снова попытался отстраниться от неё, но она отказывалась отпускать.

— Почему ты продолжаешь держаться за меня? — спросил он, снова расслабляясь. — Любая разумная девушка уже побежала бы с криками прочь.

— Это что, действительно лучшее извинение, какое ты смог придумать?

Тут в нём зажглась искра гнева:

— А с чего бы мне извиняться?

— Потому что из всех известных тебе женщин любил ты только меня, и я — единственная, кто любит тебя. Если тебе и просить прощения у кого-то, то прежде чем думать обо всех остальных, тебе следует попросить прощения у меня, — прямо заявила она. Пока она говорила, её глаза покраснели.

— Ты помнишь, что я сказал тебе на танцах?

— Ты лгал, Даниэл Тэнник. Я знакома с тобой достаточно долго, чтобы знать, когда ты говоришь правду, а когда — лжёшь, и это было самой первой и самой худшей ложью, какую ты когда-либо мне сказал, — горько ответила она.

От боли в её взгляде ему поплохело, и благодаря своему дару он видел боль ещё и в её ауре. Она сгорала в буре эмоций, хотя внешне продолжала выглядеть относительно спокойной. Гнев, ревность и смятение боролись друг с другом за обладание её сердцем, но под и над всеми ими была любовь, неизменная преданность, не дававшая им власти над девушкой. Любовь стояла внутри неё подобно крепости, отказываясь сдвигаться с места перед лицом всего, что билось об её сердце. Воды поверхности вспенивались от ветра, но неподвижные глубины её любви под ними оставались непотревоженными.

Перед лицом всего этого он воистину ощутил себя ничтожным:

— Мне так жаль, Кэйт. Исправить это мне уже не удастся, но я никогда не хотел причинить тебе боль.

Её опухшие веки всё ещё сдерживали слёзы, но она была готова вот-вот расплакаться:

— Это — начало, но сперва ты должен сказать мне правду.

— Я не могу, — сказал он, сперва думая, что она имела ввиду правду о том, с чего всё началось.

— Скажи! — яростно выпалила она, а затем стала повторять эти слова, стуча по его груди: — Скажи!

Он наконец понял:

— Я люблю тебя, Катрин Сэйер.

Он начал было целовать её, но она оттолкнула его:

— А теперь скажи мне, почему.

— Что почему? — спросил он, думая, что она, возможно, имела ввиду причины, по которым он любил её.

— Почему ты это сделал? — хрипло сказала она. — Что вообще могло стать всему этому причиной? Почему ты стал спать с каждой женщиной, до которой мог дотянуться, когда любил меня? Почему я — единственная, с кем ты не мог быть? Тебя только я люблю, но ты изо всех сил старался соблазнить каждую хоть немного привлекательную женщину… кроме меня.

Его изначальное преступление лежало в его сердце подобно камню, и он знал, что там оно и останется, пусть и задушит его до смерти своим ядом:

— Нет, — ответил он. Но даже говоря это, он ощутил что-то иное, какое-то беспокойство в подсознании.

— «Нет» — значит не скажешь? — спросила она. — Или «нет» — значит не соблазнишь меня?

Он сел, оттолкнув её в сторону. Теперь он распознал источник того, что его беспокоило. Сфокусировав своё внимание, он ясно увидел всадника.

— Приближается надзиратель, — проинформировал он её.