Глава четвёртая

Слёзы душили Нину, перекрывая горло спазмами, страх пригнетал, заставляя сползать с сиденья вниз, к педалям. Там было тесно, зато уютно. Этот насильник больше не ломился в двери, но обмануть её трудно! Она не купится на дешёвые трюки, не станет поросёнком Наф-Нафом и семерыми козлятами, какую бы овечью шкурку не примерял этот волчара! Вот ведь какой изобретательный подонок — специально не сел на тот троллейбус, чтобы без свидетелей сделать своё чёрное дело! Но она лучше умрёт, чем ещё раз позволит измываться над собой!

Сжавшись в комочек в тесном пространстве под рулём, где её невозможно увидеть снаружи, девушка вслушивалась в окружающую темноту. Внезапно она сообразила — свет в салоне — он же выдаёт! Осторожно протянув руку вверх и нащупав тумблер, Нина погасила все лампы. Сразу стало спокойнее на душе. Ровный шум дождя ослабел, почти стих. Ни единого подозрительного звука — скрипа, удара, царапанья — не доносилось снаружи. Может быть, техпомощь приедет раньше, чем насильник вернётся?

Выждав несколько минут, Нина выползла из тесного закутка, держа в руке монтировку, которой отбивалась от вторжения. Мерзавец оказался предприимчивым и сильным, едва не раздвинул створки передних дверей. Она била по его поганым лапам, почти ничего не видя — так слепил ужас! Боже мой, столько лет минуло, а стоило только повториться ситуации, и всё вспыхнуло по-новой, обжигая почти залеченную душу.

Снова слёзы потекли по щекам, унесли в себе пережитое воспоминание. Нина потрогала двери, убедилась, что те плотно закрыты. На корточках передвинулась ко второму ряду сидений, уселась на пол, чтобы держать створки в поле зрения, но не находиться напротив них. Платочком стёрла мокроту с лица, тихонечко высморкалась. Дождь кончился. Сидеть на жёстком полу было неудобно. В салоне стояла абсолютная тишина. Фонари вдоль дороги, горящие не через один, а в лучшем случае, через пять-шесть, почти не разбавляли темноту.

Девушка осторожно поднялась, чтобы только глаза оказались выше кромки окон, осмотрелась. Никакого подозрительного движения. Затаился? Или передумал, отказался от намерения? Получил отпор, понял, что лёгкой добычи не будет и ушёл восвояси не солоно хлебавши?

Так и не решив, что делать, Нина гусиным шагом добралась к заднему сиденью, самому длинному. Там она легла, свернувшись комочком. Насильник, если решит вернуться, не разглядит её в этом углу, а пока он будет раздвигать створки дверей, она успеет подбежать и снова ударить его монтировкой. Для этого она и прижимает спасительную железяку к груди. С ней спокойнее. И всё-таки, как неуютно здесь, как не хочется торчать в этом опасном и пустынном месте, дожидаясь «технички»:

— Господи, очутиться бы сейчас дома, — взмолилась Нина о чуде, которого ей так не хватало все эти годы.

Внезапно троллейбус качнуло. Человеку не под силу расшатать салон так, чтобы девушка свалилась с сиденья. Нина снова испугалась, но совершенно по-иному, нежели недавно. Гул и сотрясение относились к природным явлениям, которые были совершенно безразличны к ней, и не покушались на тело. Нина боялась погибнуть в аварии, от молнии, утонуть в наводнении, как любой нормальный человек, но то — судьба. Её отменить невозможно, она выбирает жертву случайно и не станет издеваться над нею.

Примерно так выглядели философские воззрения девушки, если бы кто спросил Нину. Только никто и никогда не спрашивал о таких вещах вожатую троллейбуса, невзрачную серую мышку, невесть откуда приехавшую работать. Кому она интересна — тощенькая девчоночка, тихо обитающая в комнатке на четвёртом этаже служебного общежития. Конечно, парни сразу попытались вломиться к новенькой, чтобы ввести в хмельной и весёлый круг одиноких сожителей и сожительниц. Однако дверь оказалась прочной и надёжно запертой, а наряд милиции по её звонку приехал очень быстро. Больше с дурой никто не рискнул связываться.

И слава богу! Сколько себя Нина помнила, от мужчин добра ждать не приходилось. В их деревушке только одна женщина ходила без синяков — бабка Варначиха, и то из-за славы ведьмы. Всех остальных мужья колотили по делу и без дела, просто от скуки. А среди немногочисленной молодёжи царил один закон — закон силы. Всех девчонок, как только они входили в пору, разбирали старшие парни, которых было раз-два, и обчёлся. И если потом, пирком да на свадебку, кого-то объявляли женой и уводили на совместную жизнь — считалось, что той сильно повезло.

Остальные девушки оставались невостребованными. Они радовались, если бывший любовник хоть изредка забегал, разнообразя свою сексуальную жизнь. Сколько одиноких подруг сейчас мыкали горе в её родной деревне, Нина могла себе представить. Она благодарила судьбу, что струсила и убежала, куда глаза глядят, страшась вечера, когда этот урод Минька Силай, который прилюдно и бесстыдно запустил руку в её трусы и там причинил невыносимую боль корявым грязным пальцем — сдержит обещание «отодрать».

Спасибо геологам, которые нагнали в горах неказистую деревенскую дурочку и довезли до города. Спасибо инспектору детской комнаты милиции, который не поленился съездить в захолустье, забрать у матери свидетельство о рождении и помог получить паспорт, а потом устроил на учёбу.

Пока она вспоминала прошлое, гул стих. Троллейбус перестал качаться. Ночь тянулась бесконечно. Глаза смыкались, а техпомощь всё не появлялась. Стало светать. Если насильник не возвратился, значит, давно отказался от своего намерения. При дневном свете чёрные дела не делаются. Нина перебралась на водительское сидение, умостила руки на руль, голову на руки, и задремала.

* * *

Её разбудило солнце, нагревшее левую щёку. Протерев заспанные глаза, Нина осмотрелась. Техпомощь так и не пришла. А вот с дорогой что-то случилось. Точнее, не только с дорогой. Всё вокруг выглядело незнакомо.

Троллейбус стоял среди редких, мелких кустиков травы, которые выбивались из трещин асфальта. Местами даже росли молодые деревца, а вот за кюветами начинались настоящие дебри, если судить по высоте подлеска. Сосны, вчера стройные, нынче вымахали настоящими великанами. Те, что стояли ближе к дороге, выбросили могучие горизонтальные ветки едва ли не на десяток метров в стороны.

Встревоженная такой картиной, Нина не сразу обратила внимание на опоры. Бетонные столбы местами наклонились, а кое-где рухнули, надломившись у оснований. Привычные глазу вожатой парные провода — исчезли с небесного фона.

Открыв дверь, Нина выскочила наружу, пробежала назад, поднялась по лесенке на крышу вагона. Троллеи покоились на своих местах, послушно прижатые, как усики кузнечика. Одна, как и вчера вечером — без токоприёмника. Но нигде в обозримой дали не было видно контактных проводов.

Вернувшись в салон, девушка закрыла глаза, чтобы отрешиться от мира. Увиденное нуждалось в осмыслении, а как? Кому известен способ помочь растерянному мозгу усвоить, переварить и понять невозможное? Нина его не знала, поэтому все мысли сразу столкнулись, устроили затор и замерли в неподвижности, робко перекликаясь между собой.

Ощущение беды выплыло неизвестно откуда, громадной тушей нависло над обездвиженными мыслями, словно грозовая туча, готовая вот-вот ударить молнией и прибить насмерть тех, кто не спрятался…

Нина словно выплыла из непрозрачной толщи воды на поверхность. Наверное, то состояние, в котором она пребывала, бог знает сколько времени — но мало, мало, слишком мало! — можно сравнить с неполным обмороком?

Словно её душа выпорхнула из тела, замершего в салоне грязно-синего троллейбуса, взвилась в некие кущи или просто немыслимую высь. Так уже было однажды, когда она пришла искать духовность на занятия биоэнергетики.

В том кружке царила благожелательность. Наставник, Борис, внушал, что способности есть у каждого, вопрос лишь в прилежании и концентрации. На очередном занятии Нина отрешалась от окружающего мира, чтобы уйти в себя. И вдруг это произошло. Она словно провалилась в свет и купалась в нём, не делая ни единого движения, наслаждаясь ощущением невиданного напора сил.

То дивное ощущение, немножко походило на отдых, когда лежишь на полянке весной, ветерок тихонько сгоняет с тела лишнюю теплоту от солнышка… ненавязчивые пчелки жужжат рядом… аромат примятой травы вливается в запахи цветов, а над всем этим блаженством опрокинута бездумная синева с нежными пушинками облаков. И так сладка эта безмятежность, что отрешение от времени тянется вечно…

Но Борис вмешался, вернул и запретил впредь так погружаться, мол, опасно дилетантам… Нина несколько раз пробовала повторить уход в своей комнатёнке, но шум пьянки за стеной мешал сосредоточиться, и она поняла злость наркомана, лишённого возможности получить «приход». Об этом рассказывали соседки по общаге, изведавшие всё на свете.

Сейчас это произошло само собой, без концентрации, на одном испуге и желании понять, что происходит. Ослепительный свет, где блаженство всезнания и абсолютного покоя влилось в душу, сравнить было не с чем, а бросить ради бренного тела?

«Ни за что, — воскликнула Нина, — ни за что!»

Однако всё оказалось непросто. Тоненькая, однако, очень прочная связь — цепью приковала световую сущность к бескрылой, а земное тело настойчиво требовало ответа и влекло душу назад. Горестно крича, Нина вернулась. С готовым ответом, словно подсмотренным в конце задачника:

«Забудь прошлое. Это теперь твой мир. Строй его сама, как пожелаешь».

* * *

Створки дверей раскрылись частично, но копаться в неполадках Нина не собиралась. Отринув всё, что связывало с прежним миром, она протиснулась наружу и решительно направилась в гущу леса. В том направлении протекала замечательная речушка Иня, чистая и неторопливая, где природа создала замечательные затишки, похожие на озера или обширные пруды. Деревенская идиллия всегда была мечтой девушки, так почему бы не начать новую жизнь с чистого листа?

Лес только выглядел непроходимым. Всё-таки сосняк, даже с лиственным подростом — это не чернохвойная тайга. В диком ельнике тапочки девушки вряд ли прослужили бы долго, а вот на толстом ковре сосновой хвои они справились — защитили ноги. Но острые сучочки порой продавливались через тонкую подошву и причиняли боль.

И зачем она отказалась от полезной привычки носить сменную обувь? Вот так всегда: понадеешься на удобства, а они окажутся временными — пожалеешь сто раз! На вахтовке после смены удобно, конечно — до самого порога общаги довозили, а вот как сейчас, собственными ножульками?

— Неважно, перетерплю, — утешила себя девушка, — там, в избушке, должна быть всякая обувь.

Конечно, кто мог помешать ей придумывать то, что хочется? Когда сказка становится былью, а чудо воплощается в реальность — Золушка вправе сама стать феей. Раз уж Нина сумела вырваться из постылого мира вечного насилия и ограничений — сумеет и остальное сделать.

Ей не нужен Воланд, она силой собственного воображения построит домик с цветущими вишнями, придумает и приведёт к порогу настоящего принца, который будет любить её беззаветно… А она — ответно полюбит его за мужество, нежность и красоту, конечно…

Все любовные романы, прочитанные девушкой, нравились ей. За исключением одного нюанса. Любовные сцены. Авторши усердно и однообразно — а зачем, спрашивается? — описывали, как героиня отдавалась любимому. И лгали при этом изо всех сил! Можно подумать, кто-то из читательниц верил, что секс приятен, три ха-ха! Более омерзительного занятия мир не знал со дня творения. Даже в священных книгах отмечено, что бог проклял Адама и Еву за секс.

Собственно, примитивное тыканье оправдывалось только продлением рода, и всё! В том мире, который Нина покинула, она сумела бы обойтись искусственным осеменением, ну да ладно, здесь один раз можно потерпеть. Принц не станет мучить любимую насилием, он не похотливый козёл…

Мечты оборвались, когда бор кончился. Странно. Сказка не складывалась. Милая сердцу Иня блестела извивами и плёсами, безмятежно раскинувшись под утренним солнышком. Но задуманной избушки на берегу не оказалось. Вместо этого луг занимали смятые и поваленные палатки, среди которых бродили, сидели и лежали пёстрые человеческие фигурки. Много. Стайка перепуганных детей и несколько взрослых явно пребывали в состоянии паники, судя по крикам, стонам и рыданиям.

* * *

— Ага! Это испытание, — поняла Нина, бросаясь на помощь, — я должна проявить себя.

Дети сидели на траве и спальных мешках, тихо, а то и громко плача. Несколько девочек лежали с закрытыми глазами, спали, видимо. Наиболее разумным из всех выглядел высокий парень с ярко-синим галстуком на шее. В отличие от остальных взрослых — не бегал и не вопил, спокойно сидел на валуне, зажимая уши ладонями. Такое впечатление — слушал музыку и закрывался от шума-гама. Появление Нины парень заметил:

— Добрый день. Ты откуда?

— Оттуда, — за спину указала девушка, — а что с вами стряслось?

— Связь пропала. Ещё ночью. До сих пор не восстановилась, а ты же понимаешь, каково детям?

Не сказать, чтобы всё, но основное Нина поняла, а додумать недостающее несложно — землетрясение повредило ретранслятор, вот связи и нет!

— Мобильник и у меня не работает, кстати, — отметила она, — а что за сеть? МТС или Билайн?

— Я про вапам, — назвал неизвестную компанию парень, вставая с валуна. — Да неважно! Что делать будем? И давай познакомимся. Дима.

— Очень приятно, я Нина. Так что случилось-то?

Дима торопливо рассказал, что. С его слов получалась жуть какая-то! Палаточный городок ночью трясло так, спальные мешки метались внутри палаток, словно горошины в банке. Разумеется, телам скаутов и вожатых, сладко спавшим, а потом в ужасе проснувшимся от ударов — досталось по первое число. Переломов, по счастью, не случилось, но ушибы получили все. Однако не это ввергло отряд в панику. Пропала связь с миром. Дима поведал это трагическим шёпотом, словно самое важное, причём настолько важное, что утрата сокрушила и деморализовала всех подряд.

— А вы откуда? За вами что, машина не пришла? Можно до города и пешком, тут пара километров, не больше…

— Пешком? Слушай, я и не подумал!

— Конечно! Оставить тут человека три дежурить, чтобы вещи не спёрли, и налегке топать, — разумно предложила Нина.

Вместе с Димой они обошли всех вожатых, возвращая в реальный мир. Честно говоря, девушка не понимала, почему народ так распереживался. Подумаешь, связи нет! Да у них в деревне не то, что мобилок — обычного телефона не водилось! В сельсовете стоял столетний «Алтай», который с огромным трудом добивал до райцентра, и то не каждый раз. И ничего, жили себе, в панику не впадали! Ой, эти изнеженные городские!

Нина так думала, но вслух не говорила — зачем людей обижать? Вместо этого она использовала слова ласковые, добрые, утешала и убеждала, что надо поднимать ребятишек и топать в город, пока погода снова не испортилась. Как-то неожиданно у неё получилось всех успокоить. Дима, хоть и оказался старшим вожатым, но старался помалкивать, только поддакивал Нине.

Успокоить не удалось, но собрать в послушное стадо — такое сравнение лучше всего подходило отряду — получилось. Скатав палатки и разложив имущество в удивительной формы рюкзаки, скауты двинулись в направлении города. А в той стороне творилось что-то неладное.

* * *

Сначала в небе клубились одиночные дымы, но чем ближе подходили скауты, тем гуще закапчивалось небо. Примерно так думала Нина, стараясь мысленно нарисовать иную, идиллическую картину в противовес ситуации. Но чудо так и не произошло, эта реальность не подчинилась замыслу девушки.

Город лежал в руинах. Весь. Ни одного целого здания. Во всяком случае, в перспективе, свободной от пожаров, они не просматривались. Собственно, видимости почти и не было. В воздухе густо висела пыль, от которой запершило в горле. Много людей копалось в обломках, видимо, разыскивая и спасая пострадавших.

— Это война? — Нина спросила у седого мужчины, который заглядывал в щель между искорёженными плитами.

— Не знаю. Ночью все так тряслось, грохотало. Свет погас мгновенно, и пыль, пыль, проклятая пыль! Почему нет ветра?

Дима тронул девушку за плечо:

— Что делать? Отряд ждёт команды. Ты говорила, что мы дойдём и связь восстановится, а ничего нет… Дети волнуются, а штаб нам не отвечает…

— Ой, бросайте всё здесь, идёмте людей спасать!

Скауты бестолковой толпой полезли вслед за Ниной в развалины, дополняя гам и суету, которой и так хватало. Вскоре кто-то из детей вывихнул ногу, его вынесли на дорогу, свободную от обломков уложили на расстеленный спальник. Нина спохватилась, что совершенно не руководит реальностью, а плывёт по течению:

«Так нельзя! Я попала в сказку, пусть не ту, но почему не управляю ею?»

Зажмурившись, она представила, как должна вести себя фея, ладно, пусть просто царевна, если вокруг творится беда? Ну, конечно, первым дело следует всех успокоить, оказать помощь раненым, увести живых от пожаров и пыли. Нужно всех организовать!

Дима отозвался мгновенно:

— Да, Нина, понял, — и бросился уводить детей из опасного места.

Вожатая Люда получила наказ и построила отряд в цепочку, которая занялась подготовкой места для выживших. Матвей отправился на поиски воды — ручья, лужи, болота — любой воды, чтобы можно набрать в котелки. Нина понимала, как важно умыться и попить, когда пыль в носу, в горле, в глазах, да везде!

Антон и Таня принялись отлавливать людей, потерявших разум от шока. Нина показала, как выглядят такие, шокированные и непонимающие, бестолково бродящие или вопящие, не понять что, жители разрушенного города. Вожатые подхватывали несчастных, уводили на расчищенное место, где Люда и помощью детей предлагала воду, успокаивала, заставляла сесть.

Внезапно впереди возникла драка. Мужчина отмахивался, сопротивлялся Антону, отказывался уходить. Нина бросилась на помощь и обомлела. Ужасная картина открылась ей — придавленная обломком бетона женщина умирала, пятная землю каплями крови из рта.

— Её надо освободить, вы что, не видите, — муж отпихнул Антона, снова упал на колени перед женой и потянул её на себя.

— Что вы делаете, — воскликнула Нина, наклоняясь, — вы ж ей боль причиняете! Эй, люди, все сюда, попробуем поднять плиту!

Человек пять откликнулись, подошли, вцепились в край обломка, по команде напряглись и слегка сдвинули его. Муж успел вытащить придавленную, Антон подхватил, Нина и Таня присоединились, ещё несколько человек — и отнесли женщину на расчищенное место. Воодушевлённая успехом группа словно сплотилась, признав Нину старшей. В другом месте они сумели спасти парнишку с размозженной ногой, вытащили девочку с переломом руки, но затем исчерпали лимит удачи.

Мужчина средних лет умер, когда плита, придавившая его, просела от усилий спасателей. Его ужасный крик поразил Нину, словно удар кинжала — Кармен.

Девушка зажала уши, отбежала в сторону и зарыдала. Нет, не такого чуда она ждала от судьбы, не в такой ужас и ад хотела попасть! Какая фея, какой принц? Разве можно начинать сказку с кровавой катастрофы?

Загрузка...