Я — авантюрист?

Глава четырнадцатая

…и никакого таинственного полумрака. Светился весь потолок, ровно, как небо в облачный день. Лёшка то ли шёл, то ли ехал на чём-то непонятном по широкому и длинному коридору. Он внимательно слушал рассказ соседа слева, лысоватого и сутулого мужчины в белом халате, хотя не понимал ничего. Множество механизмов и цифровых указателей загадочного вида мелькало у правой стены. Слева тянулась труба, покрытая блестящей краской или пластиком приятного салатного цвета. Она плавно, почти незаметно изгибалась вместе с коридором.

— … не допустить инверсии, но помочь экскурсу полюсов, — бубнил сутулый. — За всю историю установки дважды сбивали бифуркацию, оба раза удачно…

— Так она что, постоянно работает?

Это вроде бы сам Лёшка спросил. Но как-то не своим голосом, да и не изнутри, а словно суфлёр ему подсказал. Странный сон не подчинялся, длился, хотя ехать по коридору надоело.

— Скоро? Вы как специально пульт вынесли на кулички, — опять не сам Лёшка спросил, хотя готов был задать именно этот вопрос.

Сутулый пожал плечами, а впереди открылся просторный зал. Невысокий, в пару человеческих ростов, но широкий, с частыми колоннами. В центре располагался пульт, совершенно несовременный даже по Лёшкиным представлениям. Стрелочные индикаторы, красные и зелёные лампочки, тумблеры и верньеры из коричневой пластмассы или блестящего металла — не 19 век ли?

Опять сон раздвоился — словно кино крутилось на экране, а сбоку кто-то из соседей негромко подсказывал в самое ухо насчёт девятнадцатого века. Но сам Лёшка видел такой пульт, даже ремонтировал. И не где-то на стороне, а в самом институте, почти в таком же подвале с колоннами. Как и бывает обычно, события развивались независимо от желания сновидящего, словно мощный поток тащил парня вперёд и вперёд, не позволяя опомниться или зацепиться за воспоминание. Сутулый уже спешил к пульту, заявляя бредовую претензию и споря:

— …ваше дело диверсантов отлавливать, а не моё. Вооружённая охрана? Да вы хоть соображаете, как рванёт, если шальная пуля дырку сделает в генераторе? От нас угольки останутся… А остановить невозможно — четверть энергии города на нём…

Лёшка словно оглянулся, не оглядываясь — как глазами с затылка посмотрел — и понял, на чём приехали он и сутулый. Смешной автомобильчик, совсем открытый, на каких катают детишек по зоопарку — стоял в коридоре. Но первое зрение, спереди, так неприятно смешалось с затылочным, что парня замутило и он потерял сознание…

…в голубоватом объёме крутилось изображение Земли. Мультипликация показывала варианты смещения полюсов, а сутулый давал пояснения. Не вдаваясь в термины, Лёшка ухватил главное. Опасные космические частицы, которые сейчас отклоняет магнитное поле планеты, прорвутся к поверхности и всё спалят, уничтожат. То есть, всеобщая смерть — микробам, растениям и животным — обеспечена. Разве что в океане можно уцелеть.

— Тогда зачем нужна диверсия? Это настоящее самоубийство! В Котобе не идиоты, уважаемый академик…

Голос опять не свой, посторонний, но вопрос бы и сам парень задал. Кроме Котоба, естественно — о таком заведении Лёшка слыхом не слыхал. Сутулый академик усмехнулся высокомерно, пояснил, словно придурку:

— Никто не говорит про намеренную инверсию. Это теория, и она прекрасно известна всем, молодой человек. Вы физику, вообще-то, учили? Соленоид представляете? А шаговый электродвигатель?

Само собой, ученик слесаря знал кое-что, и не со школы, По работе пришлось разбирать электромагнитный замок. Перекосило дверь, и заклинился стальной ригель в косяке. Раскрутил тогда Лёшка всю конструкцию, чтобы понять, почему сердечник в проволочной обмотке обратно не возвращается. Примитивно донельзя — направление тока меняешь, стержень туда-сюда скачет. Ремонту на две минуты — напильником дырку в косяке попросторнее расточить…

Сутулый словно понял, уже без апломба продолжил:

— Смотрите, что получится, если экскурсию полюсов ускорить. Видите, металл ядра реагирует вздрагиванием…

Полупрозрачный шарик планеты покрылся сетью трещин. Изображение быстро выросло — стали различимы провалы, вулканические выбросы, развалины городов, волны цунами.

— …но можно в местном масштабе. Про тектоническое оружие или геодиверсии я вам не должен рассказывать? Гляньте! Если они сумеют, то…

Академик махнул рукой в сторону изображения. Шарик снова стал целым, затем внутри него возник волновой конус, который упёрся в зелёную поверхность и вычернил. На увеличении картинка выглядела очень реально и страшно — снова развалины, дымы, провалы, бегущие люди. Вот один из них оступился и рухнул в трещину. Его крутило в полёте, искажённое криком лицо несколько раз обращалось к зрителю. Камера проводила фигурку до самого низа, где огнедышащая лава встретила тело, расплющила на себе и спалила в жирном дымном пламени… Парень вздрогнул, покрылся липким потом.

— Как нейтрализовать? Дайте рекомендации. Немедленно!

Голос, уже совершенно точно не Лёшкин, сурово требовал ответа. Сутулый академик вынул из сейфа бумажную папочку и чип:

— Вот. В двух словах: при попытке вызвать резонанс, автоколебания — следует немедленно уменьшить мощность магнитного потока. Это повлечёт землетрясение, но значительно меньших масштабов. Кстати, при успехе диверсии — пострадаем только мы. А при срыве — аналогичные, а то и более значительные разрушения произойдут на той стороне планеты. Зеркально, так сказать…

— Минутку! Значит, можно отсюда вызвать тектонические волны в любом месте планеты? Уточните!

Сутулый академик недовольно сморщился:

— Алексей, вы меня международным преступником не делайте! Ни один учёный не хочет, чтобы его открытием пользовались для убийства. Оппенгеймер, отец атомной бомбы, ужаснулся словами из Бхагават-гиты: «Я — Смерть, великий разрушитель миров, несущий гибель всему живому», и зарёкся…

— …так что пусть враги убивают мою жену, моих детей, родителей и моих соотечественников, — жёстко продолжил Алексей (который не-Лёшка), — и пусть я сам погибну. Вы это хотите сказать? Заметьте, ваши учёные сначала изобрели, лишь потом раскаялись. Не наоборот, иначе никто бы их не цитировал! Вы хоть соображаете, что не войдёте в историю — просто сдохнете под развалинами?

Злые слова безжалостно хлестали академика. Лёшка полностью согласился с Алексеем Безруковым — теперь не оставалось сомнений, что не сон видится, а настоящие воспоминания лезут в голову. Причём первоначальное отстранение почти исчезло, казалось даже, что с ним самим это происходило, только так давно, что подзабыл он детали…

Чёрт бы подрал внутренние мысли! Стоило только критически подойти к воспоминаниям, как те подёрнулись рябью. Голова закружилась, боль возникла в ней, затошнило…

И чернота задёрнула всё…