Я — авантюрист?

Глава пятая

Лёшка резко обернулся и облегченно вздохнул — когтистая лапа принадлежала собаке.

— Блин, Гарда! А гавкнуть слабо было? Ты ж меня до инфаркта доведёшь, зараза, со своими приколами, — выговаривал парень псине, которая помахивала хвостом и умильно смотрела в глаза хозяину.

Да-да, пока Лёшка утолял жажду, собака прибежала невесть откуда. Видок у неё был неважнецкий — грязное и мокрое брюхо, вся в репьях и каких-то семенах, словно в соломе валялась. И язык свисал из пасти очень убедительно, вместе с частым дыханием доказывая, что Гарда бежала сюда, а не прогуливалась.

— Ты нашла выход, да?

«Нашла, конечно, — ответили глаза, хвост и улыбка собаки, — потому и здесь».

— Так чего мы стоим тут? Веди, — скомандовал Лёшка.

Гарда не тронулась с места.

— Не понял. В другую сторону?

«Пить хочу», — лизнула собака струйку, стекающую по глине, оставив след от языка.

Лёшка покраснел. Таким эгоистом и неблагодарной свиньёй ему давненько не приходилось себя чувствовать. Тем же обломком ветки, но гораздо быстрее, он вырыл углубление для воды, примерно на уровне собачьей морды. С учётом недавнего опыта приямок получился обширным и глубоким.

Гарда сунулась было лакать мутную воду, но парень безжалостно отверг поползновения, и сначала вычерпал грязь. Полное чистейшей воды углубление он торжественно предоставил собаке. Та долго наслаждалась, делала перерывы, снова совалась в поилку, а Лёшка терпеливо ждал.

Его внимание привлекло высокое зелёное растение, сломанное посередине. На срезе стебель оказался полым. Хмыкнув, парень отхватил кусок длиной в локоть, продул и присосался к воде из верхнего приямка. Денёк обещал стать жарким, а когда ещё представится возможность попить с таким комфортом? Короче, спутники оторвались от источника нескоро.

Гарда вела уверенно, но точно по дну, порой увязая в грязной жиже до брюха. Лёшка старался идти хоть немного повыше, но земля осыпалась, стаскивала его вниз, так что грязи он нацеплял ничуть не меньше проводницы. Хорошо, портфелю не досталось — тот болтался на плече, надетый на трубу, как узелок Чиполлино.

По прикидке парня, они тащились не меньше пары километров, пока впереди не засветился выход. Да. Именно выход. Овраг широко распахнулся в русло небольшой реки. Зрелище завораживало своей необычностью, и парень замер, осваиваясь с новой обстановкой.

Овраг, даже не овраг — скорее, трещина в земле, пересекал речушку под прямым углом. На противоположном берегу трещина продолжалась, сколько видел глаз. И вся вода речушки вливалась в неё. Остаток воды в старом русле поблескивал лужами разной величины и глубины. Лёшка потрепал Гарду по загривку:

— Круто, а? Вот интересно, как ты допёрла, что тут выход есть? Видать, хорошо соображаешь.

Собака словно плечами пожала, даже гавкать не стала. Парень воспринял молчание, как согласие и предложил сойти к воде, отмыться от грязи. Попутчица не стала возражать. Выбрав местечко с крупными камнями, Лёшка разделся донага, залез в мелкую и теплую воду, лёг на спину.

Гарда вошла чуть пониже, словно понимая, что на хозяина мутить не надо. Парень подозвал собаку и отмыл, как сумел. Потом сполоснул свою одежду и обувь. Пристроил на просушку, выбрав самые крупные валуны.

Дым сюда не доставал, и видно было, что горит не лес. Наверное, что-то в городе. Паника в Лёшкиной голове унялась немного, её место заняла тупая боль, непонятно, с чего бы? Зато в желудке образовалась неприятная то ли пустота, то ли тяжесть. Надо полагать, заяц давно переварился, время-то клонилось к вечеру! Пересиливая дурноту, парень как есть, босой и голый, перебрался через овраг на пересохшую сторону речушки. Гарда последовала за ним, сходу сунулась в неглубокую обширную лужу, распугав несколько крупных рыб.

Ловить оказалось очень просто, когда способ сыскался. В прозрачной воде рыбины метались с такой скоростью, что ухватить никак не удавалось. Но от суеты со дна поднялась густая муть — рыбы стали задыхаться, высовывать морды наружу. Тут им и конец пришёл. Гарда сцапала отменного острозубого хищника, наверное, судака. А Лёшка одолел здоровенного леща, а может, карпа. Порода значения не имела, важно, что съедобный.

Обе рыбины весили изрядно, уж килограммов на несколько точно потянули бы. На этот раз парень не стал торопиться, разложил огонь между нескольких камней и сначала пережёг толстые сучья на угли. Пока дрова полыхали, удалось подточить нож.

Среди гальки отыскался плоский камень, серо-зелёный и шероховатый на ощупь. Потерев его о ровную сторону валуна, Лёшка получил то, что хотел — точильный брусок. Лезвие стало острым, и рыбы выпотрошились без проблем, не то, что заяц!

Нанизав на парные прутья толстые шашлыки, парень устроил их над углями. Когда прожарились, разделил с собакой. Судак оказался менее костлявым, а леща ни Лешка, ни Гарда не доели — так, пощипали мякоть и оставили. Достали эти мелкие косточки! Собака, похоже, их нахваталась и долго потом пыталась откашлять.

Стало смеркаться. Появились комары. Отрезав разлапистую ветку, Лёшка отмахивался и жался к огню, досушивая сырую одежду. Задев ногой портфель, он вспомнил о ноутбуке: «Чёрт, надо же проверить! А вдруг он сдох? Залило водой, включу, он как даст! Замыкание и — ага? Нет, рисковать не стоит. Завтра подержу на солнышке, чтоб нагрелся и просох…»

Гарда лежала рядом, защищённая шерстью от кровопийц. Поглядывая на собаку, невесть откуда и невесть зачем возникшую на его пути, но сделавшую уже столько добрых дел, парень спросил:

— Гарда, вот интересно, а как тебя звал настоящий хозяин? С ним случилось что-то, да? Жаль, ты говорить не умеешь…

Собака вскочила и словно нахмурилась. Уши немного отклонились назад, верхняя губа приподнялась, обнажив белые зубищи. Рокот, негромкий такой и очень убедительный, низкого регистра, басового, родился в её недрах. В глазах мелькнула краснота. Мороз пробежал по спине Лёшки — перед ним стоял зверь. Опасный и могучий.

— Ты что? Я не хотел тебя обидеть, — торопливо оправдался парень, — просто спросил. Ты же не сама по себе раньше бегала, был же хозяин. А найдётся, я только рад буду…

Гарда распрямила уши, спрятала зубы и ткнула Лёшку носом, словно поясняя:

«Это не к тебе относится».

Осторожно погладив крупную голову, тот успокоился и сосредоточился на самочувствии. Голова болела всё сильнее, а желудок явно не принял еду. Тошнота подступала к горлу.

Отбежав от костра, парень согнулся в приступе рвоты. Его выполоскало полностью, только что наизнанку не вывернуло. Слабость навалилась такая, что Лёшка едва добрался до воды. Но и вода не удержалась в желудке — изверглась струёй через несколько минут. Полночи парень промаялся, забыв про комаров. Гарда тоже не прилегла, так и следовала за хозяином, с тревогой поглядывая на него. Под утро тошнота ослабела, зато начался озноб. Разгребя погасший костёр и отвалив один камень в сторону, Лёшка улёгся на тёплое место и забылся.

Солнце поднялось довольно высоко, когда парень проснулся. Гарда сидела рядом, охраняя три или четыре рыбины с отметинами её зубов. Наловила, значит, пока Лёшка спал. Она не встала, но и сидя энергично заметелила хвостом, приветствуя парня.

— Привет, подруга, привет, — ответил тот, борясь со слабостью, — ты времени даром не тратила, я вижу. Круто порыбачила! Скажи, чем я вчера траванулся? Не рыбой, это точно. И не водой — с тобой же ничего не было?

Голова уже не болела, желудок сообщал, что пуст и готов расправиться с любой пищей. Слабость? Так это обычное явление после болезни, уж такого состояния Лёшка многократно натерпелся из-за своей дохлизны! Поэтому он пренебрёг слабостью, восстановил очаг, приволок хворосту и развёл огонь.

Портфель снова попался на глаза и напомнил о компьютере. Пристроив ноутбук греться под солнышко, парень занялся приготовлением еды, то есть, уверенно повторил вчерашний кулинарный опыт. Костлявая рыбина получила отставку, зато судаки стали отменными шашлыками. Жалко, что пресными. Но и в таком виде парень потребил свою долю без остатка.

Памятуя о мелких косточках, Лёшка тщательно проверил собачью порцию, удалив несколько острых обломков. Гарда терпеливо ждала, сглатывая слюну и переминаясь с лапы на лапу. Приятная тяжесть в животе располагала к философским размышлениям, тем более, ветер сменился и унёс дым в другую сторону.

Убирая тёплый на ощупь ноутбук в портфель, парень едва удержался от соблазна открыть и проверить. И всё же устоял перед искушением, решил не спешить — пусть просохнет капитально! Затем принялся думать о дальнейшем пути. Недолго, естественно — а что тут заморачиваться?

Путём несложных силлогизмов Лёшка убедил себя вернуться на дорогу, обойдя овраг стороной. Гарда согласилась. Они долго ломились через подлесок и, наконец, выбрались в сам лес. Но тот оказался совершенно не похож на вчерашний.

Целых деревьев почти не осталось, зато бурелом получился знатный — словно великан тут валялся или нарочно ломал стволы дубиной. Причём никакой системы в поваленных стволах не наблюдалось, они перемешались хаотично. Лишь единичные сосны сохранили условно вертикальное положение. До рассыпчатого асфальта путешественники тащились больше часа. К тому времени прорезалась жажда, которую собака утолила из кювета.

Хозяин захотел напиться более цивилизованно, через трубочку, и полез разыскивать пустотелый стебель. Срезав несколько на пробу, он забраковал их — не продувались, видимо, внутренние переборки мешали. Подходящий сыскался, но Лёшка остановился, поднеся трубку к губам. Его насторожил сок, выступивший на срезе:

— А если я им вчера отравился? Точно! Когда пил водичку, лизнул, и мне хватило. Ну-ка, на фиг!

Трубка улетела в кусты. Присев на корточки, парень зачерпнул пригоршней прохладную воду, с сожалением вспоминая пустой стаканчик из-под йогурта, так опрометчиво выброшенный у троллейбуса.

Помахивая портфелем, Лёшка шагал вперёд, глядя, как собака зигзагами обыскивает дорогу. Поваленные стволы крупных деревьев загромождали обочины, а вот кустарник устоял. Местами дорогу перегораживали молодые заросли, сквозь которые Гарда быстро отыскивала удобный проход, вспугивая многочисленных птичек. Но вот лес совсем кончился, открыв панораму пожара. Горел не город, а то, что от него осталось. Настроение парня упало ниже подошв его кроссовок. И на фига он сюда пришёл? На фига он сюда попал, вообще!

Ни одного целого здания. Серые бетонные холмы. Словно свалка строительного мусора. Непонятно, что там могло гореть, но горело же? Дымно, с копотью, с шумом даже. Весело, можно сказать, горело в самом близком месте. Обойдя пожар, Лёшка двинулся вглубь развалин — выбора не было, надо искать людей и разбираться, что к чему и почему.

Развалины оказались пустынными, но свежими. Они ещё оседали, потрескивая и обламываясь. Двигаться пришлось осторожно, присматриваясь, чтобы не попасть под нежданный обвал. В нескольких местах Лёшка обнаружил размозжённые трупы, отчего настроение упало ниже некуда. Всё вокруг было покрыто толстенным слоем пыли, которая полностью погасила все краски. Однородная серость местами уступала коричневой ржавчине гнутых, скрученных и разорванных рёбер арматуры. Кое-где обрывки проводов тускло зеленели или желтели.

Развалины напоминали смесь свалки с лунным пейзажем. Потом обнаружился живой человек. Женщина среднего возраста бродила по обломкам, оступаясь и падая. Она что-то жалобно кричала. Подойдя поближе, парень окликнул её:

— Эй, можно вас на минутку? Эй, я к вам обращаюсь! Эй, женщина! Вы меня слышите?

Бесполезно! Догнав аборигенку, Лёшка тронул её за плечо, глупо спросил, что пришло на ум:

— Простите… С вами всё в порядке?

Женщина обернула к парню серое от пыли лицо с грязными потёками. Пустой и безучастный взгляд скользнул по Лёшке, словно по донельзя скучному или пустому месту, и вернулся к развалинам. Снова зазвучал голос, охрипший, негромкий и полный надрыва:

— Мишенька, отзовись, сыночек. Мишенька, мальчик мой, где ты? Не играй со мной в прятки, выходи, Мишенька…

Лёшка схватил женщину за руку, попытался повернуть к себе — та вырвалась. Он снова потянулся. Надо же сказать ей, что…

«А что сказать-то? Нечего, абсолютно нечего, — понимание безнадёжности ситуации, неожиданное и очень острое, пришло к парню, заставив отступить, — у неё сын тут остался… Никуда она не уйдёт, ничего она не услышит…»

Гарда отвела глаза, когда попаданец вслух оправдался перед ней и перед собой — бесполезно, мол, звать эту сумасшедшую. Молча побрели они в глубину бывшего города, внимательно смотря по сторонам. Голос несчастной матери скоро стих, а другие люди не попадались. Трупы — да. Они почти не выделялись из общей серости и крошева бетона.

Несколько раз собака гавкала, привлекая внимание хозяина к руке или голове, торчащей из хлама. Парень содрогался, трогая остывшие тела, но проверял всех. Безуспешно. Да и понятно, почему. Кто не погиб сразу, уже скончались от ранений. Живые вылезли, если смогли, а нет, так звали бы на помощь.

Лёшка задавался вопросом — где спасатели? В его времени все службы, какие только могли, в том числе скорая, пожарники — вместе с выжившими уже бы раскапывали завалы. А тут ни души. Странно… Версии выстраивались неприятные, катастрофические, опасные для него, живого и здорового — типа эпидемий, массовых отравлений газами, ещё там какой-то гадостью.

Плюс ко всему хотелось пить и есть. Похоже, он зря сюда залез. Лучше вернуться к речушке, там хоть рыба в лужах водится. Если только они не пересохли, те лужи… Или русло вернулось… Тогда без сети или удочки фиг прокормишься…

Нерадостные мысли, в общем, одолевали парня, пока он искал среди развалин, сам не зная что. В одном месте блеск битого стекла поманил к себе. И не напрасно — среди осколков витрины уцелела полулитровая бутылка пива. Отпив половину, Лёшка аккуратно разрезал пластик и держал полученную ёмкость, пока Гарда не вылакала до конца. Лишь к вечеру, когда впереди показался очередной высокий холм из обломков, обнаружился ещё один выживший.

— Сюда, ко мне! Я здесь, здесь! Вы что себе позволяете? Вы где шляетесь? Я на вас жаловаться буду, — кричал грязный толстый парень с высокого остатка бетонной стены, — быстро скажите мне ваше имя!

Лёшка пожал плечами, назвался и сказал Гарде:

— Он, судя по всему, напрочь рехнулся…

Та вполголоса, не раскрывая пасти, гавкнула — глухо и внушительно. Мужик спросил тоном ниже:

— Ты не спасатель? Но почему ходишь по развалинам, зачем?

— Хочу и хожу, — ответил попаданец, — а что, нельзя? Чего орёшь? Спускайся.

Лёшка взобрался к нему, цепляясь за арматурную сетку, которая выглядывала из раскрошенного бетона стены. После долгих уговоров мужик неуклюже сполз, повизгивая от ужаса. Потом глянул на свои расцарапанные ладони и разрыдался. Пожав плечами, Лёшка решил, что успокаивать взрослого человека — только время терять, а вот оглядеться надо. Снова взобравшись на остатки стены, он высмотрел впереди нечто похожее на парк или кусочек леса, прикинул направление. Мужик к тому времени успокоился, выглядел нормальным человеком.

— Слышь, абориген, — потирая урчавший от голода живот, спросил Лёшка, — у тебя съестное найдётся? Или поблизости? Солнце село ниже ели, скоро спать, а мы не ели! — И глянул на левое запястье, охваченное серебристым браслетом.

— Музейный экспонат, древние стрелочные часы! Да ещё в металлическом корпусе, — прошептал мужик, пятясь в страхе, — невероятная ценность. Ты вор? Не трогай меня, я никому не выдам! Пощади!

Собака оглушительно гавкнула, парень расхохотался:

— Ну, ты даёшь! Это мои часики, собственные… — однако быстро смолк, тронул мужика, стоящего перед ним на коленях, за плечо. — Эй, как тебя? Юра, встань, не дури. Тут такое дело, понимаешь… Короче, какой год сейчас? Дату назови. У тебя что, совсем крышу сорвало? Эй!

Юра осторожно поднялся, произнёс:

— Двадцать седьмое мая две сто шестьдесят первого.

— Полтора века. Офигенное будущее, — хватаясь за голову, простонал Лёшка, — вот это я попал…