Я — твоё солнце

Глава девятая Дебора переходит на тёмную сторону Силы

Даже не оборачиваясь, я завопила так, будто мне вантузом вырывали грудь, и помчалась со всех ног, толкнув по дороге доставщика.

— НЕ БЕГАЙТЕ, БЛИН! ВЫ ЕЁ НАПУГАЕТЕ! — заорал Джамаль.

Бросившись в другой коридор, я заметила лестницу, но решила не менять направления и случайно своротила вазу, которая с оглушительным звоном разбилась. Однако я бежала не останавливаясь, сжав кулаки в твёрдом намерении убраться подальше от монстра.

Послышались шаги и испуганные крики.

Глухие удары, ворчание.

Ослепнув от паники, я толкнула дверь наугад и спряталась.

В комнате было жарко, душно и влажно. Стоял странный затхлый запах.

Прислонившись к закрытой двери, я перевела дух. На каждой стене висело по террариуму, а на дне каждого — земля, растения, горшки, камни. Прошла секунда, прежде чем я поняла.

Я оказалась в ИХ королевстве.

ТЕОРЕМА НЕПРУХИ НА МАКСИМАЛКАХ.

Едва не сломав запястье, я выбежала и на всей скорости влетела в испуганного Виктора.

— Всё хорошо? Я искал тебя…

— Ну вот, теперь выскочит шишка, — проворчала я, потерев ушибленный лоб.

— Нет! НЕТ! — кричал в прихожей Джамаль. — Вот болван! ВОТ БОЛВАН!

Доставщик лежал мертвецки бледный.

— Помогите мне!

Ну вот.

Послышался грохот металла — наверное, Джамаль рылся в ящике с инструментами. Теперь придётся расчленить тело, чтобы избавиться от трупа.

— Я не шучу! Быстрее, тут всё серьёзно!

Виктор вытаращился, я покачала головой. Однако мы не могли оставить Джамаля разбираться с телом в одиночку.

Виктор взял меня за руку.

Его ладонь в моей.

Его ладонь в моей.

Мы вернулись в прихожую. Я бежала высоко поднимая ноги: если вдруг повстречаю Гертруду, раздавлю её, как изюм.

Добравшись до места преступления, Виктор замедлил шаг, отпустил мою руку и погрузился в размышления.

На войне как на войне.

Мельком заглянув в прихожую, Виктор махнул рукой и мгновенно исчез.

Я последовала за ним.

Жмуриков на горизонте не было: только широко распахнутая дверь и Джамаль, размахивающий чем-то вроде сачка.

Я прижала ладони ко рту.

Он кивнул.

Гертруда ударилась в бега.

По словам Джамаля, далеко уйти она не могла. И наверняка перепугалась до смерти.

Бедняжка.

Он не видел, как она удрала, потому что доставщик пиццы — «наверное, арахнофоб» — её пришиб, уронив терминал для оплаты картами, и свалил.

Думаю, у того парня всё в порядке с расстановкой приоритетов.

Тем не менее мы осмотрели лестницу до первого этажа, дворик и мусорные баки, но надо было смириться с очевидным: Гертруда испарилась.

Два часа спустя мы сидели на поду, разложив картонные коробки: гробовая тишина предвещала незабываемую вечеринку. Пицца остыла, сыр на ней затвердел.

— Она не разрезана. Можешь принести нож?

Едва волоча ноги, Джамаль отправился исполнять просьбу Виктора.

— Жесть. Наверное, она сдохла… — выдавила я.

— Тебе грустно?

— Обидно за Джамаля.

Отломав кусок пиццы, Виктор протянул его мне и проделал то же самое для себя.

— Это просто паук, Дебора.

Люблю, когда он произносит моё имя.

— Была бы она с тебя ростом, сожрала бы тебя живьём.

— Нет, думаю, они переваривают. В этом смысл паути…

В другом конце квартиры послышался голос Джамаля: он говорил сам с собой с какой-то странной интонацией. Так бабушки разговаривают с грудничками: ми-ми-ми мой хорошенький.

— Блин, он от скорби спятил, — прошептала я.

Наверное, я была похожа на тупую луковицу, потому что Виктор посмотрел на меня и расхохотался. Прерывисто переводя дух, он отдышался и разбросал в радиусе трёх метров остатки пережёванной корочки. Я чуть не поперхнулась и, не желая умирать, подавившись куском пиццы, выплюнула кашицу изо рта на угол картонной коробки — леди Дантес. Мы ржали в унисон так громко, что я забарабанила кулаками по полу, чтобы выплеснуть нахлынувшие эмоции.

Было замечательно.

— И тем не менее, — продолжила я, схватившись за разболевшийся живот, — надо, наверное, найти номер срочной психиатрической помощи.

— Ни к чему!

Выпятив грудь, показался Джамаль.

— Она цела и невредима!

— Да ладно?!

— А мы так переживали, — протянул Виктор, притворно прижав ладонь к груди.

— Замолчи, дурак. Короче, она не выходила из квартиры, видимо, спряталась где-то и терпеливо ждала у двери к террариумам. Какое чудо, я без ума от неё!

— Ты спятил.

— Может, и спятил, но теперь можно начинать веселье!

Джамаль сел, театральным жестом разрезал пиццу и тут же отправил половину в свой рот с огромными клыками.

— И давно у тебя пауки?

Очень элегантно — разговаривать с набитым ртом, но я изголодалась.

— Шесть лет. Сначала появилась Жозефина — это птицеед-голиаф. Самки живут дольше самцов, где-то пятнадцать — двадцать пять лет.

— Так, Джамаль, завязывай… Думаю, нам лучше сменить тему.

Виктор подмигнул мне:

— Я тоже так думаю. Поговорим о Тане? Кажется, ты её недолюбливаешь?

— Настолько заметно?

— Скажем, скрывать свои чувства не твой конёк, — хихикнул Джамаль.

Я бросила ему в лицо мятую бумажную салфетку.

— Я тут ни при чём: она просто сучка. Презирает меня. Я отвечаю тем же.

Они заржали.

— Ну тут сразу ясно, что Таня не образец сочувствия. А что с твоими родителями?

Почему Виктор задаёт мне эти вопросы?

— Вы специально заводите разговоры на темы, которые бесят меня больше всего?

— Хотите пива?

— Вот! Наконец-то нормальное предложение!

Виктор согласился. Мы чокнулись стеклянными бутылками. После третьей мне полегчало, вот только живот надулся, и пришлось развалиться на диване. У Джамаля огромная шикарная квартира, но здесь хорошо. Мерзкие темы для разговоров сменились невинной болтовнёй: фильмы в прокате, учителя, занятия бегом (Виктор), личный тренер Джамаля (да ладно!), орущий на него, чтобы тот закончил подход по качанию пресса: «Давай, тряпка, тридцать шесть, тридцать семь!» Обсудили мою аллергию на спорт, эпиляцию зоны бикини, волоски на больших пальцах ног (ну почему, почему я заговорила об этом?), культ идеального тела. Виктор признался, что я хороша такая, какая есть, Джамаль добавил «плюс один». Четвёртая бутылка пива позволила мне принять комплименты и ответить, что они тоже ничего, — последствия алкоголя.

Наблюдая, как они обсуждают какой-то вестерн, я подумала, что кажется, будто эти двое дружат уже долгие годы, хотя впервые встретились только в начале учебного года.

Виктор устроил нам представление, жонглируя мандаринами, — я умоляла его научить меня. В итоге фрукты разлетелись по всей гостиной. Джамаль попробовал жонглировать бананами, но потерпел фиаско. Пришлось соскребать. Я очень долго смеялась.

К часу ночи они собрались проводить меня домой. Я живу всего в двенадцати минутах, но они настояли. Виктор ночевал у Джамаля — в одной из семи комнат для гостей на выбор. На улице мы голосили песни «Битлз»: я пела, Джамаль отбивал ритм на мусорных баках, пока кто-то не обругал нас из окна и мы не сбежали, глупо хихикая. Уже у своего дома я чмокнула обоих в щёчки и поднялась, будто взлетела на ватном облаке, подхваченном лёгким бризом.

Изидор ждал меня под дверью: пришлось тащить его к себе в комнату, чтобы он никого не разбудил — настолько пёс был рад меня видеть. Пьяненькая, я похлопала его по голове, легла прямо в одежде на кровать и уснула, почти даже не вспомнив об Элоизе, маме и папе.

Однако в понедельник, когда я вернулась в лицей, у меня в горле словно застрял комок жёваной бумаги — многогранный шарик.

Я знаю, что у шаров не бывает граней, но думаю, вы меня поняли. Вот некоторые из них:

Тревога от мысли о встрече с Элоизой.

Смешной, милый, симпатичный Виктор, чьё сердце принадлежит Адель.

Планы на каникулы, которых просто нет.

Мама, которая всё воскресенье провела, листая старые журналы, купленные на е-bay. В основном номера «Нэшнл Джеографик». Я сказала ей, что хочу устроиться няней, чтобы заработать на обеды, но она не оценила и протянула мне две купюры по двадцать евро. Однако я не собиралась манипулировать и серьёзно задумываюсь о работе няни.

Отец, который «играл в сквош с коллегой Франсуа».

Три новых записки на зеркале в прихожей.

Получается, у моего шарика шесть граней.

Я нигде не могла найти Джамаля, а на сообщения он не отвечал. Кажется, Виктор избегает меня. Даже страшно узнать почему (уродина + зануда + королева драмы и королева трагедии = я).

Днём я потратила двадцать минут, чтобы убраться подальше от Питомника и засесть в кафе. Выбрав угловой столик, я достала телефон и набрала таинственный номер.

— Галерея «Левиафан», добрый день! — пропищал торопливый женский голосок.

— Э-э-э…

— Слушаю!

— Добрый день… А куда я попала?

— Простите?

Галерея, галерея, галерея… Вряд ли речь о торговом центре, было бы глупо.

— Это художественная галерея?

— Да, галерея «Левиафан». Вы по поводу стажировки для учащихся?

Я молчала в ступоре.

— Yes, I`m coming in two minutes! — крикнула собеседница кому-то, но не мне. — Девушка, я могу вам помочь? Я очень занята.

Я бросила трубку.

Прилипнув к экрану телефона, я в мгновение ока нашла сайт галереи «Левиафан» (мегаоригинальное название, кстати…): выставки живописи, скульптуры, дизайнеров. Большинство работ похожи на мерзкую древесную кору, но есть и неплохие. В любом случае я ничего не понимаю в искусстве.

Галереей владеет женщина.

Почему мама прилепила номер телефона галереи в нашей прихожей? Кому она должна позвонить? И зачем?

Я скопировала адрес в свои контакты.

Обманув все мои ожидания, история с записками стала только запутаннее.

К пятнице накануне каникул комок жёваной бумаги в горле разросся до баскетбольного мяча: я получила десять из двадцати по английскому и восемь из двадцати по философии.

Ровно за пятнадцать минут до урока я сидела в коридоре напротив кабинета 234. Завал с чтением, заданным на дом, заставил меня изменить Жану Вальжану — а заодно и Карри, к которой я уже давно не заглядывала. В итоге я таскаюсь с талмудом в кармане и достаю его только в обеденный перерыв.

А обедаю я одна.

Джамаль заболел. С итало-паучьей вечеринки я его не видела. Отравился. Он мог бы отговориться бронхитом или гриппом, но нет, Джамаль сообщил мне, что траванулся, сопроводив рассказ тонной физиологический деталей, таких как консистенция и цвет. И все эти откровения только потому, что мы преломили пиццу: некоторые люди довольно быстро пренебрегают приличиями.

Так что когда он не сидит в туалете, то пристаёт ко мне с вопросами, как проходят уроки, и присылает двадцать фоток Гертруды в день: Гертруда прячется под листиком, Гертруда заснула — ну, он так говорит, я же не увидела сна ни в одном из восьми глаз, да и вообще, у тарантулов есть веки? — Гертруда в позе лотоса размышляет о смысле жизни, Гертруда наводит красоту перед трюмо и распевает песни Далиды. Ладно, это я уже придумала.

Что же касается Виктора, он сбегает, как только перспектива столкнуться лицом к лицу маячит на горизонте. И нет, у меня не паранойя.

Элоизу будто прооперировали: наверное, сделали пересадку губ. Отрезали скальпелем и на всю жизнь приклеили к губам Эрванна. Интересно, как они едят? Видимо, в операционной ей также удалили часть сетчатки, потому что я там больше не отражаюсь.

Я превратилась в невидимку.

Через два часа наступят каникулы.

В коридоре послышался сухой цокот острых каблуков о плитку и звон ключей.

— Мадемуазель Дантес.

Я поздоровалась с мадам Шмино. Она открыла дверь в кабинет.

— Идите за мной.

Какое ещё бедствие ждёт меня там?

Окна были настежь распахнуты, от недавнего дождя на полу образовались грязные лужи.

— Ну вот, — пробурчала мадам Шмино, — теперь мне придётся убирать.

Похоже, она напрочь забыла обо мне.

— Мадемуазель Дантес, вы читаете «Отверженных»?

— Да.

— И что думаете?

Её вопрос свалился как снег на голову.

— Э-э-э…

Мадам Шмино сдвинула очки на кончик носа так, что я разглядела комочки туши на её ресницах.

Мне очень нравится. Некоторые моменты довольно сложно переварить, иногда читаю по диагонали, но история просто потрясная, и мне симпатичен Жан Вальжан.

Блестяще. Достойно диссертации по филологии.

— А кроме Гюго?

— Мне нравится Дюма. Иногда фантастика типа Буля, Мэтисона или Уиндема, классическое и современное фэнтези. Хемингуэй, хотя я не в восторге от его увлечения корридой. Леклезио. Превер. Золя. Марсель Эме. Экзюпери. Кессель…

Собственный голос застревал у меня в горле. Глаза мадам Шмино превратились в пару лазерных пистолетов.

— А из философии?

— Фрейд.

Мадам Шмино открыла портфель и достала оттуда кипу папок и пенал.

— А каковы были ваши школьные успехи до недавнего времени?

— Довольно неплохие.

Она кивнула.

— У вас сейчас какие-то проблемы?

Я не смогла сдержаться и покраснела.

— Нет…

Лазерные пистолеты.

— Мадемуазель Дантес, мне кажется, что вам сложно упорядочить свои мысли. Вы перескакиваете с одного на другое. Попробуйте с сегодняшнего дня придерживаться следующей формулы, когда будете писать очередное сочинение: тезис, антитезис, синтез.

Наверное, я была похожа на дохлую форель, потому что она пояснила:

— Аргументы за, против и объединить, мой генерал.

— Хорошо…

— Тезис — это ваша основная мысль. Вы её аргументируете, приводите примеры, доказательства, на которых строится ваше рассуждение. Вы можете развить несколько идей, но не больше четырёх. Антитезис — это работа с противоположной точкой зрения по такому же принципу. И наконец, синтез. Попытайтесь найти золотую середину. А в самом начале сочинения возьмите на себя заботу написать небольшое вступление. В конце — заключение. Десять строк, не больше. Этот приём довольно схематичный и базовый, но верный. Когда вы поймёте, как выстраивать собственную мысль, сможете отойти от первоначальной модели.

Шум в коридоре нарастал, и чья-то голова выглянула из-за двери. Таня.

— Можно войти?

— Нет, подождите пару минут.

Таня бросила на меня ядовитый взгляд.

— И закройте за собой дверь.

Мадам Шмино повернулась ко мне.

— Вы поняли, мадемуазель Дантес?

— Кажется. Надеюсь.

— Я дам вам задание на каникулы. Придерживайтесь этого плана. Потом обсудим, если потребуется.

Я стояла как вкопанная.

— Ну же, теперь можете идти к одноклассникам!

Тезис, антитезис, синтез.

В коридоре, окружённая гамом тысячи голосов, меня поджидала Таня, скрестив руки на груди. Она смерила меня взглядом с высоты своих десятисантиметровых каблуков:

— Как дела, подхалимка?

Виктор сидел далеко и барабанил по клавиатуре телефона.

Не обращай внимания. Ни на кого.

Тезис, антитезис, синтез.

Тезис: у моей матери интрижка с владельцем или работником именитой галереи. Антитезис: мама скучает до посинения, умирает от одиночества и мечтает купить дорогущую картину, пока отец резвится с секс-бомбой. Синтез: дела у мамы плохи.