Глава тридцать вторая

…и Лёшка проснулся, откашливая воду. Оказывается, он сверзился с дерева точняком в кювет. «Слава богу, не захлебнулся!» — мелькнула здравая мысль, но особой благодарности мифологическим богам, естественно, и в помине не было — так, просто выскочила привычная формула речи…

Мокрая одежда неприятно облепила тело, напомнив о давних годах, когда он был ребенком, которого похмельная мамка обливала из чайника, отучая от привычки падать ночью с кушетки. Очков поблизости не оказалось, скверно. Хотя особо рассматривать было нечего — низкий кустарник и толстая корявая сосна, что снизу выглядела огромной.

— А что это я валяюсь тут? — вслух задал он себе вопрос. — Я же должен умереть, если включил питание станции Магнитного баланса? И где шалаш с кабелем?

«Какая станция? Что ты несёшь? — ответил внутренний голос, неизменный скептик. — Начитался бреда и увидел сон… Шалаш с кабелем… Ты ещё любимую женщину потребуй!»

И тут память вернулась к Лёшке, больно ударив по удивительному, но совершенно нереальному сну:


… он бежит за ободранным троллейбусом изо всех сил, реализуя последний шанс доехать до дома. Успел…

Пьяная бабища и её ухажёр… Троллейбус резко тормозит, Лешку прижимают к стойке прохода… Вожатая объявляет, что сорвало башмак… Все бросаются в следующий троллейбус, который как раз подкатил сзади.

Портфель… его безжалостно вырывают, выкручивают. Лёшка выпрыгивает за ним, подхватывает, но троллейбус не ждёт, исчезает за поворотом…

Дождь, мерзкий и нескончаемый… Девушка-вожатая в неисправном вагоне, ссора с ней, неподатливые двери, визг, удар по его пальцам…

Вот в душе зарождается решимость — покончить с этой ненавистной и неудачливой жизнью. И верно, стоит ли жить изгою, мальчику для битья, совершенному лузеру? Сосна, брючной ремень на шее… Беспамятство…

Лёшка потряс головой, стряхивая неприятные воспоминания, поднёс циферблат к лицу. Часы показывали девять. Самая тощая стрелка истерически дёргалась, очерчивая извечный круг: «Идут… Наверное, утро…»

Дождь продолжался. От серого неба ждать солнца — безнадёжно. Лёшка уныло проломился сквозь мокрые кусты по вчерашним следам. На пустой дороге стоял тот же ободранный тускло-синий вагон с номером 43. Створки дверей, которые вчера не пустили Лёшку в сухость, так же плотно сжимали свои вертикальные чёрные губы. Девчонка сидела в кабине, опустив голову на руль — спала, наверное.

Лёшка постучал кулаком в дверь, крикнул сильно и громко:

— Нина, открой!

Та вздрогнула, увидела его лицо, вскрикнула. Её лицо исказил страх. Троллейбус резко рванул с места и покатил прочь, набирая скорость.

— Ну, нет! — скрипнул зубами неудачник, бросаясь вдогонку.

Он на удивление легко оказался у задней двери, вдавил пальцы в неподатливую щель между чёрными резиновыми полосами, раздвинул створки и успел поставить ногу на порожек. Троллейбус мчал с дикой скоростью, Нина причитала, пока Лёшка пересиливал сопротивление двери, протискивался внутрь и бежал по проходу к ней. За окнами с бешеной скоростью мелькали деревья, столбы и чёрт знает что ещё, отчего голова кружилась. Но вот и кабина вожатой. Плач и причитания стали слышнее, троллейбус свалился с дороги и уже медленно кувыркался невесть куда, однако вечный лузер дотянулся к Нине, схватил в охапку и радостно прижал к себе, думая об одном: «Пусть разобьюсь! Зато с ней, вместе…»

Удар! Сознание померкло…


… и никого поблизости. Лёшка ничего не понимал. Он, только что совершивший отчаянный, самоубийственный поступок в странном будущем — мгновенно оказался в осточертевшем настоящем. Да, он стоял возле здания института магнетизма, где отбыл скучный рабочий день в статусе помощника дежурного электрика. За спиной захлопнулась дверь проходной, ночной вахтёр лязгнул засовом. Впереди темнел поздний вечер, почти ночь, воплощённая тоска в виде улицы с редкими фонарями и без единого троллейбуса, который доставил бы пассажира на другой конец города.

— Вот блин, всегда так, — робко проверил голос Лёшка.

Да, он мог говорить. Значит, это не сон. Значит, время сделало петлю и вернуло его домой. В пошлое, безрадостное время, где не будет приключений, не будет испытаний, где максимально возможный апокалипсис — это мордобой от гопников или нацболов! Где ему никогда не встретится удивительная напарница по имени Гарда!

— Блин, да как же так! Почему? Я хочу туда! — взмолился Лёшка, роняя портфель и закрывая лицо руками.

Он выл от горя, понимая, как много потерял в том времени, как много не сделал и как много не сказал. Не извинился перед Юрой за невольное хамство. Не сказал спасибо Виктору. Не сказал Флоре, что больше не хочет с ней встречаться. А главное — не сказал Нине, что она ему нравится.

— Урод! Самоубийца! Идиот! Зачем я это сделал? Можно же было механически включить! Веревку к рубильнику, груз и свечку, чтобы пережгла фиксатор! Идиот, Сайрус Смит сто лет назад до этого додумался, а я?

Недавний попаданец в будущее, а теперь — в собственное прошлое — казнился, переживал свою тупость, и не стеснялся костерить себя последними словами. Но в глубине соседней улицы появился свет фар. Понимая, что утраченного уже не вернуть, а домой добираться надо, Лёшка подхватил портфель и ускорил шаг. Троллейбус, грязно-голубой под фонарями и просто грязный в неосвещённых промежутках, подкатил к остановке, высадил одинокого пассажира и закрыл двери.

— Э, погодите! — закричал лузер, бросаясь вдогонку.

Ему казалось, что это уже было с ним. Как будто жизнь прокручивалась повторно. Повторно?

«Дежавю? Ну да, сорок третий номер… Я так же бежал за ним, Нина притормозила, потом сломалась в бору, все пересели, а мы с ней остались…»

Лёшке показалось, что его зрение резко улучшилось и он видит в зеркале заднего вида лицо Нины, вожатой того автобуса. Нины, которая осталась там, в будущем. Или не осталась?

«Ой, ё… Если время дало петлю, так я могу снова туда попасть? С ней вместе! И уже без дури и ошибок, начисто вести себя? Это же, вообще… Это такой шанс!»

Мизерная, почти невероятная, но всё-таки возможность снова попасть туда, где он, недотёпа и неумеха, сумел стать мало-мальски полезным человеком — придала лузера двадцать первого века столько сил, что он догнал троллейбус и стучал кулаком по борту, требуя открыть. Однако грязно-голубой вагон катил и катил вперёд, понемногу ускоряясь. Лёшка бежал, не желая сдаваться, но дыхания уже не хватало, всё расплывалось перед глазами, а в ушах звенели голоса из утраченного будущего. И вдруг мир вокруг него взорвался, полыхнул ослепительным пламенем…


…долгожданный троллейбус вынырнул из-за угла. Лёшка побежал, размахивая портфелем и надеясь на доброту водителя. Увы, облом его ждал, а отнюдь не эта, так нужная после работы, единица общественного транспорта. Створки дверей сошлись. Насмешливо воя электромотором, троллейбус набрал скорость и умчался. Красные огоньки скрылись за изгибом улицы.

Уже никуда не торопясь, огорчённый донельзя человек, Алексей Хромов — по паспорту, и конченый лузер — по судьбе, замедлил бег. И напрасно. Возникнув невесть откуда, к остановке подкатил почти пустой вагон. Не веря глазам, лузер остановился, ожидая, что галлюцинация рассеется. «Так не бывает, чтобы один за другим, чтобы мой маршрут, и чтобы сесть было где…» — отказывался верить в удачу Лёшка. Троллейбус постоял, не дождался пассажиров и медленно тронулся.

— Стой, стой, — очнулся парень, пускаясь вдогонку и размахивая портфелем.

Троллейбус послушно притормозил, но проклятый тротуар подставил какую-то неровность, а неуклюжий лузер потерял равновесие и упал, больно ударившись об асфальт. Сознание померкло…


… ночной вахтёр шёл по коридору, проверяя все комнаты. Лёшка быстро погасил свет и тихонько провернул ключ в замке. Щелчок прозвучал почти неслышно. Шаги дежурного замедлились, дверь дёрнулась.

— Когда он ушёл? Я и не заметил… — донеслось бормотание, шаги удалились, свет в коридоре погас.

Институт магнетизма, где Лёшка отбыл скучный рабочий день в статусе помощника дежурного электрика, опустел и затих окончательно. Отсюда, из мастерской, было слышно, как дважды хлопнула дверь проходной, лязгнул засов — это вахтёр осмотрел фасад снаружи и вернулся на пост. Лёшка тихонько открыл замок, вышел в коридор, осмотрелся.

За окном в ближнем торце коридора темнел поздний вечер — воплощённая тоска в виде улицы с редкими фонарями. С поста неслась пистолетная стрельба и ненатуральные диалоги голливудских супергероев, скверно озвученных русскими актерами десятого эшелона: «Мы надерем вам задницу, парни! Джо, пристрели его! Срань господня, он убьёт заложников! Я вышибу тебе мозги…»

Можно быть спокойным, теперь вахтёр все два часа не отойдет от экрана телевизора. Лёшка включил фонарь, спустился по лестнице в подвал и направился к лифту.

«Минус шестой этаж. Вот он, вход в лабораторию…»

Овальный коридор, труба, выкрашенная оливковой краской — всё это было в том времени, где он побывал совсем недавно. Но тот коридор выглядел лучше, вместо резиновой ленты там была очень приличная асфальтовая тропинка.

— Ничего удивительного, просто реконструировали, — успокоил себя недавний попаданец. — В остальном же ничего не изменилось?

Пультовая оказалась на том же месте. И сам пульт выглядел почти так же, как и тот, где Лёшка подключал кабели к главному рубильнику. Здесь рубильник стоял в положении «вкл». Дежурный свет, неяркий и какой-то синеватый, заставил напрягать зрение, чтобы прочесть мелкие буковки на толстой книге с надписью «Инструкция». Она лежала чуть ниже рубильника. Лёшка протянул руку, схватил растрёпанный по углам, видимо, от частого пользования, пухлый том. Тот оказался необычайно тяжёлым и вырвался из пальцев, заскользил по наклонному пульту.

Одиночный тумблер ярко-жёлтого флюоресцентного окраса встретился на пути книги, но не устоял и перещёлкнулся в нижнее положение. В пультовой вспыхнула красная мигалка, как раз над Лёшкиной головой, и зазвенело — противно, как старый механический будильник, громко.

Квадратное табло напротив кресла оператора вспыхнуло: «Минутная готовность к сбросу магнитного импульса» и замелькали убывающие цифры секунд.

Не зная, что делать, Лёшка поднял тяжёлый том инструкций, вернул на прежнее место, панически оглянулся в поисках подсказок. Ничего успокоительно не увидел, глупо порадовался, что дежурный вахтёр не слышит этого трезвона, и зачем-то раскрыл инструкции. Том распахнулся на вклейке, где грубая рукописная схема показывала соотношение чего-то к чему-то в длинных формулах. В конце схемы стоял жирный ярко-жёлтый флюоресцентный восклицательной знак. Секунды на табло мелькали и убывали, перейдя из парных в одиночные. Не надумав ничего, Лёшка схватился за тумблер того же цвета и вернул его в верхнее положение. Ослепительный свет ударил в глаза…

Загрузка...