Вышедший из ночи (СИ)

Глава тридцать третья

Золото солнечного света разлилось по ванной комнате. На позолоченных краях ванны плясали искры. Выложенный белой плиткой пол сиял чистотой, в нём отражался высокий потолок, такой же белый. Зато стены были расписаны чёрными и кроваво-красными цветами, отбрасывающими тени, из-за чего казалось, что они настоящие, но и тени, и широкие лепестки, тугие вьющиеся стебли, всё это когда-то вывел кистью искусный художник.

Ванна была наполнена горячей водой. На этот раз Онар видела, кто сделал это, и Вэриат оказался прав — царевна испугалась. Служанка, которая готовила ванну, выглядела как молодая девушка, только глаза её были недвижимы, словно у незрячей, а губы черны, волосы же её, заплетённые в две толстых косы, были цвета старого мха, грязно-бурые с зелёным оттенком. Казалось, что служанка в трансе, даже двигалась она странно, немного отрывисто и резко. Онар дождалась, пока она уйдёт, и только тогда осмелилась сбросить платье и подойти к ванне, на краю которой стояли пузырьки с ароматными маслами.

Погрузившись в воду, покрытую густой пеной, царевне представилось, что она в мягком, тёплом, пахнувшем розой, снегу. Золотистые локоны Онар намокли и стали темнее. Несколько минут царевна не решалась закрыть глаза, но убедившись, что внушающая страх слуга действительно удалилась, Онар прикрыла веки и блаженно вздохнула.

Вскоре она вышла из ванны, неловко собрала в пучок волосы и неумело стала одеваться. Раньше, в той жизни, которая теперь казалась ей такой далёкой и утерянной, Онар никогда не расчёсывалась, не мылась и не одевалась сама, поэтому теперь ей приходилось сложно, она до сих пор не могла привыкнуть делать многие вещи самостоятельно.

Утро. Солнце. Онар кажется себе призраком, она стала бледнее, а из-за болезненного румянца царевна ещё больше выглядела слабой и испуганной. Она всё никак не могла справиться с завязками голубого, пышного платья. Окоченевшие пальцы плохо слушались её, волосы распустились и холодными, мокрыми, тяжёлыми прядями упали ей на плечи и спину.

«Здесь так холодно, как же холодно!» — раздался в мыслях царевны её собственный тревожный голос.

Вымолвить хоть слово она не решалась, здесь каждый звук рокотом проходил по ванной комнате, казалось даже отражался от высокого окна, освещающего ванную, и с удвоенной силой устремлялся обратно.

«Душат, душат слёзы, мне больно, они осколками в сердце засели, заледенели», — Онар устала плакать, теперь по её щекам не текли солёные капли.

«Кого мне молить о помощи, я во власти тьмы, сюда разве сможет проникнуть свет? Вон, солнце сияет, а тепло его здесь — запрет», — Онар, так и не распутав шнурки на корсете, подошла к окну и устремила свой небесно-голубой взгляд вдаль.

«Отец мой, мама, я жива, взаперти. Отец, мне мечтать о Нём запрети!» — она постоянно думала о Вэриате, и мысли, словно драконьими когтями, терзали её изнутри.

«И нет выхода, не уйти, я потеряна, кто-нибудь, хоть кто-то, молю, спаси! Здесь зима, тьма проникает в сердца, затмевает глаза. Арон, где ты? Прости… Твоя Онар уже, похоже, не та…» — её захлестнуло чувство вины, она отвернулась от окна, накинула на дрожащие плечи шерстяную белую накидку и направилась в свои покои.

«Здесь так высоки небеса! Здесь в полночь громом бьют часы. По утрам леденеют в окнах стекла. Инеем, изморозью расползается по ним красота… А ужас витает по коридорам замка. Шумит пламя в каминах зала. И человеческие кости выбеленные жаром, или пожелтевшие, обглоданные временем, как в старом склепе обдают меня затхлым, липким, дыханьем кошмара. А выйдешь на балкон, вдаль, вверх посмотришь — лето! Опустишь взгляд — тьма, словно там, у подножья горы разверзлась бездна! Имя месту этому — беспросветность!» — длинные, тёмные коридоры по которым она шла, угнетали царевну, а комната её казалась ей клетью. Онар вошла в свои покои и перестала дрожать, камин полыхал ярким пламенем, по полу расползалось тепло.

«А где-то рядом со мной, за стенами, за дверями, находится Он, — Онар приложила к двери ладонь и представила, как Вэриат идёт по коридору прямо к ней, или как сидит он в высоком кресле, а на полу, у ног его, лежат псы. — Прекрасный, жестокий король. Глаза цвета дождя, в волосах, как смоль, пламя. Белизна лица и синий оттенок у век, как небо и снега. Он лёд, он сам — зима. И в то же время я обожглась. Впервые столкнувшись со жгучим злом, что сказать, не нашлась. Не его ли чёрные ногти растерзали моё сердце? Не его ли чары затмили мой разум? Вэриата тьма породила, он монстр, безжалостный, жестокий, гордый…» — Онар отдёрнула от двери ладонь и села у камина.

«Я же живая, тёплая, жизни дитя! Мне не нужна темнота, но я погибаю каждый раз, как только Он посмотрит на меня, скажет мне слово или прикоснётся ко мне! Что я сделать должна? Как поступить?» — она поднялась и прошлась по комнате.

«Я росла в роскоши, заботе, любви. Не знала бед, хоть и слышала о боле, войнах, о предрасположенной к жестокости судьбе. Я не должна думать о Нём, любить Его и встречи с ним ждать! Бежать, мне бы отсюда бежать…» — в растерянности остановилась она посреди комнаты и осмотрелась, будто надеясь найти выход из замка.

«А сердце рвётся на части, оно жаждет иного… — Онар стало страшно от самой себя. — Оно хочет здесь пропасть. Вэриат где-то в глубине замка и не знает, что я умираю, так хочу увидеть его и обнять».

«О, небеса, что я делаю?! — она села на кровать и закрыла руками лицо. — Что же со мной? Я не должна! Со мной не было такого никогда! Я впервые столкнулась со злом изо льда и огня! Он наваждение, вот и всё, я не виновна, нет здесь моей вины! Арон, где же ты? Спаси…» — она рухнула на подушки и, не высушив, не расчесав волосы, осталась лежать, пока солнце не стало в зените.

***

Уже через день Ра должна была отправиться в путь. Но ей никуда не хотелось уходить, даже мысли о возвращении домой вызывали у неё тоску, а о матери с братом она старалась не думать. Мысль о том, что Ра осталась одна, пугала, но пока девушка находилась в этом замке, всё казалось ей застывшим, пронизанным магией снов, и, как ни странно, её успокаивало это. Ра часто задумывалась, правильно ли себя ведёт, не должна ли она пытаться сбежать, спасти себя, ненавидеть короля Нижнего мира, мечтать о возвращении к людям? И сразу же отвечала себе, что возвращаться то ей не к кому, неизвестно, что с её подругой, Скери сейчас сама уходит за грань, ступает в мир, непривычный людям. Что ненависть ей не свойственна. Что сбегать-то ей незачем и некуда. Конечно, её до сих пор тревожил вопрос, что будет с ней в дальнейшем, но Вэриата Ра не боялась. Может, это и было глупо, но не ощущала она перед ним страх и ничего с этим не могла поделать, да и не хотела. Отчего-то ей было его даже жаль.

«Должно быть, тяжело вот так жить, — размышляла о нём Ра, — в этом замке, практически одному, слуги не в счёт. Жить, когда против тебя целый народ, когда твоя мать находится в бездне, а ты должен ей помочь, но сам опасаешься это сделать. Вэриат же опасается? Иначе, зачем он дал мне амулет против кошмаров, сказав, что не хочет слепо служить Карнэ? Он ищет правильное решение. Хотя, как я могу судить об этом? Я практически не знаю его. Кажется, я часто смешиваю действительность с тем, что сама выдумала. Или, всё-таки замечаю немного больше, чем вижу? Хотелось бы верить, что так… А Смерть, что она хотела сказать своим посланием? Надо же, я знакома со Смертью! Испытываю от этого смешанные чувства, а какого тогда Вэриату, когда он, получается, Смерти родной по крови. Хочется о многом его спросить, но даже если бы решилась на разговор, то вряд ли бы что-нибудь вышло. Вэриат даже не то, чтобы молчалив, он просто многое недоговаривает, держит в себе, остаётся только гадать, что у него в чувствах и в мыслях. Что, впрочем, я и делаю. Мне кажется, что у него там, всё-таки, тьма… но вопрос в том, как сам Вэриат относится к ней».

В этот день Ра вновь гуляла по замку, даже столкнулась с царевной, которая спускалась по лестнице в зал, где обычно проходили их вечера. Онар выглядела немного растрёпанной, но волосы её всё равно были украшены нитями серебра, и не важно, что некоторые пряди выбивались из ажурной длинной косы, царевне это даже шло. Девушки не поздоровались, они не дошли друг до друга, разминулись, чему обе обрадовались. Ра чувствовала неловкость, находясь рядом с Онар, почему-то ей всегда казалось, что Онар чего-то ждёт от окружающих, и эта манера царевны так держаться действовала на Ра отталкивающе.

В этот раз Ра обнаружила за одной из винтовых лестниц узкий неприметный проход, по которому и решила пройти. Это оказался длинный коридор, со стенами из зеркал, там не горели свечи, но в коридоре была не кромешная тьма, а полумрак. Зеркала, отражавшие друг друга, образовывали бесконечный чёрный туннель, а зеркальная гладь едва заметно сияла серебром. Девушка, стараясь не смотреть на свои отражения, не заглядывать в бесконечность, созданную зеркалами, ускорила шаг. Ра казалось, что зеркала затягивают её в себя, словно грани реальности и зазеркалья стирались.

Но вот она толкнула тяжёлую дверь и вошла в просторное круглое помещение с куполообразным высоким потолком, поддерживающимся гранитными колоннами. Там оказалось светло и тепло, хотя и в помине не было ни одного камина, зато через овальные узкие стёкла с разноцветными кубиками стекла проникал тёплый солнечный полуденный свет.

В этом месте не было ничего, кроме необычного фонтана посередине. Необычным он был потому, что края его бассейна наполняла не вода, а рыхлая чёрная земля, в которой росла большая яблоня. На дерево время от времени распылялась вода, и если через неё проходили солнечные лучи, то в воздухе загорались искорки, похожие на россыпь бриллиантов. На дереве же висели большие, с два мужских кулака, тёмно-красные, блестящие, продолговатые яблоки.

Ра подошла ближе, это место и яблоня, растущая прямо в замке, заворожили её своей таинственностью и красотой.

— Что смотришь? — раздался прямо из ствола женский голос, и из коры показалось чьё-то лицо.

Ра, вскрикнув, отпрянула назад.

— И нечего так кричать, деревья любят тишину, — от яблони отделилась молодая женщина с длинными волнистыми, словно выгоревшими на солнце, тёмно-серыми волосами и глазами янтарного цвета. Кожа её была пепельного оттенка, но на ней можно было рассмотреть тусклые веснушки. Над ушами у неё росли изогнутые вперёд чёрные рожки, а зелёные ногти были очень длинными и острыми. Одета женщина была в нечто, походившее на сшитый из коры и трав халат с разрезами по бокам.

— Испугалась, — не зная, что ответить и как реагировать, Ра просто смущённо улыбнулась, — я не знала, что здесь кто-то есть.

— Я Древесный Дух, имя мне Дианрит. По желанию я могу узнать, что происходит в лесах Нижнего мира или вблизи от него. Вэриат отыскал моё дерево, — указала она на яблоню, — и заключил меня здесь, заставил служить ему, грозясь, что за отказ подчиняться, он погубит мою душу, — коснулась она яблони, и листья её зашелестели, как от порыва ветра. — К примеру, известно мне, что Роук возвращается в замок, завтра она будет здесь, а после ты, она и Вэриат, отправитесь к великой Дайон. Но мне неизвестно, кто ты, дитя?

— Ра, — просто представилась она.

— Рада знакомству, редко доводится мне вести беседы с людьми, — улыбнулась Дианрит, и Ра подумала, что её потресканные губы напоминают кору.

— Я тоже рада, мне удивительно встречать таких существ, — ответила Ра, но так и не решилась подойти ближе.

— Что же ты, боишься меня? Не стоит, — покачала Дианрит головой и, сорвав яблоко, предложила ей. — Хочешь? Бери, — подбодрила она её и Ра, чтобы не разозлить Древесного Духа, потянулась к яблоку.

— Совсем разум потеряла? — вдруг прозвучал за девушкой ровный, идеальный голос.

Дианрит, увидев Вэриата, зашипела и исчезла в вихре зелёных листьев.

— Мне стоило большого труда подчинить себе Древесного Духа, ты даже не представляешь, как трудно было найти её древо-душу. Фруктов захотелось? — Вэриат сверху-вниз смотрел на Ра, и во взгляде его стояло не то, чтобы презрение или злоба, а скорее брезгливость. — Думаешь, почему плоды Дианрит так прекрасны? Она с их помощью может многое сделать, от её жертвы требуется только добровольно принять плод. Возьми ты её дар, Дианрит бы освободилась. Или бы тебя убила, — подумав, добавил он. — Хотя, последнее принесло бы мне меньший ущерб, ведь я даже не знаю, полезна ты мне или нет. Я, конечно, разрешил тебе свободно передвигаться по замку, но не думал, что ты окажешься настолько глупа и самонадеянна, что станешь беседовать с Духами так, будто тебе достаёт для этого знаний и ума.

«Если такое дело, то нужно было замыкать сюда двери», — пронеслось в мыслях у Ра. Она, чуть не плача, не знала, куда ей деться от пронзительного взгляда властителя тьмы. От волнения её бросило в жар, а от обиды слёзы защипали глаза. Её выговаривали, на неё злились, назвали глупой, обвиняли.

Ра не чувствовала себя виноватой, но в другое время она всё равно бы извинилась, но сейчас…

Сначала ей встретилась Смерть, потом произошла беда у Скери, затем Ра чуть не погибла на Лунном озере, вскоре она оказалась в замке Вэриата, где ей приснилась Карнэ и Ра узнала о смерти родных. И после всего пережитого она выслушивает упрёки от того, кто /ей не нужен/, от того, кому /она нужна/. Полностью самообладание Ра никогда не теряла, да и нужно было очень постараться, чтобы случилось то, что произошло в этот раз. Она, уже не сдерживая слёз, глядя Вэриату прямо в глаза, немного срывающимся, но всё же чётким голосом произнесла:

— А не ты ли говорил, что я твоя гостья? Значит, я погибнуть могла, а ты беспокоишься, что чуть не лишился Духа, которого заточил здесь? Кстати, это разве не считается преступлением? Если я твоя гостья, не должен ли ты меня защищать, а не обвинять в том, что я могла умереть в стенах твоего замка? Я вообще сюда не просилась, меня к тебе Смерть послала, и ты, по меньшей мере, должен относиться ко мне с уважением! Хотя бы ради того, чтобы вести себя достойно с той, у которой вся жизнь перевернулась. Что я тебе плохого сделала?! Я даже относилась к тебе неплохо, не считала монстром, как все вокруг, хотя могла бы думать о себе, жалеть себя и обвинять тебя в том, что мне снилась Карнэ! Она не рада мне, я попала в немилость богине кошмаров! Я совсем недавно, кстати, от неё, узнала о смерти своей семьи, но, конечно же, кому до этого дело! Одинокий, мрачный и скрытный, — ткнула она пальцем в Вэриата, — если что-то в твоём замке идёт не так, то в этом ты виноват, и нечего обвинять тех, кто буквально оказался в другом мире.

Ра развернулась и спешно покинула зал, оставив Вэриата растерянно, и даже чуть ошарашено смотреть ей в след.

Вскоре она была у себя в комнате. Забравшись на подоконник, девушка заплакала и даже не попыталась успокоиться.

Стук в дверь, и через минуту в комнату вошёл властитель тьмы. Ра не повернулась к нему, она всё так же смотрела в окно, только уже не плакала. Вэриат подошёл ближе, какое-то время молча стоял, а потом сел в кресло.

— Обычно Духи могут заключать сделки, честные или нет, только с людьми, поэтому Дианрит я и не держал под замком. Я одинокий? Возможно. Смотря, что подразумевать под одиночеством. Я практически никогда не остаюсь один, есть Карнэ, Роук, слуги, однако нет того, с кем бы я был открыт. Но из-за этого я не назову себя скрытным, ведь, возможно, не во мне дело, а в окружающих меня. Кого все называют монстром, не суди строго, за тебя это сделали другие. Прости меня, Ра, я был не прав.

— Ты… — Ра осеклась. — Вы тоже простите.

— Ты, не вы, — поправил её Вэриат, и воцарилось недолгое молчание.

— Красивое небо, правда? — так и не взглянув на него, произнесла Ра.

Вэриат поднялся, подошёл к окну. Ра, в отражении стекла, видела его задумчивое белое лицо и грустные глаза.

— Очень, — согласился король.

Вечер тонул в переливах сиреневого, фиолетового и синего цвета. Нижний мир погружался во тьму.