Я — твоё солнце

Глава двадцать четвертая На дворе у Деборы ещё не май месяц

Вечер в компании Виктора и Джамаля прошёл хорошо: мы смотрели фильмы на компьютере, прижавшись друг к другу втроём на кровати. Джамаль устроил так, что Виктор оказался между нами, поэтому моё тело непрерывно вибрировало полтора часа. Сюжет фильма совсем не запомнился.

Я уловила только какую-то волшебную неразбериху, тепло и запах Виктора и опьянение от его близости.

Закончили мы ведром мороженого. С одной ложкой на троих.

Иногда я прижималась крепче, двигалась, и мне даже казалось, что Виктор делает то же самое. Дело тут, конечно, о моём воображении, но как-то всё равно. На полтора часа он был только мой.

Теперь можно и умереть спокойно.

Закрывшись в своей бывшей комнате, мама не показывалась на глаза. Меня мучило любопытство, я металась между верностью своему слову и ненасытным желанием узнать. Я боролась, но всё же: чем она там занимается?. В приступе бешеного оптимизма я даже поискала в интернете, сколько стоит телескоп. Через окно я могла бы подсмотреть…

Мама принесла пиццу нам в комнату.

Она почти не взглянула на Виктора.

И никаких комментариев после.

Даже не знаю, что думать.

Каникулы приближались на всех парусах. Мрачнея с каждым днём, Виктор готовился к поездке в Лондон в компании Адель.

Джамаль проведёт две недели с Тео в Куршевеле. Я вышла от него, когда тот метался в шмоточной панике («Мне надеть красные или жёлтые штаны?»). Взвинчен он был не на шутку.

Элоиза поедет с родителями на Тенерифе. И даже возьмёт с собой конспекты: она чётко дала понять, что решила сохранить лицо.

— Я во всём призналась Эрванну, — прошептала она мне на ухо в пятницу вечером, в последний день занятий.

— И?

— Он расплакался.

У неё было какое-то странное выражение лица.

— Стало жаль?

— Оказалось, он думал, что не сможет иметь детей из-за одной болячки, которую подхватил в Африке.

Ах да, забыла: Эрванн вырос в Африке.

— То есть он плакал от радости?

— От облегчения, от радости — называй как хочешь. В любом случае он признался, что это был лучший день в его жизни.

— Какой дурак.

— Тут я согласна. Но он так хорошо целуется. Нельзя же получить абсолютно всё.

— Попробуй для начала сдать экзамены. А потом посмотришь, что делать с языкастым парнем.

Отец оставил нам машину в воскресенье утром, однако вместо того, чтобы бросить ключи в почтовый ящик, он постучал в дверь.

По крайней мере, я так предположила, когда, поднявшись с утра, застала их с мамой на кухне. Они пили кофе.

Он потянулся поцеловать меня, но я отвернулась и оттолкнула его:

— Не подходи. У меня воняет изо рта на километр.

Родители рассмеялись.

Вместе.

Я чуть не достала телефон и не сфотографировала их такими, но мне скоро восемнадцать, и надо вести себя соответствующе. Ответственно. Короче, ни под каким предлогом их снимать нельзя.

Я выпила кофе и отправилась в душ. Когда я вышла из ванной, папы уже не было.

Но он оставил для меня пакет.

Книги, блокноты.

Всё куплено у Карри.

Можно сказать, отец отличается наблюдательностью — этот факт до сих пор ускользал от меня.

В деревенском доме пахло сыростью, однако я была счастлива.

Мама развела огонь.

Мы много и долго гуляли. Изидор перепрыгивал через гнилые поваленные стволы, вынюхивал что-то в папоротниках своим чёрным носом, выискивал следы кабанов — отпечатки от их рыл отчётливо виднелись на земле. Он даже откопал кусок пня и теперь таскал его с собой повсюду, как любимую игрушку.

Птиц было море, все они рассказывали истории о червях и ястребах, щебеча дни напролёт и наполняя своим пением небо.

Днём я читала, повторяла уроки, записывала, потела и даже отправила письмо бабушке.

Начала книгу Анастасии Вердегрис.

Довольно суровая. Сбивает с толку.

В общих чертах история достаточно далека от цветочно-плюшево-светящейся атмосферы с бантиками и рюшечками. Мне нравится смелая героиня, которая живёт в оригинальном, сложном и несправедливом мире (наконец-то! Никаких тебе лошадей и якобы средневековых рыцарей!). Короче, эта зрелая история лишила меня дара речи и не оставила места стереотипам (вроде злая старуха = злая старуха). Даже смешно: неужели за эти несколько месяцев я так и не поняла, что жизнь гораздо сложнее, чем кажется?

Однажды вечером, пока мы поглощали блины, сидя у искрящегося огня, мама отпустила уморительную реплику:

— Я рада, что повидалась с твоим отцом. Заживать будет долго, но процесс пошёл.

Несмотря на медицинские сравнения, всё было ясно.

Мама поднялась со дна.

Ещё один удар по картине «Женщина на кухне» — так я обозвала свое воспоминание о ее попытке суицида. Так легче дистанцироваться.

Мама привезла с собой целые вёдра клея, два чемодана, в которых позвякивало что-то вроде посуды, и всё это барахло отправилось в третью комнату. Однажды, пока мама была в туалете, я поднялась на второй этаж и приоткрыла дверь.

В чемодане лежала кафельная плитка, а на столе — клеёнка с… начатой мозаикой.

В форме мандалы.

Я бесшумно закрыла дверь.

В больнице мама брала уроки мозаики.

Может, Виктор и прав: она хватается за что-то, пытается успокоиться как может. Я стараюсь не паниковать.

От Элоизы приходят эсэмэски с вопросами по философии или об исторических датах. Видимо, она и вправду занимается. Я отвечаю на сообщения точно и основательно. О пижамной вечеринке и том, что было «до», мы не разговариваем. Хотя я часто об этом думаю.

Мамины слова не забываются: то, что она пережила, травмировало её и перевернуло всю жизнь с ног на голову. Первая ласточка: Элоиза решила взяться за ум, и это отлично. Но я пообещала себе не расслабляться. Что-то подсказывает — скоро ей понадобится моя помощь.

Шесть дней лесной идиллии прошли слишком быстро.

Хотелось бы мне и дальше слушать птиц, которые начинают петь с пяти утра, под ажурным от шуршащей листвы на деревьях небом перечитывать конспекты в шезлонге, завернувшись в три пледа, пропахших костром. Мне даже плевать, что Изидор пускает слюни на мои записи, отчего расплываются чернила. Лишь ветер в молодых кронах и медленный танец ветвей вокруг.

Изидор попытался протащить с собой в машину пахнувший грибами кусок пня, который уже начал крошиться. Я забрала у него деревяшку и бросила в папоротник, однако пёс тут же помчался за ней и приволок обратно, виляя хвостом. Пришлось пустить его в машину с куском пня.

Когда мы вернулись в Париж, я почувствовала, что отдохнула. Обилие зелени успокаивало, а в воздухе всё ещё чувствовался запах сырой земли.

Во вторник вечером второй недели каникул я получила сообщение от Джамаля:

«Тео переезжает в Нью-Йорк в следующем году… Я опустошён, как Новый Орлеан после урагана „Катрина"».

«Выдвигаю тебя на звание королевы драмы в этом году против Элоизы, и, похоже, ты его выиграешь. Теперь у тебя есть крутая отговорка, чтобы сваливать в Нью-Йорк на каждые каникулы, не понимаю, что в этом печального».

«Do you believe so?»

«Ну вот видишь, ты уже и языком владеешь. Конечно, я believe so. Швейцария или Штаты — разницы никакой, ну кроме психологической составляющей. Но эй! Кто у нас тут специалист из династии мудрецов садху по части давить материю и успокаивать разум?»

«Я-я-я-я-я!»

Затем последовал поток сердечек, смеха до слёз и аплодирующих ладоней.

Пальцы сами выдали мою подавленность, напечатав:

«А как там Виктор? Есть новости?»

«Да. Он возвращается из Лондона в пятницу. Ходил в музей Гарри Поттера».

«Везунчик».

«Но я понял намёк; боюсь тебя расстроить, он до сих пор с Адель. Очень печально брать на себя роль гонца с плохими новостями».

Я отправила ему средний палец — моя новая фишка, спасибо бабуле Зазу.

«А вообще, Дебо, у тебя ведь день рождения седьмого мая?»

«Да:)»

«Отпразднуем в субботу у меня? Вечеринка с „трупами" и пиццей? Сможешь оставить маму на время?»

«Скоро узнаем!»

Когда я проснулась в среду утром, мама уже ушла.

И я решила позволить себе честно заслуженный перерыв и провела весь день за просмотром сериалов, начав «Доводы рассудка» Джейн Остин — книгу, которую подарил мне отец.

Я словно бродила по пустошам в поисках малейшего намека. Любит ли по-прежнему капитан Уэнтуорт Анну? Ожидание просто невыносимо. И почему вдруг он так похож на Виктора? Он же вообще рыжий!

Мамы не было долго — так долго, что я начала волноваться и отправила ей несколько сообщений, но она никогда не отвечает на телефон.

Понемногу потолок посерел.

Я отложила книгу и отправилась в гостиную.

Послушала песни Барбары.

У меня муки любви.

Блин, ну почему всё так сложно в жизни?

Вдруг я страшно затосковала по папе.

И по Джамалю.

И по Виктору.

Так я лежала на кровати, наблюдая, как растёт и поглощает меня целиком дыра в груди.

В квартире звенела тишина. Изидор сидел в моей комнате.

Хотелось, чтобы позвонил Виктор. Или пришёл, прижал меня к себе на этой огромной кровати. Обнял.

Но кровать оставалась пустой.

На часах 18:07. Мамы до сих пор нет.

Она вернулась с тремя огромными сумками после обеда, разбудив меня — я и не заметила, как уснула.

Я тут же подскочила на её кровати. Мама стояла напротив и… улыбалась в первый раз с тех пор… с тех пор как…

С тех пор, как вернулась из своего путешествия.

Я в недоумении уставилась на неё:

— Всё хорошо?

— Да, отлично. Будешь рататуй? Обещаю не спалить.

— С удовольствием. Ты как?

— Ты уже спрашивала, Дебора. И я ответила: да, отлично.

— Ой, прости.

Её лицо сияло!

— Ты выиграла в лотерею?

— Нет. А ты?

— Тоже нет.

Проще дождаться, что платяной шкаф начнёт читать стихи Неруды.

— Мам, ты не против, если я улизну в субботу вечером?

— При одном условии.

— Э-э-э, каком?

— Спустись в магазинчик Карри и купи мне книгу Вердегрис.

Утро понедельника. Мы на финишной прямой.

На другом конце — выпускные экзамены и свобода.

Когда я выхожу из дома и иду в Питомник, на улице уже светло. Ещё чуть-чуть, и будет слышен шелест листвы на деревьях.

Толкнув ворота, я столкнулась лоб в лоб с Виктором.

— Ого!

Да.

Вы всё правильно прочитали.

Прямо так и сказала.

«Ого!»

— Привет.

Если существует какой-нибудь позитивный электрошок, способный в миллисекунду спровоцировать цунами по всему телу, да такое, чтобы бум, тарарах, бам-бам, желудок на месте лёгких, ноги растут из головы, а вагина пускает слюни на правом плече, — это был тот самый момент.

— Что ты тут делаешь?

— Тебя ждал.

— Ты меня ж…

Я прошла вперёд, и Виктору пришлось поторопиться, чтобы поспевать за мной.

— А ты побрился.

— Глаз как у орла!

— Дурак.

— Тебе нравится?

Умоляю, тресните меня, кто-нибудь!

— Не знаю. Надо привыкнуть.

— Справедливо. Как прошли каникулы?

— Отлично! А у тебя?

— Держи, я привёз тебе это.

Он протянул мне свёрток.

— Дай-ка угадаю, ты привёз Джамалю такой же. — Не в этот раз.

— Хочешь, чтобы я открыла сейчас?

— Ну, наверное, так будет лучше.

Я разорвала бумажную обёртку и замерла, увидев содержимое.

— Умоляю, скажи хоть что-нибудь.

— Э-э-э… — Чтобы не рассмеяться, я даже губу прикусила. — Ну это как-то необычно, что ли.

— Да почему? — торопил Виктор, заглядывая мне через плечо, чтобы рассмотреть подарок.

Я подняла голову и уставилась на него.

И снова на подарок.

Чехол для телефона с изображением позорного пса.

За-ши-бись.

Чехол-Изидор.

— Я решила: мне очень нравится.

Виктор одарил меня широкой улыбкой. Я пошла дальше.

— Подожди.

Порывшись в сумке, я достала телефон. Виктор взял его у меня и надел чехол — ох уж эти нахмуренные от сосредоточенности брови… Как перед ними устоять?

— Где ты его раздобыл?

— Когда мы были у тебя в субботу перед каникулами, я заснял Изидора. Знай, что он сотрудничал с удовольствием — из этого пса может получиться отличная модель.

— Не сомневаюсь в этом ни на секунду.

— Но тогда я ещё не придумал подарок. А в Лондоне оказался рядом с одним магазинчиком, который изготавливает чехлы на заказ. И тут — бам — эврика!

Он думал обо мне.

В Лондоне.

Хотя гулял с Адель.

— Ладно, признаю, выглядит чехол безвкусно, — проронил он.

— Просто верх безвкусицы. Но теперь тебе придётся заснять меня вместе с этим чехлом. И Изидором.

— А потом мы закажем новый чехол: с тобой, Изидором и твоим чехлом с Изидором.

— Именно.

— Ради этого стоит вернуться в Лондон.

— Не так ли?

Мы дошагали до Питомника.

Я чувствовала себя жалкой, но у лицея стояла Таня со стайкой своих верных индюшек: они видели, как я пришла в компании Виктора — то есть вдвоём с Виктором. Я едва сдержала злорадную улыбку, как в дешёвых сериалах, когда герою удаётся отомстить за себя.

Джамаль тоже пришёл с подарком — снежным шаром, внутри которого красовалась фотография нас троих.

— Вы договорились, что ли, о подарках с фотками?

— Почему ты так решила?

Немного смущаясь (хотя чего тут стесняться?!), я показала ему новый чехол для телефона.

— Телефон с позорным псом! Очень круто, да?

— Виктор превзошёл себя!

— А я, как обычно, плохая подруга без подарков.

И я не выпендривалась. Мне правда было неловко.

— Да, но всё нормально. Скоро у тебя день рождения, это всё только цветочки, ягодки будут в субботу.

Виктор улыбнулся.

Что эти двое задумали?