Вышедший из ночи (СИ)

Глава тридцать вторая

В мыслях ведьмы одно — "надо придумать, как сбежать".

Офелия сосредоточенно смотрела на полыхающий костёр. В клочьях чёрного неба, виднеющегося сквозь ветви деревьев, горели звёзды, но они совсем не интересовали Офелию, а ведь она долгое время не видела, ни звёзд, ни луны, пребывая в заточении, ведьма лицезрела над собой только пыльный потолок. Сейчас на ней тоже надеты оковы, но свобода кажется так близка!

Думать, как сбежать.

Но Айре не отводила от пленницы внимательного, придирчивого взгляда.

Думать, как сбежать.

Но Офелия не могла никого использовать. Тесса крутилась возле Мэла, ссорилась с ним, потом мирилась, они распивали вино, вместе уходили куда-то и возвращались. Не поссорить их, не предложить Тессе ничего взамен своего освобождения. Ни с кем не заключить сделку. Чтобы обманом или хитростью добиться того, в чём ты нуждаешься, нужно изучить тех, кого хочешь использовать, а Рыцари ночи не подпускали Офелию близко к себе.

Думать, как сбежать.

Алия часто заговаривала с пленницей, была добра с ней. От Алии веяло осенью, то ласковой и тёплой, тихой, то холодной, готовой разразиться дождём. Но всегда, всегда в глазах её по отношению к Офелии стояло сочувствие. Только вот Алия тоже ведьма, не одурачить её.

«Да хранит Ночь усталых», — часто слышалось здесь.

Да хранит Ночь усталых…

Как только Офелия услышала от Рыцарей это приветствие-пожелание, она, когда небо начинало темнеть, молила Ночь о помощи.

«Говорят, что тебе безразлично, что происходит на земле. Другие говорят, что ты просто ничего не можешь сделать. Под покровом твоим творят бесчестие и добродетель, ужасные и чарующие чудеса, зарождение жизни происходит во время твоё и убийства свершают чаще всего ночью. А ты, молчаливая, печальная, смотришь и не можешь вмешаться. Но не равнодушна ты ко всему! Не всегда молчишь! Ты покровительница Рыцарей Ночи, рыцарей твоих. И время после захода солнца, не тебе ли принадлежит? Обрати на меня свой взор, о воплощение ночи! Укрой меня своей тьмой! Ни магия ли тебя молит о помощи? Ни магия ли сотрудничает с темнотой? Так помоги мне бежать в земли, где властвует тьма, так помоги мне добраться туда, где за озером чёрным твоим, до небес возвышается гора! Рыцари ночи служат тебе, но ты им не обязана быть верна, ты не зла, не добра, услышь же меня!», — но оковы так и не спали с израненных запястий ведьмы. Воплощение ночи молчало.

Офелии никто не причинял вреда, не все обращались с ней по-доброму, но зла ей не творили. Бежать же от них хотелось с каждым днём всё сильней. Ведьма понимала — грядут большие беды, война уже наступила, только тихая, скрытая.

Вэриат… Офелия так скучает по нему! А ещё всё чаще думает она, что будет, если он выпустит на волю Карнэ? Офелия точно не знает, чего желает Вэриат, и раньше старалась не задумываться о его матери, но теперь, когда дыхание смерти так ощутимо в воздухе, когда тьма всё чаще показывается людям на глаза, Офелии становится страшно. Ведьма знала, повлиять на решения Вэриата она не способна, но быть рядом с ним она имеет право! Да пропади пропадом этот жестокий мир, люди и твари тьмы, она просто хочет видеть Вэриата, знать, что с ним, что у него на душе!

Джек… Зачем он вернулся в Илиндор? Долг… Долг погубил его. Он мог бы остаться с Офелией, они могли бы бежать, Вэриат скрыл бы их от войны, а что теперь? Джек не захотел быть предателем, глупец. Не глупец ли он? Ведьма сжала зубы, злоба клокотала у неё в груди, хотелось кричать! Злоба на свою беспомощность, не на Джека, который, как думала Офелия, был сильнее её. Она бы не смогла поступить так, как он. Или смогла бы? Провинись она перед Вэриатом, разве не вернулась бы к нему? Вернулась бы и неважно, каким сильным был бы его гнев. Но Джек… не сдаваться он шёл, не просить наказания, вернулся он в Илиндор в надежде сохранить своё доброе имя. Гордость? Верность? Страх? Что же движет им на самом деле? Да и это было не столь важно ведьме, её волновало другое, почему над Джеком не взяла власть никакая другая сила, которая оставила бы здесь, рядом с Офелией?

Думать, как сбежать…

Люди, не воплощением ли жизни они являются? Как много намешано в них, редко и выделишь что-то одно основное. Ненависть граничит с любовью. В телах земля, в лёгких воздух, вода в крови и слезах, пламенные сердца. Сочувствие и жестокость. Долг и предательство. Люди… их любят и ненавидят, они сложные и простые. Не воплощение ли они жизни? В них, кажется, есть всё…

Думать, как сбежать.

Офелию заворожило пламя. Мысли унеслись в прошлое. Воспоминания захлестнули её. Глаза ведьмы защипало от слёз, картинки в её сознании сменяли друг друга, сопровождаясь мучительной тоской по прошлому и ощущением необъяснимого, липкого страха. Прошлое предстало пред её взором, оно горело в огне костра:

«Ночь отступила, солнечный свет прогнал её. Утро холодное. Опадает листва. Только-только закончился дождь, прояснилось небо, но солнце… оно почти не грело. Мокро. Где-то журчит вода. Пахнет гниющей листвой, мокрой землёй, мёрзнувшим лесом. Дом, пахнувший трухлявым деревом, был окружён елями, соснами и крученными дикими яблонями, беспомощно, безнадёжно тянувшимися голыми ветвями к небу, к земле, к другим деревьям, так и не найдя опоры, застывшими в немом крике. Знали эти яблони — не дожить им до весны, грядёт жестокая зима.

— Дорожка… кровавая дорожка, — раздался с лежанки детский голос и женщина растапливающая печь, зябко повела плечами.

— Тебе вновь приснился кошмар? — подошла она к мальчику.

Худенькие пальчики тут же потянули её за прядь светло-серых волос.

— Мне снилось, как я иду по кровавой дорожке, — прошептал он.

Его взгляд стал мутным, задумчивым. Ведьма с беспокойством вгляделась в его худое лицо, синие узоры вен так были видны на его висках и у глаз. У мальчика всегда был болезненный вид, и бледность лица его так подчёркивали чёрные волосы, но стоило свету упасть на них, как некоторые из прядей отливали тёмно-красным цветом, словно вспыхивало в них пламя.

— Сделай так, чтобы я не видел снов, — приподнявшись на постели, попросил он.

Офелия обняла его, и мальчик зарылся лицом в пахнувшие полынью волосы ведьмы.

— Мне нельзя этого делать, — ответила она. — Да и люди должны видеть сны… это часть жизни.

— Но я не человек.

— Кто тебе это сказал? — Офелия присела рядом с ним.

Мальчик стал серьёзен, помрачнел.

— Она сказала мне.

По спине её прошёл холод, Офелия прикрыла глаза.

— Что ещё Она тебе говорила?

— Повторяет каждый раз: «я твоя тьма, я твоя смерть, я твоя жизнь и судьба. Ты мой родной, кровь от крови моей любви, жди меня и зови всегда». А потом Она появляется, тянется ко мне, а дотянуться не может. А я стою перед Ней в белом саване… а потом ухожу по дороге, иду, а под ногами хлюпает горячая кровь. Кровь эта течёт из быков, их головы отрублены, лежат на обочине, а изогнутые рога блестят под светом молний. Я смотрю на небо и вижу… — его голос понизился до хриплого шёпота. — И вижу, что неба нет. Там одна чернота, которая хочет затянуть в себя весь мир. И вот быки исчезают в красном тумане, а кровь с дороги каплями поднимается вверх. Я чувствую, что за мной кто-то стоит. Дует ветер, и я вижу, как на ветру, по обе стороны от меня, развиваются Её чёрные локоны. Знаю, что Она тянется ко мне рукой, чувствую от неё холод и просыпаюсь.

— Карнэ не причинит тебе вреда, — поцеловала ведьма его в горячий лоб. — Ты перестанешь бояться, когда вы поговорите, когда эти сны станут привычны.

— Почему она не может прикоснуться ко мне?

— Смерть защищает тебя, даже я до сих пор ощущаю на тебе её ледяное дыхание. Но когда тебе исполнится девять лет, Смерти придётся отступить, не может она вечно защищать тебя, пусть ты и не простой человек, пусть ты и родной ей.

— Я вообще не человек. Карнэ говорит, что я воплощение магии.

Офелия с трепетом провела по его волосам рукой и проговорила:

— Как бы там ни было, сейчас ты просто мальчик, которого ждут великие дела. Мальчик, который проворочался всю ночь, а для великих дел нужен сон.

Вэриат лёг, отвернулся к стене и замер. Офелия, выходя из комнаты, услышала его шёпот:

— Кровавая дорога, вот, что меня ждёт…»

Рыцари ночи о чём-то переговаривались, кто-то смеялся, кто-то изредка бросал на Офелию неприязненные взгляды, и никто не знал, что она сейчас во власти воспоминаний, что она сейчас не здесь.

«Черепки разбитого кувшина лежали на пыльном полу, осколки окна острыми клыками скалились с подоконника. Разлитая зелень похлёбки ещё булькала в перевёрнутом котелке.

— Немыслимо! — Офелия застыла на пороге.

— Прости, — закрыв руками лицо, сквозь пальцы посмотрел на неё мальчик.

— Ты что наделал? — она вошла в дом и угрожающе нависла над Вэриатом.

— Извини, — произнёс он, но почему-то это прозвучало вопросительно и настороженно.

— Каким образом ты устроил в моём доме хаос?!

— Пусть это останется загадкой, — нагло сказал мальчик и заискивающе улыбнулся своей наставнице по магии.

— Всё здесь уберёшь, — бросила она и стала ждать исполнение своего наказа».

— Держи, — Офелию вырвал из оков памяти голос Айре. Эльфийка вручила пленнице чашу с похлёбкой. — Ты совсем к еде не притронулась, не умри с голода, ты нам живой нужна!

Ведьма брезгливо глянула на похлёбку и выплеснула её в лицо Айре. Эльфийка не успела увернуться и вскрикнула, когда горячая жидкость попала на её смуглую кожу. Ударив Офелию и выругавшись на непонятном для ведьмы языке, Айре ушла приводить себя в порядок, оставив ведьму лежать на земле и смотреть в пламя. Вкус крови от разбитой губы не помешал Офелии вновь вернуться мыслями туда, где ей было хорошо.

«— Давай, помоги мне!

Вэриат подбежал к ней и помог занести в дом охапку дров.

— Холодно как! — Офелия смахнула с себя снег.

— У тебя ресницы обледенели.

— Такие вещи говорить так серьёзно, просто преступление, — ответила она ему и приняла от Вэриата кружку с горячим ароматным отваром.

— Зачем ты ушла среди ночи?

— Ты разве не спал? Я думала, что когда вернусь, ты будешь ещё во власти Карнэ, — ведьма села за стол и прижмурилась, отпив согревающее зелье.

— Так зачем ты уходила? — Вэриат выжидающе смотрел на неё и даже не думал присесть рядом, это немного раздражало Офелию, но дать волю ведьминому характеру она не могла. И не только потому, что перед ней был сын богини, нет, просто к этому мальчику ведьма испытывала привязанность, нежность и тепло.

— Некоторые заклинания творятся в определённое время, в определённых местах, — сказала она, видя, что Вэриат до сих пор ожидает ответа.

— Ладно, — пожал он плечами и подошёл ближе к раскалённой печи.

— Сказал так, будто дал мне разрешение уйти, и неважно, что разрешение запоздалое, — фыркнула ведьма.

Её слова мальчик оставил без внимания. Он стоял и смотрел на связки веточек и соцветий, подвешенных у печи. Вэриат улыбался. Сегодня он выглядел счастливым.

— Я давала тебе задание смешать порошки для заговоров.

— Всё сделал, — кивнул он в сторону лавки, под которой лежали узелки со смешанными растёртыми ядовитыми травами, камнями и костями животных.

— Уверен, что правильно? — строго спросила ведьма.

— Проверь, если сомневаешься, — безразлично ответил Вэриат.

Офелия отвела в сторону вспыхнувший злостью взгляд. Ей не нравилось, когда Вэриат так разговаривал с ней. Веди он себя в такой манере с кем-то другим, Офелию бы это веселило, а так…

— Что случилось? — заметил он перемену в ведьме.

— Ничего, — последовал холодный ответ.

Вэриат подошёл к ней сзади и обнял её.

— От тебя до сих пор холодом веет, — сказал он на ухо Офелии.

Ведьма, накрыв своей холодной ладонью его горячую, закрыла глаза».

А другое воспоминание заставило её судорожно втянуть в себя тёплый летний воздух и рывком сесть, чтобы не провалиться в сон.

«Белки её глаз затянула тьма, будто в Офелию вселились чёрные призраки. Руки ведьмы разведены в стороны, подняты к небу, покрасневшие губы шевелятся от беззвучных заклинаний. Опавшая листва с шелестом разлетается от Офелии, и вот ведьма стоит на голой земле. Под ногами её находится медная глубокая чаша с тлеющими в ней травами.

— Призываю тебя, жертву тебе приношу, молю тебя, не оставь, услышь! — произнесла она и наклонилась к чаше.

Нож, воткнутый в землю, оказался в руках Офелии. Вэриату уже было одиннадцать лет, его более не пугала тьма, ни во сне, ни наяву. Вэриат стоял напротив Офелии и молча наблюдал за её действиями.

Ведьма вскрыла себе вены на запястье. Кровь покрыла тлеющие в чаше травы. Губы ведьмы коснулись медного края, и смешанная с пеплом кровь обожгла её горло. По телу Офелии прошла судорога. Ведьма упала на спину. В широко распахнутых глазах отражались кружащие в небе вороны.

«Время пришло», — вырвался с губ Офелии чужой женский голос.

Этот голос Вэриат часто слышал в своих кошмарах.

«Замок на горе четырёх стихий теперь твой, мой сын».

Офелия поднялась, но взгляд её был отстранён и полностью застлан тьмой.

«Иди за мной, Вэриат, я проведу тебя в твой новый дом. Негоже сыну богини тьмы жить средь леса, в старой хижине. Займи своё место, утверди свою власть, ввергни в страх всё и вся, пусть знают, что у Нижнего мира есть король».

Вэриат шёл за ведьмой, которую вела Карнэ. Он знал, что Офелия погружена в тяжёлый, мучительный сон, от которого страдает не только её разум, но и тело.

Никто, ни зверь, ни человек, ни дети магии, не смели приблизиться к идущим в Нижний мир. Шли они долго, и когда Вэриат оказался у врат замка, Карнэ оставила их. Офелия без сил опустилась на мраморную ступень.

Из глаз ведьмы хлынула кровь. Офелия стала задыхаться. Карнэ не предупредила её о последствиях проведённого обряда.

Вэриат прижал к себе умирающую ведьму. Глаза его стали влажными, но он запретил слезам выйти за пределы век.

— Мама… — его пальцы запутались в волосах Офелии. — Не оставляй меня здесь! — крикнул он, чувствуя, как ведьму бьёт крупная дрожь. — Я возьму на себя всю твою боль. Ты ведь умираешь от боли? Я не умру от неё! Потерплю! Только не оставляй меня, мама, — Вэриат крепче обнял её, надеясь, что чем сильнее станет держать Офелию, тем сложнее смерти будет вырвать её из его рук.

Внезапно Вэриат почувствовал во рту горечь. Мальчик прислушался к новому, странному чувству, вспыхнувшему внутри него. В его груди, казалось, образовалась воронка, которая крутила, раздирала его сердце, гнала по жилам раскалённую кровь и опьяняла Вэриата, кружила ему голову, наполняла его неведомой прежде силой. Магия внутри мальчика сразу же откликнулась на это чувство и поглотила боль, что Вэриат принял на себя, но Офелии по-прежнему было плохо.

«Хорошо, — из губ ведьмы вновь прозвучал голос богини кошмаров, — в честь твоего восхода по ступеням замка, я оставлю тебе её», — смиловалась Карнэ, и Офелия обмякла в руках Вэриата.

Он сидел на ступени, Офелия лежала на его коленях, и мальчик гладил её по волосам, с наслаждением слушая дыхание своей ведьмы. Наконец она разомкнула веки. Её матово-серые с поволокой глаза покинуло проклятие.

— Мама, значит? — отрывисто спросила она. — Так ты меня назвал?

А Вэриат задумчиво проговорил:

— А знаешь, моя магия питается чужой болью…».

В прошлом Офелии было много радостей и бед. Как же после всего этого она оказалась беспомощна?

Однажды её схватили люди. В тот день Офелия была в Илиндоре, где покупала травы, не растущие в Нижнем мире. Стражи заметили магию. Одно неосторожное проклятие, брошенное ею на улице города, стоило ей свободы.

«Когда я стала так слаба? — Офелия легла и посмотрела ввысь. Она ощущала под собой тёплую землю и примятую траву и хотела взлететь, избавиться от оков, умчаться вдаль. — Там, в тюрьме, Карнэ пыталась уничтожить меня, о, если бы богиня кошмаров покровительствовала мне, я бы уже давно была рядом с Вэриатом! А ведь я служила ей! Я служила тебе! — мысленно обратилась она к Карнэ. — Так ты отплатила мне за верность? Ненавижу! Ты не мать Вэриату, ты не стоишь его! Я, слышишь, я буду рядом с ним, не ты, помяни моё слово».

Думать, как сбежать…

А время беспощадно, непоколебимо текло вперёд, крало биение сердец всех живых.

Думать. Бежать…