Выживут сильнейшие

20. Алессандра

Я даже не успела испугаться за безупречного гада. А его Интериус уже соткал себя из воздуха. Неохотно подлетел к Рицу и остановился, покачался и побузил из-под капюшона

— Может, поможешь? — спрашивает Риц, заметив фамильяра. Он пытается разжать пасть зелёного чудовища. Тот ужасен: маленькие глазки хлопают на моего мужа. Открывая пасть, он только глубже глотает ногу Фабрицио.

Фамильяры не принимают шуток, сарказма, намёков или сослагательного наклонения. Они нам ни друзья, ни слуги. Это животные, которые подчиняются нам взамен на кровь. Им нужен прямой приказ.

Но Интериус кивнул. Подошёл и вытянул из монстра энергию. Поток жизни поднялся к нему воронкой. Белёсым полупрозрачным маревом, завинчивающимся по часовой стрелке. Красиво. Маленький смерч смерти. А Хан Сион закричал.

Люди чувствуют боль своих фамильяров. Поэтому-то фамильяр выбирается один и на всю жизнь. После смерти первого, сил на другого не остаётся. Говорят, это будто потерять любимого человека или кусочек сердца. Ещё никто не ходил в Сад Бестий повторно.

Говорят, сами фамильяры тоже чувствуют боль хозяина. Но я в это не верю. Что могут чувствовать мои пауки, например? Разве что голод.

— Поводок! Я искал поводок!

Что?

Нет. Быть не может.

— СТОП! — команда Интериусу. Дуэт чёрного капюшона и зелёного крокодила, затянувшегося к потолку в объятьях фамильяра Де Лота, замирает. А Риц хмурится:

— Что за…?

— Поводок Артена. Артефакт, который может управлять чужими фамильярами.

— Это легенда. Его не существует.

— Но он был у Леона Ви Сента.

— Откуда информация?

— Я… Я…

Хан Сион закричал громче.

Риц оглянулся проверить, но Интериус не трогал крокодила.

Я всё ещё угрожала китайцу кинжалом. Но даже ткань на брюках ему не разрезала, и кричал он не из-за меня.

Хан Сион царапал себе лицо ногтями. Орал и носился по комнате. Бился головой о стены и даже попытался выброситься из окна.

Риц легко его поймал и прижал к земле.

Но китаец выдавил себе левый глаз указательным пальцем. Сам себе свой собственный глаз. Мерзость-то какая!

Густая слизь вперемешку с кровью хлынула на руки и на рукава Фабрицио. Мой чистоплюистый муж тут же отскочил от безумца. Принялся цокать на свои манжеты.

А китаец выпрыгнул в окно.

Ох, Богинюшка, помоги!

Я же в этой ситуации сделать ничего не успела.

Я всё ещё приходила в себя от того факта, что убийца искал артефакт. Тот, что я хранила у Леона. Тот, что я забрала за день до его смерти.

И убийца наверняка знает, что Поводок Артена у меня.

Это из-за меня погиб мой брат.

— За ним!!! — Фабрицио вылетел вслед за преступником. Второй этаж — это не очень высоко, но я не могу скакать по окнам! Я же в платье!

Надо было застрелить этого Сиона.

Или хотя бы ноги отстрелить, чтобы не убегал. Можно позвать паучков. Но они не пригодны для погони. Их просто раздавят.

Спустилась я очень быстро. Как могла.

Не забываем: я ранена. Туфли на каблуке замедляли бег. И дёрнуло же меня обуться настолько неудобно! Зато чёрные туфли на высоком каблуке делали мои ноги такими длинными.

Жаль, что этого никто конкретный не оценил.

Погоня — дело мужское. Вот пусть муж и носится.

А я могу китайца допросить.

Прошла пару кварталов. Вернулась. Пошла в другом направлении. И услышала крики. Нет, кричал уже не хан Сион. Вопили люди. Десяток наречий и ни одного понятного слова.

Я словно оказалась в другом мире. В мире, в котором ничего не понимала.

Китайский квартал огромен. Но все китайцы собрались в одном месте.

Все, наверное, — сорок тысяч человек!

Мне с трудом удаётся протиснуться к центру. Туда, где азиаты становятся единой массой потных мерзких тел. Я могу встать на них и идти по головам, словно по живому узкоглазому полю — настолько тесно они столпились. Толкаются плечами, хватают за руки.

Все они смотрят в одну точку.

На Фабрицио Де Лота, который стоит рядом с Ханом Сионом.

Тело Хана Сиона висит на суку огромного дерева. Ноги едва касаются земли. Красная жидкость пропитала его одежду и медленно стекает вниз. С каждой новой каплей лужа под ним всё больше. Небольшое кровавое озеро. Сук торчит прямо из спины. Лица не видно, а голова прислонена к стволу. Пара сломанных рёбер осколками белеют на алом фоне.

Риц, прижав ладонь к губам, внимательно рассматривает свою жертву. И не подходит ближе, будто боится испачкать туфли от Стразино Арсазино в крови.