Я — авантюрист?

Глава шестая

Переживания заняли немного времени — по второму разу, всё-таки. Да и что поменялось от знания точной даты? Ситуация, как была постапокалипсовая, та и осталась. Собственно, выходец из двадцать первого века притерпелся к собственной невезучести «там» и на лучшее «здесь» изначально не рассчитывал.

Хорошо бы покапризничать, конечно — попал в будущее, а оно не настолько светлое, как хотелось бы. Но перед кем, да и выбирать-то из чего? Это не сайт фантастики, где мышкой щёлкнул — на тебе альтернативный мир по нраву, а не нравится — клик, и закрыл вовсе.

Гарда словно поняла состояние хозяина, прижалась к ноге, дескать, не трусь, я опора, если что. Шутки шутками, а легче стало. Помолчал Лёшка минут пяток, теребя собачью шерсть, потом шмыгнул носом и спросил:

— Юра… Это самое… Ты можешь прикинуть, где магазины или рестораны стояли? Примерно хотя бы… Там, думаешь? Тогда двинулись. Надо жрачку искать. Пошли, пошли, не фиг тут оставаться!

Юра тащился вслед за Лёшкой, постанывая и покряхтывая. Но не отставал, хотя стоило ему это огромных усилий. А попаданец с лёгкостью передвигался по развалинам. Конечно, в современном ему мире траншеи, открытые люки, провалы и просто выбоины в тротуарах настолько привычны, что тренируют даже самого неуклюжего — иначе до дома никогда не доберёшься! Лёшкин глаз сам выбирал наиболее удобный путь, оставалось лишь внимательно смотреть под ноги и проверять на устойчивость то, что качалось.

Толстяк громко восхищался недоступным ему талантом, что приятно грело самолюбие Лёшки, впервые, пожалуй, оказавшегося удачливым путепроходцем, даже лидером! Пусть и для одного человека. Размышляя над таким неожиданным, но обнадёживающим поворотом судьбы, Лёшка заметил широченную шахту, зиявшую провалом. Её перекрывала решётка арматуры, которая растеряла почти весь свой бетон.

— Это что?

— Не знаю. Тут, кажется, стояла высотка, центр отдыха и развлечений, — засомневался Юра. — Славянский базар, сто этажей. Зачем тебе?

Лёшка посмотрел вниз. На расстоянии вытянутой руки по стене проходили толстенные тросы или электрические кабели. Чуть поодаль — лестница, местами отошедшая от стены. Цельносварная, закрытая металлическими полосами, как на башенном подъёмном кране, где давным-давно работал Лёшкин дядя. Лазать на него было страшно, зато какой вид открывался с высоты!

Судя по всему, шахта или труба пронизывала всё здание, от подвальных этажей до самого верха. Поразмыслив, Лёшка сделал вывод:

«Нижние этажи могли уцелеть. Там склады, точно. Если их не раздавило… Стоит проверить!»

Юра спускаться вниз категорически отказался: страшно и сил не хватит. В это легко верилось — такие нежные пальчики такую тушу просто не удержат на весу. Следовательно, предстоит лезть одному. В прежние годы Лёшка ни за что не стал бы проявлять инициативу. Армия приучила к истине — это наказуемо, а работа закрепила улиточный рефлекс.

Но здесь не оказалось ни единого человека, кроме них двоих, и решение принять было некому, кроме Лёшки. Он поколебался, осмотрелся по сторонам, ожидая появления начальника, силача, хама — любого, кто готов заявить свои права на главенство. Никого. Придётся идти на разведку самостоятельно.

— Остаёшься на стрёме, — так прозвучал приказ Юре, — охраняй портфель и дыру от вторжения посторонних. И никуда не отлучайся, усёк?

Спускаться пришлось долго. Лёшкины руки устали, как никогда. А попробуйте сами тысячу раз сжать пальцы на тонком железном пруте? То-то же! Парень несколько раз отдыхал, откинувшись спиной на полосы ограждения и опустив сведённые судорогой руки. В такие минуты он смотрел вверх, с грустью вспоминал покинутый мир.

Да, там его часто и незаслуженно обижали. Да, там он был хроническим неудачником. Но там не надо гоняться за едой, не надо принимать решения! Можно работать спустя рукава, выполнять бессмысленные поручения, лишь бы получать хоть немножечко денег. И с наслаждением погружаться в волшебный мир компьютерных игр, крошить монстров, повелевать ордами…

Спина затекала, приходилось снова цепляться за поручни и спускаться в полумрак трубы. Чем ниже, тем меньше трещин чернело на её стенах, тем прочнее выглядел бетон. Полумрак широкого провала выглядел неуютно, причём с каждой ступенькой он сгущался, становился плотнее. Хорошо, что лестница уперлась в кольцевой балкон. Переведя дух, Лёшка лёг на спину, разбросав руки. Оказывается, он очень устал, руки и ноги мелко подрагивали и словно гудели от перенапряжения.

Железный пол балкона, сделанный из рифленого цельного листа, приятно холодил даже сквозь куртку, которая давно высохла. Высоко вверху сквозь редкую сеть обнажённой арматуры голубело небо. Безмятежность завладела парнем и погрузила в странное забытье, где он быстро мчался по незавидным вехам собственной жизни…

… в осенние дни, когда не то, что на улицу выходить, а и жить-то не хочется, город угнетал Лёшку. Мерзкий промозглый туманодождь, от которого ни плащ, ни зонт не защищают, а ноги сыреют в любой обуви, вплоть до рыбацких бродней. Кто знает, как остальным, а Лёшке в эти дни скверно. Сутулясь, он выталкивал тело на улицу, волок к автобусу или маршрутке, чтобы отбыть смену вечным учеником дежурного слесаря-электрика, читая между вызовами фантастику на халявном интернете.

Странно, но он любил книги, в отличие от родителей. Каким образом пропойцы-разнорабочие получили квартиру, не понимал никто, даже они сами. Лёшка простил им за это все грехи по отношению к себе. Так и сказал, оставшись один в квартире, после убогих похорон:

— Да будет вам царствие небесное! Покойтесь с миром. Я прощаю вас, как Христос простил палачей. Спасибо тебе, господи, если ты есть!

Лёшка с того дня перестал быть атеистом, поверил, что небеса всё-таки обитаемы. Чем, кроме божьего провидения, можно объяснить появление бутылки метилового спирта на пути похмельных родителей? Они стояла в подъезде, рядом с нарезанной колбасой и батоном хлеба.

Выгнав очередной раз Лёшку из дома, отец разделил находку с матерью и соседом Васей. Их трупы обнаружила жена Васи, тетя Маша, у которой Лёшка ночевал в случаях изгнания. Она приняла деятельное участие в похоронах троих ибланов. Благодаря ей Лёшка остался владельцем квартиры и получил работу…

Случайный камешек с грохотом ударил по железному полу балкона, разлетевшись в прах. Лёшка встрепенулся, полез вниз. Ещё пара передышек, и лестница упёрлась в квадратную площадку. Она была огорожена частой сеткой на манер зоопарковских клеток и открывалась в тёмное пространство за стеной. Возможно, здесь была дверь, которая улетела вниз, прорвав сетку с одной стороны. Сейчас вместо дверного проёма красовался неровный пролом. Спускаться ниже парень не имел сил — о желании и вопрос не стоял.

Длинный и широкий коридор со множеством дверей, плотно закрытых — вот что обнаружил Лёшка за проломом. Это обнадёживало. Стоило провести хотя бы предварительную разведку. Свет едва проникал внутрь коридора, слегка рассеивая сумрак, но цифровые комбинации и длинные полосы на каждой двери были заметны хорошо. Запомнив, у какого номера расположен пролом, чтобы не заблудиться на обратном пути, парень поспешил к странному механизму.

— Несомненно, грузовая тележка и вилочный подъёмник!

Все бока машины свидетельствовали о жестоком шторме, который та перенесла. Более того, её напоследок так шандарахнуло, что вилы вонзились в стену и застряли, слегка погнувшись.

Открытая кабина манила залезть, и Лёшка не справился с соблазном. Вместо руля стоял совершенно игровой по виду джойстик под правую руку. Для левой руки предназначался другой, типа перчатки, куда следовало, видимо, руку и совать. Лёшка смело вдвинул пятерню. Машина ожила, возник дисплей с координатной сеткой, где сиротливо светился зелёный квадратик.

— Это я? Тогда поехали!

Несколько сильных рывков позволили расширить дыру в стене и вытащить вилы. Постукавшись о стены, парень наловчился крутить джойстик. Непривычно много степеней свободы оказалось у подъёмника, зато скорость чуть превышала ход хорошего бегуна. Потыкав каждый сенсор, Лёшка запомнил, как включать малый, большой и общий свет. Последний понравился больше всего — машина двигалась в сплошном ореоле, похожая на стартующую ракету. Наигравшись, водитель вспомнил о пустом желудке. Тот немедленно отозвался недовольным урчанием и заставил задумался:

«Как открыть хоть одну дверь? Попробовать вдвинуть вилами? Почему нет?»

Идея оправдала себя — от нескольких ударов массивный щит отъехал в сторону, образовав щель в полметра шириной. Лёшка втиснулся внутрь здоровенного склада. Да, трясло здесь крепко! Собственно, не просто так подъёмник воткнуло в бетонную стену? Понятно, раскачивало так, что ни устоять, ни улежать… Разгром первостатейный. Стеллажи до потолка, местами поваленные, и пол, сплошь усыпанный ящиками. Что бы это могло быть? Свет от машины позволил прочесть надпись на упаковке: «Говядина. Сублимат. 200 порций».

— Отлично!

Термин знакомый — так назывались абсолютно пересушенные продукты, которые порой использовали герои космоса, книжные, разумеется. Полезная штуковина, тут и к бабке не ходи. Готовить проще простого — вскрыл, добавил воды и хавчик готов! Лёшка взбодрился, поняв, что голодная смерть отменяется. Дело оставалось за малым — найти воду и кастрюлю.

В поисках такого рода интересного мало. Хорошенькое дело — тупо долбиться во все двери, натыкаясь на разнообразные запасы и полуфабрикаты! Но деваться некуда, и парень методично проверял, проверял, проверял… Кое-что уже мерзко и остро воняло гниением — то были склады дневного запаса.

Замечательная подсобка с запасом пластиковых столовых приборов и посуды парня обрадовала, а в распотрошённом ремнаборе кухонного автомата — так значилось на упаковке — нашёлся котёл из нержавейки. Этажом ниже сыскался запас воды и складные пластмассовые ящики. Проверив зажигалкой, Лёшка убедился, что угадал — они прекрасно горели, жирно коптя при этом.

Затарившись, попаданец направил подъёмник назад. Костёр весело запылал, сквозняк сносил дым наверх. Котёл почернел от сажи, но какое это имело значение? Опустив надрезанную сверху упаковку сублиматов, Лёшка через пару минут вынул из кипятка замечательные антрекоты, каждый с ладонь размером.

Для Юры и Гарды он захватил шесть штук, увернув в майку. Тащить их пришлось попеременно, то в руках, то в зубах. Уже в полной темноте парень выбрался наружу, выдал караульным еду и тут же уснул, обессилев от трудного дня.

Один бок замёрз — со стороны Юры, свернувшегося клубочком. Гарда лежала, растянувшись во всю длину, жаркая, словно меховое одеяло.

— Подъём, сони!

Лёшка, в мирное время ленивый до невозможности, никогда не мучил себя тренировками и зарядками. Но сегодня тело болело, как побитое. Вспомнив, насколько тяжко вчера дался спуск и подъём, попаданец со стоном заставил себя проделать разминку.

Юра присоединился без вопросов. Кажется, этот рано ожиревший абориген решил брать с Лёшки пример во всем, хотя не мог поверить, что привычный мир рухнул и в одночасье исчез навсегда. Его сбивчивое объяснение, что служба 911 непременно прибудет и отвезёт спасённых людей в нормальное место, рассмешило Лёшку:

— Нет, дружище, теперь самообеспечение, усёк? На сегодня у нас разведка окрестностей. Ищем всё, что можно использовать…

Поверил Юра в правоту слов предводителя, нет ли, но весь день покорно таскался за Лёшкой. Они раскопали какой-то «тряпошный» магазин и смогли подобрать себе несколько комплектов одежды и обуви.

— Мы мародёры.

— Нет, пострадавшие, — возразил Лёшка, — пережившие крушение мира. Вот скажи мне, если в землетрясении погибли все жители, а ты выжил, то кому принадлежит всё, что осталось?

— Зачем оно мне, — скис абориген, явно собираясь заплакать.

— Затем! Живым живое.

— А смысл? Мы всё равно умрём, — слёзы уже потекли по щекам Юры, и попаданец решил утешить его на мужественный, геройский манер:

— Ой, только не скули раньше времени! Ты не погиб, а значит, шанс надо использовать. Ведь тебя не завалило, и почему, ты думаешь? Судьба, парень, судьба!

— Это всё ночь, все спали, когда высотки сложились, рухнули, — залепетал Юра. — Я не виноват, что выжил…

Лёшка понял — плаксе слова не помогут. Может, так и должен вести себя нормальный человек, внезапно осиротев? Вчера Юра рассказал, как получилось, что он потерял всех родственников, а сам уцелел. Он бы погиб, не выведи его на крышу приступ дурацкой страсти к астрономии. Если верить рассказу, то землю тряслась несколько раз, все сильнее и сильнее разрушая город, пока последний удар не сокрушил все здания окончательно. Как уж «астроном» удержался на крыше, и почему та опустилась плавно, не превратившись в обломки — можно только гадать.

Лёшка вздохнул. Ему никогда не испытать такого горя — он не любил своих родителей. А других близких людей, кроме тёти Маши, не было. Вот умрет она, и никогда уже не встретит после работы, не позовёт почаёвничать — а он останется совсем один-одинёшенек, и вечером вспомнит её и пожалеет, что не сказал ей все спасибо, которые мог и должен был…

«Я уже потерял тётю Машу, и навсегда. Я тут. А она там… И никогда не…»

Слёзы затуманили глаза. Жалость к себе, любимому, который оказался хуже, чем сиротой в этом долбаном мире, оказалась неожиданно сильной. Лёшка шмыгнул носом, хлопнул Юру по плечу, отошёл подальше и глубоко подышал, унимая ненужное переживание. Толку-то от слёз? Надо искать способ возвратиться домой. Или устраиваться здесь, чтобы жить без приключений на свою….

Он сделал ладонь козырьком, осмотрелся. Горы на горизонте выглядели знакомо, особенно сдвоенная горбушка Лысухи. А вон там, определённо, блестит река. Да, по месту сомнений нет — Сибирь, Новопинск. К тому же, дорога, где остался троллейбус сорок три, тоже относилась к его, Лёшкиному городу. Конечно, за полтора столетия многое могло измениться, но Академгородок вряд ли перенесли в другое место.

— Вот куда бы наведаться!

Если отыскать живого учёного, особенно физика, то можно узнать, что случилось с этим миром. И почему он, Лёшка, сюда попал. А может, даже возвратиться… Мечты отвлекли попаданца от грустных дум, он повернулся в сторону, где ожидал увидеть Академгородок. Увы, тёмная стена леса скрывала всё.

— А в других местах?

Лёшка пробовал сообразить, где какой проспект мог бы совпасть с тем, что был в его времени, но слишком непривычно ориентироваться по развалинам, без единой точки отсчёта. Панорама развалин выглядело однообразно и заканчивалась где-то очень далеко, теряясь в мутной зыбкости марева — солнце уже раскалило бетон и не собиралось останавливаться. Пока парень присматривался к наиболее перспективным местам, где обломки выглядели большими фрагментами зданий, рыдания Юры стихли.

Пожары ослабели. Видать, выгорело, что могло, типа занавесок, полов, мебели. Может, баллоны с газом, заправки с бензином. И оседать горы бетона перестали. Парни осмелели, заглядывали в каждую щелочку, старательно обыскивали заманчивые места. Но чаще всего попадались вещи, превращённые в конченый хлам. Или совершенно ненужные.

Развалины щедростью не отличались, однако в одном месте поисковики заметили исковерканные конторские столы. Так они разбогатели на карандаши и пачку бумаги. В другом месте подвернулось несколько мотков прочной веревки. Один, наиболее целый, забрали с собой, на всякий случай.

В обед поисковики вернулись к провалу. Юра набрался смелости, только попросил обвязать верёвкой вокруг пояса. Они долго и медленно спускались, часто отдыхая. На балконе Лёшка воспользовался паузой, открыл, наконец, ноутбук. Тот не подвёл, включился. Когда девичий голосок с придыханием объявил: «Это я!», озвучивая полную загрузку компа, Юра поднял голову.

— Что это?

— Ноут. Можно подумать, у вас их нет, — ехидно поддел спутника Лёшка.

Он знал точно — комп нужен каждому челу, чисто для нета, хотя бы для «в контакте». А кто западал на сетевую игру — просто фанатели до одури. Значит, в будущем продвинутыми юзерами должны быть все, вообще! Так попаданец и сказал. Абориген удивился, сел, присмотрелся:

— Ну, я не знаю… Клавиатура знакомая, её в первых классах вместе с рукописанием проходим. Экран смешной, плоский… Древность немыслимая, на голосовом управлении… На ручном, даже? Каменный век… В принципе, понятно, что сетевик, только убогий. Зачем он, если вапам даёт полное включение?

На этом представитель прошлого перестал понимать Юру. Бестолково задавая вопросы и переспрашивая, оба разозлились на непонятливость собеседника. Закрывая ноутбук, Лёшка сгоряча подчеркнул редкостную тупость аборигена. Тот набычился и замолчал. Спуск, и без того не слишком быстрый, замедлился до невозможности, но торопить или делать замечания попаданец не рискнул. Однако обиженное молчание неприятно нервировало, да и вину за несдержанность — никуда не денешь, так что Лёшка не выдержал. Когда спуск кончился, и Юра вошёл в коридор, он предложил:

— Кончай дуться! Я же не со зла ляпнул. Не сердись, ладно? Просто забываю, что столько лет прошло. Понятно, всё изменилось. Вот интересно, как Новопинск выглядел, если бы не развалился…

— Не Новопинск, — констатировал Юра, снова едва не плача.

— То есть, как? Я же по месту вижу, по реке. И горы те же! Он, сто процентов он, что ты гонишь?!

— Русарим, теперь. Столица Руси. Давно переименовали. Сразу после войны, когда Европу хлопнули. Я не помню деталей, почему-то… Лёша, у тебя нет ощущения, что память отшибло? Внешнюю? Напрочь. Ничего не могу вспомнить…

Хорошенькое дело! Оказывается, мир воевал… Интересно, когда? Но Юра так и не вспомнил, даже приблизительно. Нес, правда, что-то о роли России в конфедерации на правах патроната или чего-то подобного, но невнятно до ужаса — хуже учителей истории. Школьный учебник в Лёшкино время менялся раза три, не меньше, а историки послушно врали, как приказывала новая власть, и не краснели. Отрабатывали зарплату, типа — коммунист, который колебался с линией партии. Так звучал классный анекдот, рассказанный тётей Машей, которая СССР застала, хоть и незадолго до развала.

Оставив расспросы о войне «на потом», Лёшка заделался инструктором-экскурсоводом. Он катил на подъёмнике вниз по спиральным коридорам и показывал запасы, от которых Юра пришёл в полный восторг. На третьем витке они обнаружили туалетную комнатку с раковиной. Что поразительно, можно было пользоваться унитазом — вода шла под напором. Отмыв руки и лица от пылищи, парни захотели ополоснуться полностью. Жалко, без мыла и шампуня, но чистое тело, переодетое в чистую одежду, чесаться перестало — уже хорошо!

Затем они с удовольствием поели. Юра остался внизу, а попаданец с зубовным скрежетом полез кормить Гарду. Он не мог оставить собаку голодной — это хуже предательства. На спуск сил едва хватило, но перед сном подумалось:

— Надо искать другой вариант, это не дело, оставлять псину наверху одну…