Выживут сильнейшие

49. Фабрицио

Как же он, оказывается, не любил тюрьмы. Пахнут отвратно, условия скотские, никакого личного пространства, отношение сокамерников соответствующее. Никого комфорта и уединения. Жёсткие нары, щетинившиеся иглами решетки пугали больше, чем мерзенькие улыбочки соседей по несчастью.

Пришлось сломать три руки и два носа прежде, чем ребята поняли, что перед ними воспитанный человек, а не фуфлыга какой-то. Хорошо хоть до Интериуса не довели.

Риц сжал кулаки. Он мог бы вызвать фамильяра и разнести всю тюрьму на ошметки за пару минут. Но его посадили в единственную камеру во всей Европе, которая блокировала появление фамильяров. Она была сделана из того же камня, что и ограда Сада Бестий. Материал по структуре больше всего напоминал мрамор, только не гладкий, а шероховатый. И сколько не лей кровь в подобном каменном мешке, фамильяр зова не услышит. Какую цену за неё запросил мэр, Фабрицио мог только догадываться и, скорее всего, не обошлось без помощи Дона Гильермо. Отец наверняка мечтал о том, как в этой клетке гниют Ви Сенты. А вышло совсем наоборот.

Это Фабрицио пришлось доказывать сокамерникам, что он не петух, не индюк и кто там еще в тюремном пантеоне водится?! Это было даже весело поначалу.

А потом протекции отца не хватило на залог, и Риц призадумался. Дело воняло неприятностями, его подставили. Хорошо, грамотно и со вкусом.

Наследник Де Лотов подал знак сокамернику, и лысый шестёрка в тюремной полосатой хламиде быстренько прикурил для Фабрицио сигарету. Тонкие мерзкие и дешёвые “Альберо” оказались лучшим, что можно было передать за решётку, горчили просыревшим табаком и оставляли на пальцах черные пятна чернил, которыми была прописана партия каждой сигареты.

Риц затянулся, отпуская мысли. Он готовился применить силу убеждения. Грубую физическую способность заставлять людей делать то, что необходимо семье Де Лот. Этой магией владели все члены его клана. И выйти из тюрьмы без мордобоя было решительно невозможно. Сейчас Фабрицио должен быть с женой, отцом и сестрой.

Скрипнуло железо решётки.

— Де Лот, на выход! Чего сидишь-то?! — выкрикнул бородатый надзиратель. Настолько же волосатый, насколько и жирный. Даже пальцы у него еле обхватывали прутья решётки, не желая сгибаться.

Фабрицио поднялся, стряхнул пыль с мятых, рваных брюк и забрал из рук шестёрки свой пиджак. Прошёл в тюремный коридор и уточнил:

— Меня выпускают?

Так просто? Почему? У него много крутилось вопросов на языке. Но какой бы ни была причина, ему надо было спешить.

— Да, семья Ви Сент забрала заявление.

— Какое заявление?…

Оставшиеся в камере мужчины зашепталась. В тайне каждый надеялся, что знаменитый Де Лот вытащит их из тюрьмы, и было весьма разочарованы его внезапной свободой.

Когда шаги надзирателя и Фабрицио стихли, один заключенный подошёл к тому месту где ранее сидел Де Лот, поднял бычок и с жадностью докурил.

— Зря они этого бешеного выпустили, — сказал, прикрыв глаза. — Он же теперь половину Мортена уничтожит.

Второй, осуждённый на двойное убийство, безразлично пожал плечами:

— Да пусть хоть всех перережет.

— Вначале ванна, и через три минуты жду тебя в кровати, — скомандовал Фабрицио, стремительной походкой пролетая мимо обеденного зала. По дороге он стягивал с себя костюм, не заботясь о том, что его не только слышит, но и видит вся прислуга.

Но Алессандра не обратила никакого внимания на спешку мужа, она подскочила со стула и бросилась обнимать его:

— Тебя выпустили!

— Дай мне три минуты, — Риц коснулся губами кончика носа супруги и мягко от себя отстранил. Усмехнулся, заметив, как она скривилась. Да, вонял он знатно. Три дня в тюрьме кого угодно сделают ходячей помойной ямой. А одежду, наверное, придется сжечь. И туфли выкинуть. Ну, у кого поднимется рука выкинуть туфли от Стразино Арсазино?! Это же лимитированная коллекция!

Ничего, главное, она ждала его. Не бросилась к своему папочке, не приготовила капкан под дверью.

Ждала.

И мужчина ускорился.

Его туфли оставили грязные пятна на кафельном полу, костюм островами мусора валялся в коридоре.

Струи воды смывали с Рица пот и кровь тюремного подвала.

Он вернулся домой.

Но Алесса не дала ему трёх минут. Она кровавой бестией проскользнула в ванную комнату и присела напротив моющегося мужа.

Прямо на пол.

— Будешь следить за мной? — усмехнулся мужчина, промывая голову в третий раз. Ему всё чудился смрад заточения.

— Знаешь, тебя даже на минуту оставить нельзя. Тут же влипаешь в неприятности! — улыбнулась Алессандра. Она была одета в простое домашнее платье. Лёгкая светло-салатовая ткань струилась вокруг её скрещенных ног. Волосы Алессандра собрала в небрежный пучок, из которого во все стороны торчали алые пряди. Некоторые — вертикально вверх, к потолку. Парочка лежала на плечах, другие спускались в ложбинку между грудей.

И Рицу стало сложно сосредоточиться на мытье.

— Почему тебя отпустили? — спросила жена.

— Не сказали. Может, им не хватило доказательств? — в словах мужа проскользнуло веселье и привкусом счастья.

Алессандра задумалась. Она беспокоилась, что появление Рица дома — продуманный план. Ему намного безопаснее было оставаться в тюрьме. Там до него не добрался бы клан Ви Сент.

Но все тревожные мысли выветрились из головы девушки, стоило её взгляду упасть на точёную фигуру мужа, а точнее на на то, что было заточеннее всего и пока вид имело не боевой. Но всё равно внушительный и многообещающий.

Девушка сглотнула, опустила глаза на свои руки и прошептала:

— Я должна предупредить, Риц…

— После, — муж уже, оказывается, отключил душ, вылез из ванной и пошёл к жене. Холодные большие капли упали девушке на лицо, плечи и коленки.

Фабрицио навис над ней и неторопливо вытирал волосы.

Огромные голубые глаза Алессандры распахнулись, достоинство Де Лотов находилось прямо перед её носом. Оно подрагивало, блестело от влаги и пугало.

Девушка протянула руку и провела кончиком ногтя по нежной коже от основания члена к сморщенной головке. Тот вздрогнул и начал стремительно подниматься.

— Оу, — выдохнула Алессандра, завороженная зрелищем. Вблизи он казался ещё больше. — А можно ли оставить засос на члене?

Полотенце в руках Фабрицио замерло. Муж нахмурился и переспросил:

— Что?

— Хочу заклеймить тебя! — её пальчики обхватили мужскую плоть и принялись гладить. Неумело, наивно, но от этого ещё больше возбуждая Рица. Ему нравилось знать, что он у этой девушки первый и единственный мужчина.

А обращаться с важнейшей частью мужского тела он жену научит. И даже ещё некоторым вещам научит. Воображение тут же подкинуло Рицу картину, как Алесса глотает его член почти полностью и при этом наивно смотрит на него невинными небесно-голубыми глазами.

Да он же от одной мысли об этом сейчас кончит.